МОЯ МАМА - НИНА НИКОЛАЕВНА СТЕПАНОВА 1998 год
ЛИХИЕ 90-е
ГЛАВА 8 1998 год
ЧАСТЬ 5 МАМА
МОЯ МАМА
После смерти отца (Владимира Васильевича), мама (бабушка) стала сдавать с каждым днём. Сказалось в первую очередь то, что 7 лет она была «прикована» к постели больного отца. Мы с Милой покупали продукты и мама,практически, никогда не выходила из дома. Я думаю, что не только её мозг, но и мозги любого здорового человека «завихрились бы» от многолетнего заточения. По другому это не назовёшь.
Ну, и во вторую очередь – возраст. Ей шёл девятый десяток. Она забывала всё. Чтобы что-нибудь запомнить, она вела записи. Причём, то, что она уже записала, она забывала и записывала вновь, и записывала на всём, что подалось под руку.
И так, всё время.
Сразу же после смерти папы, она попросила оставить её одну. Она на пустом диване расставила его фотографии, грамоты, документы. Как окаменевшая, она сидела так несколько суток. Начала потихоньку ходить, когда мы сказали, что увезём её из дома к Миле или ко мне. Немного отошла она от оцепенения только после сорокового дня. Началась весна. Милочка собиралась в деревню, где они с Володей купили дом, а мы тоже – на дачу. Мы понимали, что маму нельзя оставлять надолго одну. Она выйдет из дома, потеряется, заблудится, и мы её больше не найдём.
И вот, для мамы началась очень трудная психологически – жизнь. То Милочка забирала её на дачу, то мы её везли к себе. Мы насильно оторвали её от родной квартиры, от того во что она вросла каждой своей клеточкой. Ну, и, кроме того – там, в Дзержинке остались могилы Боречки, Бабуси и теперь – папы Воли.
И, конечно, когда мы привозили маму на дачу, мы всё время были заняты своими бесконечными делами, и поэтому мало уделяли ей внимания.
Помню однажды, сидя на лавочке, на крылечке нашего маленького домика, мама задумчиво сказала – «Я всё могла представить, но, что мне придётся на старости лет ещё раз пожить в бараке, я и подумать не могла». Действительно, спали мы с мамой в нашей малюсенькой комнатушке без дверей, похожей на купе вагона. Да, и весь наш домик был крохотным, игрушечным, но для нас он уж никак не был бараком.
В июле, в день рождения Татьяны Викторовны, они с Олегом приехали к нам на дачу. Накрыли стол, дружно посидели, распили бутылочку. Мама пожаловалась, что что-то плохо себя почувствовала. Пошла и прилегла на свою постель. Через некоторое время я пошла её проведать. Смотрю – она задыхается. Я позвала наших.
Т.В. и Олег использовали все свои возможности, чтобы как-то поддержать её. Таня и я дежурили по-очереди всю ночь около неё. Утром решили сразу же ехать в Москву. Т.В. поставила диагноз – тяжелейший инфаркт. И не ошиблась.
Маму посадили в машину к Олегу, так как у нас сидели три собаки. Доехала мама домой нормально. Сама вошла в комнату, где спала у нас всегда. Сама разложила свою одежду в шкаф и сказала – «Ну, вот, Ира, я уж к вам с Витей как-то прибилась. Я и дальше останусь с вами жить». Я уговорила её прилечь, а сама, по совету Т.В., вызвала скорую помощь. Приехали врачи, сняли кардиограмму, поставили диагноз – тяжелейший инфаркт, и сказали, что они за её жизнь не отвечают, нужно немедленно отвезти её в реанимацию. Я с трудом уговорила маму поехать в больницу. Скорая помощь отвезла нас в 20-ую, нашу районную.
Мама даже не поняла сути происходящего. Она никогда в жизни не лежала в больницах. И сейчас, при её ослабшем уме, когда её поместили в реанимацию, она решила, что мы её нарочно туда запрятали. Вставать ей не разрешали. Нас в реанимацию не пускали. Мы приходили в больницу каждый день. Просили старшую реанимационную сестру проследить за тем, чтобы маме создали какие-то улучшенные условия, говорили, что готовы за это заплатить. Наивные люди. С нас и потребовали – 600 руб. Это были очень большие деньги. Но потом с нас взимали по 600 руб. каждые сутки, но, скорей всего, маме ничего особого не улучшали.
Дежурная сестра рассказала нам, что мама то просила позвать дочек, то принималась нас ругать, говоря, что мы её сюда запрятали, чтобы завладеть её квартирой. Прошла неделя. Мы были в полном неведении, что будет дальше. Пошли к заведующей реанимацией. Спросили, в чём заключаются «услуги» за 600 рублей ежедневных «взносов». Не думаю, что это явилось для неё откровением. Тем не менее, она сказала, что маме лучше, но она не советует сразу забирать её домой. Она сказала, что маме предоставят отдельную маленькую палату, примыкающую к реанимационной. Там её ещё подлечат. А нам разрешат свидание.
На следующий день, с утра, мы все приехали в больницу. Мамины вещи перенесли в палату. Мама занервничала. Когда стали собирать её вещи, она подумала, что сейчас её заберут домой. Доктор сказала, что пусть к ней кто-нибудь пройдёт один и успокоит её. Пошла Стэлла. Через несколько минут она вышла, какая-то вся расстроенная. Когда она стала уговаривать маму (бабушку) остаться в больнице ещё несколько дней, и мама это поняла, она беспомощно, с обидой и страхом вскрикнула и... потеряла сознание. Стэллу попросили уйти, сказав, что сейчас постараются её реанимировать... На самом деле, сделать уже ничего было нельзя. Её старое, больное, несчастное сердце остановилось...
Мы все стояли, даже не в коридоре, а на лестничной клетке, подпирая стены. Наконец, к нам вышла заведующая. Она произнесла «речь», о том, что, к сожалению, так бывает, что сейчас мы помочь ничем не можем, что нам нужно поехать домой и т.д. и т.п. Мы, действительно, поехали по домам. Стэлла знала, что случилось, так как мама умерла на её руках. Но нам прямым текстом об этом никто не сказал. И только, когда я уже ехала в трамвае, меня пронзила мысль, что мамы уже нет в живых. Я захлебнулась беззвучным рыданием...
Правду говорят, что всегда, если не все, то, по крайней мере, многие, после смерти близких людей долго испытывают раскаяние, и чувствуют свою вину в том, что не долюбили, не дожалели, не сберегли...
По крайней мере, я ощущаю это всю оставшуюся жизнь. Но уже ничего не вернёшь.
Похоронили маму в Дзержинке. Опустили в Боричкину могилу, так после его захоронения уже прошло 38 лет.
Вот так, мы оставили на старом Дзержинском кладбище своих ушедших в мир иной близких и дорогих – бабусю, Боричку, папу и маму. Я думаю, что, именно, в этом месте я вспомню два сна, связанных с этим местом. Сны снятся мне почти каждый день часто. Но, иногда, они бывают вещими.
Бабусю я видела в снах очень редко. Но вот года два назад, мне снится бабуся. Она какая-то вся встревоженная, что-то хочет мне объяснить, а я не пойму - что... А через несколько дней мне позвонила моя сестренка - Милочка и рассказала, что они то ли возвращались с дачи, то ли перед поездкой на дачу, решили заехать на кладбище к нашим родителям. Мы с Витей уже сами не можем ездить так далеко, поэтому зависим от детей - когда они нас куда-нибудь отвезут. А Милочка с Сережей часто навещают родные могилки. Спасибо им за это.
Так и в тот раз - что-то подтолкнуло их, потянуло и они заехали на кладбище и, как оказалось, вовремя. У нас в оградке стоит три памятника: один из серого мрамора - бабусин, из черного мрамора - Боричкин и коричневый памятник - был поставлен отцу, а потом туда добавили надпись в память о маме. При кладбище работала граверная мастерская, которая выполняла работы и по изготовлению памятников. Так вот эти сволочи, по другому их не назовешь, присмотрели бабусин памятник. С обратной стороны памятник был не обработан. Так они сделали пробный обтес - проверяли - настоящий ли камень. Затем вывернули его из постамента и привалили к ограде. Им оставалось его только вывезти и тогда ищи свищи... И в этот момент появилась Милочка. Конечно, она подняла всех, кого смогла - "на ноги". В общем, памятник поставили на место, зацементировали, привели в порядок.
Бабуся лежала парализованная три года. Незадолго до того, как слечь в постель с инсультом, она попросила меня отвести ее на кладбище. Тогда там была еще только одна могилка - Боричкина. Мы посидели на деревянной лавочке и бабуся попросила меня о том, что когда её не будет, чтобы не ставили ей дорогих каменных памятников, а поставили бы простой деревянный крест.
Когда её не стало, я передала её просьбу отцу, но он сказал - "Я что, не в состоянии поставить своей матери хороший памятник?" И был установлен красивый серый памятник, достойный светлой памяти о ней. Но у меня вопрос другой. Ведь, она не хотела этого памятника при жизни, но, вероятно, потом приняла этот подарок сына, сделанный от души и сердца. Иначе, как объяснить, что она звала меня на помощь, а я не поняла. Каким-то образом это прочувствовала Милочка и, слава Богу, успела вовремя.
Говорят, видеть во сне умерших родителей - значит, что они тебя о чём-то предупреждают. Может быть, это и так, но у меня был сон явно не предупреждающий, а укоряющий... Вскоре после смерти мамы - мне снится сон. Я вижу маму в гробу. Она вся корежится от злости, грозит руками, буквально извивается и повторяет всего одну фразу - "Где мое голубое платье? Где мое голубое платье?"... Сон на меня произвел сильнейшее впечатление. Я долго не понимала - к чему бы он?... и только немного позже я поняла, что вопрос был обращён ко мне в самом прямом смысле.
Ещё при жизни, когда мама работала на предприятии, кто-то привозил из-за границы и продавал красивые шмотки. А, может не привозил, а просто доставал и перепродавал, но вещи были, действительно красивые и модные. Я помню: мама купила себе верблюжью кофту с длинным пушистым ворсом фиолетового цвета - предел моих мечтаний. Я за всю жизнь себе так и не позволила ни одной дорогой вещи. Кстати, мама тоже не могла особенно себя баловать такими покупками. Она чаще покупала недорогой материал и шила платья себе сама.
Но однажды, она себе купила платье голубого цвета - гофрированное, с пояском, без рукавов, с простым круглым вырезом. Но шёлк и гофрировка и не требовали какого-то другого фасона. Платье было нарядным. Мама его любила и одевала только по праздникам.
Прошли годы. Заболел папа. У него, так же, как и у бабуси - случился инфаркт и он пролежал в постели семь лет. Видимо, у нас в семье это наследственное... Последнее время мама, практически, уже не выходила из дома. А оттого, что она была вынуждена семь лет жить в замкнутом пространстве, ухаживая за отцом, каждый день делать одно и то же, да, и думать об одном и том же с маленьким разнообразием всего происходящего, у неё очень быстро стал развиваться склероз головного мозга. Но это - так, попутные воспоминания... Маме, естественно, было не до нарядов. И, вот, однажды она уговорила меня взять себе это голубое платье. Я соблазнилась и взяла, хотя одевать мне его было некуда. Так и висело оно у меня в шкафу.
А когда, однажды, я взяла его в руки, оно стало у меня расползаться на глазах, как говорят. Просто оно истлело от старости. А, может быть, шелк был сам по себе не очень высокого качества? Я смотрела на платье и думала - может быть, можно что-нибудь из этого материала сделать? Но платье расползалось на лоскуты. В конце концов, я его в разорванном безобразном виде сложила в целлофановый пакетик и спрятала куда-то подальше, чтобы оно не попалось на глаза маме. Папа уже умер и мама временами жила у нас в Москве или на даче. И, хотя мама - маленькая седая старушка - про это платье, также, как и про все свои другие уже не вспоминала, ей было бы неприятно видеть то, что от него осталось...
Но каким образом она вспомнила об этом голубом платье в потустороннем мире и явилась мне во сне, призвав меня к ответу - где её голубое платье?...