Акация еще не отцвела. Дожди упруго стегали ее по снежным соцветьям, даря ароматный шлейф земле. Во мраке посадки перемежаются силуэтами бледных приведений, внутри которых, спрятавшись от весенних красот, яростно поют соловьи до рассвета. Май уходит красиво, в богатстве запахов, и если начиналось все с бесконечности оттенков сирени, продолжилось дурманом акации, то завершится он – медовым раскатом липы. И это метафора человеческой жизни, объяснить которую мне не под силу. Только за этой суматошной жизнью, добавляющей мороки пчелам, лишь тягучая нота тимьяна, летящая в звенящую даль лета, которое сирени, акации и липе представить страшно, а то и невозможно.
Облака неумело пародируют акации в небе, звезды – цвет липы, а ночь, особенно на исходе – омуты сирени. Земля берет грандиозный реванш за собственную скудность в зимние месяцы. И если бы эти кусты и деревья распускались бы единовременно, то небосклон сбежал бы с насиженных мест и пережидал триумф рассвета природы в глухих ущельях. Смывал накипь со звезд в холодных ручьях, выбивал из туч пыль, настаивал тушь ночи на экстракте фиалки. И потом небеса, ближе к июлю, выходили бы на сцену, приукрашенные и отдохнувшие, чтобы стыдить твердь августовскими тирадами из падающих метеоров.
И разве майские грозы не объясняют зависть и гнев неба? Разве все эти потоки воды не несут в себя цели преуменьшить яркость красок цветущей симфонии? И радуги, то и дело вспыхивающие поперек пространства, не попытка отвлечь человеческий глаз от императорских декораций, обещающих театру аншлаг в виде влюбленных и поэтов? Если и так, то воздушная стихия никогда не признает неловких попыток своровать каплю внимания и к себе. Она, как былая примадонна, страдает от равнодушия публики и поэтому строит козни молодой выскочке, берущей восторг – исключительно напором молодости, но никогда не талантом.
Удобнее всего наблюдать за ходом сражения в зеркале воды. Великолепно подойдут лужи, пруды и озера, вялые реки и заросшие камышами старицы, потому что наполняющая их влага – флегматично нейтральна. Она ровным счетом берет дань и с небосклона, и со склонившихся над своими широкими глазами нарядных деревьев, компилируя в себе достоинства бесшабашной молодости и космического опыта. Она поставляет снаряды для небесных гаубиц и снабжает провиантом корни главных актеров мая, и поэтому ей весело и привольно, она журчит и переливается, булькает и водит за черешок дубовые листочки по своим мощеной фольгой площадям и показывает им памятники облаков, полегших за правое дело.
Так играют в военное дело стихии, а вроде чего такого уж особенного в цветении акации?