*** V. Гудаута - Як-28П и Су-27 ***
Подошло время проводить моему автомобилю техосмотр. Поехал в местное ГАИ. Спрашиваю у дежурного, как мне пройти техосмотр. Тот сказал, что тут где-то ходит старший лейтенант, подойди к нему. Нашёл во дворе скучающего милиционера. Обратился к нему. Тот только сказал:
- Техпаспорт давай!
Он достал из кармана маленький штампик, подышал на него и поставил в техпаспорт отметку. Молча отдал мне. Я спросил:
- Что я должен?
- Ничего, дорогой, счастливого пути!
Всё, техосмотр пройден!
Погода в июле самая разнообразная. От звенящего ПМУ днём до жёсткого минимума ночью. Летаю «всё подряд» - парой на воздушный бой днём, ночью перехваты на малой высоте с посадкой в минимуме, полёт «на потолок», самостоятельный поиск – «охота» в СМУ. На аэродроме очередные сборы каких-то парашютистов. Командует Бирюков. Он, кажется, в большом авторитете у московских «парашютистских» начальников, доверяют ему сборы самых разных команд парашютистов. Мужик он толковый, парашютист опытный. Как-то показывая на свои ноги, произнёс:
- Вот, шесть тысяч прыжков без капремонта!
Это в переводе на человеческий язык означает, что за шесть тысяч парашютных прыжков он ни разу не ломал ноги, что у парашютистов почти обычное явление. Кстати, вскоре он таки сломал ногу. И прыжки были обычные, ничего экстремального. Вот, что значит – «не буди лихо»!
Мы с Петей Васильевым регулярно, как только появлялась возможность, участвовали в прыжках. Начинали мы с самого простого и надёжного парашюта Д-1-5У. Это был простой парашют, с ним прыгали и на принудительное раскрытие и на ручное, он ещё и управлялся. Он и был предназначен для начинающих парашютистов и для лётчиком. Хотя для лётного состава и был специальный парашют «ПТЛ-72». Он так и назывался – «Парашют Тренировочный Лётчика», площадью 72 квадратных метра, то есть площадь у него была приличная, что делало его скорость снижения у земли относительно небольшой и более безопасной. Ещё его называли – «Парашют Тяжёлых Людей». Но таких парашютов было мало, они были более сложными в укладке и лётчики обычно прыгали с Д-1-5У. Мы уже были более «продвинутыми» парашютистами, сами укладывали парашюты, прыгали с десантным парашютом Д-6 на ручное раскрытие, с задержкой. У Д-6 был небольшой стабилизирующий парашют, который выпускался сразу после отделения от самолёта и стабилизировал падение. Парашютист не кувыркался, падал стабильно и мог уже осмысленно вручную открывать парашют по истечении заданного времени, выдернув кольцо. Всё это касалось, конечно, начинающих спортсменов-парашютистов, к которым относились и мы.
Настоящие спортсмены, имеющие сотни или тысячи прыжков, прыгали на «крыльях» - ПО-9. Это парашют-крыло, позволяющий парашютисту перемещаться в воздухе и по горизонту. И приземлялись на нём «по самолётному» - строили заход с учётом ветра. Гасить скорость на нём можно было до нуля и мягко «ступать» на землю, но и долбануться можно было, потеряв скорость, и даже сорваться в штопор. Был ещё и парашют УТ-15. Ещё недавно, пока не было «крыльев», это был основной спортивный парашют. На нём спортсмены прыгали неохотно, только, когда не хватало «крыльев». Горизонтальная скорость УТ-15 была совсем небольшая, и на приземлении он имел высокую скорость снижения, а это было «больно»! Ну, а «серьёзные» спортсмены имели личные ПО-9. Мы с Петей имели уже более пятидесяти прыжков, и Бирюков предложил нам «сдать» на «парашютистов-инструкторов». Для этого надо было иметь сто прыжков, выполнить определённые упражнения, иметь прыжки на воду и ночью. Но для лётного состава достаточно было пятидесяти прыжков. То есть у нас было всё для сдачи на «парашютистов-инструкторов», кроме ночных прыжков.
Бирюков занялся организацией ночных прыжков. К этому мероприятию подтянулись ещё несколько парашютистов. Провёл Бирюков с нами теоретические занятия, сдали зачёты. Наступила «прыжковая ночь». На аэродроме выбрали площадку, свободную от ежевики, расставили там шесты с лампочками, у каждого парашютиста на левой руке привязан фонарик. Пару машин освещают своими фарами площадку приземления. Вот и вся разница с дневными прыжками. Полезли сразу все парашютисты, а набралось нас человек двадцать, в чрево Ми-6. Набрали 1000 метров, всё как обычно, только темно. Парашют, конечно, уложен на принудительное раскрытие, Сразу после отделения от вертолёта раскрывается купол, дёргает. Освещаю фонариком купол, стропы - всё нормально, усаживаюсь в подвесной системе, оглядываюсь. Удаляется гул вертолёта, внизу в стороне огни Гудауты, резко обрываются на юге темнотой – это море. Внизу светятся не очень ярко огни ВПП и совсем тусклые лампочки, которыми обозначена площадка приземления. Недалеко в стороне слышу голоса и двигающиеся лучи фонариков – это «коллеги». Тоже осматривают свои парашюты и кричат от восторга. Отвечаю тоже, все обозначились, никто не сближается. По мере снижения огоньки внизу светятся ярче. Ветра особого нет, никуда не сносит. Подтягивая то левую, то правую лямки подвесной системы, я разворачиваюсь в сторону площадки. Внизу уже различаются голоса, слышен гул моторов машин. Видна и освещённая поверхность площадки приземления, проблемы с определением высоты нет.
Приземление происходит как обычно – земля напоминает о своей твёрдости. Всё, первый ночной прыжок есть! Приземляются по очереди остальные парашютисты. Делятся впечатлениями. Ми-6 уже выбросил всех парашютистов, приземлился и подруливает. Снова одеваем парашюты и идём на второй подъём. Так выполнили положенные два ночных прыжка.
Наш «братский» полк, что в Цхакая, переучивается с МиГ-23 на МиГ-29. Начали они летать, осваивать новый самолёт. Естественно, не дежурят. Наш полк дежурит у себя и за них на их аэродроме. Ездим туда по очереди. Отдежуришь неделю «безвылазно» у себя и едешь на неделю в Цхакая. Иногда бывает попутный Ан-26, а обычно ехали поездом. Позже стали ездить и на своих машинах. На поезд билеты были не всегда, проводники брали всех. Бывало, приходилось ехать стоя в тамбуре, народу было битком. В Цхакая мы всю неделю жили в «дежурном домике» - и дежурили и отдыхали, и «были в усилении». Местный полк всегда был в ВВС, Боевое Дежурство раньше он не нёс. Только, когда передали авиацию ПВО в ВВС, стали и они с недавних пор нести Дежурство. Их «Дежурное Звено» отличалось от нашего и от тех, что мне приходилось видеть в разных ПВОшных полках. Если у нас территория Дежурного Звена охранялась часовым и никто, кроме состава дежурной смены не мог зайти, то здесь был «проходной двор». Могли на полёты забрать АПА. На флагштоке висела просто красная тряпка, видимо изображала Государственный Флаг. Ритуал заступления на Боевое Дежурство вообще не проводился.
Интересно, что у нас, в ПВОшном полку всю жизнь при заступлении на Боевое Дежурство поднимали не государственный флаг, а авиационный, или как ещё его называют – «Флаг ВВС». Следили, чтобы флаг был в приличном состоянии, периодически меняли его на новый. А в ВВСовском полку флаг был не ВВСовский?! И даже тот затёртый флаг, что был, никто торжественно не поднимал при заступлении на Боевое Дежурство. Болтался он наверху непонятного вида и состояния.
В один из дней в местном полку проводили парашютные прыжки с лётным составом, и почему-то проводил их наш Бирюков – наверное, не было в местном полку начальника ПДС в данный момент. Я был свободен, решил попрыгать, Бирюков был не против. В первом же прыжке мне не повезло – при приземлении попал одной ногой на кочку, которую среди густой травы не было видно. Удар, боль - и завалился набок. Погасил купол, лежу. Бирюков, как человек сведущий в таких делах, быстро поставил диагноз, покрутив мою левую ступню и послушав оттенки моих криков при разном положении ступни – порыв связок! Ну, блин, сейчас начнётся! Я же на чужом аэродроме, в командировке, несу Боевое Дежурство, в прыжковой плановой таблице меня не было. Теперь, с такой ногой дежурить не смогу, надо мне замену. Да, будут командиры «чихвостить» меня в «хвост и гриву». Так мне, дураку, и надо. Ещё и Бирюкову попадёт.
Доложил я своему комэску о происшествии, он «поздравил» меня и сказал, чтобы я возвращался в Гудауту. Благо, на днях намечался пролётом из Тбилиси в Гудауту, с посадкой в Цхакая, Ан-26. Это мне повезло. Местный доктор сделал на ногу тугую повязку и вскоре был я в Гудауте. Получил строгий выговор, а наш доктор направил меня к местному хирургу ставить гипс. Ходил я с трудом и с одним костылём, но на машине ездить мог. Перевязанной ногой без особых проблем выжимал сцепление. В местной поликлинике хирург, осмотрев ногу, сказал, что гипс ставить не надо – нужна тугая повязка и ждать. У меня «вынужденный» отпуск, «оплаченный» строгим выговором. Не дежурю, не летаю – полное безделье. Непривычно. Езжу на машине в штаб, ковыряюсь с «бумагами».
Где-то, через неделю нога перестала болеть, и на неё уже можно было наступать. Ну, а через пару недель я уже мог ходить, слегка прихрамывая. Не прошло и месяца, как продемонстрировал я доктору свою, как я ему сказал, абсолютно здоровую ногу. Он ступню повертел, покрутил и допустил меня к полётам. Связки на ноге срослись, но движения ступни немного ограничены по сравнению с «неповреждённой». Наш доктор советует щадить ступню, меньше её нагружать. Но, как-то попалась мне книжка о космонавтах и там описывается случай, как один из космонавтов порвал связки на ноге при выполнении парашютных прыжков. После того, как связки срослись, отрядовский доктор посоветовал этому космонавту наоборот больше нагружать пострадавшую ступню, тренировать её вращательными движениями. И, как описано в этой книжке, через какое-то время ступня полностью восстановилась. Решил я взять этот случай на «вооружение». В то время я ещё делал утреннюю зарядку. И вот, во время зарядки старался нагружать свою ступню, вращал её, отклонял во все стороны до предела, приседал помногу. И, со временем, пострадавшая моя ступня не только полностью восстановилась, но и стала более гибкой и больше отклонялась во все стороны, чем «целая».
В середине августа начал я летать, успел сделать одну смену, выполнил пару контрольных полётов на спарке днём и ночью, как бы после болезни. И всё, - попал в Дежурное Звено. Буду «отрабатывать» свой «вынужденный отпуск». Иногда «выпускали» из дежурки. В такие выходные дни мы со своим семейством старались куда-нибудь поехать «проветриться». Ездили в Адлер, совмещая приятное путешествие с полезным посещением продуктовых магазинов. Ездили и на Озеро Рица, поездка туда интереснее всего была своей горной дорогой. А ещё мы любили ездить в Новый Афон, но не в Афонскую пещеру или Монастырь. Там мы были и уже не раз. Самым привлекательным в Новом Афоне для нас было местное хачапури. В одном здешнем кафе делали очень вкусные хачапури. Прямо у нас на глазах пекли эти большие, если можно так выразиться, пирожки с сыром. Получались они аппетитного вида, ароматные с хрустящей корочкой. В середину ещё очень горячего хачапури клался кусочек сливочного масла, он таял и растекался по горячему сыру. Вкус был изумительный. В Гудауте тоже пекли хачапури, но в этом новоафонском придорожном кафе хачапури были особенно вкусными. Может быть, был какой-то секрет? Кто его знает! К хачапури мы брали Пепси, моему трёхлетнему сыну и нам с женой такое сочетание больше всего нравилось.
Однажды поехали мы с семейством в очередной выходной день в город, то есть в Гудауту. Подъехали к набережной, оставили машину и пошли гулять. Тут слышим объявление с предложением прогулки на катере в Новый Афон. Решили поплавать. Солнце, море, брызги солёной воды, чайки кружат над катером и сопровождают его, выпрашивая у пассажиров чего-нибудь пожевать, – красота. Не заметили, как причалили в Новом Афоне. Решили погулять по местному парку. Ноги сами привели к знакомому кафе. Заказали хачапури, ждём. Приносят дымящиеся, горячие хачапури. Полакомились мы, посидели в кафе и собрались в обратный путь. Но катер наш ушёл, следующий будет не скоро. Чего ждать, решили возвращаться в Гудауту попутным автобусом, тем более, что они идут один за одним. Доехали относительно быстро, сошли с автобуса прямо у нашего городка и скоро уже были дома. И только тут я вспомнил, что оставил машину в городе. Ёлки-палки! Пришлось искать, кто отвезёт меня до машины.
Недалеко от нашего аэродрома, километрах в десяти по берегу в сторону Пицунды есть примечательное место, называется Мюссера. Примечательно оно тем, что там располагается бывшая дача Сталина, она и сейчас действующая, отдыхают на ней самые высокие, как говорится, советские и партийные деятели, в том числе и Горбачёв. Прилетают они обычно без всякой помпы на наш аэродром на каком-нибудь неприметном Ту-134. На аэродроме есть, так называемый «литерный домик», к нему подруливает самолёт, там уже ждут встречающие, в зависимости от ранга прилетающего, это может быть секретарь Гудаутского райкома партии, или ещё и Сухумского обкома. Ну, а если Горбачёв, так и из Тбилиси секретарь ЦК компартии Грузии. На время прилёта этого «литерного» борта закрывается воздушное пространство. Усиливается Боевое Дежурство.
Со временем стало доходить до странного – в Дежурное Звено прибывает просто «куча» армейских «особистов» и московских «КГБшников», которых перед прилётом Горбачёва прилетал целый самолёт. Поначалу у всей дежурной смены, начиная от солдат-часовых и кончая дежурящими лётчиками, забирали оружие. А однажды, заставили развернуть дежурные самолёты носом от полосы, как объяснили, чтобы ракета случайно не сошла в сторону «литерного» самолёта!
То, что закрывалось воздушное пространство и не работали аэропорты в Сухуми и Адлере, касалось не так многих. Но перекрывали и автомобильную трассу, потому как «высокий гость» ехал на машине с нашего аэродрома до Мюссеры. Перекрывали трассу, наверное, за час до посадки «литерного». И перекрывали не только участок Гудаута – Мюссера, что составляло примерно 15 км, а от Адлера до Сухуми, а это уже километров 150! Мотивировали тем, что «литерный» борт может по какой-нибудь причине сесть на запасной аэродром – Сухуми или Адлер.
Встреча на аэродроме в «литерном домике» иногда затягивалась надолго и всё это время трасса была перекрыта. С обеих сторон перекрытого участка, скапливалось огромное количество транспорта, людей. Представляю, как эти люди «костерили» «литерных» пассажиров.
Однажды на аэродроме довелось поразглядывать машину, на которой возили Горбачёва. Это был огромный чёрный ЗИЛ, весь бронированный, с толстенными бронестёклами, тяжёлый. На развороте, даже на небольшой скорости, весь кренился под своим весом. Заднее окошко было совсем небольшим, конечно из бронестекла, а вокруг этого окошка сплошная броня! При огромных размерах, багажник машины был очень маленьким, там располагался бензобак, и оставалось лишь немного места для тряпок, которыми водитель постоянно протирал машину при первой же возможности. Для багажа этот багажник и не предназначался. Ещё водитель рассказывал, что впереди под днищем машины находится тяжёлая металлическая плита, для того, чтобы в случае встречного удара другого автомобиля, она срывалась, выскакивала вперёд и гасила удар.
Один из наших лётчиков побывал как-то на этой «сталинской» даче в Мюссере – что-то надо было отвезти с аэродрома на «дачу», какой-то «секретный» ящик, и это «государственное задание» было поручено двум нашим полковым офицерам. Так он рассказывал о том самом «сталинском» доме на этой даче – одноэтажное небольшое здание, издали вроде бревенчатое, а вблизи оно оказывается из сплошного бетона и с бронированными стёклами. Располагалась эта дача на берегу небольшой бухты, кругом горы, лес. Место, по всей видимости, отличное, не зря же Сталин выбрал его для отдыха. Горбачёв часто отдыхал на этой даче вместе с семьёй, видимо тоже нравилось место. При полётах на аэродроме Гудаута, первый разворот после взлёта производился как раз над этой дачей, и поступило указание не пролетать больше над дачей, выполнять первый разворот раньше, сразу же после взлёта, не затягивая. Ну, а чтобы не «рассекречивать» время нахождения товарища Горбачёва на этой даче, пролетать запретили над ней навсегда. В море рядом с дачей всё время дежурил пограничный катер, и даже, как говорили «злые» языки, в акватории бухты дежурила подводная лодка.
И, как дошли до нас «слухи», приказал Горбачёв построить в этом месте новую современную дачу. И началось строительство. Шло оно днём и ночью, это было заметно по искрящей сварке. Позже, у нас на аэродроме, на берегу, построили причал, чтобы можно было добираться с аэродрома на дачу катером. «Злые языки» рассказывали, что на строительство этой дачи частенько заглядывает супруга Михал Сергеича Раиса Максимовна. Контролировала стройку, одобряла или забраковывала отделку, плитку, например. Часто по её указаниям переделывали уже выполненные работы.
* - аэр.Гудаута - 07.85г. На парашютных прыжках.
Фото автора.
Следующее:
http://www.proza.ru/2018/05/19/287