1. *Фокусник* (из историй о маяке)
В воскресенье уже в полдесятого открываются двери этого дома. Там всё готово. Там ждут гостей, детишек разных возрастов. Небольшой коридор наполняется торопливым топотом. Кажется, что кто-то играет в мячик-попрыгунчик, бесшабашно бросает об пол резиновые камушки. Стены вибрируют детскими писклявыми, чуть наивными голосочками, похожими на отзвуки маленьких колокольчиков. Здание оживает. Встречает утро.
Сюда по выходным учителя приводили школьников на бесплатные спектакли. Словом, это событие, которого все очень ждали. Не потому что взрослые наконец-то могли перевести дух и провести время друг с другом. Не потому что ребята под благовидным предлогом хотели побыстрее сбежать из дома, чтобы пообщаться с друзьями. Нет. Просто каждое представление было чем-то новым, подобно глотку зимнего ледяного воздуха, обжигающему легкие непривычной свежестью. Все дело в таланте режиссера или же в актерском перевоплощении? Не то и не то. Театр – единственное место в этом маленьком городке, где можно абстрагироваться от насущных и дел и сменить, если уж не обстановку, так атмосферу. Тут давно уже сложился свой коллектив. Актеры, уверенные, что они творцы прекрасного, а также те, кому не повезло в столице. Режиссер, мастер и гений, только почему-то его постановки смотрят лишь местные. Всех их объединяло то, что они трудились, играли на сцене роли, стараясь внушить доверие зрителям. Увы, они забывали об одном. Видимо, никто из них не знал, что подлинное искусство рождается благодаря работе души, благодаря желанию с каждым днем стать чуть лучше, благодаря движению. Благодаря самой жизни в каждом шаге. На сцене они всегда что-то изображали. Иногда очень увлекались собой и не замечали, что в отточенных движениях нет жизни. Чего нет, того нет. Зато они старались из всех сил понравиться. Перевоплощаться-то они научились, и искренне надеялись, что чудо состоит в перевоплощении. Да, актерский состав средненький. Пьески простые. Но даже это для местных жителей, отравленных скукой, было отдушиной.
Маленькие открытые всему новому зрители иногда засыпали во время самих спектаклей или же неплохо проводили время, общаясь между собой. Учителя потом жутко на них ругались, ибо верили, что поход в театр есть воплощение культурного развития. Однако в антракт начиналась другая, более увлекательная пьеса. Ребята бежали по лестнице вниз, перепрыгивая ступеньки. Ещё бы – на первом этаже буфет, где пахнет только что испеченными булочками. Да и милый дядя фокусник, единственный, кто развлекал их по-настоящему. Вокруг него всегда аншлаг детей, на глазах которых происходило волшебство. Фокусник предлагал каждому вытянуть всего одну карту из колоды, а дальше начиналось чудо. Хитрость, ловкость рук – как говорится, в бою все средства хороши. Но детали его мастерства никого не интересовали. Все обычно хотели научиться делать такие же фокусы, научиться удивлять зрителей.
Однажды произошел случай, полностью изменивший жизнь фокусника, что каждые выходные веселил детей с накрахмаленным скорбью лицом. Снова куча детей. Снова восторженные крики. Снова лучистые глаза и липкие от конфет руки. Всеобщее счастье прервал звонок, сообщающий, что антракт закончился. Будто по команде ребята помчались наверх, ибо опоздания не предвещали ничего хорошего со стороны учителей, а впоследствии и родителей. Бом-бом-бом. Топот. По ступеньками заспешили отбивающие причудливый ритм молоточки.
Всё как всегда. Опустел коридор. Но мальчишка один почему-то остался. Он еще раз деловито прогулялся по фойе и остановился возле фокусника.
- Чего тебе мальчик? – совсем просто спросил фокусник, забыв натянуть привычную улыбку.
- Дядя, а ты волшебник? – прозвучали наивные в ответ слова очень серьезным голосом.
- Хочешь, фокус покажу?
- Да, видел уже фокусы, видел. Почему ты меня обманываешь? – спросил мальчонка. От такого вопроса фокусник как будто проснулся.
- Почему ты так решил? – с удивлением произнес он.
- Ты же где-то этому научился?! А волшебству не учатся.
- Разве это важно, – не зная, что ответить, резко сказал фокусник и сразу добавил, – Ты не опоздаешь?
- Я смотрел уже этот спектакль. Сегодня вместо брата пошёл.
Мальчик замолчал. Встревоженный парень следил за каждым движением светлого, веснушчатого лица своего маленького собеседника.
- Дядя, а какие тебе больше карты нравятся? С сердечками, с крестиками, с ромбиками или с чёрными сердечками? – снова серьезно спросил ребенок.
- Я все их люблю по-своему, – последовал машинальный ответ, но фокусник задумался: «Ну, почему я никогда не думал об этом? Почему мне какой-то малыш задает вопрос, на который я не могу ответить. Я же сам не знаю, какая мне карта больше всех нравится, а какая меньше, или хотя бы какая масть».
- Дядя, но всё же. Почему ты остался тут в этом городе и никуда не уехал. Тебе так хотелось быть волшебником?
- Меня не ждут в других городах. А здесь у меня есть вы, дети, которые дарят мне улыбки.
- Поэтому ты грустишь? Твои фокусы может объяснить и повторить любой фокусник. А мама мне говорила, что волшебство не повторяется, – торопливо произнес мальчик.
- Ну, значит, по-твоему, я не волшебник? – напрямую спросил молодой человек, стараясь обойти голосом ком, подступавший к горлу.
- Нет. Ты волшебник, – строго ответил мальчишка, – Волшебники вообще-то похожи на звезды в небе.
Фокусник поник головой, а когда оторвал взгляд от пола, понял, что мальчонка сбежал куда-то. Больше он его не видел. Спустя месяц, фокусник в разговоре услышал, что мальчик уже переехал вместе со своими родителями в другой город.
«Всего лишь кучерявый мальчик. Его большие, не по-детски серьезные глаза. Воскресенье. Утро. Карты, которыми пропахли руки», - мысленно произнес юноша на вокзале, вглядываясь вдаль. Он до сих пор не знал, какую карту выбрать, да и с мастью не определился. Не знал, куда его умчит поезд.
Однако обманывать больше не было смысла.
2. *Вижу огни* (из историй о маяке)
Встретил путника этот город диким, пронизывающем, совсем не летним ветром, что по привычке бродил по улицам, взметая всю пыль от асфальта к небу. Конечно, до неба не дано ей вознестись, да и ветер, скорее всего не стремился к этому, он просто бежал. Бежал по всем улицам, проспектам, периодически заглядывая в плотно закрытые окна. Бездомный, но при этом обреченный на бесконечное путешествие, ведь для него нет убежища. Когда-то он искал его, но сила и скорость срывали всё на пути. Поэтому то и дело ему приходилось прятаться по ямам, ущельям, рощам. Его лица никто никогда не видел, но прикосновения чувствовал каждый, кто с ним сталкивался. Это ведь не просто рукопожатие, где рука к руке. Он может с легкостью докоснуться и до волос, и до запястья, и даже до щиколотки левой ноги. Неприкаянный не значит, что не ненужный. Слонялся туда-сюда вечным странником, зато поднимал в воздух иной раз такие истории и сюжеты, место которым, конечно, в книгах, но, увы, кто вообще доверяет в наше время ветру. По радио передали: «Завтра ветрено», ответ не заставил себя долго ждать: «Ну, как всегда, холодно, когда же тепло придёт? Опять что ли куртку с собой брать» - моментально откликнулся кто-то на сообщение. Всего лишь ветер, в котором порой просыпается недюжинная сила, влекущая за собой ураганы. Или напротив, ведь все-таки именно благодаря ветру человеку есть чем дышать, без него бы воздух становился тяжелее и увесистее, мир бы остался без дыхания и без полетов.
Ветер дул прямо в лицо, отчего невольно закрывались веки, и кадр перед глазами существенно сужался. Другой бы свернул в сторону: «Зачем я здесь, если меня даже встретить не могут, ветер гонит», однако путник почему-то сделал шаг вперед, и тем самым очутился, по-видимому, в самом мрачном городе мира. Ибо темень улиц лишь изредка пронизывали фары проезжающих машин, да окна еще не уснувших домов. Их всё меньше, ночь же на дворе. Но и она не помешала заблудшему путнику. Он двигался дальше, рассматривал потухшие вывески маленьких магазинчиков, заглядывал в арки, там ветер повышал на него голос, а он абсолютно ни о чем не думал. Разучился как будто. А может когда-то думал так много, что уже исчерпаны все ресурсы. За спиной по-прежнему шуршал рюкзак. В прошлом, неудавшемся путешествии, ему хотелось сбросить этот камень с плеч и идти, идти налегке, но оказалось, что не со всеми вещами можно быстро расстаться. Выбросив половину всякого тряпья и охапку мусора, он побрел дальше и очутился тут, в этом странном городе. Да, много городов он посетил проездом по неизвестному даже ему маршруту в поисках своей карты, но не часто останавливался на чем-то искушенный взгляд путешественника. Мимо пройти всегда проще. «Но здесь дело совсем в другом. Что-то странное творится со мной. Холод, мрак, эти дома без какого-либо намека на архитектурный вкус, несуразные крыши и двери, разномассица сплошная. Однако цепляет. Не знаю, что цепляет, но я бы остался тут. И я останусь.» - появилась первая мысль за время бесцельной прогулки, – «Быть может, я обрету своё пристанище, даже если и не надолго».
Остался хотя бы до утра. Интересно же, как под прозрачными, едва заметными лучами на рассвете оживет город. Так и заночевал на скамейке в парке, в прохладе ветра уснул не впервые. Проснулся быстро, но не от палящего полуденного солнца, рассвет он, уставший с дороги, проспал, а от шума, движения жизни, присущих только городам. Повсюду разносились голоса прохожих. Кто-то с кем-то ругался, бранился, а через минуту объяснялся в любви, кто-то шел уверенным шагом ничего не замечая вокруг. И всё это простой будний день. Но не громко. Его даже удивило отсутствие грохота повсеместного. «Много ярких красок с собой у местных жителей. Может за этими строгими пиджаками и выглаженными рубашками все-таки есть что-то другое» - подумал он. «Так и есть. Так и есть. Только почему-то они сами не готовы признаться себе в этом».
Ночи сменяли дни, а дни – ночи. Он снял себе маленькую, но очень даже уютную комнатку. С утра до вечера вслушивался в речи местных жителей, случайные обрывки чьих-то фраз им воспринимались как новая почва для размышлений.
«Неужели еще остались города, где не распространился свет повсеместно. Приезжаешь в известный туристам город: там тебе и лампочки на крышах, и цветомузыка кругом, спецэффекты разные, одним словом – процветающая ночная жизнь. Однако она как будто из пластиковых кубиков сложена, ночи все одинаковые, лишенные своей первозданной, чистой красоты, что способна открыть человеческое сердце. А в этом городке, казалось бы, самое важное есть. Люди ругаются, спорят, но продолжают слышать друг друга, мне доводилось такое замечать в здешних местах не раз. Но ночь здесь совсем нелюдима, с ее приходом все прячутся по домам, а гулять в позднее время, будто дурной тон. Они зарываются в строгие костюмы или размашистые балахоны, стараются изо всех сил вести себя чинно и правильно, но как бы не стремились они стать чужими, у них это плохо удается. Я видел, как из-за маски равнодушия на пару мгновений выскакивала улыбка, когда кто-то здоровался с ними, пусть и по долгу службы, видел, в их оживших глазах тепло и надежду на что-то доброе, когда кто-то придерживал дверь, выходя из магазина. Да, возможно, это слегка банально. Но я видел это. Мне, действительно, захотелось тут остаться. Захотелось жить. Заново. Заново строить свой мир, который почти что развалился. В местных жителях живут огни, я их вижу. Только вот ночь слишком пуста» - размышлял он, бродя по ночным улочкам в сопровождении своего нового друга, с которым дружил как будто и много лет, с ветром, что тихонько подталкивал его вперед. Он остановился возле фонарного столба и неожиданно нашел ключ к понимаю города: «Ну, конечно. Конечно.», - произнес он уже вслух, – «А я-то думал… Не горят фонари. Просто не горят фонари. Вот если их зажечь, я уверен, город точно преобразится» - размышлял он во время очередной ночной прогулки по опустевшей улице.
Спустя неделю другую, он узнал, что старейшины города решили пожертвовать ночным освещением во благо самих же жителей, чтобы уменьшить их счета на оплату городских услуг. Разговор с чиновниками вышел долгий и неприятный, ибо никакие доводы не могли переубедить их. Однако фонарщик, которого не сразу удалось разыскать, воспарял духом, ибо путник, сам того не замечая, смог осчастливить человека, который уже давно начал считать себя ненужным. Фонарщик сначала не верил его словам, но потом согласился. В его темных глазах свет появился раньше, чем впервые за несколько лет загорелись потушенные фонари.
Кто бы мог подумать, но именно про эту ночь теперь рассказывается много историй и легенд, про ночь, когда тихо загорелись огни, которые некогда увидел случайно заблудший путник. Конечно, это потрясение, очередной поворот в жизни города, новая волна ветра перемен, новая струя вдохновения. Возможно, многие вынашивали подобную мысль годами, кто-то, может быть, и предпринимал попытки что-то изменить, но перемены пришли оттуда, откуда не ждали. Их принес скиталец, который некогда и сам погряз в беспросветности мрака, но именно здесь огонек его души загорелся вновь. Странник, ищущий себе убежище, нашел свет в себе и увидел его в местных жителях. С той ночи и открылась новая страница в истории города, ибо один человек произнес: «Я вижу огни» в ночи, где не было когда-то света.
;
3. *Мастер часовых дел*
Утро. Так случилось – не сработал вовремя будильник. Бывает же такое. Но, тем не менее, новый день настал. Она открыла глаза, но не улыбнулась. «Уеду отсюда. Проснусь в другом городе от лучей палящего солнца, от которого не спасут даже шторы. Вот оно счастье» - думала она еще пару дней назад, от этих мыслей за окном не становилось теплей, но зато чистая, искренняя, чуть наивная улыбка появлялась на лице девушки, бабочкой, что оказывалась на цветке в самый неожиданный момент. «Что же это такое. Первое утро называется» - вздохнула она и отвернулась к стенке, под ней протяжно заскрипела кровать. Ей достался маленький, угловой номер на третьем этаже в единственной гостинице города. Ещё вчера она на удивление своего друга восторженно и уверенно говорила, что сама выбрала именно эту комнату, а два окна в ней – прекрасный для нее сюрприз.
Она отвернулась: напротив глаз оконная рама, за которой тусклый и пасмурный пейзаж, облака плотно сгруппировались, держат друг друга за плечи, шепчутся о том, не разорвется ли над ними серая тучка, что сбоку. И правда, слева медленно подкрадывалась туча. Идти быстро – так всех в округе спугнешь, выработалась своя тактика, своя стратегия, с каждым шагом она ближе, страх ее все больше, а белые, пушистые, игривые облака с присущей им детской радостью выдумывают о ней всякие небылицы.
Оставаться в номере не было в ее планах, к тому же, она уже явно опаздывала на встречу. Накинув легкий плащ, бросила в сумку маленький складной зонтик и вышла из гостиницы. Хорошо, что успела наскоро выпить кафе, ибо ветер беспощадно гнул ветви деревьев и плевался пылью дорог. «Что-то не то. Что-то не то сегодня» - предчувствовала она, но не понимала, что ей хочет сказать интуиция, ибо понять-то можно того, кого хотя бы изредка слушаешь и помнишь интонации голоса, а себя-то она давно и не слушала, и не слышала. Не думала она, что своим опозданием заставит друга понервничать, может, поэтому шла нога за ногу, совершенно не спеша. Не успела она подойти к остановке, так автобус тут как тут подобрал ее, как испуганного зверя и помчался на такой скорости, что у нее появился шанс приехать вовремя.
Вышла из автобуса. Даже солнышко выглянуло украдкой из тени дымки, но не заметила она его тихих лучиков. Взгляд по привычке упал на запястье, где всегда наручные часы на красном тоненьком кожаном ремешке. Однако не оказалось ни часов, ни следа от ремешка. Недоумение. Рассеянность. Мысль, что часы соскочили, когда она завязывала шнурки в ботинках. Смятение. Краснота от досады на щеках.
- Извините, вы не подскажете, сколько сейчас время? – окликнул сзади ее глубокий мужской голос. Она сделала вид будто ничего не услышала и надменно выдвинула ногу вперед. Больше никаких реплик не последовало. Ей показалось, что незнакомец ушел, не дождавшись ответа. Она смело оглянулась. Напротив нее – мужчина предпенсионного возраста в бежевом плаще, с милым портфельчиком в руках.
Незнакомец внимательно рассмотрел свою собеседницу и повторил вопрос:
- Прошу прощения, вы не подскажете, сколько сейчас время?
- Я не знаю, – резко отрезала она и отвернулась.
- Почему? – не унимался незнакомец, глядя прямо ей в глаза.
"Сумасшедший какой-то подумала она, стараясь не смотреть на него. Ведь ничего не стоило признаться, что часы остались дома или отшутиться, мол, счастливые часов не наблюдают. Но смущение атаковало голосовые связки.
- И всё же?..
- Мне бы самой хотелось узнать, который сейчас час. Я опаздываю на встречу, – ответила она, только чтобы отвязаться.
- Да. Вы потерялись во времени. У меня тоже такое случалось пару раз. И дело тут, конечно, не в наручных часах.
- Я не понимаю вас, – зачем-то продолжила она разговор, который еще минуту назад казался ей бессмысленным.
- Понимать – понимаете или смутно догадываетесь, но пока что не осознаете. И в этом как раз беда. Я встречал людей, беспощадно заблудившихся во времени, однако часы на руке и в их домах шли с точностью до секунды. Также мне доводилось общаться, даже дружить с теми, кто пренебрегал часами вообще и довольствовался лишь кухонными ходиками, но они осознавали себя и время, а главное - время в себе.
Она молчала, затаив дыхание. К глазам тихо подбирались слёзы, которым не найти объяснения. Они, конечно, не были знакомы раньше, но ощущение, что их встреча не такая уж и случайная, не покидало ее. Перед ней мужчина в возрасте, вероятно, одинокий, ибо ему не с кем поговорить. Тратит на нее свое личное время, причем осознанно тратит. Ей хочется его слушать. Ибо так честно, искренне и совершенно простыми словами может говорить только тот, чья речь идёт от сердца.
- Вы сейчас опаздываете на встречу. Похоже, что уже совсем опоздали. Но это не то время, которое в вас. Вы переживаете за время человека, к которому спешите...
- Подождите, а какое тогда, по-вашему, во мне время?
- А вы как думаете? Вы стоите здесь, со мной разговариваете. Для чего вообще вам это нужно?
- Мне не жалко потратить время на общение с интересным человеком, - выпалила она затасканную, заштампованную фразу.
- Правильно. Но тратите-то Вы своё время, а я на вас своё, что, кстати, очень логично звучит. Смотрите, всё просто. Есть настоящее, будущее и прошлое. Прошлое вообще-то называют прошедшим, но это не важно. А в сутках 24 часа - у всех. Но у каждого из нас есть еще и внутреннее время. Не то, которое нам отпущено свыше. То внутреннее, которое рекой течет в самом человеке и не имеет никакого отношения к часовым механизмам. Существует выражение "всему своё время". Я бы немного переставил, поменял слова: "у всего своё время". Иногда полдня пройдет, а, кажется, что день только начался, или же напротив - прошло всего пять минут, а по ощущениям - вечность. Загадка ведь непростая?! Отгадать ее часам не по силам. Решение знает только человек.
- Но ведь так и есть - часы у всех одинаковые, – произнесла она и засмеялась. Вдруг улыбка моментально исчезла, и ее охватило смущение, мол, смех в этой ситуации верх легкомыслия.
- Ах, вот ты где?! – раздался запыхавшийся мужской голос - Добрый день, – обратился он к незнакомцу и пожал ему руку так, будто они встречались часто.
- Прости. Я тебе всё объясню, – быстрым потоком выпалила она , – Я, понимаешь, часы дома забыла. А меня тут сказками потчуют.
- Да, ничего страшного. Я волноваться начал, подумал, что ты заблудилась. Мало ли что. На телефон ты не отвечаешь. Вот и пошел к остановке. Искать, – тихо произнес он, счастливый от того, что встреча всё-таки состоялась.
Распрощавшись с незнакомцем они медленно пошли вдоль дороги.
- Я что-то запуталась совсем. Телефон разрядился. Часы потерялись. Да еще и этот мужик. Ты знаешь его?
- Да, конечно, это ж мастер часовых дел. Человек, который посвятил всего себя механизмам, циферблатам стрелкам. Разочаровался он в этом деле, да и руки уже не слушались. Тот он ещё старик был тогда. Запрётся в мастерской и не слуху, не духу. Но он стал другим, ибо постиг истину, которой готов поделиться с первым встречным. И всё благодаря его часовым делам. Да, он в них разочаровался, но вслед за отчаянием пришло прозрение. Хороший он всё же человек. Интересный собеседник. Его речи похожи на небылицы, но почему-то именно им веришь.
Она шла рядом. Слушала его голос. Но что-то было не таким, как всегда. Нет, дело тут не в кожаном браслете. Просто на мир теперь она смотрела совсем иначе.;
4. *Маленький оркестрик* (из городских историй)
- Что вот так все бросишь и уедешь? И только потому, что ты сам не можешь соответствовать должному уровню?
В ответ не последовало чего-то вроде "Да как ты можешь мне такое говорить", "Все брошу, начну жизнь с чистого листа", "Ты кто такой, чтобы мне указывать" и прочих высокопарных фраз. Он молча продолжил собирать вещи.
- Кто ты? Вот именно ты кто? – никак не унимался человек, что считал себя его другом и был уверен, что имеет право критиковать и отчитывать товарища напропалую, – Даже на имя надо работать, ты думаешь, тебя там ждут? Ковровую дорожку забыли постелить.
- Я скрипач.
- Да ты что?! Гений музыки! А скрипку-то свою где посеял? С другой стороны, разве можно потерять то, что никогда не было твоей собственностью, ведь так?
- Решил. Уеду, – немногословно произнес юноша.
- Помню, ты раньше был другим. Тот день детально припоминаю: пришел с горящими глазами "Меня взяли в группу. Наконец-то моя скрипка зазвучит по-настоящему". И что в итоге? Скрипки нет, из группы выгнали, на руках пустой футляр.
- Значит нужно его заполнить.
- Что заполнить? О чем ты?
- О футляре.
- С тобой разговаривать не о чем. Запомни, ты – ремесленник. Мастера – совершенно другого склада люди. Ты вообще меня слышишь?
- Услышал, – металлическим голосом произнес молодой человек. Взял сумку и вышел из комнаты. Уходя, добавил, – деньги за комнату я оставил на тумбочке.
В городе, о котором он никогда раньше не слышал, его остановили на проходной.
- Кем вы будете, юноша? - спросил человек на посту.
- Скрипач.
- Скрипач? Вас ждут, – последовал неожиданно ответ.
- Чудеса какие-то? А кто ждет?
- Вот адрес, – произнес постовой и протянул помятую бумажку с адресом.
***
- Что происходит? Обещали на сегодня дожди, а по окнам палит солнце, – недовольно проговорил крупный мужчина, позевывая.
- У нас концерт срывается. Называется – на гастроли приехали, кто партию скрипки играть будет?
- Ну, так, говорят, мол, инструмент не исправен.
- Без тебя знаю. Что-то же надо делать.
В дверь постучали.
- Кто там еще?
- Какой-то парень стоит, – ответил мужчина, не хотя вставший с дивана, потягиваясь.
Он открыл дверь. На пороге молодой человек. В руках его большая черная сумка. Левая рука вдоль туловища. "Длинные, однако, у него пальцы", – подумал тот, что наблюдал из комнаты и оценивающе всматривался в силуэт гостя.
- Здравствуйте. Мне тут ваш адрес дали...
- Так, если пришел за автографом, всё после концерта.
- Мне сказали, Вам скрипач нужен.
- Ты что скрипач? Где инструмент твой, что ты мне тут голову морочишь?! Музыкант он, ага.
- Я скрипач, – так сложилось, что юноша всегда был скуп на слова.
- Знаешь, сколько таких скрипачей развелось.
- Пусть попробует, дай ему деревяшку произнес мужчина с медвежьей внешностью, – Сыграй, коль умеешь.
При виде скрипки у молодого человека появились искры в глазах и нервная дрожь в руках, которую он старался всячески скрыть. Хотя, скорее всего, ее не заметили его новые знакомые, ибо они редко вообще что-либо замечали.
Весна обычно начинается внезапно. Ее обычно очень ждут, но потом, не скрывая удивления, восклицают "Неужели она все-таки пришла?!". Вот первым ручейком, что прорвался сквозь твердь зимы, и зазвучала скрипка. Звонким, пронзительным голосом, что не знает преград.
- По-моему, неплохо. На вечерок сойдет. А дальше найдем стоящего скрипача, у которого есть свое имя. Надо ребятам сказать, чтобы они не расслаблялись, – произнес глухой медвежий голос.
- Мы вас ждем на репетиции, – с напущенной вежливостью сказал худощавый организатор.
Как только закрылась дверь, он продолжил быстро едва разборчиво говорить.
- Ты его слышал? Способный парнишка. Оркестр. Сплошные нервы с ним. Может, возьмем его и не будем больше мучиться?
- Это исключено, и ты сам знаешь, почему.
Зрители. Концерт. Всё складывается так, как нужно. С появлением скрипача в исполнителях, музыкантах ожила музыка. Пусть по следам заката тихонько со свойственным только ему шарканьем наступал вечер, на сцене вспыхнуло солнце и каждому зрителю подарило по маленькому лучику тепла. В зале громкие аплодисменты. Давно в городе не было таких живых концертов, открытых каждому, кто готов услышать.
- Ты видел, что творилось в зале? – громко и быстро спросил высокий мужчина, ¬– А все это из-за чего? Из-за этого не огранённого алмаза
- Не торопись с выводами. Иначе быть не могло. Все наши ребята – настоящие профессионалы. А с этим парнишкой надо рассчитаться... Слышишь – стучат.
За дверью стоят тот же юноша, но лицо его уже излучало чистоту, лишенную даже тени грусти. В тот миг он чувствовал крылья за спиной.
- Парень ты хороший, – начал издалека дребезжащий голос все с той же бессмысленной вежливостью, – Но...
- Спасибо за участие. Отработал ты хорошо. Сейчас получишь свой гонорар, – перебил глухой, сипящий голос.
- Понимаешь, у тебя есть перспективы, но оркестр – дело серьезное.
- Да, я ухожу. Только у меня одна просьба: можно мне вместо гонорара забрать эту скрипку?
- Кусок дерева? Деревяшку, что слезы льет напрасно и скрипит, как нож по стеклу? – воскликнул широкоплечий мужчина. Эти слова заставили его даже подняться с дивана.
- Без проблем, ¬– формально отозвался второй, а сам подумал "Даже копейки ему не заплатили. Что ж. Неплохо-неплохо".
Спустя пару минут юноша попрощался и с музыкантами, далеко идти не пришлось, все ведь остановились в одном отеле.
- Ухожу, – бросил он на прощание. Футляр больше не пустовал, он заботливо укутал скрипкины плечи.
Юноша не знал, куда ему двигаться дальше. Почему бы ни остаться в этом городе, где такая отзывчивая публика. На следующий день отель опустел. Стоит ли оставаться в нем? Совсем скоро ему удалось снять комнату в одном из невысоких домиков. Тихий край, можно без смущения заниматься музыкой и общаться со скрипкой. Чем ближе они знакомились, чем чаще он слышал ее голос, тем лучше понимал себя.
Как-то раз, проснувшись, он услышал какой-то новый голос, зовущий как будто издалека. Выглянул во двор - пусто. Через три дня повторилось то же самое. Тогда он достал из футляра скрипку и принялся играть в такт незнакомой мелодии. Звуки стали еще ближе. Они научили его скрипку играть как-то иначе, по-новому.
Вечерами он часто прогуливался по лесу. Сумерки еще не заволокли небо, но в воздухе уже поселилась прохлада. Снова те же звуки. Запах летних трав. Как будто каждая травинка закружилась в вальсе. Листья на ветках оживились в разговоре. Флейта! Точно это флейта. Он узнал ее, только вот раньше не знал, что флейты бывают с такими глазами. Из-за дерева вышла девушка в летнем, воздушном платье без рукавов. Незнакомка знакомая ему так давно. Вот оно воплощение тех звуков.
От его скрипки у нее мурашки по коже. Ее же флейта окутала его нежностью, которой так не хватало ему в последнее время. Холодало. Он набросил свою куртку ей на плечи. С этого дня в городе появился маленький оркестрик: два инструмента, два человека и один мир, по нотке созданный.
;
5. *Странный почтальон*
- Извините, вас совсем не слышно, – максимально строго и резко, насколько позволял голос, ответила она. Кто-то по-прежнему только ещё в разы громче продолжал рассержено кричать в телефонную трубку.
- Послушайте, я говорю…
- У меня тут связь очень плохая. И вообще я в отпуске сейчас, в другом городе, – произнесла с она с той же интонацией и для убедительности пошуршала пакетом, что несла в другой руке.
В ответ гудки. Видимо, абонент всё же поверил ей или разозлился до такой степени, что решил перенести разговор к себе на рабочее место. В кабинет директора.
Ее открытые щиколотки, заметные из-под платья тихо ласкал ветер. Нет никого на горизонте, да и не ни одной машины не проезжает мимо. Шепот листвы. Неужели ей впервые за неделю удалось сбросить с плеч будничную тяжесть и бессмысленную спешку. Но телефонный звонок. Не вовремя, в неподходящий момент, опять этот противный привычный скрипучий голос.
«Что там опять стряслось? – подумала она, – Конечно, уехала на неделю и после отъезда оказалась незаменимым сотрудником. Странно всё это. Может, не стоило так смело и быстро всё бросать и бежать писать заявление на отпуск, после первого приглашения в гости. Может, нужно было довести дела до конца, подождать хотя бы пару месяцев. Правда, тогда и лето подойдет к концу. С другой стороны, я же не заграницей, если там что-то серьезное стряслось, могла бы на пару денечков туда съездить и вернуться. Ну, или ответить человеку на худой конец, проконсультировать его. Что это на меня нашло?! Детский сад какой-то. Хотя даже в детстве я такого себе не позволяла, воспитана иначе. Приоритет вежливости и доброжелательности. А что теперь? Неужели эта обстановка так сильно на мне сказывается? Стоп. Надо взять себя в руки. Отдых – это всё-таки не безделье и постоянные встречи, прогулки, разговоры. Я же три книги с собой привезла, но не прочла ни одной страницы. Но в конце концов я же не читать сюда приехала, а город смотреть. Почему до сих пор не была ни на одной экскурсии? У меня нет красивых фотоснимков, которые можно будет кому-нибудь показать. Что это? Ещё платье на мне какое-то нелепое. Сроду такого не носила, надо ж был за два дня до отъезда купить. Но всё это мелочи. Сходить бы в театр, мы с девчонками несколько раз в месяц ходим. А тут что… наверное, и театра нормального нет. Да, и кто меня туда пригласит. Тут вообще люди почему-то слишком далеки от культурной жизни. Пусть вчера мне это казалось нормальным. Казалось, именно казалось…».
Её мысли прервал толчок слева, кто-то сильно ударил ее по руке, она подняла голову – рядом никого. Однако из-за спины ей послышался мужской голос:
- Прошу прощения, я не специально, – она обернулась: на нее мчится самокат. На самокате парень с рюкзаком, больше ничего рассмотреть не удалось. Он уже тут как тут.
- Рукой вас задел. Рюкзак тяжелый, иногда меня заносит, – в оправдание произнес он, чуть запыхавшись.
- Ничего, – по привычке ответила она, – в следующий раз будьте поаккуратнее.
- Спешка. В спешке нет ничего хорошего. Вы не местная? Что-то впервые вас вижу, – поинтересовался он. Тон его слов ее слегка разозлил, но в то же время почему-то заставил улыбнуться.
- Нет, я, можно сказать, у вас в гостях.
- Это здорово. Вы к нам надолго? Я…это… если что, почтальоном работаю.
- Не поздновато ли для раздачи почты? – спросила она у этого паренька, что в облезлых джинсах, немного помятой клетчатой рубашке с засученными рукавами на голове волосы без какой-либо прически – обычные растрепущие.
- Не, посылки развез, всё вовремя, еще утром, – ответил он улыбнувшись чуть потресканными губами, – Это кое-что другое. Что-то вроде лучей добра.
«Лучей добра. Что-то знакомое. Где-то читала об этом» – подумала она.
- Кстати, вам тоже письмо тут. Не буду больше задерживать. Извините, ещё раз, – быстро проговорил он, из глаз его в тот миг струился свет. Передал запечатанный конверт, был уже готов оттолкнуться ногой об асфальт, но она почти прокричала: «Подождите».
- Подождите. Что это? Откуда письма? Кто не будет что-то посылать, не зная адреса. Я ведь недавно остановилась в гостинице. Мне никто не может написать.
- А вы откройте конверт. Написать что-либо может любой. Это же так просто. Листок и ручка. Главное, чтобы было, что написать.
- Так, не уезжайте, подождите, я конверт открою – нервно произнесла она и оторвала краешек белого конверта. Парень честно стоял рядом, но взгляд его упал вниз, а на щеки неожиданно хлынула волна смущения своей огненной краснотой. Лицо сделалось еще более юным.
На ладони ей вылетела маленькая бумажка, на которой печатными буквами от руки было написано: «С добрым утром». Она усмехнулась, мол, поздновато для утра.
- Что это значит? – удивилась она
- Что утро доброе, – ответил парень, – Вы скажете, что я безумец. Возможно. Но, по-моему, это не так уж и глупо. В конце концов, я увидел улыбку на вашем лице.
- Но утро же… – тут она замолчала. Какой-то ком подошел к горлу. Ей еще никогда и никто не присылал таких писем. Хотя когда-то ей так хотелось получить подобное послание. Сказка. Она попала в сказку что ли. – Что всё это значит?
- Лучи добра. Работа у меня не очень благодарная. Я студент. Занятия пока закончились. Лето ведь. Вот и устроился почтальоном. Я дурак, конечно, романтики захотел, в мире интернета почти никто не отправляет письма почтой, чаще посылки всякие. Но почему-то я верю, даже уверен в том, что письма-то мало кто отправляет, но многие ждут письма. Вот, собственно, и разбрасываю по ящикам такие записки вместе с письмами. Что-то ведь в этом всём есть, – его такие простые и искренние слова тронули ее. Ей хотелось и дальше его слушать, а мысли о бессмысленно потраченном времени отступили на второй план.
- Вы где-то прочитали об этом?
- Ну, если честно, я – человек нечитающий, – произнес он и запнулся, – да и сама идея не мною придумана. Просто развлекаюсь, наверное, таким образом. Кто-то улыбнулся – я уже счастлив. Настоящая улыбка любое лицо может сделать симпатичным. Да, я не всегда есть обратная связь, я не всегда вижу ее. Кто-то выбросит эту бумажку, кто-то не заметит, кто-то будет использовать вместо черновика, но найдутся те, кому станет чуть теплее. Вы, например.
- Но… – она хотела его еще о чем-то спросить, но не знала, о чем. Слова куда-то улетучились.
- Но не так давно я прочитал стихотворение «Учись прощать», только вот автора, к сожалению, не помню – случайно на текст этот наткнулся. Стихи ведь читаю ещё реже, чем прозу. Однако в стихотворении есть строчка «Зло побеждай лучом добра».
Она по-прежнему молчала. Ветер все также раздувал тонкое платье в разные стороны, но она как будто уже этого не замечала.
- Мне ехать надо. Извините, что толкнул вас локтем.
- Спасибо, – вдогонку по-детски прокричала она, но он уже уехал. Но чувство, что слова ее непременно доставлены не покидало ее.
Ей пора ускорить свой шаг и идти дальше, но она продолжала стоять в тени деревьев, что о чем-то перешептывались друг с другом. К ладоням сильнее приливалась кровь, будто и правда тот листочек со странными, до ужаса банальными словами согревал не только руки, но и душу. Подумать только, ей пришло письмо, луч добра. От какого-то незнакомого, потрепанного парнишки, что в потёртых почти дырявых штанах на самокате с ветерком исколесил город. Вряд ли за спиной у него баул изданий и переплетов, зато одно стихотворение он не только знает наизусть, но и живет им каждую минуту.
;
6. *Драконы, окна, этажи* (из городских историй)
- Я провожу тебя, ты же не против? – негромко спросил молодой человек приглушенным, глубоким голосом.
- Странный вопрос, – произнесла она, слегка тронутая его осторожностью. Да, ее, на самом деле, многое трогало и задевало. Об этом знали только близкие, а близких не бывает много, – А нам по пути?
- Мне вообще в другую сторону, вроде погода располагает к прогулке, – ответил он первое, что ему пришло в голову.
- Тебе нравится гулять под дождем? – еще больше удивилась она, взглянув в окно.
- Почему бы и нет. Дело ведь не в дороге, по которой идешь, и не в дожде тоже. Сейчас дождь - через час появится солнышко. Вышел в одну сторону - пришел в другую. Всё нормально, – пустился он в рассуждения. При этом его нельзя было назвать многословным человеком. Он быстрее прослыл бы молчуном.
- Да, конечно, пойдем пройдемся, – небрежно бросила она, стараясь не выдать голосом, что тщательно подбирает слова.
Они вышли из душного помещения. По порогу отстукивал песню весны дождь, подобно мальчишке, которому как будто некуда деть руки, что уже по привычке стучат в такт знакомой и одновременно такой новой мелодии. Шаг за шагом по лужам, по мокрому асфальту, по недавно стертым следам снега. Шли сначала молча. Потом она заговорила, чтобы разрядить обстановку.
- И часто ты так бродишь по городу? – спросила она, улыбнувшись.
- Хотелось бы чаще.
- Нравится город?
- Еще бы. Я вообще люблю города. Особенно дома, – несвязно, но воодушевленно произнес он.
- Увлекаешься архитектурой? – поинтересовалась она, смущенно скрывая улыбку.
- Ну, знатоком меня не назовешь даже при желании, – голос его стал звучать мягче, – Нет, не в этом смысле. Дома могут рассказать много историй, не касаясь своей биографии.
- Но архитектор ведь вкладывает какой-то смысл...
- И не только архитектор. У каждого свои мысли, свои значения. Я, например, часто прогуливаюсь по городу в сумерки, еще не очень поздно: только начинают загораться фонари, а в окнах...
- Включается свет, – нарочно перебила его она, чтобы он сильно не углубился в свои мечтания.
- Да, но не везде. Вот идешь по улице, вглядываешься в окна и понимаешь, что за каждым стеклом, за каждой оконной рамой бурлит своя отлаженная жизнь. Окна загораются светом, когда кто-то входит в квартиру, когда кого-то не устраивает темнота в комнате. Так ходишь по улицам, считаешь этажи в чьих-то домах, слушаешь скрип дверей. Где-нибудь из открытой форточки доносятся крики, ругань, бранные слова, а из соседнего окна струится запах яблочного пирога. Всё это в одном доме, за одной наружной стеной, лишь внутри разделено пространство перегородкой. Все дома разные: одни не замечаешь, а мимо других невозможно пройти, даже если ты сто раз сбился с маршрута.
Она молчала. Но он умел читать молчание, ибо знал, что оно иной раз громче размашистых песен и речей.
- Я понимаю, что всё это выглядит странно, – как бы оправдываясь, добавил он, когда вдруг понял, что наговорил слишком много.
- Это как раз не странно, – улыбнулась она какой-то новой, не известной ему раннее, загадочной улыбкой, – А я люблю драконов.
- Драконов? – тут уже удивился он, – В смысле, тебе нравится читать про них?
- Мне нравится их видеть. Видеть в людях. Люди-драконы обладают неповторимой огненной энергетикой и внутренней силой. В их душах живет то, что никогда даже вещи не перевезет и не распакует свои чемоданы у кого-то другого. У них невероятные глаза, которые притягивают похлеще магнита. В легких драконов журчит другой воздух...
- Ты встречала драконов? – перебил он, ибо слишком сильно втянулся в ее историю и забыл, что перебивать невежливо.
- В том-то и дело. Я не договорила тебе про пламя, – волнение промелькнуло на ее лице, – Да, мне был знаком человек один, благодаря ему я и узнала о том, что драконы существуют. Но его сила разорвала ураганом всё, что было на пути. Мне бы возненавидеть этих существ в человечьем обличии. Однако вышло наоборот. Еще с один драконом мы были знакомы поверхностно, но я точно знаю, что она настоящая дракониха, я прониклась к ней бесконечным уважением, но опять-таки пламя.
На этом ее голос стих. Он шел рядом с ней, чувствовал погружение в какую-то абсолютную жизнь. В его душе мгновенно что-то зашевелилось, ожило то, что, казалось, не оживет никогда. Тепло в руках от ее голоса, от ее слов, которые явно больше, чем слова. Она же не могла оторваться от его глаз, ибо в них она увидела какую-то глубину и надежду, в беспорядочных движениях его рук, что рисовали без кисти художника иллюстрации его речи, она видела, как ни странно, надежность и внутреннюю стойкость.
Они долго бродили по городу, к вечеру промокли до нитки, ибо дождь, видимо, решил смыть с земли всю въедливую пыль. Их встреча, самая обычная на свете встреча двух людей, не закончилась этим вечером, а лист календаря с той датой хранится у нее до сих пор. Конечно, по характеру она далеко не коллекционер, но главное так или иначе сохраняется. То, что стало судьбоносным. Еще бы, он в тот день обрел дом, не здание, а дом и свет в ее глазах. Она же все-таки встретила своего дракона, и пламя у него пылает не в глотке, а в сердце.
;
7. *Барабанщик*
«Слушать город. А что еще остается. Идти навстречу да слушать. Даже если не до конца понимаешь куда идешь. Услышанное тебя не обманет. Каждый из нас ведь чем-то наполнен. Знать бы чем. Знать бы. Знать бы. Во всяком случае, я мало, что знаю. Может, и знаю, но не обладаю. Знать, осознавать, понимать, обладать и иметь – это же совершенно разные действия и состояния. Если тебе что-то нравится, займись этим делом. Да, говорить так просто. Особенно когда тебя не касается то, о чем ты говоришь. А я вот говорить много не умею, совета не могу дать просто так без повода. Да, и зачем? Зачем лишний раз говорить, когда все уже сказано, возможно, стоит услышать? Слушаю. Хожу по улицам, влюбляюсь в шум машин, голоса людей, милые разговоры капелек дождя, от которых смеяться хочется, в молчание ветра. Между прочим, молчание тоже состоит из звуков, они иногда расскажут больше, чем крики и стоны. Иной раз идешь и тоскуешь по той же зиме, по снежинкам, что кружатся в причудливом вальсе. Или по засушливому лету, когда в неподвижную гладь полупрозрачного пруда врывается весло, если мимо проплывает лодка, подобно тому, как птица взмахнет крылом и рассеется пыль июльского зноя. Идешь себе, думаешь и вдруг понимаешь, что и осень по-своему прекрасна. Найти бы себе место. С другой стороны, чем эта площадь плоха, пусть она и такая маленькая на вид?», - размышлял молодой человек, бродивший по вечернему городу, пропитанному сентябрьской прохладой.
Вокруг него тишина. Действительно, он остановился на пустыре, куда мало кто захаживал. Асфальт уже остывал. Рука его моментально стала влажной, когда он дотронулся до него. Неподалеку проехал автомобиль, подскакивая на каждой кочке. В такт ему начала двигаться нога молодого человека. «Удивительно, что-то похожее на печатную машинку» - подумал он, искренне радуясь такой странной ассоциации. «Если б еще камушек бросить в реку, и вода б хлюп-хлюп-хлюп» - себе поднос промычал он. – «Но даже камушка нет у меня. Зато есть музыка. Один человек мне сказал: «Если слышишь музыку, иди за ней». Вот я и иду. Только сбиваюсь постоянно. Музыка только и есть. При отсутствии музыкальных инструментов. Разве что коробки под кроватью, по которым можно выбивать ритм. А что если…».
Так он наконец-то нашел и обосновал себе место сквере, что по соседству с той дорогой. Уже на следующий день притащил туда пару картонных коробок, несколько пластиковых бутылок и даже старую сковородку, видимо, все, что нашел в доме, вещицы, которым давно требовалась утилизация. Улица родилась как будто заново. В шум соседних дорог, шагов, открывающихся окон в доме напротив и прочих голосов, присущих городской суете, свежей струей ворвался новый, никому не известный раннее ритм, созвучный этой музыкальной палитре. Он схож с первым весенним ручьем, который бежал без остановок. Бежал, бежал, летел, не имея при этом крыльев, куда-то торопился. Бежал, чтобы успеть. Чтобы его услышали. Разливался, отстукивал новую мелодию быстрыми молоточками, тоненькими капельками, стараясь заполнить собой все линии этого пусть не большого участка земли, стать с нею одним целым. Парнишка, подобно настоящему художнику, выпускал из под своей кисти ритмические рисунки. Такие чистые, быстрые, звонкие. В них нет ни сомнения, ни смятения, ни смущения. Они каждый день оживали снова и звучали по-новому. Мимо него спешили люди, несмотря на то, что это местечко не славилось проходимостью. Да, столпотворения тут обычно не наблюдалось, но единичные лица все-таки мелькали и еще больше вдохновляли странного барабанщика. Он мог внезапно оторваться от своей работы и начать слушать голоса прохожих, причем не обращая внимания на слова, мелодии, бывало, рассказывали такие истории, что для того, что бы передать и ничуть не исказить, ему стоило примерить их на себя, укутаться в чей-то плед или спрятаться в плаще, что больше аж на три размера. Прохожие либо на секунду останавливали свой взгляд и шли дальше, либо останавливались сами уже на минуты. В одной из банок всегда дребезжали монеты.
Прошло несколько лет. Август. Вечер. Почти стемнело. Ему бы начать собираться домой, но его окружили слушатели, что все чаще и чаще бывали в этом сквере. Конечно, среди зрителей встречались и случайные люди, но больше все же тех, кто тут не впервые. Он продолжал самозабвенно играть, влюбляясь в новые звуки, которые готовил ему наступающий день. Да, и в банке не только мелочь.
***
- Есть ли смысл вообще куда-то идти? Есть ли смысл в подобных встречах? Мы же знакомы с тобой едва ли? – недоумевала девушка – Постой, куда ты меня ведешь? Сколько можно шататься по всяким переулкам?
- Здесь, в этом городе, начался когда-то я. Тот, который сейчас стоит перед тобой и ищет нужные слова. Потому что, да, мне дорог каждый сантиметр этого асфальта, этой земли. Мы встретились. Глупо говорить что-то вроде того. Что я встретил тебя. Тут еще большой вопрос кто кого встретил. Но мне сейчас, именно в эту минуту хорошо с тобой. Просто дай мне руку, и мы пойдем туда, где, я надеюсь, и тебе, и мне станет еще лучше, – Сбиваясь почти на каждом слове, будто пробежал марафон, но при этом не теряя своей открытости, ответил юноша. К тому же, идти совсем не долго. Пройти-то всего пару дворов, уже в соседнем переулке жизнь звучала как-то по-другому.
***
«Пора уже давать настоящие концерты», - прокричал кто-то. «А почему этот концерт, тот, что сейчас происходит, не настоящий» - промелькнула мысль в его голове. Знали бы эти люди, что именно сегодня сбылась его мечта. Он почувствовал себя нужным. Нужным своему зрителю, что не готов его отпускать и ждет продолжения. Продолжение, конечно, будет. Как ему не быть-то, если в тот день освободилось в душе пространство для чего-то нового и светлого. Если мысль, что он провинился когда-то тем, что родился не с пальцами пианиста, без усидчивости скрипача и без отлично развитых легких, чтобы посвятить всего себя духовым инструментов, все-таки покинула его.
Сквозь шум аплодисментов ему едва удалось услышать один разговор, от которого его сердце ускорило ритм, а в руках прибавилось силы.
- Как тебе? Нравится? – спросил молодой человек, голос которого был едва различим в толпе.
- Ты привел меня сюда, потому что знал, что я люблю музыку улиц? – с улыбкой ответила вопросом его девушка.
- Я привел тебя сюда, потому что именно эта музыка мне близка. Потому что в этом есть что-то настоящее.
Небольшой, пропитанный городской пылью сквер. Кто бы знал, что именно в этой точке, затертой на большинстве карт, происходило настоящее чудо: талантливый барабанщик по праву нашел свое место, место в жизни, юноша – поверил ему, а девушка, будучи в тех местах проездом, обрела что-то такое, ради чего хочется вернуться назад, она время от времени навещает город.
А музыкант что? Туры, гастроли, концерты, фанаты? Нет, конечно. Эта мечта вполне могла сбыться, если бы, и правда, была его мечтой. Ах, да, гастроли-то были в черте города, но барабанщик и не стремился к большему. За последние годы он здорово вырос в музыкальном плане, ибо в ритмах отчетливее зазвучал его характер. На городских улицах парнишка нашел себя, а они в свою очередь стали главным источником его вдохновения.
;
8. *На досмотре* (из городских историй)
Утро. Солнце уже проснулось и выбралось из своей заоблочной спальни. Возможно, туго набитые облака подобно одеялу не хотели его отпускать. Оно неспешно поднялось по лестнице, что незаметна человеческому глазу и, как положено, взошло настолько высоко, что их с линией горизонта разделяло много этажей. Будучи уже на посту, солнышко распушило, распустило свои лучики, мол пусть погуляют, побегают, попрыгают – они же совсем еще дети. Иной раз смотришь на ребят, что носятся по подъездам и звонят во все двери, и язык не поворачивается на них накричать, ибо в них столько какой-то бесшабашности и веселья, что остается только улыбнуться и мысленно вернуться в свое детство. Так и лучи солнце, те еще баловники, без злых помыслов стучатся в окна, закрытые светонепроницаемыми шторами. «Подумать только, люди сами лишают себя света» - недоумевали лучики.
Так началось утро. Просыпался город, озаренный чистой солнечной энергией. Медленно начинался рабочий день, кто-то только пил на кухне кофе, кто-то с головой погрузился в будничную суету, однако несколько жителей того города на работе оказывались раньше рассвета. Одним из них был высокий мужчина со строгим, даже свирепым лицом. Он вставал с постели очень рано, наскоро умывался и отправлялся на службу. Да, он так и называл свою работу – службой, ведь каждый день в назначенное время он на посту без опозданий и нареканий со стороны начальства. Пусть и наступила по календарю весна, но на деле это были лишь попытки прорвать увесистую, мощную пелену зимы. Но на смену теплой дутой куртке уже пришло клетчатое драповое пальто, что придавало еще больше серьезности внешнему виду мужчины, что занял свое рабочее место час, а может и два часа назад. Глухой глубокий голос, отсутствие жестикуляции как таковой, сдержанный взгляд, пропитанный отрешенностью, увесистые шаги. Тяжесть. Какое-то странное чувство тяжести возникало при встрече с ним. Еще бы, ведь ему самому очень тяжело. Тяжело от того, что эта несчастная пара подслеповатых, близоруких глаз видела намного больше того, что ему нужно было видеть. Да, и сердце часто не давало покоя, как будто оно тоже обладало каким-то внутреннем зрением и видело при этом лучше глаз. Говорят, что такие люди обладают сверх способностями и наделены особым даром. Однако для него это скорее не дар, а что-то вроде проклятья.
Который год, практически без выходных, он трудится на так называемой городской таможне. Никто не мог пройти мимо него. Казалось бы, задача предельно проста – проверяй сумки и проверяй. Однако он, от природы наблюдательный, всегда обращал внимание на самого человека, не только на его багаж. Что может быть не обычного в чемодане? Белье, продукты, книги? Бывало, что попадались, и правда, интересные вещицы: старинные, едва тикающие часы, например, но это редкость. Больше его занимали чувства, мысли, взгляды, иными словами, те истории, которыми не принято с кем-либо делиться, их много у всякого человека. Но он молчал. Скорее, привык молчать о том, что видел, ибо знал, что раз не задают вопросов, значит ответы на них не нужны. А лишним советом можно только навредить. Возможно, если б кто-то прознал о его способностях и пустил бы по городу слух, то за ним увязалась бы слава, да и люди приходили б, не чтобы бросить под ноги свой рюкзак. Но, выбор есть выбор.
В то утро случилось то, что непроизвольно заставило его впервые забыть о правилах и предрассудках, потому что в город вернулся человек, который действительно нуждался в помощи. Тот еще, между прочим, путник, странник, скиталец, человек, вечно ищущий что-то во вне в надежде найти то, что некогда пропало, выпало по дороге домой, как незатейливый предмет из кармана или из сумки, только в этот раз не из вещмешка, а из души.
- Ваш багаж, – произнес с машинальной интонацией служащий.
- Да, вот, решил вернуться. Говорят, что в путешествии обогащаешься новыми знаниями, что приходит момент, когда необходимо перестать быть заложником городского образа жизни. Но вот что-то который раз происходит не так. – риторически проговорил заядлый путешественник, – Вон, как солнце ярко светит, затылок печет, глаза слепит. Нет ни одной точки земного шара, где бы оно не появлялось утром.
Таможенник вздохнул, набрал в легкие побольше воздуха и осмелился за много лет заговорить.
- Я вижу в вас… – тут он запнулся и взглянул на слушателя, который неожиданно встрепенулся, как бы предвкушая услышать что-то важное, – Я просто скажу. Ну, то есть буду говорить, что вижу. А пока что поставьте свою сумку на землю. Дело не в ней.
- Да, без проблем, – с несвойственным ему простодушием ответил собеседник и бросил черную сумку вниз.
- Ты носишь с собой звезду.
- Что??? – удивился слушатель.
- Она и секрет твой, и твой страх, – продолжил мужчина в клетчатом плаще, – Она есть ты. Ее не надо искать, она в тебе.
- Так, стоп, ты хочешь сказать, что я зря трачу время? – прибывая в жутком удивлении от услышанного, спросил путешественник, – Неужели все так просто?!
- Можешь мне не верить, – раздался глухой голос таможенника. – Но то, что ты искал, оно уже в тебе, – он закончил свою речь, и его строгие глаза наполнились слезами, которые нужно было обязательно сдержать.
- Ну, долго вы там? Сколько можно ждать? – раздался голос из толпы приезжих туристов, что приехали на двухчасовую экскурсию.
- Спасибо, – ответил юноша и улыбнулся солнцу, которому он не улыбался с детства.
А на досмоторщика, как снег на голову, впервые за годы нашло прозрение. Ибо, да, он почти в каждом человеке, что встречал где-либо, видел звездное небо, звезды, их холодный и теплый свет, чьи-то лучи буквально обжигали его душу. Видел и мог рассказать. Но ведь и в нем тоже, скорее всего, живет звезда, о которой ему никто не скажет.
В нем, серьезном, унылом, отрешенном, живет звезда. В нем живет свет.
;
9. *Ключник*
- Сегодня я тебя с таким человеком познакомлю...
- Но я вечером уже уезжаю. Ты сам понимаешь: мне нужно собраться, купить что-нибудь вроде сувениров для друзей. Не с пустыми же руками в конце концов. Не прилично же. Я вообще хотела этот день провести в одиночестве.
- Тебя кто-то встречает, ну, в смысле уже по приезде? – задал он ей неожиданный вопрос.
- По-моему, нет смысла в подобных встречах. К тому же я приеду среди дня, когда у всех работа, дела и вообще мало ли что, – ответила она, отведя глаза в сторону.
- Ну, тогда такие друзья и без сувениров переживут, – ухмыльнулся молодой человек.
- Ты рассуждаешь, как ребенок.
- Не в возрасте же дело, – задумчиво произнес он, – Кстати, тот человек, к которому мы сегодня пойдем, давно уже не следит за возрастом. Увидев его, ты поймешь, что не зря.
- Что не зря? – удивилась она, в ее от природы глухом голосе появилась нотка заинтересованности.
- То, о чем ты постоянно думаешь, хотя бы. Он ключник. Наверное, этим все сказано.
- Ключник? – еще больше удивилась она.
- Да, он давно уже собирает ключи. Причем находит их где угодно. У него большая коллекция ключей, которые он раздает буквально направо и налево. Причем никто, кто бы к нему ни заглядывал в гости, не уходил потом с пустыми руками. Ибо ему удается подобрать нужную гайку к любому замку и разомкнуть его. Доброе дело делает человек, между прочим.
И все-таки чем-то тронул ее этот рассказ. Пусть в чудо она, конечно, не поверила, но согласилась пойти в гости, дабы посмотреть на чудака. А может на нее попросту повлияла атмосфера города, где так или иначе ежедневно происходили странные вещи. Начиная от вечных криков сов заканчивая полной звуковой осязаемостью. Да, до того же шелеста листьев или голоса ветра, казалось, можно было докаснуться рукой. Мир становился более объемным что ли, гибким, изогнутым, способным посредсредством звука всякий раз преображаться, при этом как бы меняя свою форму. Его хотелось слышать. Вслушиваться в каждый едва уловимый в воздухе полет того же комара, с головой погружаться в ритм крыльев птиц.
Возможно, поэтому они шли молча. Он продолжал наслаждаться музыкой города, душа же его рождала какую-то новую композицию, с которой даже ему еще предстояло познакомиться. Для нее же все эти звуки смешивались в какую-то неразбериху, вроде шума. Чтобы прервать затянувшееся молчание, она спросила:
- А ты сколько раз ходил к нему, к этому ключнику?
- Пару раз всего. И то, второй раз, чтобы поблагодарить старика. Представляешь, у него не нашлось для меня заветного ключа. Он сказал, мол мой ключ спрятан в лесу. От меня не требовалось ничего большего, кроме того, как прогуляться по опушке, да заглянуть ненадолго в чащу. И правда, под одним деревом лежал ключ. Я его заметил не сразу. Настолько, что пока бродил туда-сюда, победив панику, устал от собственных мыслей и впервые услышал дерево. Представляешь, просто прислушался и услышал. Под ним, кстати, и валялся ключ.
Еще чуть-чуть и они подошли к невысокому, двухэтажному дому. На пороге их встретил мужчина с припорошенными возрастом висками.
- День добрый, – добродушно произнес он, обращаясь к молодому человеку, будто игнорируя его спутницу, – Как живешь?
- Да, продолжаю слушать, восхищаться, ну, и отдаю миру то, что могу отдать.
- У тебя, между прочим, все получается, – улыбчиво произнес старик, – А вы к нам откуда? – обратился он к девушке, по-прежнему не глядя на нее. У нее же возникло желание посмотреть этому человеку прямо в глаза, пусть она обычно побаивалась это делать, особенно с незнакомцами, – Вижу вы нездешняя. Но все-таки вы здесь. Значит вам это нужно.
- Может и для нее у вас найдется заветный ключ? – спросил молодой человек.
- Может, но...
- Мне не нужны ключи, – резко перебила она, – Мне открывать нечего.
На этих словах молодой человек вышел из дома, решил оставить ее наедине с ключником. Ибо по интонации почувствовал какое-то странное смущение своей подруги.
- Для чего вы протестуете? Для чего нужен вам этот протест? – спросил ключник, что привык задавать вопросы парой.
- В моей жизни был человек, который изо всех сил хотел меня раскрыть. Он так и говорил, что моя душа за семью замками и в голосе видел много зажимов. Да, ему удалось открыть меня, подчинить меня к себе. Но голос ни капельки не изменился, и руки его я не смогла подпустить к своим плечам. Ничего не вышло из этой истории, –произнесла она и замолчала, ибо не было больше слов. Пустота – бесформенная и колючая.
- Не иметь замков на душе, быть может, даже хуже. Вы думаете в вас нечего открывать? Это вы зря. В вас еще много-много всего, – произнес ключник и потер свой широкий лоб ладонью.
Она ничего не ответила.
- Вот, – добавил он и достал из кармана обычный металлический небольшой, округлый ключик, – Дайте мне руку.
Он вложил этот ключ в ее робкие и влажные ладони. Она сразу почувствовала тепло, как будто солнышко поднялось в мрачный, озлобленный день.
- Что вы чувствуете? Расскажи мне, – неожиданно старик перешел на "ты".
- Тепло, нежность, он такой маленький, но одновременно такой большой... – ее голос зазвучал даже чуть звонче, – Металл проводит тепло, – вмиг догадалась она.
- Это все ты. Ты проводишь тепло и одновременно есть и большая и маленькая. Это все ты.
Она смотрела ключнику в глаза, оставив робость.
Странно, но когда молодые люди шли назад, она ни на секунду не умолкала, объясняя свое странное поведение другу тем, что они еще долго не увидятся, и напоследок стоит все-таки поговорить. Он же просто слушал ее удивительный голос, наполненный от и до нежностью.
;
10. *Закат*
- И все же, почему ты молчишь? – снова спросила он, когда они при свете фонарей возвращались домой, небрежно наступая на не заметные в сумерках лужи.
Она по-прежнему ничего не ответила, потупив вниз глаза, стараясь всем телом еще сильнее спрятаться от весеннего морозца в широкую зимнюю куртку. Они подошли уже к дому, но его что-то останавливало, чтобы набрать простой код на циферблате и зайти в подъезд.
- Может, ты мне все-таки объяснишь, – уже более мягко произнес он, в его взгляде уже читалось какое-то смирение относительно того, что он не готов к разговору.
- Ты видел этот закат? – неожиданно спросила она, голос ее звучал как-то приглушенно.
- Еще бы, я не пропускаю ни одного заката. Ты же сама хотела прийти на мое любимое место, – удивилась он, но постарался скрыть свои эмоции.
- А я вот впервые.
- Что впервые? – тут ему уже не удалось скрыть недоумение в голосе.
- Впервые видела закат по-настоящему, и знаешь, я вновь влюбилась в небо. Да, звучит странно, но это так. Ты как будто оказываешься наедине с самим собой в этот миг. Видишь, как медленно уходит, исчезает день, как солнышко прячется за линию горизонта и делает небо слегка полосатым. Именно о таком небе мне рассказывали когда-то очень давно, и еще просили изобразить его на бумаге. Затем, конечно, было брошено много всяких противных, резких, перцовых слов в мой адрес вроде того, что рисовать мне не дано, кисточку держать я не умею и переходов цвета не вижу.
- Тебя до сих пор это беспокоит? – перебил он, но сразу же пожалел об этом, ибо ее история начала беспокоить и его, только вдвойне сильнее.
- Нет, вернее, я думала, что нет. Но в тот же день я, вернувшись домой, выбросила все кисточки, бумагу, краски, поругалась с родителями, они не поняли, что случилось тогда. Хотя, наверное, я и сама не особо понимала. Только сегодня до меня наконец-то дошло, что перед тем, как что-то отдать кому-то, надо это получить самостоятельно. Извини, что я так бессвязно говорю. (Он молча слушал ее и все отлично понимал). В общем, я хочу сказать, что ты не можешь отдать то, чего у тебя нет. Причем это «нет» может быть не потому, что ты что-то потерял, мол растяпа такой, а потому, что просто никогда подобное не чувствовал и не видел. Сегодня я первый раз от начала до конца наблюдала за тем, как уходит день, как меняется время суток. Знаешь, еще ребенком, когда я наблюдала за стрелками часов, что вечно по кругу, ждала тот момент, когда большая стрелочка сдвинется. Думала, что поймаю время, – тут она рассмеялась, – А время можно увидеть, оказалось, совсем в другом. Да, всё-таки мастер часовых дел прав. Тогда, при встрече с ним, я ещё не совсем разобралась, что к чему. Зато сейчас всё сложилось наконец-то в одну картинку. Дело же не в часах. Кто знает, если б у меня сейчас были краски, я смогла бы нарисовать небо не хуже тех, кому тогда сказали, что у них «талант». Понимаешь, прошло столько лет, а мне по-прежнему хочется размалевать стены в комнате или купить огромную пачку бумаги, краски, пару кисточек и закрыться в своей коморке от всех. Чтобы рисовать. Рисовать. Рисовать. Едва успевать взглядом за линиями, что спешат по листу быстрее мыслей в голове. Усеять лист безжалостными, размашистыми кляксами. Надо мной же теперь никто не будет стоять с указкой.
Он молчал, не потому что не понимал, о чем она говорит. Просто не хотелось перебивать ее поток сознания. Кто бы мог подумать, что именно в последний перед отъездом день, когда утром она была настроена крайне не добро, она откроется. Впервые за всё время их совместного отпуска.
«Вот оно настоящее чудо, совершенно не похожее на сказочные, выдуманные чудеса. Я всегда знал, что в ней есть нечто большее, чем то, что она всем показывает. Всё-таки у каждого из нас, наверное, есть в душе особая комнатка, закрытая на ключ от посторонних глаз, но там всё другое – самое живое, что может быть в человеке. И вдруг эта огромная, тяжелая дверь открывается. За ней что-то абсолютно беззащитное, хрупкое, но такое искрящееся, озаренное внутреннем светом. Причем тут рассвет? Да ни при чем. Это тот самый момент, когда солнце прячется за линию горизонта, подкрадывается вечер, а вместе с ним тишина с ее неподкупной откровенностью», - подумал он.
- Что ты молчишь? – едва слышно произнесла она.
- Заслушался … то есть засмотрелся. В общем, да, такой закат я встречаю впервые. Закончился день, закончилось твоё путешествие, но началось что-то более важное…
- Что ты имеешь в виду?
- Тебя. Да, возможно, справедливо сейчас обижаться на тех людей, которые тебе когда-то закрыли дорогу. Но если бы они тогда не перекрыли кислород, у тебя не было бы повода вот так остановиться и увидеть пусть этот закат, да и не только закат, увидеть мир заново.
Она рассмеялась и чуть позже добавила:
- Неужели ты думаешь, что я ношу в сердце обиды так долго?! Если б тогда, именно в тот момент, когда я показала свой рисунок, мне бы сказали, что у меня талант, я бы весь вечер без толку прыгала бы до потолка, а потом показывала этот рисунок всем, кто бы приходил ко мне в гости. Это разве хорошо? А со временем бы вообще забросила бы краски.
- Да, ерунда, всё это, – по привычке согласился он, чтобы не выяснять отношения.
- А может и не ерунда? Я смотрю на тебя и вижу, как заходит солнце в твоих глазах, чувствую все эти переливы цвета всеми клетками тела. Может пора возвращаться?
- Да, ты права. Поезд скоро, – он отвел взгляд в сторону.
- Нет, я не про это. Возвращаться к себе настоящей. К той, которую я потеряла много лет назад. А на поезд я успею. У нас еще есть время, пока солнце полностью скроется за линией горизонта.
;
11. *Собиратель историй* (из историй о маяке)
- Говорят, что поезд задерживается, – произнесла она с какой-то грустью. Они ведь уже попрощались. Время. Слова. Чувства. Всё ведь уже потрачено.
- Ну, что ж, придется подождать, – ответил он тоже в каком-то смятении. Ему бы радоваться тому, что у них есть ещё несколько минут, чтобы поговорить. Но что-то мешало, он не мог понять что.
Они сели на скамейку как будто чужие друг другу. Как будто не было этой недели. В который раз она поймала себя на мысли, что не хочет уезжать, но в то же время ее, наверное, заждались уже дома. Он тоже понимал и принимал неизбежность их разлуки, но не хотел от нее уходить. Они осознавали оба, что друг другу ничего не должны.
- Не отпускает меня этот город, даже рейс задержали, – нервно засмеялась она. - Тут всё совсем другое. И люди, и жизнь, и даже воздух.
- Ну, да, – согласился он
- Как будто больше света
- Света... – произнес он и улыбнулся, – А знаешь почему так? Потому что нашелся человек, который увидел огни, что были сначала никому не заметны, и научил их видеть. Сперва одного человека, им, кажется, был какой-то местный фонарщик. А потом и других.
- Он жив еще? Наверное, он – легенда вашего города?..
- Да, он живет неподалеку. Но никакой легендой не стал. Ибо ему просто это не нужно. Он собиратель историй.
- Местный писатель?
- Написал бы и не одну книгу. Если б писал. Но он предпочитает разговоры любым повестям и романам. Говорит, что живая беседа - самое настоящее, что есть на свете, – тут он понял, что она слушает его в пол уха и погружена далеко в себя. - Тебе это интересно?
- Да. Расскажи мне про него.
- А ведь он был когда-то бродягой. Казалось, что без какого-либо смысла слонялся по городу. Куда-то всматривался, наблюдал за кем-то. Кто бы знал тогда, что путник обретает дом, когда найдет себя. Ему много раз вторили, что поиски своего пути, своей дороги, своего города, своего убежища ни к чему хорошему не приведут, – он сам мне рассказывал об этом – Однако он, будучи простым путником, продолжал искать, ибо знал, что ищущий находит.
Он до конца не знал, что всё-таки нашел то, что не терял, а попросту еще это тогда не открыл в себе. Но задержался, потому что поверил, что он вправе что-то изменить. Поменять. Сделать что-то по-своему. Сделать так, чтобы поняли. Ему предлагали квартирку в центре, но он предпочёл свой тихий уголок на окраине. Говорит, что дома бывает лишь утром и поздним вечером, а это его почти святые часы.
- Ты так рассказываешь, словно он твой друг. Но почему-то раньше никогда не упоминал о нем.
- Да, он ни с кем особо не сближается, одиночка на первый взгляд. Но как только начинаешь с ним говорить, ты понимаешь, что это человек, способный принять к себе в душу любую твою историю, прожить ее вместе с тобой заново. Человек, убежденный, что в каждом из нас живет множество историй...
Тут объявили, что поезд прибыл, что приглашают на посадку.
- Понимаешь, мне уже...
- Да, конечно. Я рассказал тебе всё. Больше и добавить нечего.
Они расстались. Поезд отстукивал какой-то странный и резкий ритм, непривычный ей, мчался на бешеной скорости. Поездка закончилась. Завтра снова на работу. "Снова" или "опять" уже неважно. Ибо завтра она вернется на старое рабочее место, но уже другой. Теперь ведь в её душе живут невероятные истории города, где некогда один человек увидел огни. "Рассвет скоро" – про себя произнесла она, не глядя на часы. Перед глазами по-прежнему бежала кинолента воспоминаний о первом дне, о местных уличных музыкантах, о странных, но при этом по-настоящему влюбленных молодых людях, обо всём, что теперь стало частью ее души, ее пробуждения.
(с) greenflower