Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
207. Не боись! Прорвёмся! 18 марта 1973 года.
Сводка погоды: ВМБ Балтийск, воскресенье 18 марта 1973 года, дневная температура: мин.: плюс 1.0°C, средняя: плюс 3.8°C тепла, макс.: плюс 5.3°C тепла, 5.6 мм осадков, мелкий дождь.
Успешная сдача 17 марта 1973 года курсовой задачи "К-1" в корне изменило поведение командира корабля, старпома, командиров боевых частей и офицеров экипажа БПК "Свирепый", они вдруг стали какими-то значимыми, уверенными, даже самоуверенными, излишне чопорными, даже высокомерными. Если раньше во время подготовки к сдаче курсовой задачи "К-1" мы все, весь экипаж, то есть командиры боевых частей, офицеры, мичманы и старшины-годки были все заодно, работали и действовали дружно, по-деловому обмениваясь мнениями, как лучше организовать занятия и тренировки, то теперь командиры и офицеры отдалялись, дистанцировались, держались "на расстоянии вытянутой руки" от старшин-годков и матросов. Они всё чаще начали делать замечания по дисциплине служебных отношений, напоминать о субординации, перешли на сухой "командирский" язык и стиль общения, прекратили всякий внеслужебный обмен мнениями с личным составом, порой, даже с мичманами.
Командиры боевых частей, особенно штурман командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров и командир БЧ-2 старший лейтенант Е.Л. Крылов, подчёркнуто официально общались с личным составом, принципиально не отвечали на какие-либо реплики старшин и матросов, но запоминали их и при случае "ставили на место распоясавшихся матросов". До сих пор не знаю и не понимаю, почему и чем было вызвано такое изменение в поведении командиров боевых частей и офицеров БПК "Свирепый" весной 1973 года... Командир корабля капитан 3 ранга Е.П. Назаров тоже из постоянно сердито-озабоченного, но внимательного и строго командира, вдруг превратился в отстранённого, молчаливого, немного рассеянного и ушедшего в самого себя офицера, мы редко его видели, потому что он усиленно чем-то занимался в своей каюте, часто отлучался на берег, ездил в Калининград. Практическим хозяином на корабле оставался наш старпом капитан-лейтенант В.А. Сальников, который почувствовал "свободу" и усиленно занимался внедрением строго уставного корабельного распорядка и службы корабельного наряда.
Занятия по специальности, тренировки на заведованиях, учебные боевые тревоги, приборки и хозработы продолжались в прежнем темпе и напряжении, но приобрели некоторый механический, формальноый и не азартный, не соревновательный характер. Если до сдачи курсовой задачи "К-1" все без исключения "страстно горели" на своих боевых постах, совершали "микро подвиги", то сейчас все занятия и тренировки шли в среднем темпе, с покойно и скучно. Изменение стиля поведения офицеров "перекинулось" и на старшин-годков, они тоже начали придираться к молодым матросам, тем более, что для годков призыва весна-лето 1970 года 17 декабря 1972 года было 100 дней до предполагаемой даты приказа о ДМБ, 27 декабря 1972 года - 90 дней до приказа, 6 января 1973 года - 80 дней до приказа, 16 января 1973 года - 70 дней, 26 января 1973 года - 60 дней, 5 февраля 1973 года - 50 дней, 15 февраля 1973 года - 40 дней, 25 февраля 1973 года - 30 дней, 7 марта 1973 года - 20 дней, а в день сдачи курсовой задачи "К-1" - всего только 10 дней до Приказа о ДМБ...
Справка: Приказ Министра обороны СССР маршала Советского Союза А. Гречко "Об увольнении из Вооружённых Сил СССР в мае-июне 1973 года военнослужащих, выслуживших установленные сроки службы, и об очередном призыве граждан на действительную службу" №86 был принят не 27 марта, а 11 апреля 1973 года.
Как только до Приказа о ДМБ годкам призыва весна-лето 1970 года осталось "всего ничего", а большое дело подготовки экипажа и корабля к самостоятельному несению БС (боевой службы) в море-океане было сделано, ДМБовские годки тут же начали "класть на службу болт с газовой резьбой". ДМБовские годки постепенно начали отходить от исполнения своих служебных обязанностей. Теперь ДМБовские годки исполняли только надзорные и контрольные функции, передавая свои "годковские права" и дела подгодкам, то есть старшинам призыва осень-зима 1970 года. Этот переходный период всегда осуществляется трудно, с недоразумениями, "приключениями" и проявлениями годковщины. Вот почему командиры боевых частей начали "закручивать гайки" дисциплины и субординации, отходить от былых отношений с ДМБовскими годками и выстраивать новые отношения с подгодками.
То, что я в ленкаюте жил и работал один, мешало (было скучновато) и помогало, потому что никто мне не мешал. Наоборот, замполит капитан 3 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин, видя моё отношение к работе и своим обязанностям по политслужбе, результаты и оценки начальства, как-то даже дружелюбно начал относиться ко мне, практически перестал начальственно приказывать и требовать, а наоборот, начал предлагать варианты и, как партнёр, обеспечивать мою работу. У нас с ним возникло некоторое уважительное друг к другу партнёрство: он сообщал о целях и задачах, а я предлагал варианты их достижения и исполнения, потом мы оба обсуждали, советовались, делились мнениями, а затем, после принятия союзного решения, замполит обеспечивал меня всем необходимым, а я исполнял задачу. Капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин был гораздо старше меня по возрасту, поэтому я относился к нему, как когда-то на Севморзаводе относился к своему наставнику - Евгению Мыслину, заслуженному рационализатору РСФСР, то есть уважительно, со вниманием и признанием. При этом Дмитрий Васильевич так же, как когда-то Женька Мыслин, относился ко мне, как к молодому перспективному помощнику, способному на гораздо большее, чем то, что мне было положено по моему должностному положению и матросскому званию. Уже в начале марта 1973 года Дмитрий Васильевич Бородавкин предложил мне вступить в ряды КПСС и готовиться для поступления в высшее военно-морское политическое училище.
Глядя на изменение стиля во взаимоотношениях между командирами, офицерами и личным составом экипажа БПК "Свирепый", я тоже, чтобы не быть и не казаться "белой вороной", сам перешёл на строгое и точное "уставное" поведение и даже наедине с заместителем командира корабля капитаном 3 ранга Д.В. Бородавкиным не отступал от официальных и формальных взаимоотношений, несмотря на его попытки наладить доверительные, почти дружеские отношения. Таким образом, у нас сложились настоящие нормальные деловые служебные отношения с большой долей дружелюбного поведения и уважения друг к другу. Как "молодой" и "младший по званию", я по старинной флотской традиции, первым предлагал свои идеи, мысли и предложения, затем мы с Дмитрием Васильевичем коротко обсуждали мои аргументы, а после этого он принимал решение: либо поддержать, либо отвергнуть, либо предлагал что-то своё. В результате у нас почти не было споров и разногласий, кроме моих попыток предложить что-то необычное и неформальное, а со стороны замполита - ограничивающих мою "задорную комсомольскую прыть" указаний.
В середине марта 1973 года мама и папа прислали мне несколько бандеролей, в которых, кроме писем, были книги-учебники для подготовки к поступлению в институт, сладости, зубная паста, витамины в драже, конверты, стержни для авторучек, сигареты и конфеты для угощения друзей, фотографии и письма родных и близких. Оказалось, что все мои болячки, цыпки, воспаления царапин и порезов - это всё от недостатка витаминов и их регулярный приём сразу же дал прекрасный оздоровительный эффект. Я угостил комплексными витаминами своих друзей и товарищей, которые помогали мне делать стенды и замполита капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина. Славка Евдокимов и Дмитрий Васильевич Бородавкин попробовали эти маленькие шарики жёлтого цвета, убедились, что они идут на пользу и вскоре наш корабельный доктор старший лейтенант Л.Н. Кукуруза начал массовую компанию оздоровления экипажа корабля, выдавая всем за завтраком витамины. Правда, Леонид Никитич приревновал меня и всем говорил, что "сам хотел начать выдавать весной витамины всему экипажу корабля" и отругал меня за то, что я "нарушил требование корабельного устава и принёс на корабль лекарства помимо него, доктора".
- Спасибо за витамины, - писал я в письме родителям. - Они очень нужны, чувствую сам, что их не хватает. Однако больше не присылайте. Не надо.
- Посылки, бандероли и письма я все получил. Огромное вам спасибо, особенно, за письма и книги. Вот они стоят на полке, и сердце радуется, только вот начало занятий откладывается. Особенно ценен сборник задач по алгебре. То, что надо!
- Теперь вот что. Я уже писал вам, что хотел бы стать штурманом. Это так, но кем ббы Вы хотели меня видеть? А? Есть ли у вас какие-либо предложения? Пожалуйста. Я думаю, что уезжать далеко от вас не следует. Я думаю, что буду нужен у нас дома, в Суворове. Нет?
- Папа, милый мой папа! Спасибо тебе за советы и письмо, которое ты писал "спросонья". Я полностью с вами согласен на счёт Юрки и Вали. Им я пока не писал и писать не буду. Я писал вам, чтобы вы поговорили с Юрой. Писал я и ему подобное письмо, где говорил, что если он не хочет потерять родителей, то пусть извинится и переменит своё отношение к вам. Вот он приезжал к вам, хотел это сделать, но у него ничего не вышло. В результате Юрка совсем от нас отдалился...
- Я думаю, что тут уже ничего не сделаешь: лаской не приманишь, угрозой не испугаешь, а слов он никаких не признаёт, кроме как своих собственных! Вот так.
- Так что, пусть живёт своей жизнью, своим выбором, сам с собой и со своими делами и поступками. Я думаю, что хватит о нём беспокоиться, как о ребёнке, он уже далеко не ребёнок и сам отвечает за свои слова и поступки. Надо ему будет, он сам приедет к вам.
- Смотрите, сколько он перечисляет претензий и обид к нам! Сколько раз он был обижен? Столько, сколько по его идее должно было перерасти в ненависть. Его "сдерживает", как он пишет, только "любовь к нам, которая выше нашей любви к нему"! Это его слова, ну и пусть остаётся со своей "любовью".
- Юра сторонник пылких чувств и "героических" поступков, всякие обиды, слова, уговоры, разговоры и переговоры на него не действуют. Юра живёт так, как хочет, поэтому мне сейчас как-то всё равно, но Олежку и Свету (дочь и сын Юры - автор) я ему никогда не прощу, а сейчас - пусть делает, что хочет. Я люблю его как брата, которого знал и выдумывал себе, закрывая глаза на его выходки, а теперь я знаю, что у меня есть старший брат... и всё. Вот так. Можете ругать меня, но это так.
- Мама, то, что вы скрыли от меня случай с поломкой твоей ноги, это плохо. Вы всегда учили меня ничего от вас не скрывать, так что жзе вы сами делаете? Особенно тяжело, когда узнаёшь о случившимся со стороны и мучаешься неизвестностью! Но по последнему письму я чувствую, что нога идёт на поправку. Скорее набирайтесь сил оба, бодрости вам и здоровья желаю!
- Теперь о службе. Мне ещё работы на целый месяц надавали (замполит поручил мне оформить стенды для политотдела штаба 128-й БРК 12-й ДиРК ДКБФ, в состав которой мы вошли - автор). Так что хорошо бы прислать мне немного сальца, чесноку и жареных семечек...
- О деньгах. Денег у меня много, есть ещё те, что ты, мама, присылала мне на Новыйц год. Сам не пойму, как они сохранились? Да ещё я получил "зарплату". Вообщем, я "при деньгах".
- Да! Сообщаю факт - задачу К-1 сдали на отл... Вообщем, сдали! Чёрт возьми! Кругом секреты... Вот такие дела.
- После ваших писем и бандеролей ни от кого писем не получал. Сам тоже никому не писал. Некогда. У нас совсем весна. Вчера (17 марта 1973 года - автор) ввели в форму одежды бескозырки. Ходим пока в шинелях, но на голове "крабом" красуется "беска" (бескозырка - автор). Скоро будут бушлаты.
- А у меня бушлата нет... Скоро весной ребята будут "играть ДМБ", возьму у них бушлат. Так что, не волнуйтесь. Остальной флотский аттестат (комплект флотской одежды матроса - автор) при мне. Всё цело. В тёплых ботинках (прогарах) не хожу, жарко, но надеваю их только в библиотеке.
- Ну, пора заканчивать. Всего вам хорошего. Не скучать! не волноваться! И ни-ни, не болеть! Папа, а о большом письме-разговоре не забудь, ладно? Да! если сможете достать набор надфилей, то пришлите мне, пожалуйста, будьте ласковы! Привет всем. Целую вас крепко, ваш сын, Саша. 18 марта 1973 года.
Это письмо я начинал писать ещё 10 марта, но написал только в воскресенье на следующий день после объявления о сдаче курсовой задачи "К-1". Это был большой праздник для экипажа БПК "Свирепый", офицеры и мичманы праздновали это важнейшее событие в истории корабля и экипажа в ресторане "Золотой якорь" в городе Балтийске, а мы, личный состав экипажа корабля, отметил это событие праздным "ничегонеделаньем" и просмотром подряд трёх "старых" кинофильмов. Для меня этот праздник был омрачён тем, что у меня из рундука под столом президиума в ленкаюте кто-то из моих "помощников" утащил мой парадный новенький (первого срока носки) бушлат.
Я "гордо" никому ничего не сказал о пропаже бушлата, потому что мой новый друг и товарищ старший радиометрист БМП РТС Славка Евдокимов, подгодок осеннего призыва 1970 года, старше меня по сроку службы ровно на один год, сказал: "Что пропало, то пропало. У меня "по молодости" два бушлата годки спёрли! Не боись, прорвёмся!". Вот так славкино выражение "Не боись, прорвёмся!" неожиданно стало нашим с ним общим девизом на весь оставшийся срок службы на флоте.
Фотоиллюстрация: Воскресенье 18 марта 1973 года. ВМБ Балтийск. БПК "Свирепый". Фотография из ДМБовского альбома старшего матроса сигнальщика-наблюдателя БЧ-4 Ивана Михайловича Крючкова (период службы 18.05.1971 - 08.05.1974). На баке (носовая часть верхней палубы корабля до гребня-преграды волнолома - автор) в свободное время собираются пообщаться, поговорить и покурить матросы и старшины - это традиционное место общения личного состава корабля. В данный момент на переднем плане фотографии трое представителей молодых матросов и старшин майского призыва 1971 года, один из них молодой, только что получивший звание, командир отделения механиков БП ЗАС БЧ-4 старшина 2 статьи Иван Саввович Донич (период службы 13.05.1971-08.05.1974). Мы вышли на бак перекурить во время перерыва между просмотра кинофильмов. Было сыро, мокро, зябко, но празднично - мы сдали курсовую задачу "К-1".