Он сидел спиной к горе, не оборачиваясь на шум толпы.
Мимо пробежали двое нищих мальчишек, возбужденно кричащих:
— Нет, ты видел?? Прям в руку гвоздем!
— Да, а как кровь брызнула?!
Иуда придерживал рукой левую часть лица, которая по обыкновению дергалась в нервном тике, словно истерично улыбаясь. Закончив рассматривать свои ободранные сандалии, он поднялся и так же, не оборачиваясь, отправился в город. Хотелось пить, день выдался жаркий, а застывшая духота намекала на скорую грозу.
Опустевшие улицы города изредка оглашались выкриками хозяев дешевых лавочек, которые зазывали к себе возбужденных от вида казни людей. Иуда забрел, не глядя, в первую попавшуюся открытую дверь и присел за низкий столик. Хозяин кинулся было к нему с услужливой улыбкой, но по пути резко затормозил и теперь молча разглядывал своего гостя, сложив руки на груди.
— Уж не Искариот ли ты Иуда? – процедил он.
— У меня есть деньги, – промолвил тот в ответ, но мужчина молчал, испепеляя его ненавистным взглядом. Затем он взял грязную кружку и смачно харкнул туда, пододвинул ее Иуде под локоть и сказал:
— Это все что ты заслужил. Проваливай.
Тот молча поднялся и вышел.
На улице стало оживленнее, выползли нищие и калеки. Рядом с одним из них Иуда увидел ломоть хлеба и темную бутыль. Аккуратно подошел к нищему и присел рядом. Тот заунывно пел:
— и пришел Иисус как Царь Иудейский,
— и кидали ему оливу под ноги.
— И творил чудеса , как целитель прославился,
— и был предан Иудой за сребреники.
Нищий замолчал, Иуда покопался в кармане и извлек несколько затасканных медных монеток. Протянул их нищему и спросил:
— А ты можешь написать другую песню? Я скажу тебе про кого.
Оборванец разглядывал монетки,а потом обратил взор вверх и с улыбкой спросил:
— Господин желает купить голос народа?
Иуда в упор рассматривал бродягу, его наглую улыбку и гниющие зубы. Он молча положил монетки ему на колени и забрал хлеб с бутылкой. Утолив жажду и голод, он отправился вон из города.
Не смотря на опущенную голову, многие все равно узнавали его. Один из торгашей направил на него грязный палец и закричал:
— Вот он! Вот он Христопродавец! И как только твои одиннадцать братьев не удавили тебя!
Иуда ускорил шаг, в спину ему полетел одинокий камень.
Из города он почти выбежал. Каждый третий окликал его, каждый второй старался причинить боль.
— Вы все не понимаете..Я же Спаситель.. – бормотал Иуда.
Переночевал он спрятавшись среди больших валунов, укутавшись в оборванный плащ. Дождя так и не случилось, ночная прохлада не принесла облегчения, и к утру жар солнца окончательно вымотал Иуду.
Он двинулся наугад в пустыню по направлению к Гефсиманскому саду. Он шел почти весь день и жажда одолевала его. Впереди он увидел небольшую рощицу и двух привязаных к деревьям мулов. Подойдя ближе он понял, что это две семьи странников устроились на отдых после долгого пути.
— Бог в помощь, добрые люди! Не найдется ли у вас глотка воды? – обратился Иуда к мужчинам, которые правили повозку.
Спустя несколько минут Иуда уже помогал странникам, они трудились почти весь день, пока женщины готовили ужин и лишь когда стемнело все уселись около костра отдохнуть. Когда все утолили голод и жажду зашел тихий разговор, который вновь свелся к последним иерусалимским казням.
Иуда поглядывал на молодую девушку, тихо сидящую рядом с ним. Он специально сел справа от нее, чтобы подергивающаяся левая часть лица была не видна. Приосанившись, он громко вздохнул и сказал ей:
— А спаситель-то я!
Девушка недоуменно подняла на него глаза.
— На самом деле, это я всех спас, – улыбаясь прошептал ей Иуда, слегка наклонившись.
— Понимаешь, если бы не мой предательский поцелуй, Иисуса бы не распяли! И чудес тогда бы не случилось.
Иуда с победной улыбкой разглядывал свою собеседницу, которая не отрываясь разглядывала его.
— Его мучили и пытали… Много часов. – промолвила она
— Но таков его крест! – возразил Иуда.
— А твой крест каков? – спросила она в ответ.
Иуда нахмурился и замолчал.
— А я знаю, какой. — голос девушки окреп. Она приклонила к нему голову и громко зашептала:
— Тебя даже земля не примет. Ты смерти не достоин, предатель. Не жди пощады, Господь никогда не избавит тебя от страданий.
Иуда отшатнулся от нее, словно его ударили по лицу. Девушка продолжала шептать:
— Предатель… Предатель рода человеческого, вечных мук тебе, и не в аду, а тут, на земле!
Иуда встал, его трясло. Он достал из наплечной сумы мошну, в которой звякало серебро, и бросил под ноги девушке. Развернулся и ушел прочь от костра.
— В ночь! В темноту, укройте меня, небеса, — бормотал он под нос.
То ли он заплакал, то ли начался дождь, но лицо Иуды стало мокрое. Он почти бежал и скоро оказался в цветущем саду. Запах дождя и свежести не приносил Иуде облегчения, он громко разговаривал сам с собой, изредка грозя кому-то в небесах кулаком.
— Что же, Господи! Ты же понимаешь! Ты один должен понимать, почему я это сделал! Он сам сказал - и буду я распят, и воскресну на третий день. А если бы я не предал его, кто бы тогда воскрес! За что ты мучаешь меня, Господи?
Иуда не заметил, как голос его сорвался и стал кричащим, дергающееся лицо в ночных всполохах выглядело безумным. Оскалившись, он завыл:
— Так кто здесь истинный кудесник? Кто творец чудес? Я! Иуда спаситель рода человеческого, но почему все не любят его? И ты, Господь, тоже меня не любишь? Где твое долготерпение? Или для Иуды не найдется местечка рядом с тобой? Проклятый человеколюбец!
Он плакал. Слезы текли по грязным щекам, исчезая в кустистой черной бороде. Иуда закрыл глаза руками, присел на камень и закачался из стороны в сторону.
— Что же я наделал… Господи, почему ты не остановил меня?
Дождь усилился, Иуда раздумывал. Потом, что-то решив, встал и побрел по грязи. Вскоре он добрался до края сада и вышел к гряде холмов. Прямо под ней располагался спящий Иерусалим. Иуда прилег на камень и разглядывал город.
Незаметно перестал идти дождь, небеса расчистились и стало светлеть. Недалеко за городом стала видна Голгофа. Иуда не сводил с нее глаз, словно пытался рассмотреть что-то важное. С трудом встав, он снял с себя веревку, которой был подпоясан и стал править ее на осину, стоявшую неподалеку.
Над Иерусалимом вставало солнце, освещая два первых пасхальных чуда.
Первое – воскресшего Христа, спустившегося в Ад, для того, чтобы освободить оттуда праведников.
Второе – избавившегося от мук Иуду. Он покачивался на дереве и было непонятно: то ли он облегченно улыбался, то ли просто на лице навсегда застыла оскаленная усмешка.