Практическая медицина до краёв наполнена самыми экзотическими трудностями.
Е.Смолкин, аспирант, 1982.
СОРОК ДНЕЙ
(психо-патологический этюд с элементами социалистического сюрреализма)
часть первая
У КРАЯ СИРЕНЕВОЙ БЕЗДНЫ
Ты уймись, уймись тоска,
Душу мне не рань,
Раз уж это присказка,
Значит - дело дрянь...
Владимир Высоцкий.
ВСТУПЛЕНИЕ
Так случилось, что за свою сорокатрехлетнюю жизнь Иван Петрович [1] ни разу не сталкивался с родной, бесплатной, отечественной медициной. С зарубежной, впрочем, тоже. Человеку неслыханно везло! С медведем, волком, лосем - пожалуйста, встречался с порядочными и подлыми людьми, с парашютом прыгал, в футбол играл, детей нянчил, дважды был в райкоме партии - оба раза сидел в президиуме в качестве представителя рабочего класса, один раз даже по-настоящему тонул, а вот общаться с медициной - не приходилось! Причин тому было много: родился и вырос он в деревне, каких много в России, где о медицине никто даже и не слыхал. Дышал свежим воздухом, пил парное молоко прямо из ведра, ел хлеб, выросший тут же рядом и выпеченный в старой русской печи. Позже, лет с пятнадцати, употреблял самогон, также сугубо местного производства, приготовленный из настоящей сахарной свёклы и очищенный дубовыми опилками, а с утречка на следующий день оттягивался кислым хлебным квасом и капустным рассолом. Капуста тоже была отнюдь не голландская и не содержала ни пестицидов, ни прочей дряни.
_____________________
[1] Персонажи представленного произведения никогда в реальной жизни не существовали, да и существовать просто не могли. Все они родились и достигли апогея в недалёком воображении автора (здесь и далее примечания автора).
В армии с медициной тоже всё обстояло нормально. Полковой фельдшер хоть и отличал затылок от ягодицы, но все болезни искоренял исключительно мазью Вишневского и зелёнкой. А случавшиеся ушибы и царапины Иван Петрович умел самостоятельно лечить с самого раннего детства, благо лекарство всегда имелось с собой - чистое, стерильное, тёплое... Правда, раньше лечебный процесс мог начаться в любом месте, с возрастом это преимущество терялось, но всё равно, не обращаться же из-за всякой мелочи в полковой медпункт!
После армии Иван Петрович переехал в город, удачно женился на стройной, молодой, будущей заведующей блинной-пирожковой. С ней он счастливо прожил двадцать два года, нажив двух дочерей, квартиру, мебель, дом в деревне и много-много всякой всячины, начиная с костюма «адидас» и кончая двумя цветными телевизорами «Рубин».
Работал Иван Петрович на заводе фрезеровщиком. Работал хорошо. Его фотография висела на видном месте рядом с проходной. Любой станок, имевшийся на заводе и обладавший крутым нравом, приручался в его опытных руках в один миг! Брался он за любую работу, самую трудную и ответственную, выполнял её всегда вовремя и качественно. Единственный вид работы, которого Иван Петрович боялся как огня и всегда избегал, была работа общественная. Тут он упирался рогом и упрашивать его было бесполезно!
Иван Петрович был весьма разносторонним человеком. Он читал, и не только детективы. В его домашней библиотеке, кроме книг по специальности, имелись собрания сочинений Драйзера, Салтыкова-Щедрина, Бунина, Достоевского. Он любил хоккей, с удовольствием слушал музыкальные записи сделанные дочерями, интересовался, очень в меру, животными, и не в меру сельским хозяйством (тут сказывалось происхождение), а также индивидуальным строительством.
Как и все нормальные люди, Иван Петрович имел хобби - собирал водочные, коньячные и винные этикетки. Оставаясь далеким от политики, он был твёрдо убеждён, что историю страны можно представлять не только в фолиантах академиков, в учебниках или кратких курсах, но и с успехом излагать этикетками от спиртных напитков. В его коллекции бережно хранились древние и давно исчезнувшие, как динозавры, воспоминания: Московская особая, Российская, Перцовка, Зубровка, Старка, Столичная с медалями и без оных! Больше всего и самого; обладателя коллекции, и гостей всегда изумляли цены, которые, если верить этикеткам, росли в геометрической прогрессии. Перед друзьями счастливый коллекционер всегда хвастался: застал, мол, время - 2,87 за полкило!
Кроме этого он весьма сносно играл на балалайке и баяне, любил попить пивка и не только, случалось и покрепче - этикетки-то отклеивают с пустых бутылок! Однако с крепкими напитками дело обстояло сложнее. На работе он имел репутацию трезвенника, но дома, в кругу семьи или в гостях, был совсем не прочь пропустить одну-вторую-третью, а то и четвертую с пятой... Абсолютным рекордом в домашних условиях была чёртова дюжина! При этом творились странные вещи - это замечал не только сам Иван Петрович, но и его близкие: на нечётных он «балдел» - становился добрым, мягким, уступчивым, извинялся за причиненные неудобства, а если уж брался рассказывать анекдоты, то исключительно пристойные! На чётных же - напротив, трезвел, обретал ясность ума, бронзовел, как бюст на родине дважды героя, и готов был сразиться с самим Марксом! Однако вся стройная система «балдежа» рушилась после седьмой, так как дальше шли, по-видимому, только нечётные. После девятой жену он называл кисонькой, тёщу - рыбонькой, дочерей - цыпочками. После одиннадцатой - брал на руки кошку, угловато гладил её, ласково называл «пес горбатая» и вежливо сообщал при этом, что морда у неё «страшная и противная одновременно»! Гоша становился «гад паршивый» сразу после первой и до конца, то есть до тринадцатой, когда Иван Петрович цепенел, как майский жук на рассвете, и никого уже не узнавал.
На утро протрезвевший представитель гегемона имел, как правило, помятый вид, очень переживал вчерашнее, и с обидой выговаривал близким:
- Спьянили меня...
Но подобные эксцессы удавались крайне редко. По образному выражению самого Ивана Петровича - «с моим бабьём не разгуляешься». «Бабьё» составляли тёща, жена, две дочери и кошка. Попугай Гоша к разряду «бабья» хозяином не относился, хотя с самого рождения с полным правом мог (точнее могла) на это претендовать.
Так что круг интересов Ивана Петровича был достаточно широк. Дважды он побывал за границей - в Румынии и Венгрии, и оба раза привозил оттуда массу всякого тряпья. Но вот с медициной он как-то до сих пор не встречался. И судьбе, вероятно, стало угодно восполнить этот пробел.
* * *
Как известно, отношения между мужчиной и женщиной уходят корнями в глубокую древность. Все слышали об Адаме, Еве, яблоке, ну и так далее. Так вот с того времени, и по настоящее мужчина с самого первого дня знакомства с женщиной сразу становится ей полностью подчинён! Совершенно незаметно для себя он превращается в слугу, становится пылью на носке её туфельки, пуговицей на блузке, тесёмочкой на нижнем белье. Он выполняет все её прихоти, будь то совершенно бессмысленное убийство лишнего (так, на всякий случай, про запас!) мамонта, или не менее бессмысленное стояние в очереди, ночью, под дождем, чтобы записаться на зарубежную мягкую мебель.
Правда между собой мужчины всегда как павлины распускают хвосты, стараясь показать себя гордыми, решительными и независимыми! Ведь именно в мужской компании часто рассказываются гнуснейшие анекдоты про женщин. Таким весьма сомнительным образом представители сильного пола пытаются убедить друг друга в том, что вторая половина для них так себе, ничто, нечто, вроде перчаток! Но в душе-то каждый знает, что это не так! Красиво ухоженные, ласковые и нежные руки умной женщины запросто превращают грозный Везувий в однодневного цыплёнка.
Зная за собой подобное качество, женщины безмятежно вьют из мужчин верёвки, подобно вурдалакам пьют их кровь и всячески отравляют жизнь, придумывая самые изощренные пытки! И с каждым веком, десятилетием и даже годом эти издевательства становятся всё более утончёнными! Назначь женщине свидание в пять - она продержит тебя на морозе, под дождем или на жаре, под часами, до восьми! Возникло желание её поцеловать? Найдется сотня причин для отказа! А если уж... О-о! Да, впрочем, чего говорить!
А муки на семейном фронте! Это, действительно, фронт! Приходишь ты, к примеру, домой, после работы, весь как выжатый лимон - а на столе ужин... Явно положительная эмоция, тем более что с утра и весь день - встречный план, соцсоревнование и перевыполнение, то есть маковой росинки во рту не вылялось. А на столе - щи, картофельное пюре, тушёное мясо или курица, селёдочка с лучком! Одним словом, вроде бы рай. Но, не спешите с выводами. Едва ты сел, как тёща сообщает тебе, так, между делом, и с приятной улыбкой, что уж очень за день умаялась и не успела сходить в магазин за хлебом... А после ужина вдруг выясняется, что поставить вскипятить чайник она тоже, как назло, забыла!
На Ивана Петровича подобные сообщения действовали всегда так, как если в самый разгар лета при ясной, тёплой, солнечной погоде увидеть вдруг на экране телевизора, под занавес программы «Время», сардонически опущенные усы Александра Шувалова. [2]
Во время чемпионата мира по футболу или хоккею - не суть важно, по другой программе телевидения обязательно транслируется многосерийный детектив! Не раньше, не позже! Что это? Совпадение? Ничуть! Это происки женщин, работающих на телевидении!
_______________
[2] 1 Полный аналог Евгения Киселёва, если его ещё кто-то помнит.
Едва ты берешь в руки газету - как на тебе, именно в этот момент перегорает лампочка в туалете, и её необходимо срочно заменить, ибо возлюбленная, естественно, ждать не может, ибо, разумеется в темноте не попадёт в цель! Стоит тебе заняться любимым делом - разложить значки, рассортировать старые монеты, марки, или просто задумчиво перебирать собранных насекомых, водочные или винные этикетки - тотчас же ломается стиральная машина, выходит из строя кран на кухне, перегорает утюг, нужно срочно развесить выстиранное бельё или снять уже высохшее! И сделать это надо сейчас же, ни минутой позже!
А мода, диета, платья, сапоги! А какие мучения выдерживают мужчины под Восьмое марта! Уже за одно это они имеют все основания считать себя сильным полом! Только об этом можно написать тома!
В семье Ивана Петровича подобные пытки были делом вполне узаконенным. Во-первых, четыре пары женских ног требовалось обуть, и не только в шлёпанцы. Хорошо ещё кошка не претендовала на импорт! Во-вторых, подрастающее поколение, а глядя на них и жена, стали признавать косметику и, конечно же, только французскую. При желании можно было бы найти и в третьих, и в четвертых, и даже в пятых, но апофеозом издевательств стало мытьё окон к Женскому дню. Иван Петрович называл эту процедуру четвертованием. И это вполне соответствовало действительности, так как окон в их квартире насчитывалось ровно четыре!
Этого мероприятия он ежегодно старался избежать на протяжении всех 22 лет семейной жизни, юлил, увиливал - а вдруг не вспомнят! Тянул с ним до победного конца! Всю неделю под Восьмое марта он даже приходил с работы позже, ссылался на радикулит, отсутствие моющих средств, погоду... Внутренний голос подсказывал ему, что подобная затея когда-нибудь не кончится добром. Мытьё окон ассоциировало с какой-то безысходностью, но победа, естественно, как и следовало ожидать, доставалась женщинам: он, в конце концов, сдавался, брал «секунду» [3] и драил до блеска эти проклятые окна!
________________
[3] «Секунда» - древнее средство для мытья окон.
* * *
Последнее воскресенье перед международным женским днём выдалось на редкость ярким. Солнечный лучик, с трудом пробившийся сквозь тяжёлые, тёмные шторы, словно истосковавшись по земным шалостям, активно безобразничал в гостиной. Сначала он заглянул в зеркало, отразился там, пощекотал ресницы Ивана Петровича и, когда тот зажмурился и уже собрался чихнуть, перепрыгнул самый на край стеклянной полки серванта и рассыпался радугой. Потом, снова обретя самостоятельность, скользнул по дверце шкафа, перебежал на средних размеров хрустальную вазу, потоптался на ней и опять превратился в радугу, обдав спящего целым фейерверком разноцветных бликов. В конце концов яркий хулигашка перешёл к активной атаке и уже непосредственно сам ослепил спящего. Тот снова зажмурился, на сей раз основательно чихнул и проснулся.
Иван Петрович лежал на большом диване. Приехав накануне с дачи довольно поздно, он решил не будить своих «курочек» и, тихо раздевшись, лёг в гостиной. Предстоящий женский праздник его нисколько не пугал - сувениры для своего «бабья» он приготовил заранее, и теперь оставалось их только преподнести, незаметно разложив в разных углах квартиры. Вообще по части импровизаций на эту тему Иван Петрович был непревзойдённый мастер.
Король этикеток потянулся и сел. День обещал уйму свободного времени - можно было спокойно, не торопясь разобраться с этикетками, которых набралось уже приличное количество, переставить в большой комнате бра и свершить ещё множество дел, больших и маленьких, необходимых и, на первый взгляд, просто ненужных.
Было тихо. В ногах угрелась «морда, страшная и противная одновременно». Красные электронные часы на телевизоре игриво подмигивали зелёными кошачьими глазами - 10:51.
Держава давно пробудилась и жила своей обычной трудовой жизнью. Пограничники несли свою нелёгкую службу по охране родных рубежей, машинисты вели многотонные составы в убегавшую за горизонт даль, космонавты отдыхали после сложной трудовой недели, шахтёры трудились в забое, реанимационные отделения городских больниц уже приняли первых пациентов...
Появились на свет новые жители планеты, свершилось несколько дорожно-транспортных происшествий, выйдя на воскресное дежурство, уже ехал на свой первый на сегодня вызов добрый доктор...
Иван Петрович ещё раз сладко потянулся, улыбнулся солнечному шалунишке, порывисто встал и... окаменел лицом! Прямо посреди комнаты стояло ведро с водой, окружённое хороводом из четырех аэрозольных упаковок моющего средства «Секунда». Рядом лежал ворох разноцветных тряпок, кусок мыла и отвёртка! Солнечный безобразник расхулиганился пуще прежнего - словно приглашая к барьеру он радостно плескался в ведре!
То, чего Иван Петрович так старательно, если не сказать виртуозно, избегал на протяжении последних двух недель, свершилось! Подловили! Тихо, спокойно, молча! Лицо его потемнело, глаза потухли, настроение упало настолько, что потянуло в сон.
Страна радовалась жизни. За окном чирикали воробьи, солнечный зайчик уже мирно дремал в кресле, по-прежнему подмигивали зелёными глазами часы, миллионы телезрителей включили свои телевизоры в надежде увидеть в цвете своего любимого ведущего «Утренней почты». Иван Петрович пребывал в тоске. Окружающее представлялось ему чёрно-серым.
...Драя окна, натирая до блеска стёкла, подловленный передовик крыл последними словами и экологию, и ТЭЦы, и автолюбителей, и металлургические заводы за пыль и смрад в городе, за то, что невозможно вымыть эти проклятые окна один раз и навсегда!
* * *
Вечером Иван Петрович находился уже в отличном расположении духа. Если солнечное утро утонуло в беспросветных тучах, то теперь горизонт полностью очистился, и ничего не глодало! Восторги женщин по поводу подарков и чистых окон он снисходительно пропускал мимо ушей. Он сидел перед телевизором в глубоком мягком кресле, с газетой в руках, с кошкой на коленях и чувствовал себя героем! Всегда, после глобального посещения магазинов, прачечной, вытряхивания ковров и покупки сапог - он чувствовал себя героем! А уж после мытья окон - тем более: маленьким, скромным, но героем! Жизнь казалась прекрасной и восхитительной: женщины заварили чай и накрывали на стол, подмигивали часы, отсчитывая оставшееся, мурлыкала кошка, на экране известный певец старательно уродовал хорошую песню.
* * *