(из воспоминаний о студенческой жизни)
При свете свечи
гитара звучит...
Воспоминаний о самых лучших годах – студенческих, много. Но есть такие, которые врезаются в память и никогда не уходят. Ты живешь с ними, они проходят лейтмотивом через многие-многие годы.
Те, кто меня помнит со студенческих лет, знают: моя визитная карточка – моя гитара. Мне даже дали второе имя – Соловей. На двери моей комнаты в общежитии большими буквами так и было написано: «Здесь живет Соловей». На гитаре я научилась играть на первом курсе. Хоть и стыдно признаться, но я так завидовала своей подруге и соседке по комнате Гульке Сундетовой, она пела, аж, четыре песни! И знала, аж, три аккорда на гитаре! Однажды я ее попросила научить меня, на что она мне ответила: «Ты знаешь, Гульбанушка, чтобы играть на гитаре, нужно талант иметь и слух. Видишь ли, это не всем дано!».
Моя мама, бабушка, мои любимые дядьки были очень музыкальными людьми. Хоть и смутно, но я помню семейные вечера, как все пели песни. Мама умела играть на мандалине и обладала хорошим голосом. Младший брат мамы Радислав, не имел музыкального образования, нот не знал и инструментами не владел, но был солистом районного ансамбля «Сарытау-кум» – природный дар! А дядя Мажит так и вовсе был человек-оркестр, он играл на аккордеоне, баяне, гитаре, мандалине и еще на каких-то инструментах. Сентиментальный, чувствительный, романтичный мой старший дядька, когда, было дело, выпивал, устраивал концерт всей округе: усаживался во дворе, доставал свой аккордеон и громко, задушевно пел трагическую сагу о дружбе и героизме: «Огромное небо, огромное небо – одно на двоих!..»
У меня со слухом было все в порядке: когда-то моя бабушка пыталась отдать меня в музыкальную школу им. Куляш Байсеитовой. Все экзамены я сдала на «отлично», преподы были в восторге, а меня не приняли из-за отсутствия «блата». Но мою музыкальность было не задушить. Бабушка играла на домбре и меня с семи лет приучила к этому замечательному инструменту. В школе я играла кюи, пела популярные тогда казахские песни, могла легко подобрать любую мелодию на домбре. Ну, с такими-то генами мне было все по плечу!
Начались первые студенческие каникулы, и, сдав первую зимнюю сессию, я приехала домой. Уже два года на стенке на гвоздике висела гитара, которую мой дядя Мажит подарил мне на шестнадцатилетие. Мой одноклассник и сосед, солист школьного хора и мой друг Китабанов Данияр (Китош) показал мне самые простейшие три-четыре аккорда. Дня два я бренчала ржавыми струнами, пытаясь пристроить непослушные пальцы. Есть! Моя первая песня – «Букет» Александра Барыкина. Мой первый слушатель – моя бабушка (мама). Она просила меня спеть еше и еще, а я с удовольствием повторяла одну и ту же песню в который раз. Пальцы были в жутких мозолях и ныли неимоверно. Но мы с мамой были просто счастливы!
А потом я распелась, да так!.. Вот когда ко мне «пришла слава». Все студенческие вечеринки превращались в один гала-концерт. Мои песни легко подхватывали мои друзья. У каждого из них была своя «любимая», которую непременно просили спеть. Репертуар расширялся с космической быстротой. Мне приносили слова песен, записанные на листочках. Сложив все в одну кучу, у меня получился песенник из более 500 песен! Это была толстенная тетрадь, куда за недостатком страниц вклеивались те самые листочки. Мои «концерты» записывали на магнитофонную кассету и увозили с собой, чтобы слушать где-то в провинциальных городах и селах, даже за рубежом.
Как-то на третьем курсе Гулька Сундетова в один из таких вечеров обратилась ко мне с просьбой: «Гульбану, ты так хорошо играешь и поешь на гитаре. Научи и меня тоже!». Ой, что-то похожее я помню! Меня разбирал смех, но, сделав над собой усилие, с деланым сожалением в голосе ответила: «Чтобы играть на гитаре, Гулечка, нужно иметь талант и слух! Не всем это дано!». Мы хохотали до упаду. Но надо признать, что все свои четыре песни Гулька пела очень хорошо – так звонко и проникновенно.
Вот еще одна смешная история: как-то мою студенческую подругу Омарову Гульзаду пригласили знакомые ребята на день рождения в ААСИ (архитектурно-строительный институт). Чтобы произвести на них впечатление она взяла меня и несколько подруг с собой. Мы приехали в Орбиту, ребята радушно встречали в общежитии. Меня, девушку с гитарой, усадили на самое почетное место. Смущенные присутствием такого количества красивых и талантливых девушек, ребята несмело подходили, знакомились. Нахмурив брови, я с важным видом настраивала инструмент, короче, на драной козе ко мне не подъедешь. Вот кто-то из присутствующих ребят чуть осмелев, робко обратился к Гульзаде: «Девочки, вы тоже поете?». Гульзада, не имеющая слуха как такового вообще, смерила его презрительным взглядом и гордо произнесла: «Нет! Мы подпеваем!»
Наш студенческий друг, а в будущем муж Гульзады – Досмагамбетов Женис – был весельчак, балагур, прирожденный актер, диск-жокей юрфака. Наши общие вечеринки превращались в целые представления. Однажды он познакомил нас со своим родствеником Алматом. Большой, веселый, смешной – он моментально стал нашим лучшим другом. В те времена был расцвет популярности Алены Апиной. Особенно нам нравилась «Груша» – легкая, шуточная песня. Мне не составило труда ее разучить и подобрать на гитаре. Чтобы было веселей, вместо проигрыша в припеве между строчками я вставляла чисто казахское междометие: «А во дворе расцвела ароматная груша, ойбай, груша!..». Друзья с со смехом подхватывали и пели со мной, особенно припев. И вот однажды Алмат с озабоченным видом мне сообщил «пренеприятнейшее известие»: «Слушай, оказывается твою «Грушу» Апина поет?!». «Ну, да!» – смеюсь я. «А мне не понравилось», – Алмат явно был разочарован. «Почему?!» – еще больше заливаюсь смехом. Ответ: «Ол «ойбай» демейді гой» (она же не поет «ойбай»).
Мы перешли на четвертый курс. Приехали в КазГУ-град, получили комнаты в общагах, но еще толком не обустроились. Соскучившиеся за лето, стали друг-друга искать. Из подруг приехала только Гульзада. Она приехала почти вечером и не успела получить комнату, ко мне в общагу ее не пустили вахтеры. Не оставлять же подругу одну! Пошли с ней в 10-ое общежитие юрфака, где вахта была гораздо «прозрачнее», где уже обустроились другие сокурсники, приехавшие раньше, - уж на улице не останемся.
Сидя в просторном фойе третьего этажа общежития, мы сподругой делились новостями. «Гульбану, я так соскучилась по твоим песням! А давай споем!» – Гульзада принесла откуда-то гитару. В фойе акустика просто великолепная и мы запели наши любимые песни. Песни лились одна за другой. К нам стали подходить ребята и девочки, знакомые и незнакомые. Кто-то подпевал, кто-то просил что-нибудь спеть еще. К полуночи толпа разошлась. Мы остались вдвоем и продолжали петь – спать не хотелось. Иногда, прерываясь ненадолго, мы беседовали, потом, вспомнив еще какую-нибудь песню, я брала гитару и снова пела.
Гульзада была просто счастлива! Мне тоже в тот день пелось как никогда. Каких только песен мы не спели: патриотические, комсомольские, пионерские, студенческие, дворовые, афганские, песни Цоя, всю тогдашнюю советскую и зарубежную эстраду, итальянские, русские, казахские, народные, застольные, шансон, популярные песни из кинофильмов и мультиков... Боже, мы не умолкали ни на минуту - с шести вечера до шести утра мы не повторили ни одну песню!
Утро настало как-то внезапно. Мы разбежались на занятия по своим корпусам. А вечером Гульзада принесла мне тетрадный листок, где от руки были написаны стихи: «Тебе ребята - мои согрупники - передали. Они до сих пор под впечатлением» – улыбалась мне подруга.
Я еще долго хранила этот листочек, но в бесконечных переездах и кочевках с места на место потерялся и тот листочек со стихами, и мой легендарный песенник. Теперь я практически не пою. Свою шикарную концертную гитару с черно-красным лакированным барабаном я подарила Китошу, он еще поет, правда изредка, на наших встречах одноклассников.
А стихи те я запомнила. Я их не заучивала специально, они просто врезались в мою память и остались в моей душе навсегда. Было бы безумно жаль, если бы эти искренние и светлые слова, этот чистый порыв молодого человека с красивой, поэтической душой исчезли бы бесследно! Да сбудутся эти слова!
* * *
Ночь чудес,
Голос с небес,
И не ясно, где явь, где сон.
При свете свечи
Гитара звучит,
Я музыкой сей покорён.
Из тысяч один,
Из самых глубин,
Мелодии вещий полёт.
Гитара в руках,
Великий Аллах!
О, как же она поёт!
Улыбка проста,
С хитринкой глаза,
Весёлый и мягкий смех.
Течёт разговор,
Какой-то простор
Она излучет для всех.
Но вот гитару берёт
И снова нам в душу льёт
Таинственный, ангельский свет.
Этот небесный звук
И сердца тревожный стук
Но много, на много лет.
Мерцание свечи.
В блаженстве ночи
Твой голос опять придёт.
Бесценный бриллиант –
Твой яркий талант
Пусть счастье тебе принесёт!
Алматы, апрель 2011 года
PS: спустя почти 30 лет (сегодня!) восстановлен полный текст стихотворения с помощью самого автора - Марата Жиентаева. СПАСИБО ТЕБЕ, МАРАТ!
Алматы, 12.12.2018