С любовью

Галина Заковряшина
За окнами было сыро и хмуро, а в комнате Ирины Петровны тепло и уютно. И не потому, что работал обогреватель, а по той душевной обстановке, что была в ней.

Ирина Петровна много лет работала учителем в одной школе. Выпустила не одну сотню питомцев. Некоторые писали ей, поздравляли с праздниками, кто-то наведывался в школу, пока она работала, но были и такие, совсем немного, кто навещал дома, после ухода на заслуженный  отдых.
Всё отдала Ирина Петровна чужим детям, время, здоровье, всю жизнь отдала, но пришло время, она сама так решила, отойти от школьных дел,  побыть одной, поразмышлять, возможно, оформить  воспоминания в книгу и издать.

На всё это нужно было время, а у неё его не оставалось от занятий и вообще не оставалось.
Время неумолимо, и с ним надо считаться.
Ирина Петровна теперь вела жизнь затворницы. Редко выходила. Только по делам, да в магазин, а ещё на праздники в школу, когда  приглашали.

Сегодня у неё особый день. Она готовилась к нему. Борис один из первых её выпускников, позвонил заранее и сообщил о своём приезде.
Он уже тоже в годах, ей-то в те годы, когда он учился, было 23, и тоже пишет воспоминания.

Для них обоих воспоминания о тех годах их молодости особые, трогательные.
У Ирины Петровны в потаённом уголке стоит в рамке фотография вихрастого, весёлого паренька с надписью «С любовью…»
Этот паренёк и сидит сейчас перед Ириной Петровной, только вихров давно нет и  только по особым искринкам в глазах можно признать в нём того сорванца, который срывал ей уроки, был заводилой в классе и в итоге на выпускном признался в любви. Да, такое бывает. И это случилось с ними. Правда, она-то ему ни в чём не призналась. Нельзя. Учительница. Только и позволила себе принять от него букет сирени и эту фотографию.

Несколько раз позже он пытался «навести мосты», но она была сдержана и давала понять, что  ничего у них быть не может.
А потом ревела, как обычная девчонка, размазывая слезы кулаком, шмыгая носом.
Он всегда поздравлял её, и впервые приехал к ней домой.
Она раньше редко смотрелась в зеркало, некогда всё было, а потом не к чему, а сегодня побила все рекорды. Да только толку-то что? Жизнь расписалась на каждом участочке кожи, волосах, руках, шеи, и никуда это не спрятать, ничем не поправить. Да, наверно, и не надо, но ей впервые за все годы хотелось выглядеть хорошо, хотелось понравиться. Она сама подтрунивала над собой, но всё вертелась и вздыхала около зеркала.

Борис тоже волновался, даже заикался вначале, но потом они оба посмеялись над своей неуклюжестью и всё пошло ладом.
Они вспоминали, смеялись и плакали. Она потчевала его обедом, приготовленным специально для него, накрыв уютно стол. Он же всё пытался помочь ей, и только мешал, но это их не раздражало, а только веселило.

Они напрочь забыли о возрасте, о прорве лет, прожитых врозь, о том, что он ученик, а она учительница. Они были вне времени, только вдвоем и только сейчас.
У них не было уже такой роскоши как время – надо было сделать  и сказать всё сейчас.