Мой Север

Ольга Море
     Мне не забыть тебя, мой Север…
     Мой Север — это не только жгучие морозы зимой, ледяной ветер, сбивающий с ног и не дающий вздохнуть полной грудью. Это не только, изматывающая тело и нервы, мошка летом и белые ночи.
     Это прежде всего люди. Люди, которые при всей своей суровости, независимости, я бы даже сказала, жёсткости, оставались в душе романтиками, лишёнными всякой корысти.
     Таких, как они, последних из могикан, я больше потом не встречала. Эти хрупкие на вид женщины. Немного застенчивые, но при этом сильные духом и телом мужчины. Они начинали разведку тюменской нефти в Берёзово, стояли, можно сказать, у истоков благополучия нашей страны в плане запасов нефти и газа.
     Приехала я в Ханты-Мансийск ещё совсем девчонкой, двадцати лет, после окончания Новосибирского геологоразведочного техникума. В то, что я попала тогда на север вмешалась сама судьба. Просто мистика какая-то.
     Никогда, ни в юности, ни сейчас, у меня не было будильника. Говорю себе с вечера: «Надо встать во столько-то». И встаю.
     В день распределения, после защиты диплома, я впервые в жизни проспала. Была восьмая по списку. Первая десятка распределялась в Москву, Томск, Новосибирск. Потом оставалась одна Тюмень. Туда ехать никто не хотел.
     Я приехала в техникум, когда первые места были уже разобраны.
     Подруги покрутили у виска: «Ну ты даёшь! Разве можно на такое мероприятие опаздывать?».
     Я, глотая слёзы, зашла в кабинет.
     Комиссия развела руками: «Осталась только Тюмень, что же ты так долго спишь?».
     Так я оказалась в Ханты-Мансийске. Потом я поняла, что самые счастливые и, наполненные яркими событиями, годы, я провела именно там.
     Тогда, в 80-х, Ханты-Мансийск был ещё захудалым городком с деревянными тротуарами. Клуб, где крутили кино, отапливался печкой и практически не было уличного освещения.
     Это сейчас Ханты-Мансийск-современный город, где проходил Европейский саммит, где проводят международные кинофестивали, и французский актёр Пьер Ришар называет этот город одним из любимых.
     Тогда всё было по-другому. Я ещё застала первую баржу, после открытия навигации, которая приходила со спиртом. Торговали прямо на берегу. На три дня набережная Оби превращалась в разгульный кабак.
     Приехала я в Ханты-Мансийск прямо перед нашим профессиональным праздником. Первое воскресенье апреля - день геолога. Как говорится, с корабля на бал.
     Молодёжь собралась в местном кафе «Ярославна». Я, как человек новый, присматривалась, кое-кого уже знала. Танцевали, играли в викторины. Тогда ещё организаторами таких вечеринок были комсомольцы. Кстати, мой комсомольский билет я не сдала, когда всё рушилось и отрицалось. И до сих пор считаю, что комсомол – не самая плохая идея объединения молодёжи. Другое дело, как эту идею извратили номенклатурные работнички.
     Так вот… Одна игра заключалась в следующем. Раздали по столикам билеты с названиями телепередач и надо было изобразить пародию. Нашему столику досталась передача «В мире животных». Когда-то, в детстве я хорошо изображала обезьяну, ну такую, с низко опущенной вперёд лапой, другой, бьющей себя по голове. При этом присутствовал дикий, пронзительный обезьяний вопль.
     Ну вот это самое я и изобразила. Зал лежал от смеха. Разумеется, мне вручили приз. А на следующий день ко мне на работу явился секретарь комсомольской организации Саша Карплюков и, даже не предлагая, а констатируя факт, сказал: «Будешь в бюро, отвечать за культмассовую работу».
     Так и началась моя комсомольская деятельность. Комсомольцем я оказалась очень принципиальным и неудобным, чем часто вызывала недовольство даже у начальства.
     В те годы ещё существовали стройотряды. Студенты на лето ехали подрабатывать на стройки, в колхозы. Вот и к нам в Ханты-Мансийск прибыл такой отряд из Ивано-Франковска.
     Мы, комсомольцы, встретили хлопчиков, как говорится, хлеб-солью. Я двигала речь, её потом даже по местному радио транслировали. Хлопцы вели себя насмешливо, откровенно ржали и снисходительно приняли от нас цветы.
     А вечером пришли к нам в общежитие на дискотеку. Мероприятие сие проходило у нас очень достойно. Ни скандалов, ни пьяных разборок не допускалось. Девушки все нарядные, парни в брюках или джинсах. Гости из Ивано-Франковска пришли все как один в «трениках» и изрядно навеселе.
     Я встала в дверях: «Извините, хлопцы, но в таком виде я вас не пущу на танцы».
     Один из них, видный такой, наверное, заводило, спрашивает с усмешкой: «А шо, тут великосветский бал и положено во фраках приходить?».
     «Бал не бал, но тренировочные костюмы не пойдут», ответила я. За мной стояли уже наши ребята.
     Хлопцы развернулись и ушли. Вернулся один, тот самый заводило, уже в джинсах и белой вышитой сорочке.
     Пригласил меня на медленный танец.
     «Вы что же здесь, самая главная комсомолистка?».
     «Нет, просто комсомолка».
     Случился у нас с Мишей, так звали парня, небольшой роман.
     Но, даже сейчас смешно вспоминать, разошлись по идейным соображениям.
     Тогда, в 80-е годы прошлого столетия, никто даже представить не мог, что всё вот так обернётся, что с Украиной будет такой разлад. А те хлопцы из Ивано-Франковска уже тогда называли нас москалями и откровенно ругали советскую власть.
     Вот мы с Мишей однажды и сцепились, каждый защищал то, во что верил. Так, чуть не подрались, водой разливали. Ну и кончилась наша любовь.

*****
     По роду своей комсомольской работы пришлось мне столкнуться с одной интересной дамой, из нацменьшинств.
     Некоторое время эта женщина, по национальности хантыйка, занимала пост главы города. Её фотография даже красовалась на обложке журнала «Работница». Лексикон этой дамы не содержал обращение «Вы». Всех, без разбора, даже вышестоящее начальство, она называла исключительно на «ты».
     В одну из суровых, северных зим отметка термометра подобралась к отметке -57 градусов. Город замерзал, отопление работало еле-еле. Естественно, все включили обогреватели, самодельные «козлы», в ход шли даже плитки с открытой спиралью.
     Старенькая электростанция, постройки ещё 30-х годов накрылась медным тазом. Включили резервную, но и она не справлялась с нагрузкой. Электричество включали по очереди, днём на работе, вечером в жилых домах.
     Мы ложились спать одетыми, в валенках, вот где была романтика!
     Однако, не все выдерживали. Одна девушка в нашей комнате рыдала горючими слезами и твердила: «Уеду домой, уеду».
     Потом выяснилось, что деньги на постройку новой электростанции выделили городу аж два года назад. Но глава Ханты-Мансийска потратила их на возведение элитной гостиницы «Гуцулочка», с саунами, бассейном и прочими удовольствиями.
     Даму сняли с занимаемой должности и в качестве наказания назначили заместителем генерального директора нашего объединения «Хантымансийскгеофизика», по общественным вопросам. Она и тут пыталась жить в своё удовольствие. Всё ей сходило с рук, такая вот была кадровая политика.
     Как-то, мне надо было решить вопрос именно с этой женщиной. Разговор получился бурным, на повышенных тонах. Причём, с обоих сторон. Самое удивительное, что жаловаться она на меня не стала. Может ей и понравилось, что я не смолчала.

*****
     В населении города царил полный интернационал. Ехали в Ханты со всего Союза. Очень много трудилось выходцев с Украины и Белоруссии. В шутку Ханты-Мансийск называли Хохло-Мансийском.
     Местные аборигены проживали в очень небольшом количестве. Причём ханты и манси резко отличались друг от друга. Ханты – невысокий, коренастый народ. Узкоглазые, белёсые и, совсем не умеющие пить алкоголь. Спивались в два счёта.
     Манси, те другие. Черноволосые, смуглые, с чуть вытянутыми разрезами глаз. Среди них было немало людей с высшим образованием, писателей, художников.
     Есть мнение среди учёных-этнографов, что часть племени манси в древние века мигрировало в Европу, на территорию современной Венгрии. Может этот исторический факт и не лишён истины, ведь венгерский язык очень резко отличается от всех национальных языков Восточной Европы.
     Недалеко от города находилась зона, лагерь строгого режима. Ну и криминала тоже хватало.
     Однажды летом, стояли белые ночи, к которым я привыкнуть никак не могла, я возвращалась домой, в общежитие. Было уже далеко за полночь, автобусы давно не ходили. Я шла пешком, в лёгком платье, в туфельках на шпильках. Где-то мы засиделись допоздна, меня оставляли ночевать, но я решила идти домой.
     Шла не торопясь, постукивая каблучками по деревянному тротуару.
     Задумалась…. Вдруг передо мной встал мужчина, босяцкого вида, в телогрейке, кирзовых сапогах, стриженый. Схватил меня за руку.
     Сердце моё ухнуло куда-то далеко вниз. Я попыталась вырваться и тут же получила удар по лицу. Упала, туфли мои слетели. Мужчина не торопился.
     А мой инстинкт самосохранения сработал чётко. Молниеносным движением я схватила туфли и рванула. Я человек очень неспортивный. На всех кроссах прибегала одной из последних. Но тут я показала высокий класс. Я даже не бежала, я летела, едва касаясь ногами деревянного настила.
     Сзади слышался тяжёлый стук сапог. Но он становился всё тише и тише.
     До общежития было с полкилометра. Могу сказать с уверенностью, это был олимпийский рекорд в забеге.
     Вот и двери общаги. Я забарабанила так громко, что перебудила, наверное, всех жильцов.
     Заспанная вахтёрша впустила меня: «Ты, где это по ночам шастаешь?! Совсем сдурела?! Сегодня по радио передавали, двое зеков с зоны сбежали».
     Был ли тот мужик в телогрейке зеком я не знала. Но только потом, уже лёжа в кровати, на меня накатил настоящий страх и, я плакала в подушку до самого утра.
     Вот такой неприятный случай.
А ещё мы играли в КВН. Наш, доморощенный. Было две команды, геологи и геофизики. Молодые ребята, инженеры, техники, рабочие – все увлечённые игрой, с острым, безжалостным юмором. Доставалось и начальству, и городским службам. Но никто не обижался.
     Я в клубе служила Масляковым, то бишь ведущей.
     Писали тексты, репетировали даже по ночам.
     Словом, жизнь наша бурлила, кипела. Было иногда не просто, всё-таки север, но скучно никогда.
     И всё же, отработав положенные три года, я засобиралась на большую землю, в Новосибирск. Понимала, молодость пройдёт, а бытовые вопросы останутся. С жильём в Хантах было ой как туго. Многие девчата жили в общежитии до 30, а то и до 40 лет.
     Как ни жалко мне было расставаться с Севером, решила всё-таки уехать.
     На мои проводы собрали большой пикник. Пришли и мои коллеги, и друзья, и комсомольское бюро в полном составе.
     Смеялись, плакали, обнимались. Если честно, это был, наверное, самый трогательный момент в моей жизни.
     Начальник отдела кадров даже сказала тост: «Отпускаем тебя только на месяц, осмотрись и ты поймёшь, что лучше Севера нет ничего на свете. Приезжай обратно и мы зачеркнём в трудовой книжке запись об увольнении, будем считать её ошибочной».
     Но я не вернулась…
     С собой я увезла альбом, который сделали для меня на память. В нём фотографии и пожелания, стихи, смешные рисунки. Я храню его как свою личную реликвию.
     Слова сродни заученным молитвам
     Мы шепчем тем, чьё время уезжать.
     О, если бы могли мы как магнитом
     Своих друзей с собою удержать.
     Друг друга мы вбираем словно реки
     Потом друг друга помним много лет.
     Мы провожаем лучших человеков
     И долго, очень долго смотрим вслед.