Ласковые лучи октябрьского солнца согревали землю своей теплотой, словно отдаляя приход холодов. Всюду мелькали паутинки, переливаясь на свету всеми цветами радуги, что напоминало о победоносном шествии осени, не давая забыть о скором приходе зимы.
По деревне время от времени покрикивали петухи – всюду чувствовалось движение жизни. Подтверждая это, я услышала вблизи шум мотора ехавшего по полю трактора. У спуска к речке трактор неожиданно остановился и из него по-молодецки выпрыгнул молодой чернявый мужчина с канистрой. Он быстро спустился к речке и, набрав воды, стал заливать воду в закипевший было радиатор. Я, периодически погоняя скот, ходила по пастбищу, невольно наблюдая за этим незнакомым трактористом. К нему неожиданно подошёл Ильнур. Я видела, что мужчины о чём-то оживленно беседовали. Я совсем не слышала их разговор, да и если бы услышала, то вряд ли поняла бы, о чём они говорили. Ведь разговор был на татарском языке, да и как же иначе – ну кто будет разговаривать по-русски в татарской деревне? Для чего? Зачем? Русские забредали сюда крайне редко, лишь я сама каким-то непостижимым образом оказалась здесь.
Тем временем Юлдуз (так звали чернявого тракториста) поинтересовался у своего двоюродного брата: «Послушай, Ильнур! Ты с кем тут коров пасёшь? Что за девушка с тобой?»
На что брат, слегка смутившись и потупившись, отвечал: «Понравилась она мне. Я женюсь».
Ильнур был немногословен, но этими двумя короткими фразами сказал всё, о чём втайне думал, от чего пело и замирало его сердце долгими осенними ночами.
Вконец ошеломленный этой сногсшибательной новостью, брат ни слова не говоря, забросил канистру в кабину и второпях нажал на газ, сквозь шум заработавшего мотора, ответив Ильнуру: «Неужели у вас так серьёзно? Ну и ну. Что ж, брат, поступай, как знаешь». Захлопнув дверь трактора, он поскорее поехал в деревню, всё недоумевая и волнуясь за судьбу младшего брата, с которым они вместе выросли и бок о бок провели детство и юность.