Котёнок по кличке Шах-Мурза

 
            Рассказ

   Котенок сидел на самом краю дорожки. Рядом возвышался железный бок контейнера для мусора. Невдалеке бродила собака, выискивая объедки в кучах отбросов, щедро усеявших окрестности. Вот есть в наших жителях такой неприятный штришок – не донести до контейнера мусор, сбросить его в близлежащие кусты. Сделать хоть небольшую, но пакость окружающим. Мне нехорошо, так пусть и окружающим будет плохо.

   Из контейнера при звуке моих шагов выскочил облезлый, словно траченный молью, кот. Отсутствие половины левого уха и кончика хвоста свидетельствовали не только о его немолодом возрасте, но и задиристом характере. Сверкнув на меня глазом, он прыгнул в сторону котенка, но тот даже не пошевелился.

   Котенок напоминал изящную статуэтку. Худой, длиннолапый, обладатель  черно-белой короткошерстной шкурки, в этом мире помойки он совсем не выглядел ее обитателем. Шерстка прилегала к тельцу волосок к волоску и блестела.

   Чувствовалось, что оказался здесь он недавно и не по своей воле. Вот только глаза его, полуприкрытые пленкой, уже были  обращены внутрь себя. Он словно бы отгородился от всего мира. Не реагировал ни на собаку, которая, впрочем, также безразлично отвернулась от него, ни на драного кота…

    Было в нем что-то противоестественное. Что именно, я вначале не поняла. И только подойдя ближе, увидела…

    Левая лапка котенка была раздавлена. Она в кисти была вдвое больше правой и как-то странно вывернута. Видимо, сломана. Котенок опирался тыльной стороной больной лапки на уровне сустава среднего пальца. Лапка, скорее всего, болела, но уже не так, как прежде. Вот он и позволил себе для отдыха на нее слегка опереться.

    Маленький котик, судя по всему, прожил первые недели своей жизни в любви и неге. Но вот неудачно попал под ногу кому-то из хозяев или зазевался в дверях. В результате – перелом лапы. Хозяева не стали переживать по поводу травмы любимца. Зачем ежедневно видеть мучения малыша? Просто вынесли за пределы поселка и бросили у мусорного контейнера. А свою совесть успокоили тем, что болячки на котах заживают быстро, а у контейнера с объедками он  прокормится. Но котик то ли не мог, то ли не хотел жить инвалидом. И принял единственное для себя решение – умереть. Он так и сидел там, где его оставили, уже долгое время. Предательство хозяев было для него хуже смерти. Больше он уже ничего не ждал от жизни и ничего не боялся.

   В консервной банке скисло молоко, в нем плавали то ли мухи, то ли жуки. Рядом валялся кусочек хлеба, уже засохший. Были и другие подачки, но их, скорее всего, утащили  постоянные обитатели помойки.

   Котик ничего не замечал. В душе он давно находился на рубеже яви и небытия. И только постоянная боль в лапе все еще связывала его с внешним миром.

    Все это мгновенно пронеслось в моей голове и сжало спазмом горло.

   Рука непроизвольно потянулась к несчастному животному. Тот даже не отреагировал. Я подхватила котенка под животик и устроила у себя на сгибе локтя. Зверек вдруг прижался своим бочком к моей груди, судорожно вздохнул и затрясся крупной дрожью. Я гладила его шерстку и одновременно разглядывала больную лапку. Переломы проглядывали в двух местах. Там, где он  опирался о землю, наметилась болячка.

   Я отгородила найденыша газетным листом от окружающего мира, а себя обезопасила от назойливого любопытства и язвительных замечаний случайных прохожих.


   Уже в электричке, несущей меня в Малый Калинов, я проанализировала случившееся. Я опять взяла ущербное животное. А смогу ли дать ему кров и обеспечить нормальное лечение?  В Малом Калинове ничего этого сделать я не смогу.
 
   -- Куда же я тебя дену? – спросила я у котенка,  который притих на локте под газетой и только мелко дрожал, хотя ответа и не ждала. Вопрос задала себе.

   Единственно правильное решение – отвезти приобретение в Кудеяров. Там у меня в соседях фельдшер ветклиники Валя. Она поможет зверенышу адаптироваться к этому миру. Ну, а дочь получит кота, о котором долго и нудно просила все последние месяцы.

   Через час я уже тряслась в раздолбанном пазике. Домой  добралась поздно, потому  в Городец  не поехала. Да и не за чем. Остановилась в своем доме. Благо, строители спальни наши не тронули. Накормила несчастного котика тем, что нашла в холодильнике, вымыла и устроила на ночевку в кресле, решив, что потом смастерю ему гнездо поудобнее.

   Ночью проснулась от того, что рядом с ухом кто-то смачно чмокал. В свете ночника увидела, что привезенное мною создание решило перебраться на мою постель и теперь беззастенчиво обсасывало край пододеяльника, толкая его здоровой лапкой. Больная недвижимо лежала так, чтобы не причинять боли. По этим действиям котика я  поняла, что мысли о смерти его покинули, а ощущение опустошенности он восполнял наиболее приятными воспоминаниями детства.

   Утром я поручила котика заботам соседки, которая ухаживать за животным и лечить его не отказалась, но не преминула попенять:

   -- Опять приволокли в дом какого-то инвалида. И охота вам свое время тратить на такое добро?

   Что я могу ответить? Словом, устроив котика, которого назвала, сама не знаю, почему, Шах-Мурзой, я решила вернуться в Малый Калинов.  Мне было просто необходимо довести дело до логического конца.
 

   В моем родительском доме за  время моего вынужденного отсутствия произошли разительные изменения. Из обыкновенной деревянной избы, чуть облагороженной в соответствии с веяниями времени, он превратился в некое подобие коттеджа в стиле новых русских с обихоженной стриженной лужайкой, бассейном и дорожками из новомодной плитки.

  По одной из них мне навстречу ковылял, припадая на левую лапу, роскошный черно-белый кот, гладкий и лоснящийся, словно его специально смазали гелем. Он с достоинством подковылял ко мне, обнюхал, затем, вздернув хвост, отправился на веранду. И это то несчастное, умирающее существо, которое я когда-то привезла в коробке из-под обуви? Никто не поверит. Если бы не изломанная расплющенная лапа, и я не признала бы в нем того заморыша.

   Шах-Мурза никогда не считал себя инвалидом. Обустроившись в доме и поняв, что это его место обитания, он проявил по-настоящему свой нрав. Повзрослев, превратился в грозу окрестных котов и кавалера кошек. Без него не обходилась ни одна драка, из которых он выходил всегда победителем, изгоняя со своего участка соседских котов. Ежегодно его шкура пополнялась дополнительными шрамами, как наградами за воинскую доблесть. Он заматерел, с годами стал ещё заметнее припадать на искалеченную лапу, но всё также победно нес над спиной свой длинный черный хвост. Но однажды не вернулся из своего очередного похода...
   А я долго вглядывалась в бегающих по улицам и соседским дворам черно-белых котов, его потомков, в надежде увидеть самого Шах-Мурзу, хотя умом понимала, что срок жизни котов не столь уж и долог, тем более таких вояк, как Шах-Мурза...

Юхнов, май 2018 г.