Тихий солнечный день, замечательное настроение.
Антон в тот день приехал в Москву на каникулы из морозного Заполярья.
Здесь, дома, он не был больше года.
Было приятно встретить школьных друзей, прежних соседей, да и просто знакомых.
Сказочная северная природа, романтика белого безмолвия, охота, рыбалка, всё это замечательно, но дома всё равно лучше.
Антон здесь вырос.
Прежде, чем отправиться домой, нужно купить обратные билеты на самолёт.
Планы и графики отдыха намечены заранее.
Уйму всего нужно посмотреть, много где побывать.
Пока здесь жили, ничего в принципе видеть не хотелось, а как уехали далеко и надолго, ностальгия замучила.
Когда у человека солнечное настроение, он ничего вокруг, кроме добра и красоты не видит.
Когда тебе хорошо, навстречу попадаются сплошь симпатичные лица, излучающие оптимизм и улыбки.
У Антона сегодня всё складывалось как нельзя лучше.
Он уже билеты успел приобрести на станции метро: в Театр оперетты, во Дворец Съездов, в Театр на Таганке.
Пока достаточно.
Нужно для начала эту программу освоить.
Потом по плану визит с младшим братом в цирк на цветном бульваре, Парк Горького, ВДНХ.
Впереди по курсу движения галдят и пританцовывают молодые, вычурно и ярко разодетые в многослойные одежды цыганки.
Им явно весело.
Отдельной кучкой, в стороне от них, стоят взрослые женщины с толпой грязной босоногой ребятни.
Женщины без стеснения и застенчивости вынимают из лифов наполненные молоком груди и на ходу кормят младенцев.
Создаётся впечатление, что детей целый табун.
Малышня повсюду: одни, лежат и сидят прямо на асфальте, другие играют во что-то цыганское, очень подвижное, с гортанными криками.
Дети толкаются, убегают, догоняют друг друга, не обращая ни на кого внимания.
Это лишь впечатление.
Стоит человеку оказаться в зоне их досягаемости, как к нему с протянутыми ручонками подбегает целая стая.
Назойливая ребятня грязная, с сопливыми носами, с перепутанными клокастыми волосами.
Стоит только встретиться с любым из них взглядом, посмотреть в бездонные смоляные глаза, как неведомым образом проникаешься к ним участием и жалостью.
Сердце сжимается от пронзительно умоляющих оленьих глаз, вселяющих душераздирающее сочувствие.
Малышня, а уже разделили незавидную участь неприкаянных бродяг, можно сказать бездомных нищих.
Как не посочувствовать, как не влюбиться в такие пронзительные, совсем недетские глазёнки?
Рука сама тянется в карман/
Антон зачёрпывает пригоршню серебряной мелочи и насыпает на маленькую грязную ладошку.
Остальные попрошайки галдят, кричат что-то по-своему, по-цыгански.
— ЧаЯлэ! Гили, Кацэ, Чарген, Зара, гАджо дэй лавэ!
На зов ловкой девчушки, которой достались монетки Антона, бегут только что занятые игрой дети.
Щедрый гаджо для них ценный приз.
Они обступают его со всех сторон, просят, требуют, кричат на него на тарабарском языке.
Парню весело и денег не жалко – заработал на севере, но детей слишком много.
Он ещё пару раз залезает в карман, но мелочь закончилась.
Антон улыбается, растерянно пожимает плечами, - больше ничего нет. Всё раздал. Бегите, играйте.
Юноша уверенно направляется в сторону метро: не хочется терять даром драгоценное время.
Сзади на его плечо ложится женская рука в унизанных серебряными перстнями пальцах: маленькая, аккуратная, но грязная ладошка.
Девушка явно требует обратить на неё внимание.
Антон оборачивается.
На него в упор, не мигая, смотрит молодая симпатичная цыганочка с выпущенной наружу малюсенькой упругой грудью, в которую впился губами и руками практически раздетый мальчонка.
Грудничок энергично чмокает, потешно шевелит носиком-пуговкой. Глаза его раскрыты. Малыш с явным интересом, довольно осознанно наблюдают за происходящим.
Юноша показывает жестом, что подать больше нечего.
— ГАджо, ты человек хороший, добрый, детей жалеешь. Хочу услугу тебе оказать. Вижу, у тебя девушка есть. Любит она тебя, но готова изменить, пока отдыхать будешь. Я могу сделать так, что она никогда в жизни к другому мужчине не уйдёт. Ноги целовать будет, спорить, ругаться не станет. Детишек тебе нарожает… пять, нет, шесть ребятишек будет. Жить будете счастливо, цыганку добрым словом вспоминать. Дай ручку.
— Нет у меня больше денег, всё раздал А с девушкой я сам справлюсь. Спасибо женщина. Извините, но я спешу.
— ГАджо, не торопись дорогой. Нет у меня нужды в твоих деньгах. Бесплатно всё сделаю, за доброту твою. Вижу, необходима тебе моя помощь. Всего пять минут. Послушай цыганку: плохого ничего не сделаю. Ручку протяни, я гадалка в десятом колене. Всю правду расскажу, ничего не утаю. Айай-ай, так и знала! Линия жизни, если срочно не поправить, всё плохо будет. Ничего, погоди, сейчас моментом порчу сотру. Как же вовремя ты меня встретил.
Цыганка резко вскинула руку, вырвала у Антона волосок, посмотрела его на свет.
Кормление ребёнка, непрерывный гортанный говор, резкие, бессистемные пассы руками: всё это она проделывала, не отрывая взгляда от глаз Антона, пританцовывая при этом и внимательно наблюдая за происходящим.
У парня приятно закружилась голова, захотелось присесть.
— Денежка нужна, непременно бумажная . Волос в неё завернём и положим в кошелёк. Торопись дорогой. Не опоздать бы. Давай скорее, иначе порча может в лёгкие попасть и в кровь просочиться. Как же она мне руки жжёт.
— Не выдумывайте, женщина. Разрешаю выбросить на асфальт вашу порчу. Вечером дворники уберут.
— Не смейся над судьбой. Никто не знает, что его ждёт. Цыганка будущее видит. Боюсь за тебя.
Антон уже сам был не рад, что отдал мальцам мелочь.
Хотел как лучше, а получилось как всегда.
Решил сделать, как просит цыганка, чтобы поскорее отвязалась.
Деньги на авиабилет у него лежали в дипломате. Много денег: рублей четыреста.
В то время инженер на заводе получал сто сорок рублей, нянечка в саду – пятьдесят.
Антон отвернулся, просунул руку в чемоданчик и извлёк купюру, первую, что попалась под руку, и протянул гадалке.
цыганка положила в денежку волос, завернула его, как оригами.
— Теперь его место в кошельке. Там пусть и лежит, пока беда стороной не пройдёт.
— Нет у меня кошелька, и никогда не было: нечего мне в нём хранить.
— Не важно. Где деньги лежат, туда и положим. Отведём от тебя беду неминучую, будь спокоен.
— Я не переживаю. Заканчивай уже, мне пора.
Антон раскрыл дипломат, где лежала стопка денег. цыганка положила в него завернутую десятку и отвернулась, крестясь.
— Теперь ступай с богом, можешь жить спокойно. Девушка тебя дождётся. Чистая она у тебя, хорошая. Любить будет до последнего вздоха.
Антон и рад, что закончились, наконец, его мучения.
Побежал, лишь бы подальше отсюда.
Никогда, решил он, цыганам подавать не станет.
Вот ведь привязалась.
А самому неспокойно.
Колотится сердечко: что-то почуяло неладное.
Вроде всё на глазах происходило, а тревожно.
Нужно бы посмотреть. Проверить.
Остановился, открыл дипломат, подсознательно готовый к неожиданностям.
На дне чемоданчика сиротливо лежали лишь две пятирублёвых купюры, завернутая десятка да четвертной.
И всё.
В сердце что-то оборвалось.
Антон перерыл дипломат: пусто.
Нет денег.
Украли.
Найти, забрать.
В дипломате были все деньги: на билеты, на отпуск, на подарки родителям.
У Антона потекли слёзы: как же так? Он ведь от всей души… не пожалел денег для детишек, хотя лишних у него отродясь не было.
На отпуск копил всю зиму: откладывал со стипендии, подрабатывал грузчиком в порту и на торговой базе. Ночами таскал тяжеленные мешки и ящики, чистил в лютые морозы выгребные ямы, складывал доски в штабеля на лесозаводе.
Работал, не жалея сил и времени, чтобы отдохнуть, брата младшенького порадовать.
Цыганки уже гадали другим доверчивым идиотам.
К нему опять подбежали дети, окружили, принялись клянчить копеечку.
Антон пытался взглядом отыскать ту самую гадалку, что его облапошила, но все цыганки были на одно лицо.
Как быть? Женщин с оголённой грудью и грудничками было несколько: молодые и привлекательные, как на подбор. Видно в их бизнесе броская внешность и камуфляж – обязательное условие.
Пришлось разбираться с первой попавшейся.
Какая разница, кто из них выкрал деньги. Пусть между собой разбираются.
Антон схватил гадалку, что ближе других и закричал, призывая милицию.
Та орала, что у цыганки, кроме пи...ы ничего нет: только детишек табун, которых кормить надо, да голая задница под юбками.
— На, смотри. Ищи, трогай, где твои деньги, – бесновалась цыганка, задирая при всех подолы юбок, под которыми не было нижнего белья и размахивала при этом мальчуганом, – нет нигде. Зачем напраслину на порядочную женщину наговариваешь?
Народ в растерянности толпился поодаль. Две девушки рыдали, рассказывая, что и их обобрали до нитки, что все эти попрошайки – воровки.
— Пхагэл тут дэвэл, – орала гадалка, – джа пэ кар. Идиот, бля! Со мАнгэ тэ кирА, чАялэ? Жить надоело, да? Храбрый, ничего не боишься? Бог тебя покарает. Вижу, не будет у тебя детей, ни одного не будет.
Однако, гадалкам реклама была явно ни к чему, а народ вокруг собирался толпой и все кричали, негодуя.
Никогда прежде не видел Антон такого единодушия.
Цыганки попытались от него избавиться: сняли туфли и давай колотить парня по голове бестолковой, как дятлы гнилое дерево.
За волосы таскали так, что клочья летели. Больно, но других денег нет, занять тоже не у кого.
Антону проще было умереть, чем без средств остаться.
Орал от боли, но держал воровку, словно от этого жизнь его зависела.
Услышав вой милицейской сирены цыганки разбежались.
К Антону вдруг подскочила маленькая цыганочка и сунула руку свёрток, – держи вот, дядька, обронил, а я нашла. Бери.
Антон, как заправский шаман в гипнотическом трансе, ничего не смыслил, действовал на автомате. Ему, во что бы то ни стало, нужно было победить и никак иначе.
Свёрток был машинально отправлен в задний карман брюк.
Антон не любил милицию, а теперь словно родных встретил.
Наряд забрал гадалку в вокзальное отделение.
Антон написал заявление о краже: так, мол, и так, украли четыреста рублей.
Описал, как было. Точнее, как сумел запомнить и воспроизвести по памяти.
На самом деле ничего толком не вспомнил. Туман в голове до сих пор не рассеялся.
Сочинил правдоподобно, даже сам поверил.
К дежурному тем временем пришла делегация цыганских старух с иконостасами медалей на грудях, за выдающиеся успехи в деле воспроизводства голытьбы, с кучей галдящих на тарабарском языке грудных и подросших ребятишек.
Табор умолял отпустить “невиновную девочку”, не таясь, предлагали деньги, шептались с оперативниками.
Те не согласились, оказались принципиальными, а Антону моргали, мол, если гадалки испугаются – его удача, иначе ничем помочь невозможно, придётся отпускать за отсутствием улик.
Доказать факт мошенничества невозможно.
Через некоторое время явился цыганский барон со свитой: поговорил с дежурным, после подошёл к Антону и протянул четыреста рублей, да еще руку пожал.
Спасибо, мол, что научил недотёп уму разуму.
— В следующий раз умнее будут. Хороший бы из тебя цыган вышел.
Попросил забрать заявление.
— Деньги тебе вернули. Ты их и так наказал. Долго теперь отрабатывать будут. Их ещё наказание их ждёт. Цыганское.
Когда Антон немного успокоился, когда руки-ноги перестали дрожать, начал он снова дипломат проверять и по карманам шарить.
В заднем кармане джинсов обнаружил свернутые в трубочку триста семьдесят рублей.
Тут он и вспомнил, как девчонка свёрток принесла.
У Антона чуть истерика не случилась, когда дошло, что цыган облапошил.
На душе полегчало, но не отпустило.
С одной стороны, поделом им: не всё коту масленица. Нужно уметь проигрывать. А с другой – ребятишек жалко.
Вот, значит, на что барон намекал. А Антон никак понять не мог, почему он его хитрецом назвал и пожалел, что не цыганом родился.
Приехав к братишке, похвастался, рассказал про своё приключение.
На следующий день они половину вырученной суммы безжалостно прокутили: кафе-мороженое, варьете, спектакль в ТЮЗе, аттракционы. Вещей накупили, вкуснятины всякой.
Короче, на честно заработанные деньги шиковали.
Не каждому удаётся профессиональных аферистов обыграть.
А вы, как считаете?
Кстати, девушка Антона дождалась.
Свадьба была.
Насчёт детей гадалка тоже соврала: девочка у Антона родилась и мальчик.
Не верьте гадалкам. И тем, кто про них сказки рассказывает – тоже не верьте.