Егор сидел в вагоне и слушал Листа, которого любил и всегда слушал в дороге. Обычный парень, какие встречаются на каждом шагу: штаны, футболка, кеды, рюкзачок, наушники. Увидев вошедшую престарелую женщину, Егор подскочил с места и даже в знак уважения вытащил один наушник:
- Бабушка, садитесь.
- Да, уж насиделась - в девяностых пять лет за нелегальную коммерцию...
- Тогда присядьте...
- Не могу вприсядку - колени хрустят...
- Тогда хоть за стояк держитесь...
- Не надо меня учить!
- Ну, и стойте... пока лоб не расшибёте!
- Какая молодь неуважительная пошла! Хам!!
Женщина, которую мотало по всему вагону, продолжала ворчать две последующие остановки, переживая за хамоватую молодёжь.
При выходе из метро они опять столкнулись. Егор стремглав вылетел по лестнице, а недовольная бабушка как раз вышла из лифта.
- Опять ты? Чуть с ног не сшиб! Смотреть надо, куда летишь!
- Я Вас даже не задел, но всё равно - простите...
- Одолжение он мне делает... лети уж, вертолёт...
Баба Аня, то есть Анна Петровна, совсем не вредная. Просто день с утра не задался. К дочери нужно подъехать, у них маленький внучик в больнице, поддержать их драниками любимыми. Почему-то ни у кого не получаются такие нежные и румяные, как у бабы Ани. Стала жарить блинчики - телефон заквакал (мелодия такая лягушачья стоит). Подельщица, подруга тюремная, с которой делили тогдашние невзгоды, позвонила. Занемогла. Врача вызвала, просила подъехать, кота забрать на время, пока она в больнице будет валяться. Драники и подгорели. А тут ещё и замок заклинило, еле дверь закрыла.
Егор, студент медицинского университета, проходил очередную практику. На этот раз в одной из детских клинических городских больниц. И сегодня дежурил в ночь в реанимации отделения хирургии врождённых пороков у детей.
С тыльной стороны его бейджа, который он сам заказал у умельца приятеля, была выбиты слова, которые любила повторять его бабушка: "Если не слышишь чужие стоны, не помогут ни посты, ни; поклоны." Егор уже поработал в различных больницах и насмотрелся всякого. И когда становилось совсем невмоготу, прижимал ладонь к бейджу и седьмым чувством ощущал не только слова надписи, но и стоны эти слышал.
Сегодня должны оперировать пятимесячного малыша, у которого мочевой пузырь и мочеточники оказались снаружи, поверх живота. Жидкость постоянно сочится и раздражает нежную кожу мальчика, штанишки одеть нельзя, подгузники тоже, поэтому он всегда лежит в одной кофточке на спинке на специальных пелёнках, укрытый лёгким одеяльцем. Малыша этого, с православным именем Алексей, привезла из Азербайджана его мама. Но по каким-то чрезвычайным причинам долго находиться с ним не смогла. Алёша, на редкость спокойный ребёнок, никогда не плачет, но и не улыбается. Смотрит на всех своими чёрными блестящими, как маслины, глазёнками и терпеливо сносит частые гигиенические процедуры. Личико его оживляется только тогда, когда в палате появляется Егор, осторожно берёт его на вытянутые руки, чтобы спинка мальчика отдохнула, и ходит с ним по палате, приговаривая:
- Ничего, Алёшенька, потерпи, малыш. Профессор сказал, что всё тебе спрячут и выведут, куда положено. А вырастишь, будут у тебя и жена и детки. Вон какие глазки красивые, невесты в очередь выстроятся. Выучишься, станешь учёным и придумаешь много-много умных вещей. А сейчас поспи, отдохни, а я тебе легонько спинку поглажу.
Егор и на дежурство-то это ночное напросился, чтобы после операции быть рядом с Алёшей. Всех деток в отделении жалко, но этот запал в душу, будто очень близкий родственник. Может быть оттого, что никто к нему не приходит, лежит кроха целыми днями один и даже плакать разучился. А ведь обнажённый орган его болезненно реагирует на любое, самое лёгкое прикосновение. Ему больно! Этому Человеку, только совсем маленькому, страшно, больно и одиноко.
Егор прибежал в отделение и первым делом узнал у дежурного врача, как прошла операция у Алёши. Слава Богу!! Отлично! Теперь время и уход сделают своё дело. А сейчас он в реанимации, спит. Егор переоделся, переложил из рюкзочка в карман хирургического костюма резинового львёнка и пошёл в палату к Алёше. Около кровати мальчика суетились медсестра и врач-реаниматолог. Оказалось, что у Алёши открылась рвота, которая после наркоза бывает практически всегда. Малыш лежал бледный, с мокрыми волосиками, слабенький, испуганный. Однако, увидев Егора, заплакал и протянул к нему ручки. Заплакал! Слава Богу! Сколько же ты, кроха, пережил, что и плакать боялся. Егор погладил потный лобик, достал из кармана львёнка, вложил в ручку Алёшеньке. И тот улыбнулся. Первый раз за всё время. Ночью Егор при каждом удобном случае подходил к Алёше, смачивал его губки водой, протирал салфетками личико, а тот так и уснул с зажатой в руке игрушкой. Под утро в отделение привезли ещё одного тяжёлого малыша после операции на сердце. В общем не то, что отдохнуть, присесть в эту ночь не удалось. Утром перед уходом Егор заскочил к Алёшеньке и пообещал вечером придти. Тот в ответ помахал львёнком: пока-пока. Понял маленький.
Сменивший Егора ординатор предупредил:
- Имей в виду, там под дверьми какая-то бабка чокнутая требует того, кто ночью дежурил. Хочет в глаза ему посмотреть. Готовься, живым от такой не уйдёшь. Внук у неё тут. Нажаловался кто-то?
- Не знаю, вроде ничего такого не было...
- Удачи! Да, звонили родители Алёшины, приезжают. Мальчонка хоть будет под постоянным присмотром.
- Здорово!!
Не успел Егор дверь открыть, как к нему подскочила "бабка чокнутая". Та самая из метро...
- Опять ты?! А где тот, который дежурил?
- Я и дежурил. Бить будете? Теперь за что?
- Драники любишь? Я вот тут принесла... Ночью-то, небось, и чаю хлебнуть некогда было. Ещё бы... Рассказали про тебя... Много хорошего... Вот и хотела посмотреть на правильную молодёжь... А то сегодня в метро один нахал... Ха-ха-ха! Посмотрела, ворчунья старая. Спасибо тебе, сынок! Матери твоей от меня поклонись!
- Бабушке. Меня бабушка воспитала.
- "Если не слышишь чужие стоны, не помогут ни посты, ни; поклоны." А ты слышишь.
Молиться буду за тебя и бабушку твою.
Егор молча повернул бейдж тыльной стороной: "Если не слышишь чужие стоны, не помогут ни посты, ни; поклоны."
- Слава Богу! А молодёжь-то ничего, очень даже симпатичная!