* * *
В единый сплав – все благородные металлы, в единую струю – всех голубейших жил потоки крови царственной. Твоими бы устами мед сладостный испить. Таким ты был?
Век золотой, изысканный, воспетый в восторженных поэмах и стихах. Век девятнадцатый: почтовые кареты, жандармы, юнкера. И щеголь-вертопрах в цилиндре, фраке и жилете, крахмальном кипенном воротничке – спешит с визитом. Да к кому? К Аннете, Полине, Софье, Лизавете – с букетом чайных роз в руке. Век роскоши, балов, корсетов, кринолинов, кокеток, светских дам и чопорных девиц; дорог для ссыльных – длинных-длинных; душ, в рабство проданных; безликих скорбных лиц. Век праздности и дум; пороков, благородства, чувствительности, сплина, барской лени; величья помыслов, бесправия, уродства; блистательных и нищих поколений.
Барские забавы
С господского стола и с барского плеча…Ах, как она мила, стройна и горяча – покуда тешит взор, пока ласкает слух, ей будут не в укор ни смелость, ни испуг.
Дух скотного двора и печки едкий чад…Была еще вчера отрадой из отрад, а нынче – с глаз долой, наскучила, видать. Ах, барин удалой, чего ж еще-то ждать…
* * *
Время вышло – надо ехать. Запрягай-ка тройку, брат! Сожаленье – не помеха. Я и сам тому не рад, но придется распрощаться с милым домом, старым садом, мимолетным тихим счастьем… Кто-то голосом надсадным там кричит и будто плачет, призывает, причитает.Обронить пятак? Калачик сдобный купит… Рассветает.
* * *
Быстрым, лёгким говорком, блестками смешинок растопил холодный ком осторожных льдинок.Осмотрительности стен так и не заметил, словно сокол, налетел, закружил, как ветер. Глянул раз – так уж насквозь. Как сдержать осаду? Что же – уступить пришлось. Нет с ним, право, сладу…
* * *
Горе-растрава, ты окаянное, разбередило рану. В пору далекую, в ночь нерастанную вновь возвращаться я стану. Только зачем понапрасну надеяться – ясно как день: одна. Дом наш разрушен, сломано деревце, высох колодец до дна.
Старая дева
Темный локон тугой змеится, оттеняя бледность щеки. Пальцы вяло листают страницы. Книга падает из руки. Приглашенья всем ближним соседям уж разосланы – званый обед. Все пустое, коль он не едет. Старой деве – осьмнадцать лет.
* * *
Ночь накануне тревожна, бессонна. Платье готово, да только к лицу ли? Взгляд приникает придирчиво- томно к платью, что дремлет на стуле. Те ли, что надо, манжеты и банты, тонки ли кружева? В край оторочено узеньким кантом. Так ли расшита канва? Мысли мешаются… Мне бы заботы, барышня, ваши и ваши года – вальсы, мазурки, польки, гавоты, книги мадам де Сталь.
* * *
Туфельки бальной скользкий атлас прячется в платья шелк. Музыка вихрем взмывает: – И раз,два, три… Он мимо прошел! Как же печально стоять в стороне. Холоден мрамор колонн. Пояс теснит и душит колье. Великосветский салон.
Свидание
Сад. Беседка. Скамейка. Веер бледным шелком трепещет, дрожит. Всплеск притворства: – Да как он смеет! Смесь кокетства, изящества, лжи. Все ей мило – покорность поклона, жар признанья и трепет ресниц…В отдаленье церковного звона звуки плавные, вспышки зарниц.
* * *
– А что б мы делали вдвоем? – Не троньте кружева…– Как проводили день за днем?– Играли б вы, а я вас слушала. – А что б мы делали втроем?– Любили бы. Я – вас, конечно, вы – её. Вот так и жили бы…
Воспоминания
Стирает ветер легкий след, смывает ливень след подковы. В саду скамейки красят в новый и непривычно яркий цвет. Все в сговоре и тщатся сделать вид, что вас здесь не было – не вашими руками в лесное озеро был брошен камень, не ваш скакун стоял в тени ракит, не ваша шляпа падала в траву вослед за парой замшевых перчаток…Ах, миг чудесный был, увы, так краток, но лишь такие в памяти живут. Уносит время золотые дни, приносит дни тревог и испытаний. Но милый образ счастья не растает. И ты его, о время, не гони…
* * *
Образ призрачный и мнимый, так же бережно хранимый, как забытый вами в спешке
хлыстик выделки нездешней. Образ, ясно проступая сквозь наплывы сна, до края яви ласково коснувшись, улетел, не оглянувшись. Пусто в доме, пусто в мире. На часах – всегда четыре: время спешного ухода в серый сумрак непогоды.
Для чего дана нам память? Чтобы явственно представить образ призрачный и мнимый, бережно в душе хранимый.
* * *
Благословенье краткой тишине, что бережет покой и вдохновенье, приманивает, ворошит в забвенье увядшие слова и возвращает мне. Слова имеют привкус прежних дней, их не коснулось вековое тленье, они перенесут в одно мгновенье меня в прошедшее. И, как во сне, наплывы памяти несут неутомимо родные голоса, мельканье милых лиц. Пространство не исписанных страниц вбирает образы и возвращает зримо.
;