Восемь рублей
Я не часто захожу за покупками в этот считающийся одним из самых недорогих в райцентре магазин. Не захожу просто потому, что проживаю довольно далеко - километрах в двух-трёх от него в северной части посёлка. И, возможно, я вообще не ходил бы сюда, если бы не жена, однажды показавшая мне данное торговое заведение и, после, благоразумно приучившая покупать именно здесь дешёвые продукты.
В этот раз я зашёл в магазин, чтобы купить фрукты. Время было послеобеденное, утренний «час пик» прошёл, но народу в торговом зале, кажется, совсем не поубавилось. Впереди в паре метров от меня шустро заталкивал в камеру хранения сумку овощей седовласый дед, слева восседали за кассовыми аппаратами, пропуская покупательскую очередь молодые работницы магазина. Глядя на этих работниц, я почему-то невольно вспомнил о сидевшем перед самым Новым годом на одном из их мест кассире-мужчине: облачённый в не по размеру короткий халат Деда Мороза, в маленькой, еле державшейся на макушке головы новогодней шапке-колпаке, он показался мне тогда очень забавным...
Отогнав в сторону всплывшее воспоминание, я вошёл в открытый предназначенный для прохождения покупателей вход. За входом следовал заставленный высокими торговыми стеллажами проход: с одной стороны тут на полках были выставлены пищевые продукты, а с другой ровным парадным строем "красовались" ряды водки - самых различных калибров и типов, с оглушительными для простого обывателя трёхзначными цифрами цен. За водкой неотрывно следовали другие менее крепкие алкогольные напитки: коньяки, вина, пиво... Не останавливаясь я сразу направил свой путь к краю зала - туда, где размещались интересовавшие меня сейчас фруктовые прилавки. Быстро дойдя до места, увидел там всего одну покупательницу: склонившись над лотком яблок, та усердно перебирала их и раз за разом забрасывала годные в наполовину заполненный пакет. Выискав глазами ценник, отразивший относительную дешевизну фруктов, я присоединился к женщине и также набрал с полпакета яблок, а после ещё, с соседнего лотка, с килограмм бананов. Со всем этим грузом направился к кассе.
Касса слева была как раз свободна. Высчитав на аппарате цену выложенных перед ней фруктов, кассирша молча приняла протянутую сторублёвку, а затем вдруг протестующе заверещала:
– Ой, извините, но у меня нет столько сдачи! Может быть поищите мелочь у себя в карманах!
- Хорошо, - ответил я и принялся послушно шарить по карманам. Но в итоге ничего в них, кроме ещё одной сторублёвки найти не смог. Чтобы как-то сгладить положение, предложил:
– Ладно, я ещё раз пройдусь по магазину, куплю что-нибудь, чтобы сдачи было меньше.
Повернув назад, я снова окунулся в крайний торговый проход. Пройдясь вдоль стеллажей с бытовыми товарами, остановил свой выбор на упаковке туалетного мыла. В уме я просчитал, что этой небольшой покупки будет достаточно для разрешения вопроса о сдаче.
Пока ходил за покупкой, у кассы уже успела образоваться очередь из нескольких покупателей. Терпеливо дождавшись своей, я со спокойной душой выложил перед кассиршей упаковку мыла. Следом подал непринятую прежде сторублёвку.
Высчитав на аппарате результат, кассирша воскликнула:
– Ой! У вас нет восьми рублей? Если бы вы нашли восемь рублей, то у меня получилось бы ровно без сдачи! Ну-у вот, опять у нас ничего не выходит...
Возникшую заново неопределённость ситуации неожиданно разрешила стоявшая в очереди позади меня покупательница.
– Что? Восемь рублей? – переспросила она и достала из сумки кошелёк – Если не хватает восьми рублей, то давайте я сейчас займу, - Раскрыв кошелёк женщина вынула мелочь, быстро пересчитала её и передала кассиру.
Произошедшая на глазах сцена ошеломила меня. Ведь эта оплатившая мой долг женщина была мне совсем незнакома…
– Спасибо! Я верну, верну вам деньги! – только и смог сказать я.
– Да ладно, вернёшь как-нибудь, что же мы, ведь в одном посёлке живём.
– Я верну, сейчас разменяю и отдам! – охваченный внезапно явившимся волнением, снова повторил я, и наскоро уложив покупки в пакет, поспешил к выходу. На улице, сжимая в руке оставшуюся сторублёвку, я стал лихорадочно высматривать место, где можно было бы разменять её на мелочь. Подошёл к стоявшему поблизости торговцу пирожками, но пирожки у того уже закончились, а всю выручку он отдал жене. Забежал в располагавшийся чуть подальше охотничий магазин, но мелочи у продавца не нашлось. Парикмахерская, филиал банка... – эти места явно мало подходили для размена сторублёвки... Тем временем женщина вышла из магазина и, побеседовав с кем-то у входа, пошла в сторону базара. Потеряв возможность вернуть долг, слегка расстроенный неудачей, я повернул к стоявшему на другой стороне улицы магазину под названием «Полушка», где собирался ещё докупить продуктов. Двери «Полушки» были открыты: пробыв там минут десять, купил, что хотел и, посчитав на этом все дела завершёнными, отправился домой. Путь к дому пролегал мимо базара и, памятуя о недавнем, я решил заглянуть туда в надежде застать там женщину.
Двигаясь по дороге неожиданно для себя, я вдруг понял, что где-то уже видел её... Откуда-то из подсознания всплыло имя – Фирдоус Басыровна... Это повторённое в необычном женском звучании имя известного персидского поэта Абулькасима Фирдоуси, я вычитал однажды среди инициалов работников отдела «Детские пособия» в Райсобесе... Точно! Она работает в Райсобесе, в том самом отделе... я же несколько раз бывал там! Как же хорошо, что вспомнил! Ведь теперь можно было просто отнести долг ей на работу!
Обойдя с левого бока здание автовокзала, я остановился у перронного ограждения: эта позиция более всего подходила для наблюдения за входами на рынок - передний отсюда был виден "как на ладони", второй же, находившийся в некотором отдалении, также неплохо обозревался. Ожидание моё, к удивлению, оказалось недолгим: очень скоро в базарном проходе замелькала знакомая фигура в белом плаще. Не теряя времени я поспешил в ту сторону.
Она остановилась невдалеке от сидевших у ограды торговцев зеленью и, судя по всему, кого-то ждала. На ходу проверив имевшуюся в карманах наличность, я оставил в руке одну бумажную десятирублёвку. Её, как только сблизился, протянул женщине.
– Вот, возьмите восемь рублей. Спасибо за то, что заняли, - коротко объяснил я.
Ещё издали узнавшая меня, она при виде десятирублёвки полезла в карман и вынула кошелёк.
– Не надо, не надо никакой сдачи, – запротестовал было я, но после ответного «Нет, бери», всё же вынужден был принять из её рук два рубля.
– Дед куда-то пропал, ты случайно не видел его? – оглядываясь по сторонам, спросила она.
– Нет, не видел, – ответил я, с некоторым сожалением сознавая, что по-другому ответить просто не могу. Потому что не знаю в лицо деда...
Дело было сделано и, произнеся на прощание «Ладно, пойду. Всего вам хорошего», я продолжил свой путь.
За базаром дорога постепенно перешла в широкую тропу. Тропа вела к пешеходному переходу, узкой полосой пересекавшему железнодорожные пути. Я шёл по усыпанной мелким гранитными камешками тропе и с благодарностью думал об этой женщине с таким редким и оттого особенно запоминающимся именем Фирдоус… Фирдоус Басыровне… Её поступок оказался полной неожиданностью для меня: заплатить деньги, пусть даже небольшие, за чужого малознакомого человека – на такое решится далеко не каждый – лишь люди особенные, добрые и, вместе с тем, благородные, не зачерствевшие душой в жизни...
Поднявшись к железнодорожным путям, я ступил на пешеходный переход. Мои шаги по деревянному настилу сразу отдались характерными мерно сменяющимися поскрипываниями – шарк-шарк, шарк-шарк… Вслушиваясь в эти исходящие из-под ног звуки, я попытался припомнить похожие примеры, когда вот также был благодарен оказавшим помощь чужим людям. На память пришли два случая…
Нефтекамец Альберт.
В 1986 году я возвращался домой с армейской службы. И так получилось, что на одном из этапов пути у меня закончились деньги. А добираться предстояло ещё не близко – до Оренбурга. Вокруг же шумел, окружал бескрайней стеной домов башкирский город Нефтекамск.
Вечер я встретил в зале ожидания нефтекамского автовокзала. Длинные деревянные скамьи, бьющий в глаза свет ламп, сидящие и снующие взад-вперёд люди – все эти вместе взятые «дорожные неудобства" явно не пробуждали во мне желания переночевать в вокзальном помещении. Чего уж лучше – на улице, под открытым небом, где никто и ничто не мешает. Тем более, что стояло лето, ночи были тёплыми… Порешив на том, я вышел на прилегающую к вокзалу улицу и пошёл по ней выискивать подходящее для ночлега место.
Начав движение по правой стороне улицы, вскоре я увидел впереди себя большие распахнутые настежь ворота. Моментально заинтересовавшись, приблизился, осторожно заглянул внутрь. За воротами моим глазам открылся огромный двор до краёв забитый техникой: машинами, тракторами, тележками и ещё много чем другим в глубине. Было ясно, что тут располагалось какое-то автопредприятие... Постояв в раздумьи, я быстро решил: зачем что-то искать, когда вот оно готовое ночлежное место перед тобой – запрыгнул в кузов машины и спи там спокойно до утра! В двух десятках метров от меня как раз стояли в один ряд три машины с большими тёмными кузовами. Оглядевшись, на всякий случай, по сторонам, я вошёл во двор и решительно направился к облюбованным грузовикам. Когда до ближайшего оставалось пройти всего несколько шагов, из-за спины вдруг донеслось:
– Стой! Ты куда пошёл?!
Обернувшись, увидел двух стоящих у входных ворот людей. По всей видимости это были сторожа... Ситуация, в которую попал, выглядела неловкой и из неё требовалось срочно выходить… Через мгновения представ перед сторожами, я стал объяснять, что возвращаюсь со службы и теперь вот ищу место для ночлега. Бывшее на мне обмундирование – дембельская «парадка», фуражка, солдатские ботинки наглядно подтверждали мои слова. Объяснения сторожа выслушали спокойно: настроенные миролюбиво, они задали мне пару-другую вопросов, а затем пригласили к себе в караульное помещение. Внутри "караулка" их, которую вернее было б назвать сторожкой, очень напоминала автомобильный гараж - имела вытянутый, суженный с обоих боков низкими стенами вид. Посередине комнаты стоял огромный метра в три-четыре длиной деревянный стол с лавками вокруг. Неспешно один за другим пристроившись за столом, сторожа продолжили начатый во дворе разговор, а я, сидя рядом, молча наблюдал за ними. На вид – мужчины приблизительно тридцати-сорока лет, они вели спокойную размеренную беседу о работе, отношениях с близкими, иных насущных вещах и, временами, обращались с вопросами ко мне. Я отвечал на их вопросы, а потом снова слушал – слушал и невольно проникался каким-то неосязаемым доверием к ним... И в то же время неумолимое вынужденное стечение обстоятельств требовало, заставляло меня задать этим, по сути незнакомым людям главный и мучительный вопрос: не смогут ли они занять мне на дорогу денег?.. Вопрос, заранее имевший мало шансов на успех. Ведь кто я был для них? Приблудный человек, солдатик, живущий где-то далеко, могущий после и не вернуть долг. А кому же захочется понапрасну выбрасывать на ветер деньги?.. Но не задать этот вопрос, я тоже не мог...
Мой вопрос, как и следовало ожидать, заставил обоих задуматься. Из их разговора я выяснил, что одного из сторожей, худощавого в рабочей спецовке зовут Альбертом. Альберт в напряжённом раздумьи затарабанил пальцами по столу, взглянул на меня изучающе и, приняв решения, полез в нагрудный карман. Достал оттуда мятую стопку денег. Отсчитав, он подал мне несколько бумажных купюр.
– Тебе двадцать рублей хватит?
– Хватит, хватит, – всё ещё до конца не веря в удачный поворот дела, поспешно ответил я. – Спасибо большое тебе. Я их обязательно вышлю, обязательно вышлю! Только обратный адрес, куда послать, напишите...
Но ручки, для того, чтобы написать адрес, в сторожке не нашлось. Тогда, подумав, они решили, что раз я заночую у одного из них, то там и можно будет это сделать. Проведя ещё с полчаса за беседой, мы вышли во двор, а после и на улицу.
Они шли впереди, а я следовал чуть сзади. К этому времени мне удалось немного узнать об Альберте: то, что он воспитывался в детском доме и занимался в молодости боксом. Пройдясь неторопливым шагом по тёмной вечерней улице, вскоре перед освещённым светом ламп дорожным поворотом они остановились: Альберт, попрощавшись с нами повернул обратно к сторожке, а мы продолжили путь к дому, где жил его товарищ. Там впервые после долгих двух лет службы, я уснул в страшно непривычной домашней обстановке. А утром меня поразили умилительным и одновременно каким-то диким видом обычные домашние тапочки...
Спустя сутки я благополучно добрался до дома. Приехав, рассказал отцу о том, что занял деньги у незнакомого человека и теперь должен вернуть их ему. Отец одобрил моё решение возвратить долг: иного я от него не ожидал. Многое повидавший на своём веку: и голод 1933 года, и детдомовскую жизнь, прошедший ужасы войны, отец всегда с особой благодарностью воспринимал помощь со стороны чужих людей. Через месяц, как только появились деньги, я немедленно выслал двадцать рублей Альберту.
Поиски телёнка.
Другой пришедший на память случай произошёл лет восемь назад. Тогда я жил в селе, занимаясь как все вокруг личным хозяйством…
Весна в тот год выдалась ранняя: на оттаявшей от зимних снегов земле согретая тёплыми солнечными лучами дружно зазеленела первая трава, по широким раскинувшимся перед селом лугам буйно разлились заполненные талыми водами озёра. Глядя на происходящие изменения в природе «зашевелились» люди – многие из односельчан начали выгонять на пастьбу домашний скот.
Выбрав подходящий погожий день решил пустить на выпас своих животных и я: отворил двери сараев, вывел имевшийся скот - двух коров и трёх телят, во двор, дал им свободно походить-побегать по двору. Потом через время распахнул калитку и выпустил всех на уличный простор. Внезапно оказавшиеся на воле, коровы растерянно застыли на местах, закрутили вокруг себя головами, а затем, как будто бы очнувшись, резко рванули вперёд – понеслись-поскакали игриво взбрыкивая копытами по дороге. За коровами бросились телята, а за телятами пришлось побежать уже и мне. На ходу подгоняя и направляя животных, я выгнал их за село и присоединил к пасшемуся на пригорке стаду.
С первого дня дела шли успешно: мне удавалось до темна в целости и сохранности пригонять своих животных домой. Но однажды, примерно через неделю, случилось нежданное – пропал один телёнок. Молоденький бычок, купленный осенью в соседнем селе, он не явился со всеми с пастьбы и я, заметив это, без промедления отправился на поиски. Проискал его около часа, пока подступившие сумерки не заставили вернуться обратно.
Продолжил поиски на следующий день – обошёл пешком все известные мне дальние уголки, порасспросил местных пастухов. Но найти так и не смог… Потом прошёл в поисках ещё день. Тоже безрезультатно... Казалось, не осталось больше мест, где бы не ступала моя нога... С раз за разом угасавшей надеждой на ум стало являться печальное предположение: снова украли... Первой у нас украли корову – ни корову, ни воров тогда так и не нашли... После этого мы попытались завести овец – за одну ночь лишились всех трёх... На месте кражи воры потеряли нож. Передали его участковому. Но пользы от этого, как прежде, не оказалось никакой... Потом пропали три гуся. И снова безвозвратно...
На четвёртый день я решил обследовать ещё одно место, к которому сложно было подступиться из-за разлива озёр – к оказавшемуся отрезанным водами от села небольшому участку луга. Посреди этого островка суши одиноко возвышалась большая корейская будка. Будка принадлежала Гене Цою – поселившемуся года два назад в селе корейцу. Минувшим летом тот занимался в этих местах овощеводством.
Пройти на остров прямиком из села выглядело делом невозможным из-за разлившегося перед ним глубокого озера. Вследствие этого единственную возможность попасть туда я видел в обходе - можно было попытаться зайти к островку с противоположной стороны. Там, конечно, тоже стояла вода, но уж точно не такой глубины как у села.
Утром, когда солнце поднялось над горизонтом, я вышел из дома. На лугах сразу за селом путь мне преградил широкий бурлящий ручей: стремительно несущийся в низину, он был не очень-то глубок, но всё же для форсирования его пришлось снимать с ног обувь. Пройдя с километра два по старой луговой дороге и преодолев ещё пару мелких ручьёв, вскоре я вышел к Илеку. Перед самым берегом дорога резко вильнула вправо, пошла вдоль высокого поливного арыка и, после, метров через сто, завернула влево - продолжилась в окружении заброшенных заросших сорняками корейских полей. Чем дальше, тем дорожная колея всё более и более уходила вправо, постепенно отдаляясь от реки и приближаясь к лесу. У края леса я сошёл с дороги и начал двигаться прямо в направлении острова. Буйно разросшиеся вдоль всего пути передо мной сразу высокой стеной встали сорняки. Не останавливаясь я решительно вторгся в их гущу: расталкивая руками и затаптывая сапогами, стал медленно и неуклонно прорываться вперёд. С хрустом проламываясь сквозь заросли, вскоре я с удивлением обнаружил под ногами большие, тянущиеся на десятки метров лужи воды. Шлёпая по лужам, одолевая открытые и поросшие травой пространства, минут через двадцать вышел, наконец, к месту, откуда смог ясно разглядеть главный свой ориентир – возвышавшуюся среди острова корейскую будку.
А на совсем недалёком расстоянии простиралось последнее, отделявшее меня от цели препятствие: разлившаяся вширь водная протока. Приблизившись, по выглядывавшим из разных мест верхушкам трав я без труда определил, что глубина тут не очень большая – едва ли дойдёт до пояса. Успокоенный сделанным умозаключением, я не спеша разделся и, прижимая к боку узел с одеждой, вошёл в воду. Вода была холодной, но далеко уже не зимней, успевшей прогреться под весенним теплом. Осторожно переступая ногами по дну, я сразу почувствовал, что оно тут неровное, изобилует коварно подстерегающими на пути ямками и бугорками – это обстоятельство заставило вспомнить о том, что летом где-то здесь располагались корейские овощные гряды. Ближе к середине глубина воды дошла до пояса, а затем понемногу пошла на убыль.
Выйдя на берег, я оделся и направился к будке, заранее предполагая с этого места начать осмотр острова. Оставленная хозяином на зиму, будка была наглухо заколочена гвоздями, а на двери висел большой замок. Обычно корейцы надолго не задерживаются в одном месте: собрав урожай с полей, они, как правило, сразу перебираются на новые. Но Гена, вопреки заведённому обычаю, оставил своё жильё нетронутым, Значит, решил вернуться сюда и в этом году.
Стоя у будки, я стал думать над планом поиска. План вырисовывался простой: вначале обследовать правую часть острова, а потом, возвращаясь – оставшуюся левую. Местность по которой предстояло пройти не представляла большой сложности: слева и посередине – лишь арыки, да грядки, и только справа, со стороны озера, росли редкие деревья и были густые травяные заросли. Вот оттуда и следовало начать… Пнув ногой лежавшую на пути пустую консервную банку, я устремился к возвышавшемуся метрах в тридцати от меня арыку – тот располагался как раз с правого бока всего в десятке шагов от озёрного берега.
Достигнув арыка я с ходу взбежал на него и остановился, чтобы осмотреться вокруг. Взглянул налево и увидел двоих людей, переходивших воду ровно в том месте, где недавно прошёл сам. Издалека трудно было определить, кто это такие: местные жители или заезжие охотники. Но в любом случае мне сейчас необходимо было спросить у них, не встречали ли они на своём пути телёнка? Сойдя с арыка я быстрым шагом поспешил в их сторону. Завидев меня, люди также двинулись навстречу.
Чем ближе они подходили, тем всё яснее становилось, что это охотники. О том наглядно свидетельствовали и особое одеяние: длинные охотничьи плащи и раскатанные до самых бёдер сапоги. А ещё торчавший за плечом одного из них ствол ружья. Шедшему впереди на вид было лет тридцать, второй же, пониже ростом, выглядел подростком лет пятнадцати. Сблизившись мы, как полагается, поздоровались, после чего старший из охотников спросил:
– Ты не подскажешь, в каком тут месте летом стояло озеро?
Вопрос на первый взгляд простой, застал меня врасплох. Да летом где-то напротив нас находилось озеро, но теперь, когда весенний разлив превратил всё в одну сплошную реку, вдруг стало очень сложным определить его прежнее местонахождение… Но всё же, чуть подумав, по сохранившимся в памяти приметам, я сумел очертить охотникам примерные границы водоёма. Затем настала моя очередь задать вопрос. Выслушав, охотники ответили, что не встречали телёнка и после дружно заверили, что если вдруг увидят, обязательно мне сообщат.
Мы разошлись: я снова вернулся к арыку и, взойдя на него, продолжил начатый поиск. Сверху с арыка неплохо просматривалась окружающая местность, в особенности то, что находилось слева на месте прежних корейских огородов. Справа же лежало не затронутое человеческими руками озёрное побережье: заросшее, где деревьями, а где кустарниками, оно требовало особенно внимательного просмотра. Бросая взгляды то в одну, то в другую стороны, я двигался по арыку и время от времени сбегал вниз, чтобы лучше рассмотреть невидимые места и подозрительные предметы. Пробираясь сквозь поросший чилижником участок, я неожиданно услышал крики. Неслись они откуда-то спереди. Быстро выбежав на открытую местность, увидел бегущего в мою сторону человека: он на ходу что-то кричал и махал руками. Мгновенно встрепенувшаяся в душе надежда, что телёнка нашли, буйным порывом ветра сорвала меня с места: я заторопился навстречу спешащему с какой-то срочной новостью человеку.
Это был один из охотников, тот, что помладше. По улыбке на лице я понял, что ему не терпится сообщить что-то хорошее.
– Мы там телёнка вашего нашли! – задыхающимся голосом, показывая рукой позади себя, выпалил он.
– Где?! – один лишь вопрос вырвался у меня после слов паренька. Вопрос птицей устремивший в указанном направлении.
– Он там в трясине застрял, выбраться не может! – еле поспевая за мной на ходу объяснил парень.
Перепрыгивая через встречные арычки и мелкие ямы, я нёсся к месту, где нас поджидал второй охотник. Следуя за его взглядом, увидел чуть подальше по грудь погружённого в трясину телёнка. Да, без всякого сомнения это был он!..
– Его верёвкой надо вытянуть, – встретив меня, посоветовал охотник. – У нас есть верёвка, давай, сейчас принесём.
– Нет, не надо верёвки, – ответил я, с ходу предполагая собственными силами вытянуть животное из трясины. Опустившись на колени и уперев ладони в глину, я начал медленно и осторожно пододвигаться к нему. Слегка утопающая под руками и ногами влажная почва благополучно удерживала тело, с каждым разом телёнок становился всё ближе и ближе ко мне... Моей целью являлось добраться до его головы – того единственного, за что можно было б ухватиться... А вскоре настал тот решающий момент, когда, оторвав от глины руки, я сумел схватить бычка за ухо, а потом и за шею. Следом, понемногу раскачивая, потянул его на себя. Раскачивание сделало своё дело: передние ноги стали мало-помалу вылезать из топи. Вытянув передние, таким же образом, раскачивая, я вытянул и задние. После этого, завершая спасение, выволок обессиленное животное на твёрдый грунт.
Он лежал перед арыком, а мы втроём радовались удачному исходу дела и с интересом рассуждали над вопросом, сможет ли телёнок после трёхдневного заточения в холодной влажной земле, снова ходить. В конце сошлись на том, что необходимо будет чуть подождать.
Во время разговора перед нами вдруг появилась собака. Я узнал её: это был охотничий пёс принадлежавший двоюродному брату жены Акимжану. Привезённый из города, не удерживаемый хозяином на цепи, этот пёс свободно бегал по селу и окрестностям и оттого был знаком многим. Своими необычными причудливо вытянутыми чертами тела: длинными худыми ногами, узкой головой, большими свисающими вниз ушами и иными, он очень напоминал породу русских борзых собак. Умный охотничий пёс, он выглядел просто аристократом среди пёстрой массы местных разнопородных дворняг…
– А это что за собака?.. – завидев нежданно явившегося четвероногого гостя, удивлённо воскликнул паренёк.
Брошенный в воздух вопрос был отчасти адресован и мне. Не меньше других удивлённый пришествием пса, я объяснил охотникам, что это за собака. Затем с криком «Пшёл-л-л!!! Пшёл-л-л!!!», я бросился отгонять её. Напугал, как смог, отогнал подальше к кустам и, глядя вслед, подумал: а ведь эта охотничья собака явно не в первый раз сюда приходит... Но почему же в таком случае она не расправилась с этой, по сути беспомощной добычей? Ведь могла же...
Ещё немного постояв, охотники один за другим ушли к озеру. После их ухода, я занялся массажем телёнка. Промассировал старательно нижние ножные суставы и мышцы, а потом все, что располагалось выше. Через время, заметив улучшение состояния, перенёс бычка с поля на зелёный травяной лужок вблизи озёрного берега. По озеру, бывшему совсем недавно пустым, уже плавали в лодке скоротечно превратившиеся в рыболовов знакомые охотники. Позади них на противоположном берегу стояла большая серая палатка, в которой, видимо, они и поселились.
Пристроившись рядом я наблюдал за бычком, а тот прямо на глазах стал заметно оживать: уже не лежал, как вначале беспомощно на земле, а сидел подняв голову, с проснувшимся интересом осматриваясь по сторонам. Видя это, с большой надеждой я приступил к решающему действию: подсунул ему под живот руки и осторожно стал приподнимать, пытаясь поставить на ноги. Ослабевшие, затёкшие от долгого стояния в трясине ноги поначалу не слушались его, подгибаясь, валились от непосильной нагрузки. Но затем понемногу, раз за разом, они начали приобретать хоть слабую, но устойчивость. Когда я медленно отпустил руки, теленок, покачиваясь из стороны в сторону, остался стоять на ногах!.. Готовый в любую секунду поддержать его, я с замиранием сердца ждал, что будет дальше. Постояв на месте, он, неуклюже передвигая копытами, прошёл чуть вперёд. Это была уже победа!..
Присев на арыке, я успокоено наблюдал за тем, как теленок, быстро освоившись, начал щипать зеленевшую под ногами траву. Плававший неподалёку на лодке паренёк-охотник, также с любопытством следил за пасущимся животным. Затем, подплыв к берегу, он поинтересовался, как я собираюсь выводить его с острова. Я ответил, что выведу тем же путём, что пришёл, в обход преграждавшего дорогу к селу озера. Выслушав, парень предложил взять у него верёвку - с её помощью легче было б провести телёнка по воде. Предложение, конечно, являлось дельным, но в моём положении выглядело неудобным принимать ещё что-то от и без того оказавшего помощь человека... Мой отказ не остановил его: он ушёл к лодке и спустя пару минут явился с мотком ниток в руке. Отдав край нити мне в руки, парень стал разматывать моток, остановив действие лишь после трёхкратно произнесённого мною «Хватит». После этого, вытащив из кармана перочинный нож, он перерезал нить.
Поблагодарив за подарок, я проводил паренька до лодки и вернулся к прежнему месту. Здесь разложил на земле нити - сразу видно, что шёлковые, и оттого особенно прочные, и принялся сплетать из них аркан – небольшой, метра полтора в длину. Виток за витком заворачивая нити, я поймал себя на мысли, что за прошедшие годы отвык от проявления подобной щедрости и, наверно, оттого испытывал особенную благодарность к этому незнакомому пареньку... Вместе с тем я пытался понять, почему он так поступил? Вывод напрашивался один: всему причиной его молодость... в нём успешно сохранился тот первозданный детский набор чувств, в котором ещё не нашлось места характерным для многих взрослых чертам жизненной расчётливости...
Время шло: я перегонял телёнка с места на место, всё больше и больше отдаляясь от стана охотников и всё ближе придвигаясь к корейской будке. Находясь уже почти у самой будки, приметил направлявшегося в мою сторону человека. Выйдя навстречу признал в путнике знакомого мне работника Гены. Поздоровавшись и поговорив с ним, я выведал интересную для себя новость: оказывается, он перешёл на остров в другом, более мелком месте со стороны села! Но у меня его слова вызвали недоверие: несмотря на заверения, я не поверил ему и не изменил решения пройти по прежнему, уже проверенному пути. Работник Гены походил кругами вокруг будки, что-то подправил, а потом отправился обратно в село.
Незаметно минуло ещё с полчаса неспешного попасывания телёнка. Посматривая в направлении, куда удалился работник Гены, я увидел чернеющие издали силуэты коров и, чуть поменьше, телят. Приглядевшись внимательнее с удивлением обнаружил, что они находятся в пределах казавшегося мне таким недосягаемым острова... Оставив телёнка одного, я без промедления побежал в ту сторону.
Смешанные чувства охватили меня, когда увидел бегущие по земле широким веером ручьи, по которым тут и там бродили коровы и телята. Сразу стало понятно, каким образом попал на остров телёнок... А я, проделав двойной путь, снова собирался повторить его! Как же не догадался проведать это место раньше?..
Вернувшись обратно, я натянул на шею телёнка аркан и повёл его к оказавшемуся под самым носом броду. Без труда форсировав ручьи, я благополучно доставил животное до дома...
Такие вот, навеянные случаем, вспомнились мне примеры помощи незнакомых людей... Помощи нежданной и оттого особенной, по своему выдающейся… Потому что исходила она от попросту не имевших ко мне никакого отношения чужаков… В трудные для постороннего человека моменты проявивших истинные, скрытые в них качества: понимание, сострадание, благородство… То, что вкупе можно свести к одному объединяющему понятию, название которому Совестливость… Это я о нефтекамце Альберте, работнице райсобеса Фирдоус Басыровне, о тех безымянных охотниках… Обо всех людях своими благими поступками делающих наш мир чуть праведнее и добрее...