Сценарий полнометражного фильма. Написано в 1991 году.
Предисловие
Несмотря на проклятую политику, я уже тогда (1991 г) считал противоречия между нашими странами - Россией и Америкой, каким - то вселенским, колоссальным недоразумением, ведь зависит жизнь не только нашей страны, а вообще всего шарика от этих отношений....С детства мне дорога была Америка Джеком Лондоном, Майн Ридом, Фениром Купером, теперь это Фолкнер, Сэлинджер, в кино Милош Форман, Скорсезе,. Коппола и пр...А у нашей культуры всемирных имен...Достоевский, Толстой, Тарковский, жившие и тут, и там Довлатов и Солженицын....Я думаю культура нас спасет, иначе весь мир- как ком грязи...Конечно мои попытки в"Бесконечности..." и Майкле и Люси" наивны до крайности, но может простым, неискушенным людям это нужнее, чтобы лучше понять другое полушарие...
«Вариации на тему незавершенной бесконечности» были написаны следом за успехом на конкурсе, но были показаны только одному человеку- главному редактору "Мосфильма" в осень 1991 г., по- моему ее звали Нина Николаевна Глаголева- она именно и сказала, что для такой работы нужен Тарковский- я ушел довольный и полный сомнениями- с тех пор никому это не показывал, считая это профанацией веры или вроде этого....Эти сомнения и сейчас терзают меня...Но теперь об этих догадках впрямую говорят по РЕН- тв, но все же молю Бога, чтобы простил эту вольность....
Бесконечный коридор, обе стороны которого образуют причудливые сверкающие сооружения из крупных кристаллических форм, перемежающиеся серебряными шарообразными формами. Сооружение напоминает кристаллическую решетку неведомого вещества, увеличенная до невероятных размеров с вкрапленными в нее огромными жемчужинами. Абсолютно прозрачный пол, черная пропасть вселенной под ногами, идущих по нему. Вблизи виден освещенный бок безжизненной, покрытой кратерами планеты. Она вращается вокруг своей оси, с большой скоростью, заметной человеческому глазу. Внезапно совсем близко от пола пролетает громадный астероид
Из далекой темноты навстречу нам по стеклянному полу идут двое. Вокруг головы мужчины сияющий обруч, словно сотканный из лучистой энергии; Странное свечение испускает ворот и лицо его спутницы. Она весела, крутится, танцует во¬круг Лайфа. Он сосредоточен, погружен в свои размышления. В руках какой-то прибор, на который он посматривает как бы проверяя предположения.
Все пространство лишь слегка освещаются от тусклого мерцания кристаллов и серебристых шаров, но когда он приближается к какой-то части строений - формы вблизи него начинают светиться изнутри, будто навстречу его желанию. Это происходит на всем протяжении их пути. В лице мужчины чувствуется усталость, он потирает виски, скулы, слегка отстраняется от пристающей красавицы
Сон Лайфа
Лунный ландшафт горного ущелья. Невдалеке на одной из вершин отчетливо видна сквозь утренний туман сверкающая от первых лучей солнца, устремленная ввысь, серебристая игла корабля, по напряжению энергии вокруг видно, что он готовится сорваться с места. Видим это глазами человека, который, задыхаясь, из последних сил бежит к кораблю по каменистым тропам, взбирается по осыпающимся склонам. Тяжелое дыхание, с хрипом, с надрывом, пытается произнести какое-то слово, но звук застревает на полпути. Он спотыкается, падает, - стонет от беспомощности и отчаяния.
Но видно, что не успеть. Ярче становится кольцо энергии вокруг серебристо иглы. Дрожит от него склон, и осыпаются камни. Взрыв, облако - и корабль, отрываясь от вершины, уходит в неведомое.
Человек останавливается, бредет еще некоторое время по инерции, вдруг начинает стонать с такой тоской все громче и громче
Его тормошат, будят. Над головой склонилась женщина. Обаятельная улыбка, копна каштановых волос.
- Что это ты так стонешь? Что нам снится? Это после такой потрясающей ночи (гладит его, немного заигрывая)
- А-а. Да, Где я? - (будто не в себе, с оторопевшим взглядом).
Я опоздал… .Время...
- Скажите, пожалуйста - (она смеется и тормошит его),- Вам нужно точное время и место. Планета Земля, конец XX века, имя женщины помнить необязательно.
- Извини, мне кажется, пора ехать…, сейчас же…, сию минуту...
- Горд Нью-Йорк, улица такая-то... завтрак уже готов... "- (начинает возиться в кровати, кувыркаться и дурачиться как дитя).
- Я ему готовлю завтрак, встаю вместе с солнцем, а он лежит, мычит во сне как бычок. Ты что там увидел; другую женщину? Куда тебя носит с утра по выходным дням?
- Я впрямь опаздываю. Это деловая встреча, - (он вырывается, целует её, начинает одеваться со спешкой).
- Не суетись... Какие дела после такой ночи?.. Завтрак на столе.
Столовая. На столе легкий завтрак. Он хватает кусками. Она сидит напротив, слегка наклоняясь и с удовольствием смотрит, как он поглощает сэндвичи. Неожиданно говорит:
- Я хочу полететь с тобой, черт возьми!
- Если черт, то не возьму,- отшучивается, потом серьезно',- буду к обеду, это точно. Дело на миллион.
- Я и прошлым миллионам удивляюсь. Откуда у тебя такие деньги. Ведь ты совсем не похож на воротилу бизнеса. Может чем - то промышляешь?
- Нет... нет...
- Боюсь за тебя, Мне уже однажды казалось, что за нами следят.
- Все возможно, но не все важно, что происходит, слава богу...
- Удачи, если так. Так не возьмешь?
Наспех прощаются. Вот уже он по крутой лестнице поднимается на крышу небоскрёба, где ожидает двухместный вертолет. Осматривает, проверяет приборы и, неудовлетворенный осмотром, забегает в небольшой ангар, который находится рядом. Женщина в это время запирает квартиру, выходит вслед за ним крышу. Когда он отходит от машины, незаметно проскальзывает в кабину. Сзади, за сиденьями пилота и пассажира небольшой отсек, где разложено кресло и есть всё для отдыха - там она и устраивается, завернувшись в одеяла. Оникс подходит с небольшой емкостью, что-то куда-то доливает, садится в машину и поднимается в воздух. Летит далеко за город, проплывает полосу благоденствующего солнечного утра и вырывается через несколько сот километров в пелену тяжелых грозовых облаков, выходит из них, снижаясь в дикой местности. Скалистая возвышенность, и среди всего, что наворотила природа - единственная ровная песчаная площадка, пожалуй, только для одного вертолета. Он сажает машину. Выходит из кабины, становится посреди площадки и достает из кармана какой-то загадочный предает, тускло светящийся в тяжелом, предгрозовом воздухе. Оникс поднимает его над головой. Внезапно происходит что-то невероятное, что также видит и женщина находящаяся еще в кабине, смотря на площадку из окна кабины.
Сквозь клубящиеся темно-свинцовые тучи на площадку опускается сияющий серебристый шар, быстро увеличиваясь в размерах. Останавливается в нескольких метрах от земли; теперь стало видно, шар раза в 4-5 раз больше вертолета. Его поверхность абсолютно гладкая, матовая без единого изъяна. Постепенно - вокруг шара появляется светящееся кольцо, интенсивность свечения которого постоянно меняется. Лайф ложится на белый песок прямо под шаром и лежит, закрыв глаза и раскинув руки. Он уже входит в состояние своего "неземного" сна, когда на площадке появляется незнакомец, одетый во все черное. Подходит совсем близко. И тут Ольга чуть не вскрикивает пораженная их сходством.. Он будто протягивает руку самому себе. Но только они начинает говорить, как с неменьшей неожиданностью обнаруживается их полная противоположность. Лайф говорит всегда открыто, просто, чуть прищуриваясь, в задумчивости иногда уходя в свои мысли, будто рассуждает с самим собой. Тот другой смотрит остро, напряженно, будто старается ударить током через взгляд. Рот то и дело кривится в чванливой усмешке, движения резки, отрывисты, заметно неестественны, в своей прагматической точности.
Она какое-то время наблюдает из вертолета, пораженная происходящим, особенно когда вокруг лба и до затылка у них появляется такие же небольшие кольца энергии, похожие на огненный обруч вокруг шара. В порыве она даже пытается выбраться из вертолёта, чтобы удрать, затем ее цель резко меняется. Она тихонько пробирается между камнями, поближе к ним и старается уловить каждое слово этого разговора. В это время прорвало грозовое облако, и ливень обрушился на площадку. Но как ни странно - ни одна капля не попала на то место, где говорят двое; будто незримый купол образуется с помощью шара, и кольцо его горит по-прежнему независимо от дождя. Женщину же дождь лупит во всю, но ей не до того, она напряженно вслушивается в разговор, иногда слова прерываются раскатами грома, но в основном всё слышно, так как голоса говорящих неестественно сильны, низки, даже если говорят спокойно.
Серый песок площадки. Двое в черной к белой одежде. Серебристый шар и мрачные тяжелое нагромождение скал вокруг, человек в белом по-прежнему лежит посреди площадки, в черном - мечется вокруг, говорит отрывисто, запальчиво, резко.. Изредка молния покрывает все слепящим, фосфоресцирующим светом.
Вот что она услышала: Незнакомец:
- Новое мышление. Смотри-ка ты. Хы-хы-х-х. Ржавчину подчистили кое-где и заблистали, и ну сиять - глаза слепит - не могу смотреть - с - притворным негодованием закрывает глаза рукой, (тут же руку приоткрывает и смотрит из - под руки на приятеля).- Слушай, сколько мы здесь; состаримся за месяц до безобразия, гори оно всё огнем. Сказал же создатель — объект обречен.
- Он так не сказал.
- У тебя кость тонкая, сердечко перегрузишь. Опусти ты взор на эту ихнюю землю да погляди кругом позорче. Для них бог это тот, кого надо бояться, а не тот, у кого надо учиться. Надо рвать когти! (начинает кататься в круге). Скоро от себя отвыкнем, программа останется внутри, и ходи тогда злодеем до нового времени. Скажи-ка, на кого я похож .
- На грузчика из вино—водочного.
-Ах ты! А тебе сказать?!
- Ты дал согласие.. Я вбирал на этой планете все доброе, вечное, талантливое, ты - все, сиюминутное, злое, подлое и т.д. Ну?
- Как тебе сказать?! Ты похож на зашпиленного интеллигентишку со слезливой душонкой и мусорной корзиной вместо черепа. Что ты все - канючишь? Страдание... духовность.. На первом объекте молодец был - все сидел да помалкивал, да анализировал. А тут смотри-ка! "Душа болит"... Что это такое? Что-то от них я это не слышал. Мозги у них болят - шизофрения, демагогия, кишки болят - понос… Это слышал. А тут о душе. Что это такое? А? (недоумение). Легкие, что ли? Может духи? Запах, да, приятный, такой. Одеколон я уже пробовал, духи пока нет...
- На первой- планете были одни прагматики.
- Зато они не ели мяса предыдущих тварей, это я тебе в натуре говорю.
- Они друг друга ели, лезли в вечную жизнь по куче трупов, карабкались. Если хочешь - духи; где душой не пахнет, там трупный запах.
-Зато сын создателя вернулся оттуда с чистыми руками, без дырок от гвоздей. А потом стер к чертям в прах и пепел.
-Правильно сделал. Как можно жалеть то, с чем не были связаны страдания.
- Это ты все вверху увидел? (заглядывает от него в небо, Лайф по-прежнему лежит и смотрит на облака мимо шара). Что ты лежишь как камень?
-Чтобы время под меня не текло - (усмехаясь) Я думаю.. .Камень - тоже есть мысль, мне сегодня сон приснился.
- Какой еще сон (с издевкой).
- Буд-то сижу, говорю с Ольгой, и вдруг вспоминаю, что нас ждут на вершине горы. Смотрю -на часы - остались последние секунды, меньше чем секунды, ухе в тысячу раз меньше. От ужаса бегу по склону, вижу эту картину: сверкающий серебряный шпиль корабля, сияние энергии вокруг, снег и лед стекает по склокам, превращаясь на глазах в лучистую воду, вот-вот изменится время!. И вдруг - взрыв, светящееся облако и ничего больше, А я все бегу к нему. А еще видел...
--Насмотрелся. У тебя с крышей все в ажуре? Дыхание услышал... никому не нужное. Ольге этой, небось, нужное...
- Так послушай, а то больно деловой стал за месяц, лежишь как камень, - (передразнил). А ты? Что ты за день делаешь? Только одно в тебе и накапливается за сутки - и то ты без сожаления возвращаешь природе. Жиреть вон стал. Учти, будешь переходить барьер времени - перегрузки задавят!
- Да ладно.
- Так вот, такой сон страшный: вдруг, просыпаюсь, сажусь на кровати, смотрю на часы и вижу по времени, что опоздал, опоздал к своим, остались секунды; но тут же понимаю, что это всё страхи мои, что это во сне, что я сижу и сплю. Надо встать и встряхнуть головой, проснуться, стряхиваю с себя сон, но тут же оказываюсь в другом сне, в другом месте, и тоже понимаю, что это всё ненастоящее, что надо вырваться из сна - а на часах еще меньше, начинаю - будить себя и попадаю опять в следующий сон, который внутри этого! Стрелка уже несется к нулю... Потом еще раз. И вдруг понимаю, что это будет бесконечно; время изменялось, и я никогда не проснусь, а стрелка никогда не пересечет 0! Я это вот к чему говорю. Страшно при этой мысли. Представь хоть на минуту что корабль улетел, а мы остались. Среди них! Сумеем ли быть нужными? Сумеем ли вообще быть? Ведь это очень трудно - быть землянином… Да, на а этом шарике из обычной клетки, такой как все, обыкновенной органической клетки, которые мы тысячами опускали на другие системы, выросла уникальная цивилизация. Иначе создатель не послал бы сына на крест. Себя самого. Часть своей плоти.
Он знал, что энергия спасет его. Святой дух, так сказать, что он вернется к отцу.
- Они могли его просто сжечь... Тысячу раз, и никакая энергия-
- Он бы приостановил жертвеничество! (наклоняется над Ониксом, тот хватает его вдруг за воротник)
- Нет
- Да
- Нет!!, Встряхивает незнакомца в бешенстве).
- Ну, хватит, что ты, в натуре, приборзел, ну козел! (отряхивается.)
- Да здесь уникальная цивилизация. (Оникс садиться, и говорит, будто сам с собой.) И ей нужен шанс. Это единственный случай, и колебания ужасно одинаково велики в противоположные стороны. От великих открытий и великого благородства,
до столь же уникальной жестокости, жадности и подлости…
- Какие колебания? Это у тебя в мозжечке уже колебания. Говорю, пора удирать отсюда, и выложить создателю все как есть. Они сами себя спалят. Они и до сих пор не понимают, что нужно открывать границы, что нужно объединять армии двух сверхдержав, контролировать поиски энергия. А у тебя колебания. Ну, скажи, если честно, есть чуть-чуть? (У виска крутит).
- Нет. Ничего не ясно,- (Не обращая на второго внимания).- Пусть пройдет еще время. И эта женщина! Мне, кажется, будет трудно с нею расставаться (остальное говорит, обращаясь, будто к одной Ольге, будто чувствует, что она рядом).- Она мне близка. Как ужасно для нее сознавать, что жизнь конечна, что время властно над всем, что наступит мгновение, за которым только тьма и пустота, такая же, как до проявления сознания. Это их жизнь. И на этом коротком отрезке между двумя безднами нужно успеть все: реализовать все, что заложила природа, вся эволюция тысячелетнего движения ввысь; отдать всё, чтобы помнили и любили, и всё взять, чтобы не умереть жалким; да еще вырастить потомство, способное продолжить гене¬тическую линию.- продолжал Оникс, словно сам себе -- Все эти дни я живу в мире снов. Все они исполнены безысходностью и ощущением катастрофы, как последние минуты перед абсолютно истиной. Как избавиться от этого, как спасти их? Видимо есть что-то, что нужно обязательно понять. Всеми силами воли, разума. Почему всякая разумная жизнь приходит к самоубийству, не потому ли, что разум человеческий, природный, уподобляясь искусственному входит в противоречие с самой природой.
(Теперь второй лежит, раскинув руки под кораблем. При словах об искусственном разуме его передергивает; он косится на Оникса).
- По нашему времени здесь всего несколько месяцев назад была безжизненная пустыня. Мне снилось первое посещение: тяжелое небо, разреженный воздух, молекулярная среда, не готовая к принятию биологической клетки. Как болезненно, ах, с какой космической тоской хотелось увидеть ожившими эти пустынные пространства - черные скалы, мертвые поля, серое небо, этот маленький уголок далекой галактики. Ведь во вселенной совсем мело мест, где это возможно. И я плакал во сне, когда вспоминал, как рука создателя невесомо прикоснулась к мертвой материи. Я плакал во сне, и слезы превращались в серебристые снежинки. Они сыпались в бездонную пропасть неизведанного, И БЫЛО ощущение, что кто-то отрубил мне крылья, а я пальцами перебирал оперение, и понимал, что ничего нельзя исправить.
Второй просыпается. Он заснул, пока Лайф говорил сам с собой:
- Мне тебя жалко, ты какой-то малахольный.
- Всего семь дней понадобилось, чтобы изменить молекулярный состав этой планеты, земли, воздуха, ВОДЫ. И дать жизнь. И сколько миллионов трагических судеб, мучений, скитаний, жертв она уже знала. Как опасен и непредсказуем путь разума во вселенной...
- Какие жертвы...
(Перебивает)
-Молчи, еще не сняты повязки с продырявленных рук распятого.
Раскаты грома покрывают последние слова незнакомца, пытающегося опять возразить, и женщина видит из-за скал как они повторяют те действия, которые были при встрече - видимо прощаются.
Всего секунды она в растерянности - бежать куда глаза глядят или снова проскочить в вертолет. Мечется мокрая, растрепанная. Но, видимо, услышанный разговор убедил ее в чем-то, и пока Лайф отпускает огромный серебряный шар восвояси и ждет, пока бушующая небесная стихия поглотит его, Ольга так же неслышно забирается на свое место. И еле-еле успевает унять грохот сердца от страха и стукотню зубов от холода, как Лайф уже на месте пилота поднимает машину в воздух.
Незнакомец между тем удалился почти так же неожиданно и скоро, лишь однажды мелькнув между черными скалами в проеме. Пилот уверенно ведет машину обратным курсом, туда, где его любят и ждут на этой планете. Лишь второму пассажиру неспокойно. В маленькую щель из одеял видно ее наполненные ужасом глаза. Как дальше? Сможет ли теперь обнять его и посмотреть в глаза так же открыто и свободно?
Теперь они уже вновь летят в безоблачных, пронизанных солнцем пространствах. На горизонте показываются серые прямоугольники небоскребов. Оникс включает радио, выключает. Пытается сам спеть одну из известных песен глуховатым ровным голосом, но запутывается, делает смешную ошибку и усмехается по этому поводу хоть и невесело, но с должной иронией к себе. Теперь из щели в клубке одеял заискрились глаза его спутницы - он всё тот же, чтобы там ни было.
Счастливое возвращение прерывается. Сначала Оникс слышит резкий нарастающий гул слева и справа и не успевает оправиться от веселого настроения… Вокруг вертолеты, которые явно пытаются ограничить свободу его передвижения. Он взбешен, раза три пытается выскочить вверх в сторону, но конвой оказывается сильнее: вертолет Оникса начинают «вести». Во всяком случае, ему интересно, кто это и как дальше с ним поступят. Он снижает скорость и покорно направляется по указанному пути. Вот они уже над Атлантическом океаном и можно разглядеть вдали цель, к которой ведут его эти четверо, ближе это оказывается огромный как остров авианосец, и специальные площадки принимают белый вертолетик Оникса и четырех черных жуков - конвоиров.
Их уже ожидает группа людей в военной форме. С оттенком вежливой почтительности Ониксу предлагают выйти из машины, и он нерешительно выходит. В кругу военных лишь один человек в гражданском костюме светлого цвета. Скоро становится понятно, что все вокруг ему безоговорочно подчиняются. Оникс стоит перед ним, пронзительно смотрит в глаза, и в его ушах начинают звучать сначала обрывки фраз, затем вполне понятные предложения.
Главарь оказывается одним из крупных политических деятелей. Он уже несколько лет помешан на идее всемирного господства с помощью инопланетных цивилизаций. Обилие „тарелок" последнее время все больше увеличивает его надежду. Один из путей достижения цели - захват в заложники одного или двух представителей других миров и шантаж его соплеменников. Взамен их жизни - помощь в концентрации военной силы в одних руках… Худой, высокий, с изможденными маниакальными амбициями лицом этот, человек буквально пожирает пришельца глазами и не подозревает, что передает ему всю информацию о себе и своих сподвижниках.
Оникс читает его мысли, проникает в самые потаенные уголки его натуры; перед ним звучит целый драматический каскад откровении: от унизительного его заигрывания до металлическим голосом отданных диктаторских указании от разумной спокойной задумчивой формы общения до истерических, неконтролируемых взрывов, звучит голос одного человека, но словно распадается в воздухе на самые неожиданные составляющие по вертикали и горизонтали, по каким-то невидимым координатным системам.
- Ты поможешь мне, красавчик? А что есть жизнь - это неуемное честолюбие, власть. Только власть, все остальное ничтожно, бессмысленно... Они только тогда будут моими - все, она тоже… Единая колоссальная всемирная военная диктатура с центром управления в космосе. Власть... А что? Деньги…Но человеку нужно не так уж много; дом, машина, холодильник с замороженной индейкой на рождество. Что мне вера? Но сейчас диктат - единственный путь к спасению, Что ж так странно, будто инеем все внутри покрылось. Ведь будешь толковым парнем?... А?...Иначе кучка пепла на палубе - вот что останется от тебя. У вас в космосе места хватит, а здесь буду я хозяин... и т.д.
Вся эта ахинея разноголосым хором обрушивается на Оникса, и мы слышим ее две-три минуты. Для них же не прошло и нескольких секунд, картина теперь ясна и пленник знает, чего от него хотят. Он спокойно безоблачным взглядом смотрит на цивилизованного кретина, собирающегося который раз уже спасать - мир с помощью военных диктатур. И слегка удивляется, когда тот обнаруживает способность к некому подобию улыбки и заговаривает с ним так, будто встретился с ним на уик - энде,
-Не бойтесь, я всё объясню вам. На этом приветливом судне вы будете в безопасности. Придется побеспокоиться вашим друзьям но это вас не коснется, Вы только передадите информацию.,,
- Я могу сказать гораздо короче, мы все на ложном пути…
- Эй, парень (от нетерпения делает перед Ониксом несколько шагов по палубе), - мы давно присматриваем за тобой. Этот серебряный шар видели уже не один раз - он протягивает руку в сторону и кто-то из окружения вкладывает в нее фотографии: на больших листах увеличенное изображение шара, снятого издалека. Твои серебряные мячики сделают меня самим сильным на этой земле.
- Вы все заблуждаетесь...
- И не дури. Ты будешь пока прохлаждаться в камере, к кото¬рой подключена мощнейшая энергия. Стоит нажать кнопку и ты - горсть пепла.
-Это недоразумение, вы все пострадаете за это.
Но круг смыкается за Ониксом Лайфом, и когда к нему подходят и надевают наручники, то сзади и вокруг уже огромное количество появившихся ниоткуда военных в камуфлированной одежде, Рейнджеровские позы, все с оружием. Но он и не думает сопротивляться, взгляд по-прежнему ясен, в лице ни тени замешательства. Естественно, женщина, из машины потихоньку наблюдает всё происходящее и за эти минуты несколько настроении меняется на ее лице, но когда круг за Ониксом смыкается и ему одевают наручники, когда мелькают в руках большие фотографии с шаром, она понимает, что ожидать больше нельзя, иначе случится непоправимое и непредсказуемое только для нее,,. Считанные секунды она набирается решимости и бросается из вертолета.
Серая палуба авианосца, серые одежды военных, кругом металл и грубые формы тяжелых конструкций. По палубе от вертолетика Оникса в замедленной съёмке бежит к толпе тонкая, хрупкая женщина в длинном легком белом платье. Океанский ветер струит прочь от направления движения ее белые одежды и каштановые волосы. Она врывается в толпу, расталкивает ошарашенных военных и виснет у оторопевшего Оникса на руках, обнимает его. Кто-то бросается к вертолету, вышвыривает из него всё, раздаются команды, осматривается палуба вокруг вертолета.
Оникс спрашивает у нее объяснения взглядом,
-Мы тоже кое-что можем,- говорит она и прижимается к нему, будто защищая от окружающих,
Диктатор ошалело уставился на счастливую пару,
- Вы вдвоем? Черт вас возьми, что вы делали в том месте. Проклятье!.. Кто вы такие?
- Мы граждане независимого государства и за эти фокусы придется отвечать, уважаемые.
- Что вы делали там в районе грозы, черт вас возьми, что?
Женщина смущенно улыбается:
- Видите ли, сэр, мы с мужем любим выбирать самые неожиданные места для ... Как бы вам сказать. К примеру, гроза, молния... - это невероятно увеличивает страсть в.., вы не представляете... - (она говорит легко, чуть с издевкой).
- Какую страсть, молчать! Дерьмо...
- Простите нас... мы обыкновенные земные люди, не можем отказать себе...
- Земные... Дерьмо… - (диктатор побелел от гнева),- кого ты мне привез, придурок (он хватает за шиворот - командира конвойных вертолетов).- Вы видели в облаках серебряный, шар - (обращается уже к двоим). - Говорите, дряни!
- Я видела много серебряных шаров. Вы не представляете, вспышки молнии и любовного экстаза... (Она смеется).
- Выбейте у них из башки всё, что они здесь видели, - (диктатор вроде справился с негодованием). - Запросите спутник.- (Он уже не видит никого и, отдавая приказания направо и налево, носится от одного подчиненного к другому). - Ах, земные, значит...
Ольгу Вале и Оникса Лайфа разрывают в стороны. Она успевает поцеловать его, шепнуть что-то важное. Начинается избиение; палуба наполняется возней. Оникса дважды сбивают с ног, бьют нещадно, и он будто не сопротивляется, но когда видит, что с Ольгой двое рейнджеров тут же на палубе срывают одежду, бросается и двумя руками, скованными металлом, Сбивает с ног квадратных парней - одного, другого. Драка очень натуральная, неэффектная, с кровью, грязью, всхлипами, стонами. Диктатор уходит прочь, плюнул на это месиво, женщину тут же начинают раздевать озверевшие солдаты, пока Оникс к ней пробивается. Несколько человек он избивает очень безжалостно, с остервенением. Всё же пробивается к ней, расшвыривает всех и, обессиленный, падает с ней в обнимку посреди палубы авианосца. Некоторое время солдаты еще потешаются над обезумевшей от ужаса парой: пинают ногами, пока не убеждаются, что они без сознания. Толпа разбредается, двое в белых окровавленных одеждах валяются посреди палубы, ветер шевелит их волосы, окровавленные платья. Мы видим их лица,. отрешенные от перенесенных испытаний, видно, что губы Оникса шевелятся, чуть приоткрываются глаза. Он смотрит в небо и видит двухтысячелетнее прошлое.
«По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб.
И вот, сделалось великое землетрясение, ибо ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; вид его был как молния, и одежда его была как снег, устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые..."
От Матфея, гл. 28
Женщины одеты в истрепанную, местами истлевшую, выцветшую от солнца одежду (цвет серый, черный, грязно-желтый, коричневый). В руках сосуды из меди, покрытой патиной - на всем печать времени. На лицах, на походке, на пейзаже вокруг. Утро слегка затянуло дымкой непрогретого воздуха, небо только начинает светиться в том месте, где взойдет солнце. Местность серых, пустынных тонов. В воздухе постепенно разливается прозрачная, пронзительная неподвижность.
Странники сидят невдалеке от скалы, в которой захоронение. Один ест, один спит, один смотрит на идущих женщин. Грубые, тяжелые черты лиц, отупевших от бессмысленных войн. Нечесаные, косматые бороды; крошки от вареного яйца в бороде, чавканье поглощающего пищу. Разговор мычащий, медленный. Ни слова понять нельзя. Одежды их тоже тяжелы, грубы, с солеными разводами от пота. Страшные шрамы на лицах, на доспехах, спутанные волосы, взгляды безразличные. Низкий глухой храп спящего. Оружие прислонено к ногам, валяется какая-то сумка. Бычьи шеи, узловатые клешни рук...
Когда женщина вскрикивает, странники, всё бросив, подбегают к месту и замирают на время с застрявшим в горле истошным стоном ужаса. Серебристые, белые как снег, фосфоресцирующие одежды ангела заставляют светиться воздух вокруг него. Его лицо, подобное молнии, наполняет всё вокруг пронзительным, кричащим безмолвием вселенского разума. Не глядя на них, он видит их серые лица и говорит спокойным и ровным голосом, долетающим до всех уголков земли: «что вы ищете живого среди мертвых?» У него огромные темные глаза, скорее печальные, чем гневные, тонкое лицо врубелевского демона, обрамленное темными блестящими кудрями. Удивительно, но лицо его, напоминает черты Лайфа - заметно с первых кадров. Только лицо и руки будто пронизаны холодным, неземным, внутренним светом. Периодически волны неведомой энергии пробегают по кожным покровам, как выходящие на поверхность внутренние силы шаровой молнии.
Оцепенение ужаса, которым поглощены стоящие перед ним существа, нисколько не удивляет его. Он сидит, положив руки на колени. Сверкающее одеяние причудливыми складками опускается почти до самых ступней. Неподвижны фаланги опущенных длинных пальцев рук.
Странно, но мы не слышим криков и стенаний бегущих прочь женщин и странников, только видим их обезображенные животным страхом лица, выпирающие из орбит глаза разодранные воплем рты. Он, обезумев, побросали, сосуды и оружие. Падают в пыль, цепляясь за редкие корявые растения, поднимаются и вновь бегут по песку и камням, ничего не видя вокруг и не оборачиваясь.
Ангел встал с камня и медленно стал уходить, не глядя на убегающих, погруженный в свои думы. Он не парит над землей, но ноги не касаются почвы. Руки опущены вдоль туловища. Он не замечает, как на переднем плане проходит группа людей, бормочущих спросонья. Они идут в противоположном направлении и тоже не видят его. На плечах у них плащи, длинные древки оружий. Ангел уносит с собой громоподобное безмолвие бесконечности, и вокруг становится слышна земная возня: ящерица, шаги людей, их бормотанье. Встает солнце.
Наше время
Гладь океана. Совсем небольшой безжизненный островок. Несколько сотен квадратных метров. Без растительности, лишь скалистые образования, белый песок среди них, камни. Океан большой и сильный и внушает уважение. На горизонте знакомый авианосец. Над Ониксом склоняется диктатор и прерывает его видения. Вокруг никого нет, лишь согнутая фигура над двумя лежащими безжизненными телами, он рассматривает их лица, будто убеждаясь еде раз, что это обыкновенные земные люди. Сзади подходят двое исполнителей:
- Там по курсу какая-то точка, вулканический островок. Одни камни. Джеймс, вышвырните это дерьмо туда. Они недолго будут мучиться. Мне доложили, что на многие мили никого ни в воздухе, ни в океане. Или всё же пристрели их.
Он говорит не оборачиваясь, будто знает, что эти двое подошли ему неведомым способом. Голос его ровен, иногда вкрадчив, всегда спокоен, Даже если он хватает за грудки подчиненных, А в глазах полное отсутствие здоровой, чистой мысли, какое-то белесое, вневременное безумие. По лицу видно, что вредные привычки властвуют над ним. Взгляд такой, что можно подумать - он никого не видит: ни своих, ни противников. Лишь отдаленную, встревоженную больным воображением мнимую действительность.
Вот уже быстроходный катер несется от корабля к небольшому острову в океане. На борту его двое солдат и избитые мужчина и женщина. У берега мелко, и они долго тащат окровавленные тела по воде. Затем бросают на песок бесцеремонно, как тряпичные куклы, и один сразу же возвращается к транспорту. Второй вынимает оружие и пули, взбивают песок рядом с грудью Оникса и Ольги, Он, видимо, знал, что с авианосца могут посмотреть в бинокль за исполнением, но не решился брать грех на душу и закрыл спиной свои выстрелы от остальных. Катер возвращается, и вскоре водная гладь остается пустой. Океан воды и океан небесный, Между ними горстка камней с двумя беззащитными человеческими существами. Если птицей оторваться от каменной чаши острова и медленно подниматься ввысь, то двое на песке становятся совсем крохотными в океане. Вот и остров превращается в темное пятнышко на бескрайнее водной, глади, музыка бездны, бесконечности, неумолимой скоротечности жизни звучит в этом движении. Мы поднимаемся выше, и остров исчезает в пучине далекого мира, а вокруг уже иной океан принимает нас в свои объятия: черный, таинственный океан космоса с падающими в непостижимую пустоту звездами.
Здесь есть только мысль и время.
Та же сила, которая подняла нас до космических глубин теперь медленно возвращает назад. Приближается воздушная оболочка знакомой планеты, пронизанная заходящим за край полушария солнцем. По ровной глади океана тащится теперь темная косая рябь. Остров вновь вырастает до размеров восприятия. Океан неспокоен: волны всё сильнее бросаются на скалистые края островка. Краем глаза мы видим начало бури вокруг, и стремительно движемся к мужчине и женщине на песке. Когда наше внимание останавливается прямо над ними, начинает происходить страшноватое и странное действие: тела их, безжизненные и разбросанные, начинают вибрировать, будто под действием невидимых мощных волн; потом приподнимается над землей, находясь в воздухе на небольшом расстоянии от поверхности, бьются в какой-то потусторонней агонии. Глаза закрыты, и всё тела расслаблены, подчинено только какому-то непонятному вселенскому ритму. В чуть замедленной съёмке видно, как мотаются головы из стороны в сторону, как хлещут по липу пряди волос с налипшими сгустками крови. Затем, будто устав от этого неведомого им - самим действа, тела падают на песке некоторое время лежат без движения. Но уже шевелится рука мужчины, он приподнимает ее и ощупывает что-то на груди. ...Женщина со стоном мечется по песку, будто просыпаясь от страшного сна. Они возвращаются из небытия неведомой волей и смотрят друг на друга, будто увидели впервые и остров, и океан, и человека рядом. С трудом вспоминаю что-то, начинают прикасаться руками к лицу, ощупывая, к своему, к иному, с удивлением снимают и бросают тонкие корочки запекавшейся крови, что остаюсь от ран и побоев, женщина беззвучно плачет, слезы обильно текут по щекам. Она начинает говорить первая без иронии как раньше, чуть со страхом, с трудом выговаривая,
- Ни,. Ни царапинки... вот это да. Ни кровинки, я восхищена тобой... и потрясена. Невероятно; ты необычный, ты неземной...
— Да..
- Что? Что да?
- Уже несколько дней я думаю сказать тебе всё или нет. Если промолчать, то значит у каждого из нас своя жизнь, и мы никто друг другу... - (долго молчит).- Я должен буду уйти...
- Я знаю.
-Как?
- Просто чувствую (такая же пауза), - Я видела твой серебряный шар,
Чертовски интересно, что в нём.- (К ней возвращается доля иронии, этакий игривый вызов во всем).
- Как?! Ты! Ты подходила к нему?.
- Нет,., Нет, нет. Ничего не бойся. Ну... мне всё равно кто ты, что будет, а сейчас я счастлива.
- Ты была в машине?
-Да... Я... ну, в общем уснула, пока ты заправлял. И... Всё видела потом. Это было невероятно!!
- Да, да. Вот так. Значит… Тогда я скажу, тем более, что известность дело двух трех недель. Готова ли ты воспринять это сейчас?
- Почему нет? Земля кишит вашими тарелками, шарами, кругами в пшенице (смеется, начинает хохотать сквозь слезы -и это почти истерика), нопостепенно обретает вновь магию своей улыбки чувствует ее, пользуется ею)- Скоро с вас будут требовать налог за нанесение ущерба фермерам... Во время работ по изучению нашей жизни...
-Теперь это не только ваша жизнь.
-Скажите, пожалуйста, а какое отношение вы к ней имеете? (Хватает его за что-то, тормошит, вертится вокруг).
-Мы ее создали (после молчания),
Ольга (Вдруг останавливается, смотрит тревожно ему в глаза)- так это вы ее создали?
-У вас прошли сотни тысяч, миллионы лет, а для меня это было почти вчера. Вот как для тебя на прошлой неделе. Понимаешь? В прошлую среду. Эта планета была голой, безжизненной, маленький комочек космической пустыни. Отрицательная молекулярная среда. Но для нас это была всего третья находка во вселенной. Здесь могла развиться органическая жизнь. Семь дней потребовалось, чтобы подготовить ее для органической клетки. И не знаю теперь, сколько времени понадобится, чтобы отвести от нее смерть.
Дальше он вспоминает.
Пустынный берег океана молодой и дикой планеты. Штиль, волны еле шевелятся у берега, вода - серо-металлического цвета. Огромные нагромождения черных скал по берегу напоминают закопанных по пояс старцев, сгорбленные и угрюмые они наблюдают за пришельцами, стол¬пившись вокруг группы людей в сияющих одеждах. Солнце уже село, или еще не взошло небо совсем черное, а у горизонта оранжевое, красноватое со всех сторон, В высоте часто проносятся метеориты. Крупные звезды на черном небе, росчерки да сияние се¬ребристого шпиля корабля на дальней площадке - все остальное в окружающей природе наполнено незыблемой серой мертвенностью.
Небольшая площадка между скал. Пологий берег из мелкого камня.
Группа пришельцев невдалеке от воды. Несколько молодых людей. В центре старец. Огромная белая шевелюра и борода. Кольцо энергии вокруг его головы заметно сильнее, ярче, чем у остальных. Огромные черные глаза, спортивная фигура под ослепительным одеянием" сильные, жилистые руки. Он подходит к воде, берет в ладони и бросает себе на лицо брызги океана. Потом возвращается к группе, и все они совершают руками странные действия, напоминающие то ли молитву, то ли танец. На дальнем плане видно как к серебристому шпилю корабля опускается с небес знакомый шар и останавливается рядом, в метрах от земли.
В группе есть одна женщина. Создатель берет ее за плечи, долго смотрит в глаза, обнимает, целует щеки, лицо, губы. И все становятся на колени, когда он и она подходят к воде, секунды стоят и начинают входить в воду.
Если ближе рассмотреть группу оставшихся на берегу молодых люден, то нетрудно угадать среди них ангела с внешностью Оникса, взгляд его теперь напряжен, как и у всех. Они наблюдают как мужчи¬на и женщина в океане священнодействуют.
(Этот эпизод можно решить в совершенно другом ключе: пришельцы - веселая кампания. Они беснуются на берегу океана, восхищаясь и удивляясь всему на незнакомой планете. Пьют свое „вино", говорят раскованно, свободно, плоским, пульсирующим голосом, который, вибрируя, отлетает эхом от окружающих скал, одна из женщин почти в шутку во время веселья приносит из корабля и щедро разбрасывает вокруг «семена» органической жизни. На воду, на землю, на скалы, кто-то журит ее, кто-то увеличивает веселье - язык их не напоминает ни один из теперешних языков, понятно только, что он мелодичен - они говорят будто стихами.)
Мы вновь на острове.
Женщина очень задумчива после рассказа Оникса. Потирает виски, встряхивает головой, смотрит на воду опустошенно и не спешит говорить. Следующие ее слова звучат непривычно сухо.
- Это всё слишком просто, примитивно, естественно... Ты лишишь меня веры... Я боюсь этого... Что ты дашь взамен?
- Нет... Я хочу, чтобы твоя вера обрела силу природного естества. Все, что есть у меня и во мне - твоё. Ты спасла меня... и не только меня.
- Мы сидим на маленьком безжизненном островке в океане и говорим так, будто за столом в СВОЕЙ квартире. Никто никого не спас. Как мы отсюда выберемся? Да, ты мой, я чувствую твою любовь постоянно, но ты не принадлежишь себе...
-Да, сейчас мы все принадлежим тому, кто принял муки за искупление землян. Я верю, ему я верю, что он ведет меня сейчас... Еще, не зажили раны на его руках и ногах, продырявленных твоими предками 2000 лет назад по вашему времени.
- А наши... Ведь на нас не было живого места. Разве он не всесилен?
- По отношению к себе - нет. Нужно пронести в себе всю боль земных ран, всю тяжесть этого жертвоприношения. Ты не потеряешь веру, потому что для вас он всё равно - Бог! На все времена. У нас тоже есть своя религия, свои боги, которым мы поклоняемся и перед которыми слабы и ничтожны - еще более высокая ступень вселенского разума. Такая же недосягаемая, для нас, как наша для вас. Как ваша для обезьяны. Бесконечна вселенная, бесконечна лестница, по которой разум
карабкается от одной степени свободы до другой. Неустанно и непредсказуемо. У вас еще такой долги путь... .
Женщина повеселела. Видимо вернулось убежденность в том, что все земное останется с нею. В ее настроении возвращаются прежние нотки озорства, отчаянности. „Значит, нас только с обезьянами - на той ступени они, на этой - мы,- показывает на носу Оникса эти ступени, трясет его голову, тормошит растрепанные волосы. Губы их уже потрескались от жажды и зноя, лица похудели, глаза приобрели болезненный блеск, какой бывает у людей, страдающих бессонницей. На океан опустился вечер, пока они сидели на песке и говорили. Вечер темный, синий, прозрачный, Ольга начинает бесноваться не на шутку - она устала от философствования своего любимого инопланетянина. Прыгает по песку вокруг него, изображая обезьяну, подражает звуками у-у-у-ы-у! Потом срывает с себя последние лоскутки одежды и разбрасывает кругом. Совершенно обнаженная, с огромной распущенной шевелюрой она стоит в удивительно вечернем свете заходящего солнца. Посреди маленького островка, посреди огромного океана. Она вскидывает руки и кричит, обращаясь к звездам, будто стараясь докричаться до иных галактик, до всех, кто есть живой в той огромной пустыне.
- Ми-и-р-р-р бе-е-с-ко-не-е-е-чен!!! А-а-а-а! Жи-и-зн-нь ко-не-ечн-а-а!, Все-е бе-еско-о-неч-но-о!!! Это здо-ро-о-во!!
-А мы, такие маленькие (садится перед Ониксом на колени), как мы вообще могли здесь встретиться.., (раскидывает руки, показывал на океаны). Мы такие, маленькие беззащитные (Начинает срывать с него куски рубанки, что остались от побоев, пока он не остается без ничего).
Утро, пробуждение. Тающий сумрак над океаном, вкрадчивый шелест волн, тишина первозданная, океан спокоен. Оникс и Ольга, видимо, ночью зарылись в теплый песок почти полностью - видно только головы и часть туловища. Она спит у него на руке безмятежным; сном. Что-то бормочет во сне, хочет повернуться, но песок мешает - и успокаивается. Он лежит лицом к распахнутому куполу неба и смотрит в пустоту, напряженно о чем-то думая. Нежный ветерок слегка шевелит их перепутанные волосы. Первый луч восходящего солнца долетел до лица женщины, и она вновь зашевелилась во сне. Почувствовала Оникса и, не открывая глаз, капризно запричитала грудам голосом:
- Есть хочу... кто у нас сегодня на кухне? Твоя очередь. Отбивная из телятины,.. пить... О-о, что за сок? О-о-никс
Отрывает глаза и мгновенно пытается вырваться из песка, Оникс удерживает ее, обнимает. Она бьется, плачет, вспоминая. Всё-.
- 0-о - боже... лучше бы это было сном, а сон - явью (постепенно успока-ивается), неужели мы погибнем?
(Солнце уже освещает их полностью, и они выбираются из песи¬ка, собирают разбросанные лохмотья. Ольга еще хнычет.
- И охота тебе гибнуть здесь, возиться с нами, ведь там про¬ходит твоя жизнь - настоящая, прекрасная, невообразимая...
(Оки сидят на песке спиной друг к другу).
- Нет.
- У вас вечная жизнь?
- Нет. Но мы можем выбирать время. Можно выбрать медленное, и тогда жизнь будет вечностью, можно быстрее... у времени много свойств, о которых вы узнаете нескоро. Здесь я уже месяцы, а там прошла пара минут - просто вышел покурить (усмехаясь);
- Говори что-нибудь. Это все интересно и меньше думаешь о воде, почему вы позволили распять Христа? Кто он есть? '
- Как написано, так и есть, "Я есть Альфа и Омега". Его страдания, его судьба связывают нас с сокровищами вселенского духа.
- Нас или вас?
- Нас с вами. Иначе всё было бы безнравственно и доселе, И акт рождения и бессмысленная жизнь на потребу примитивным инстинктам.
- Почему он пошел на это?
- По воле создателя. Только через страдания можно донести истину.
- Тогда нужно ли ее доносить?
(Они положили головы друг к другу на плечи, лица запрокинув ввысь - теперь оттуда мы и смотрим на них, медленно удаляясь. Но голос Оникса слышен по-прежнему ясно, пока не появляется изображение того, о чем он говорил).,
- Когда мы сошли на эту планету второй раз, то ожидали увидеть организованную разумную цивилизацию, пусть медленно, но идущую к самосовершенствованию - ведь прошло уже достаточно времени. Но то, что мы увидели, надорвало наши сердца. Днями и неделями бродили мы меж уничтожающих друг друга звероподобных существ. Не понимая, почему это произошло. Мы были потрясены тем, что жизнь разумного человека может быть приравнена к пригоршне блестящего металла, к минутному вожделению, к вспышке гордыни, черт знает к чему...
Сцена из прошлого: новый владыка садится меж испуганных женщин. Они принимаются ласкать его, все откровеннее, доходят до самых изощренных способов, нисколько не стесняясь друг друга. Ангел поворачивается и уходит никем не видимый; выражение его лица остается бесстрастным, печально отрешенным. Огромные черные глаза смотрят скорее не вокруг, а внутрь себя. Все украшения сверкающего дворца кажут¬ся тусклыми и безжизненными по сравнению с сиянием, которое испускают одежды пришельца, когда он идет по бесконечным коридорам. Он опускается по ступенькам меж лежащими убитыми воинами и выходит к воротам. Картина вновь меняется, и вот семейный обед в доме среднего сословия. За столом несколько человек разного возраста: деды, отцы, сыновья, дочери, внуки и т.д. Неслышно входит в дом ангел и опускается невдалеке на стул. Разговор за столом напряжен¬ный, язык груб, совершенно не похож на любой из известных теперь. Молодой мужчина свирепо рычит на своего старца, лица искажены гне¬вом, Перепалка доходит до драки. Он вытаскивает старика из-за стола и начинает бить тут же. Старик слабо защищается. Женщины виснут на них, возникает суматоха, грязная бессмысленная возня. Падает посуда, льётся кровь, кричат дети.,.
Ангел уходит. Вот он идет по селению земных жителей, не отнимая руки от лица. Ветер слегка шевелит его волнистые смоляные волосы. Когда он опускает руки, мы видим - это лицо Оникса на острове. Те же волосы, те же глаза, те же длинные пальцы сильных рук. Сбоку виднеется голова Ольги, сидящей к нему спиной. Женщина оказывается более земной, практичной и уже не слышит вселенские откровения Оникса и, когда он замолкает, начинает искать воду, осознавая, их гибельное положение. Уже наступает время полуденного зноя, истощенные, похудевшие они начинают бродить по островку, находят и вылизывают воду из расщелин и впадин в камнях, копаются в песке у воды - время отлива. Оттенки поведения спутницы Оникса переменчивы, как тропический климат. Она то задумчиво - ходит, опустив руки, и думает - об услышанном, то начинает смеяться, поражаясь, случаю, выпавшему на нее, беспокойного инопланетянина, или вспоминая, что здесь, в этих местах должно ходить много судов. То принимается рыдать у него на руках, говорит о ребенке, который будет у них. Какова его судьба, судьба всех людей. Оникс, напротив, остается невозмущенным и старается опять загово¬рить обо всём сразу, будто они беседуют на балконе Нью - Ньоркской квартиры. Он по-прежнему спокоен и погружен в себя. Взгляд его начинает искриться и раскрывается навстречу миру только, когда Ольга отражается в нем, как солнечный диск в океанских глубинах. Он будто ждет чего-то, и когда ближе к вечеру они вновь сидят в обнимку, обессилевшие от перенесенной жары. Он видит страдания женщины, ее потрескавшиеся губы, ввалившиеся глаза с нездоровым блеском, то признается, что есть способ вернуться на материк. Из застегнутого чудом уцелевшего кармашка брюк он достает небольшой плоский предмет прямоугольной формы, черного цвета, величиной чуть меньше пачки сигарет. Показывает Ольге, как под его невидимым воздействием меняется цвет предмета: он становится серебристы, ослепительно белым и излучает невиданную энергию поразительной силы, от которой у Ольги начинает кружиться голова. Она видела это в руках Оникса, когда он вызывал шар. Она удивлена не фантастичностью предмета, а тем, что Оникс до сих пор молчал и до сих пор сидит как разиня. Выхватывает предмет, но Оникс останавливает ее. Она бьется, плачет взбешенная, говорит, что он не бережет не только ее, но их будущее - ребенка, который теперь же определенно будет,- у нее истерика от усталости, жажды, истощения
Он же объясняет, что первый, кто узнает об их положении и услышит сигнал - это человек в черном, ушедший в дождь. У него точно такой же предмет, который проанализирует информацию, и его владелец устремится к острову немедленно.
- Господи, да ведь это и нужно, что ты всё темнишь?
- Я боюсь его.
- Он ведь ВЫ свои, он тоже оттуда (тычет пальцем в небо).
- Да, и он моя полная противоположность. Он мгновенно поймет, что тебе вес известно и постарается нас уничтожить, заручаясь под¬держкой оттуда... (тоже тычет в небо, слегка передразнивая Ольгу).
- Ну что нам сделают, что?
- У нас не будет будущего.
- Убьют?
- Нет, просто лишат памяти. Это проделывают с теми, кто слишком опережает события, мы не сможем вспомнить, кто мы, что было между нами, не сможем вспомнить ни единой секунды этой жизни, в которой сейчас...
- Мы проживем вторую. Опять полюбим... Мы сцепим наши руки наручниками, чтобы ворваться вместе в это беспамятство и первое, что увидим - друг друга, и полюбим, полюбим заново...
- Нет, Без прошлого нет будущего. Мы сойдем с ума.
- Но в чем твоя вина перед ними?
- Я открыл тебе дверь на новый этаж мирового сознания, А это, возможно, только для избранных, безгрешных, чистых, для праведников.
- Ты пожалел об этом? Ведь я была распущенной, гулящей, курила что зря, пила вино.
- Я тоже не знаю, какой я. Нас двое. Он должен вобрать в себя все самое злое, низменное, что есть на земле, Я должен вернуться с багажом добра, чести и рассудка, В той степени, в какой это возможно для вас землян. Мы - главные присяжные. Ты очень дорога мне. Ты не представляешь, как пустынна космическая даль, как долго я искал именно тебя в бесконечных лабиринтах вселенной. Но нужно донести истину, истину добра. Иначе мен двойник донесет свою и тогда...
Они надолго замолкают. Оникс поднимается и бродит по берегу, пытаясь добыть пищу, выковыривает из песка креветок, водоросли, но уже солнечный шар тонет в океане, и он возвращается к Ольге, которая от усталости слизка к обмороку.
Утром Оникс поднимается и идет к океану, покачиваясь от голода и жажды. Прохладная вода возвращает телу подвижность и легкость, он ныряет все глубже, пытаясь найти что-нибудь съедобное, но скоро становится предметом интереса небольшой, молодой акулы, Борьба с акулой, - Ониксу помогает черный предмет, и вот он уже с - окровавленной рукой еле выползает на берег, Ольга перетяги¬вает руку остатками одежды, находит силы подняться и ухаживать, за Ониксом, Так проходит еще один день,
На следующую ночь погода меняется, когда утро, они просыпаются, то оказываются во влажном ватном облаке тумана, закрывающем всё вокруг. Океан выстелил свою поверхность в идеальную гладь и настороженно затих, прислушиваясь к своему нутру. Туман такой густой, что еле видна кромка воды, хотя сейчас время прилива,
Двое на острове просыпаются и лежат без движения, лишь слегка обозначая вздохом, что сна уже нет. Ольга чувствует тревогу что-то связано с туманом, обступившим остров, и спрашивает Оникса хрипловатым шепотом, который странно звучит в утренней тишине,
- Мне что-то неспокойно. О чем ты думаешь?
- (Отвечает, будто ждал вопросов, лежит, широко раскрыв глаза и смотрит в пустоту), - О том, как много придумано на вашей пла¬нете самых идиотских приспособлении для того, чтобы убивать, шпи¬онить, насиловать, обманывать. Ты не представляешь, насколько жалки они в моих глазах, жалки, нелепы, примитивны,,. Прежде всего, из-за своего предназначения. Все эти дурацкие танки, подводные лодки, атомные бомбы... Разве это дает силу? Свободу? Надежду? (после молчания) Нам не дадут здесь долго загорать. Вчера весь день кто-то любовался нашими сушеными скелетами.
- Где? Здесь? (смотрит на воду, небо, Оникса), - Что это с тобой (гладит его, хихикает как сумасшедшая). - Нам конец,,.
- Пойдем туда (показывает),
- -?
- Не нужно ничего опрашивать.
Приподнимает ее здоровой рукой и, поддерживая, начинает дви¬гаться к воде. Влажность тумана немного освежила их. По то, что ожидало - в нескольких метрах от берега, повергло в оцепенение: прямо перед ними внезапно в тумане показались огоньки, еще немного мучительных шагов по воде, и они стоят маленькие,, беспомощные перед выросшей за ночь из воды огромной железной кре¬постью. Черная металлическая стена высотой в несколько десятков метров, маленькие иллюминаторы, как бойницы - некоторые из них горят, плавучий город - современная атомная подводная лодка. До борта - несколько метров, но идти нельзя - берег дальше обрывистый, и Ольга - первая, Оникс - за ней, начинают орать до хрипоты, обрывая иссохшие связки. Но безответно. Морское существо, ни единым звуком не отозвалось морское чудовище на вопли потерпевших, лишь стало заметно, что иллюминаторы начинают перемещаться к поверхности воды. Черная субмарина, как огромный мрачный осколок одичавшей цивилизации стала погружаться в чрево океана. Оникс рванул женщину к берегу, чтобы их не затянуло следом. Они ползут по песку, и Ольга плачет от беспомощности и ужаса,
- Господи, мы никому не нужны в этом мире! Никому...
- Мы нужны друг другу, пока мы есть.
- Мы лишились веры - из-за этого все несчастья, мы погибнем. Еще день два - и всё. Скажи, во что мне верить теперь (начинает трясти его голову то ли с нежностью, то ли с негодованием),
- В бесконечность мира и бессмертие души.
Они затихают, обессилев и сидят, обнявшись у берега, Ольга теперь не верит Ониксу, который уверяет, что теперь их не оставят здесь. В опровержение сомнений Ольги и подтверждения слов Оникса в считанных метрах перед ними из волы медленно появляется крупная черная голова с квадратными глазами, душераздирающий крик Ольги пронизывает окрестности, и не верится, что у нее еще остались силы на это. Толстый, черный гидрокостюм кажется неотделимым от тела, и человек, который встает во весь рост, в мелкой воде, нереален, фантастичен в серой, зыби тумана. Со всех сторон острова поднимаются из воды еще несколько страшноватых своей внезапностью и мрачным видом аквалангистов. Они с черными короткоствольными автоматами. Ольга уже успокаивается, когда видит, что это люди, что их много, что они идут к ним.
Пришельцы, не издав ни звука как при появлении из воды, так и подойдя ближе, берут мужчину и женщину под руки и ведут по воде в известном направлении. Попытки заговорить с ними ни к чему не приводят. Резиновая лодка, вновь брюхо подводного - гиганта и через несколько минут Оникс и Ольга лежат в просторной каюте, пьют что- то, принесенное безликим матросом, одевают свежее бельё, моются и удивляются, что никто так и не сказал им ни слова, Ольга, ка¬жется, относится к этому более спокойно, уже веселится, разгоряченная теплом от странного напитка, начинает крутиться вокруг Оникса по своему обыкновению, обыгрывает белые брюки и рубашку, которые ей принесли, трясет сверкающей вымытой шевелюрой. Она потрясена, когда внимательно заглядывает в глаза любимого в них была такая тоска обреченность и..страх он смотрел в одну точку не высказал ни малейшего признака радости. -
- Ну что с тобой, Оникс, дорогой? Разве здесь хуже, чем там? На Земле много добрых людей, их больше...
- Это не те... мне страшно. ^
- Почему же... ну?
- Потому что я знаю, что будет с нами дальше.
- Ну, скажи мне тогда, пожалуйста.
- Нет, Это самое мучительное состояние для живого человека, когда он знает что произойдет. Ты не вынесешь этого.
- А ничего нельзя изменить?
- Нет. Здесь время властно над всем. Только один Человеческий Сын знал свое будущее до мельчайших подробностей. И только теперь я понимаю, чувствую кожей его безысходный ужас... Он остался верен себе и своему Небесному Отцу, Я видел его огромные, темные, печальные глаза, его боль на грани безумия, слышал сорванный голос, но не понимал, не мог понять, как ему было тяжело. (Оникс, не мигая, смотрит на громадную лампу под потолком).
- Ну зачем, зачем было все это нужно? Почему столько мучений одной душе? Ведь вы могли куда проще донести любую истину силой, например.
- Нет, силой никакую истину донести нельзя, невозможно. Только добро порождает добро, и все мы вышли из моря.
(Оникс поднимается и подходит к огромным, в несколько квадратных метров иллюминаторам. Они медленно открылись во время разговоре, и таинственная бесконечность океанской бездны ворвалась в маленькую каюту. Мир за стеклом наполнен фантастическими видениями. Два сильных прожектора пронизывают темную глубь и выхваты¬вают из нее диковинных змеевидных рыб, акулью пасть, рядом с лодкой трехметровый скат запахивает свой черный „плащ" со светлым подбоем).
- Я помню, как в одно мгновение стало серым, безжизненным лицо создателя, будто осыпался пеплом слой кожи, как врезались морщины, опустились веки, и глаза потеряли всегдашний, блеск, погрузившись в пропасть душевного распада. Тогда он услышал, что происходит с жизнью, которую мы оставили на этой планете, он окружил себя молчанием, и долгое время никто не мог прорвать эту оболочку. Но однажды он вышел к нам, пронизанный светлой, животворящей мыслью, верой в лучшее. «--через моего сына укажу я путь истинный этим несчастным», - произнесли ожившие уста.
- Да, да, говори, Оникс,- говори Ольга на коленях его ног; слушает и, запрокинув голову, любуется красотой его тонкого лица, волевого и печального, решительного и блуждающего в сомнениях, одновременно.
- Дальше ты знаешь. Все теперь знают или догадываются." Непорочное зачатие" теперь делают ученые в лабораториях. Скоро мы уснем - напиток подействовал.
Ольга пытается подняться с колен, но с удивлением замечает, что ей нелегко это сделать. Тело стало чужим, безвольным, веки опускаются, хочется лечь и уснуть прямо на полу. Ониксу хватило сил только донести её до постели и успеть шепнуть, чтобы была сильною, готовилась ко всему.
Только он, заплетая ноги, валится на вторую постель, как в каюту входят люди в черных одеждах с армейской выправкой и расторопно укладывают Оникса на привезенный хирургический стол. Мощнейшая лампа вверху становится полезной. Короткие команды, сопровождающиеся руганью, рассчитанные четкие движения. Привязывают руки и ноги, хотя снотворное и так, видимо, достаточно сильное, склоняются над телом, и скальпель вонзается в тело спящего человека. Несколько секунд молчаливого посапывания странных медиков, и тут же каскад чертыханий самого хирурга. Вскрытие ничего не дало, и он обрушивается с руганью на окружающих, пытаясь выяснить, кто получил информацию с авианосца. „У этого парня внутри такая же требуха, как и у лошади, собаки, как и у вас, свиньи! Какого черта я опять -мараю руки из-за этих ублюдков!:» и т.д. Кто-то оправдывается перед ним: „Но он опытный разведчик, сам видел снимки в руках этого маньяка. На них был тот серебряный: шар. Они, может быть, не тех взяли". - „Взяли, взяли мразь, ублюдки. Эти двое - граждане свободной страны - ты знаешь, что может быть за это..." Мы потихоньку вышвырнем их на материк и передадим своим, чтобы подняли шумиху в прессе в связи с авианосцем и этими несчастными" - „Они не видели и не знают кто мы - это можно". „А что, если выдать их за желаемое к попытаться вырваться с их помощью из кольца?" Догадка осеняет помрачневшего хирурга будто спохватившись, он выбегает на ходу снимает перчатки, хамит.
Помощники наскоро зашивают раны на теле Оникса, бросают всё как есть, накрывают тело, будто покойника и уходят, лицо Оникса открыто. Оно безжизненно, бескровно, но веки подрагивают и вдруг чуть шевелятся' потрескавшиеся сухие губы. „Во-оды... мы все вышли из воды..."
В графическом рисунке деревьев - невообразимая путаница: змеевидные ветви, корявые, черные стволы, будто замыслившие злодейство в своих коварных изгибах, скудость листвы, кора, потрескавшаяся и осыпавшаяся, все старо и запущено, покрыто пылью и пронизано тоской времени, его безысходностью, Небольшое свободное пространство, на котором лежат вкруг двенадцать разных, камней, может быть Христос здесь раньше встречался с учениками. Камни крупные, рельефные, и на них можно присесть. Ни одна ветвь не шелохнется в саду, но, видимо, далеко вверх - ветер. Тучи стремительно несутся по черному небу, рвутся на клочья почти со стоном. Мертвый лик луны и необычно крупные звезды иногда пробиваются сквозь их потоки, и сад становится объёмным, таинственно фосфоресцирующим от лунных бликов. Вспыхивают и теряются в его глубине прихотливые хитросплетения природных линий, как внезапные странные мысли в густом, копошащемся мраке подсознания.
Трое учеников Иисуса Христа лежат, привалившись к камням, прямо на серой усыпанной ракушками, старыми листьями, земле. Ощущение такое, что здесь раньше было море, и теперь они на иссохшем дне его, на дне огромной воронки духовного опустошения. Сон их тревожен и. Нет-нет, да вздрагивают во сне пальцы грубых трудовых рук, чья-то нога, или вскидывается всё тело. Кто-то вдруг начинает хрипеть во сне, стонать, но поворачивается на другой бок и затихает. Одежда на них из толстого, грубого материала, но такая потертая и истлевшая на солнце местами, будто ей уже семьсот лет. Петр просыпается на мгновение и бессмысленным взором оборачивается в сторону молящегося неподалеку на возвышенности Иисуса Христа. В его взгляде промелькнула забота, или тревога, или предчувствие. Он вновь кладет, голову, на плечо рядом спящего и, бормоча, засыпает тут же. В это мгновение ангел в серебристых, фосфоресцирующих одеждах неслышно останавливается перед ним, смотрит с сожалением и уходит в сторону склонившегося перед небесной пропастью Христа. Знакомое по тысячам репродукций, фресок и иконных ликов лицо Сына Человеческого в самую мучительную и тревожную минуту его - короткой земной жизни. В нем нет смятения и страха, но есть боль, выжигающая душу неотвязная тоска по уходящему. Минута за минутой возможному человеческому благополучию. " Господи, Отец мой небесный, если только можно, пронеси мимо эту чашу..."
Страха нет, но есть ужас, обращенный внутрь, в непроглядную тьму духовного колодца, оцепенение перед тайной небытия. Сомнение в способности выдержать предсмертные муки. Лицо чистое, благородное, без единой морщины. Волосы ухожены и тщательно расчесаны в ниспадающий до плеч черной волнистою печали. Тонкие пальцы рук подрагивают, когда он прикладывает их к груди, крестится, или теребит в волнении складки одежды,
Христос прекрасен. Каждая линия его немного вытянутого, открытого лица будто вобрала в себя все тысячелетие потуги земной эволюции. Чем-то оно напоминает и лицо ангела, идущего сейчас к нему. Огромные черные глаза как космические черные дыры обращены в себя. Лишь поблескивающая на них влага выдает некую слабость, в остальном же они-выдают нечеловеческое напряжение всей духовной воли, невероятная концентрация всей мощи разума на одной мучительной мысли: „что есть смерть? Пот течет по скулам так обильно, будто невыносимый, тяжкий груз давит на его плечи. Видно как тяжелеют и наливаются кровью капли пота, выступающие на висках и на высоком его челе. Кровь выступила через раскрытые поры от безумного напряжения и страдания.
Когда срывается голос Христа, подрагивают губы в страхе перед слабостью, и первая слеза срывается вниз по щеке, на поверхности его лица появляются блики отражения огненно-белых одежд ангела. Иисус поднимает склоненную в молитве голову и видит перед собой того, кто несет надежду. Медленно опускаются веки ангела, подтверждая истинность пути, медленно наклоняется лицо, касаясь груди подбородком. Нет явного знака, но лицо ангела излучает уверенность и энергию, столь сильную, что светлые волны и пятна плывут по кожным покровам его - удар молнии, застывший в форме Божественного лика. Ангел только несколько мгновений смотрел в глаза Иисуса, затем повернулся, и медленно пошел прочь, не обращая внимания на то, что вскоре стопы его перестали касаться земли, и под ногами только воздушное пространство - все выше и выше.
Вторая слеза Иисуса Христа застыла в своем источнике. Он поднял полы свежих белых одежд и вытер кровавый пот, стекающий в глазные впадины и густую, черную бороду. Проснулись трое учеников, разбуженные одним из них, который видел необыкновенный свет рядом с молящимся учителем. Но страх победил участие, и когда Сын Человеческий вернулся к ним, колени у них тряслись, лица были искажены гримас сами непонимания и дикости.
Голос Христа, спокойный и мощный, эхом отзывается в каждом уголке безжизненной окрестности.
- «Кончено, пришел час. Сим передается Сын Человеческий в руки грешников.
Встаньте... пойдем. Вот приблизился предающий меня."
Чувство реальности возвращается к его спутникам. Они могут панически пугаться обыкновенного чуда, но самые невероятные земные злодейства не смогут нарушить их силу и уверенность в себе.
Ангел остановился высоко над землей и задумался с головою, опущенной ниц. Теперь ветер остервенело треплет волнистые потоки его черных волос, серебристые одежды невесомо струятся, облегая совершенное тело.
Ангел плачет.
Он начинает приподнимать и нам свое лицо, откидывается закрывающая его шапка волос, и взору предстает лицо Оникса, не меньше покрытое слезами и потом. Волосы беспорядочно разметались во все, что Ольга изо всех сил машет перед ним полотенцем, сотрясаясь в рыданиях. Лицо Оникса белее снега, он задыхается, скрежещет зубами в болезненном полусне, Как бы стараясь вырваться из него, рвет руками воздух. Ольга уже успела развязать его. Нашла в его одежде таинственный черный квадратик, вложила в руку Ониксу и теперь старается докричаться до его сознания, разбудить от кошмарного забытья.
„Оникс.,. Оникс!. Сколько прошло времени, как я могла уснуть. Где мы здесь? Совсем нечем дышать. Господи, что они наделали с тобой, нелюди..?"
Оникс внезапно широко открывает глаза и смотрит на нее отрешенно, затем опять проваливается в беспамятство. Полумрак каюты, мечущаяся над больным женщина и непрерывно движущиеся тени морских чудовищ за стеклом иллюминатора. В комнате несколько маленьких источников света, за стеклом - мечущиеся лучи прожекторов, (всё это создает ощущение объемности, многоплановости изображения.)
Прибор заработал (действие прикосновение, или прошло остаточное время.) Оникс открывает глаза, и всё естественнее смотрит вокруг - Наконец-то, Оникс, ты видишь меня? Что это. Что они сделали с тобой? О, боже мой!
- Н-не плачь (только губы его еле-еле шевелятся), это обыкновенное любопытство. Они просто хотели посмотреть, что у меня внутри, проклятие... и сейчас чувствую прикосновение ледяных пальцев к лёгким и печени.
- Ты ведь не умрешь, нет? Любимый!
- К сожалению, я не умру... Они идут, ляг на свое место,
Скорее, я прощу тебя (кровь течет у него-из уголка рта, когда он напрягается, и Ольга спешит повиноваться).
Голоса за дверью., шум, шаги бегущих моряков - и вот входит командир корабля со свитой. С ним рядом человек, проводивший операцию. Диалог командира с одним из приближенных:
- Вы думаете купить свободу за два этих скелета?
- Не только свободу - жизнь. Мы будем утверждать, что это инопланетяне. Иного выхода нет. Покажем снимки, наговорим глупостей про операцию. Если маньяк не сдастся - а это на него похоже - в этом месте «они устроят котел»... Чтобы вскипятить чайку... Авианосец и подлодки будут кувыркаться здесь как насекомые. Нет другого выхода, нет...
- А кто держит кольцо в этом районе?
- Объединенные силы ООН.
- Мы тоже объединенные силы,
- Какие к черту?! Заговор раскрыт полностью. Им известно всё - номера лодок, фамилии офицеров, размер обуви, черт возьми! Над нами русские и американцы. От этих уйти - дохлый номер. Самая лучшая аппаратура, ракеты. От лодки останутся пузыри на воде, попробуй мы хоть дернуться через кольцо. Одного доходягу отдадим русским, другого - американцам. Э-э, да это еще и баба, к тому же недурна,.Они должны жить (к хирургу). Делайте, что хотите. Перед всплытием вас предупредят. Смотрите мне, лично башки поразбиваю ВОТ ЭТОЙ рукой!
Все уходят. Оникс открывает глаза - Ольга уже возле него. Он пытается приподняться - раны выглядят уже не такими ужасающими. Видимо подействовал фантастический предмет, возвращающий силу. Но всё же боль сильная, глаза отрешенные. Он, еле передвигая ноги, подходит к огромному иллюминатору. Черная глубь океана напоминает о космосе.
- Мы все вышли из воды...
- И вы? И у вас были такие же проблемы?
-Это совсем другое. Это проблемы взаимоотношения с энергией, со вселенной, война с искусственным разумом, с роботами.
- И у вас есть заговоры, террор, войны?
- Есть...
- А неразделенная любовь?
- Есть.
- А преждевременная смерть?
- Есть.
Они долго молчат.
- Что бы ты сказал землянам?
- Мы дали всё, что могли через Моисея, пророков, через запо¬веди Христа, его учеников.
Повторяться бессмысленно. .
Приходит хирург, удивленно осматривает стоящего на ногах Оникса и уходит удовлетворенный. Вода за стеклом становится всё светлее, но морские чудовища не покидают лодку. Прожектора высвечивают блуждающих совсем близко трехметровых скатов. По селектору издалека доносятся команды, по которым можно понять, что предстоящие минуты - решающие для команды. Всё в боевой готовности, скоро всплытие. Когда становится видно даже в этот, иллюминатор покачивающаяся в золотистой высоте поверхность океана, черное брюхо висящего над бездной корабля - одного, другого, третьего - в каюту врываются знакомые люди в черной униформе. Гидрокостюмы, автоматы, выпученные квадраты очков. Одни быстро и четко занимают свое место в охране, другие по двое хватают под руки Оникса и Ольгу, не говоря ни слова, расшвыривая мебель, выводят их, выталкивают к выходу. Бесчисленные коридоры, переходы, герметические люки, лестницы, грохот сапог по металлу, всхлипы женщины, стоны Оникса. Группа пьяных офицеров в проеме двери, промелькнувшем сбоку, мертвый матрос под ногами, бегущие мимо толпы военных. Пот со всех градом, видно лодка долго в блокаде, и на исходе кислород.
Лодка - модель обреченного общества. Заговорщики достаточно натворили в разных краях планеты, пока стремились к бредовой цели и теперь пощады ждать на приходится. Пир во время чумы буйствует в каютах командиров младшего звена. В одном из переходов чья-то пыльная рука неверным движением вырывает Ольгу у конвоя. В узком коридоре завязывается драка. Трудно поверить, что у Оникса после всего остались силы, но он тоже обрушивается на нападающих. Схватка озверевших изможденных людей, не знающих жалости. Ольгу отбивают и пропускают вперед. Тот, который набросился на нее, медленно опускается по стене от ошеломляющего удара Оникса. Переступает через двух других, валяющихся у дверей каюты. У Оникса кровь течет из разбитой брови, скулы и проступает повсюду на рубахе из раскрытых после драки ран.
Наконец они оказываются на небольшой площадке верхней, последней палубы, где встречает капитан. Почти не глядя на заложников, объясняет их роль, условия, гарантии. Через прямоугольный иллюминатор видно военные корабли объединенных сил в какой-то сотне метров от лодки. Капитан собран, резок, решителен. Слышит некий сигнал, берет микрофон и наушники, отходит в сторону» и слышно как несутся в эфир его последние предупреждения.
- Том, ты меня помнишь. Помнишь, как я стрелял черномазых... ТОТ пароходишко ИЗ Рио С ЗОЛОТИШКОМ - ЭТО я покормил ими рыбу возле того острова» Я учую за милю подвох своим собственным носом и прежде разнесу башки этим пришельцам.
- Помню, помню старый разбойник (трещит откуда-то в динами¬ке). Откуда ты взял, что они инопланетяне?
- Это так. Они оттуда, будь уверен. Их обследовали, загляды¬вали вовнутрь - такого на земле не бывает.
- Передай русским, чтобы не дурили - я знаю этих баламутов.
- Возьми себя в руки (и т.д.).
- Ну, давайте, ребятки!
- Ольге и Ониксу наставляют в затылок по пистолету и выводят на воздух. По длинной узкой площадке сверху сигарообразного железного чудовища их ведут к самому носу лодки. У заложников подкашиваются ноги от ударов солнечного света, легкие вздымаются от хлынувшего в них свежего океанского ветра. Их почти волокут, на самом краю ставят на широко расставленные ноги, поддерживая с обоих сторон. Двое в шелестящих на ветру белых одеждах с запрокинутыми лицами, полузакрытыми глазами, отрешенные от всего и готовые ко всему. Рядом строгие, черные силуэты конвойных. Только эта группа людей на носу лодки неподвижна. Все остальные и на лодке и на кораблях подчинены лихорадочному поиску оптимального варианта. Капитаны двух мощных военных кораблей, русского и американского оговаривают возможности захвата и уничтожения лодки спасения заложников. Ситуация в районе и без того сложная, на связи президенты обоих стран. Трудно решается вопрос последующей принадлежности спасенных, представляющих несомненный интерес для сверхдержав. Переговоры достигают кризисной точки, когда капитан подлодки начинает выходить из себя, грозится использовать ядерные боеприпасы ,торопит события. На кораблях корреспонденты прессы и ТВ, кто-то ведет прямой репортаж на Америку о происходящем, особо останавливаясь на пленнике заговорщиках, на их неземном происхождении. Шелестят на ветру флаги разных стран, летят в эфир взволнованные голоса людей, кричат чайки.
Процедура длится довольно долго. Шутка ли - выпустить на волю атомную подводную лодку с экипажем, способным пойти на всё. Обговариваются мельчайшие детали: величина коридора для выхода, положение заложников, гарантии от преследования. В определенный момент появляется угроза конфронтации в объединенных силах, нача¬ло военного противостояния.
Но вот и время «ч" - лодка начинает медленно двигаться по узкому водному коридору между американским, и русским кораблем. Напряженные лица капитанов и их подчиненных у окуляров прицелов, наведенные на одну цель сотни единиц современного оружия тщательно сопровождают цель. Кажется, замерло и дыхание океана на эти минуты, не слыхать беснующихся чаек, не плеснет волна о борт, не шелохнутся флаги на флагштоках. Тишина и солнечный свет разлиты в воздухе.
XX век на финишной прямой. А если считать с момента появле¬ния органической жизни на этой планете? То какой? Неповторимый, стремительный путь проделал порожденный этой жизнью разум на ма¬леньком спутнике звезды „Солнце". Совершил великие шаги в пости¬жении свойств окружающей материи. Подчинил себе все земные, вод¬ные и воздушные пространства, проник в самые сокровенные уголки своего маленького мира, сделал великие этапные открытия, насколько невероятные, настолько и необходимые для своего существования. Но поднялся ли на соответствующую этому высоту духовного совершенства?
Вот перед нами проплывают последние, самые мощные произведения земного разума: колоссальные нагромождения смертоносного металла, великолепнейшие и изощреннейшие орудия уничтожения своих собратьев, орудия, за какие-то сто лет доведенные до абсурдного, бессмысленного совершенства в безумной, опустошающей гонке.
Сейчас эти железные громады поглощены противостоянием двух сверхдержав по отношению к атомной подводной лодке и друг к другу
Напряжение людей, кажется, передалось металлу, и он мелко, тонко дрожит от вожделения незаметно для своих хозяев, внимательно следит за целью черным глазом своих стволов. Снаряды уже хотят пошевелиться от нетерпения в их надраенном тесном нутре. Тоскуют по свободе, безумной и губительной для своих создателей. Раке¬ты, переполненные сознанием своего превосходства, всем существом устремлены в крышку заветного люка, настороженные антенны и локаторы боятся пропустить маленький шорох мысли своих хозяев в бескрайнем эфире.
Сквозь пелену пота и слез, из- под неподъёмных век Оникс обезумевшими от боли глазами смотрит на проплывающие мимо остро¬ва железных шедевров человеческого гения. Так кто же у кого в плену?
Что больше угрожает земному разуму: упирающееся в затылок холодное дуло пистолета, на котором безвольно болтается голова Оникса или тысячи других стволов, силу которых человек уже неспособен подчинить естественному разумному решению.
Перед его взором встают видения двухтысячелетней давности. Для него они свежи в памяти будто произошли неделю назад.
Евангелие от Иоанна 18.33
- Тогда Пилат опять вошел в преторию и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский? Иисус отвечал ему: от себя ли ты говоришь это или другие сказали тебе о Мне? Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне, что ты сделал? Иисус отвечал: Царство мое не от мира сего. Если бы от мира сего было Царство Мое, то служители мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям. Но ныне Царство Мое не отсюда. Пилат сказал Ему: итак, ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился, и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об Истине; всякий, кто от Истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть Истина?
- Лунообразное, мясистое лицо Пилата выражает власть и уверенность. Тяжелый равнодушный взгляд скользит по тщедушной фигуре Иисуса. Отчужденность и презрение вызывают в нем все эти жалкие людишки, и толпа, которая беснуется внизу в ожидании новой жертвы, и этот сумасшедший с такими ясными и умными глазами. „Если сын божий, то почему появился не в Риме, а в этом захудалом городишке, среди рванья, нищих и убогих? Пилат поражается небесному чистому взгляду Христа и его спокойному ровному голосу. Лишь изредка облако печали скользнет по его светлому и открытому лику. Он действительно говорит так, будто знает, видит что- то более совершенное, тайное и недоступное в своем величии, недоступное даже всесильному римскому наместнику. Что может сказать нового о жизни и смерти этот невысокий хрупкий человек ему, старому римскому воину, столько раз шедшему на смерть и посылавшему других. Разве познал он столько же женщин, и белокурых, и смуглых, и невинно молодых и искушенных в земных удовольствиях, разве пил столько же вин, привезенные со всех концов света? Дано ли било ему чувствовать хоть однажды как трепещет тетива ассирийского лука, посылая смертоносную стрелу, как бросается в расширенные ноздри запах дымящейся вражьей крови, стекающей по разгоряченной в битве серой стали короткого меча? Дано ли? Пилат брезгливо передернул массивные мускулы на правой стороне, лица, взял со стола кусок розового мяса и бросил в сторону двух леопардов, которые царственно возлежат на каменном помосте. Один лениво подошел и съел брошенный кусок, второй лишь повернул голову и впервые открыл глаза на двух людей.
- О какой еще такой истине говорит этот нищий оборванец, называющий себя Царем Иудейским? Как смеет быть спокойным и уверенным в своей правоте перед лицом преждевременной смерти и жестоких истязаний? Понтий Пилат подобрал полы роскошных одеяний и скрестил руки на мощной груди. Его статичная, незыблемая фигура вплотную приблизилась к неподвижному и покорному Иисусу,
- „Что есть Истина..?"
- Мы видим знакомую фигуру ангела в светящихся одеждах. Он проходит по теневой стороне дальней колоннады. Вот он остановился и прислонился затылком и спиной к прохладному камню колонны. Он смотрит ввысь и шевелит пересохшими губами, разговаривая с бесконечностью. Но вот лицо его еле заметно подернулось неведомой мукой, болью, страданием, и в одно мгновение пролегли морщины, столь неестественные для его свежего лица.
Теперь это лицо Оникса и пистолет по-прежнему упирается ему в затылок, а легкий ветерок теребит смуглые волосы по руке конвойного.. Тишина и солнечный свет разлиты в воздухе. Лодка уже отошла от кольца кораблей на достаточное расстояние, и к ней направились шлюпки забирать за¬ложников. Вот уже удалились черные фигуры конвойных, и двое на носу лодки стоят безучастно, поддерживая друг друга. Но есть до¬говоренность: представители сверхдержав уже поделили их, и после стонов и криков Ольги отрывают от Оникса. Кто-то попадает в рус¬скую лодку, кто-то в американскую.
На палубах кораблей люди в военном стараются оттеснить нале¬тевших за последние три дня газетчиков и телевизионщиков, вездесущих и неистребимых, галдящих на всех языках и размахивающих ка¬мерами, микрофонами, фотоаппаратами. Сейчас этот район в Атлантике притягивает внимание всех континентов. Небывалое количество военной техники на воде, в воздухе, под водой, участники нескольких стран в ликвидации колоссального заговора в объединенных силах, встреча президентов сверхдержав по этому поводу и, наконец, появление инопланетных заложников, их драматическая судьба не дают покоя средствам массовой информации.
Американские телевизионные станции первыми передают сообщение о заложниках. На экране измученное, окровавленное лицо Оникса он не отвечает на вопросы („Откуда вы? „Что будет с нашей цивилизацией" и т. д.), а лишь пронзительно смотрит в глаза зрителей, как будто разыскивая кого-то в невидимом море людей. Миллионы приникли к экранам. Не прекращается трескотня обалдевших репортеров, меняются кадры, планы. Всё вдруг прерывается рекламой, и человек, сидевший у экрана, встает, загораживая его спиной. Это двойник Оникса, он что-то ищет в столе, разбивает зачем-то вдребезги телевизор, совершает какие-то странные действия с черным предметом в руке и выходит из квартиры, расшвыривая мебель. При этом лицо его ни на секунду не меняет своего безжизненного, за¬стывшего выражения. Дверь его Нью-Йоркской квартиры остается распахнутой.
Крупный порт на американском побережье Атлантики. Сюда направляются корабли объединенных сил после выполнения международной миссии. Заговор ликвидирован, руководителя и главного идеолога с авианосца выдали свои же сподвижники, поняв бессмысленность сопротивления. Экипажи на корабле и подводных лодках заменены, и суда нескольких стран, украшенные гроздями разноцветных флагов, движутся в порт, чтобы завершить дело за столом переговоров. Первые два корабля, русский и американский, везут на борту заложников, которые, не отрываясь, смотрят в сторону друг друга, будто боятся потерять в безумной суматохе событий. Город уже третий день ждет прибытия международной эскадры. Почти вплотную к океану воды подступает пестрый колышущейся человеческий океан. За это время он оброс всеми атрибутами современной цивилизации. Беснуются в нескольких, наспех построенных и ярко расцвеченных сценах рок-ансамбли, гривастые звезды мечутся по площадкам, оглашая окрестность звериными воплями, взлетают ввысь гроздья фейерверков, воет сирена полиции, и слышатся выстрелы прямо в толпе, вертолеты, пожарные, машины скорой помощи... Причал, к которому подойдут корабли, сплошь покрыт надписями, символами и выражениями, иногда не очень лестными и для земных жителей, и для инопланетян. Всё это намалёвано распылителями от руки прямо по асфальту, по сте¬нам, в основном черной краской. Перед входом на приморский буль¬вар стоит микрофон и громадные кубы радиоаппаратуры, газетчиков так много, что имеет смысл дать независимое слово пришельцам, ко¬торые, как уже всем известно, легко говорят на нескольких языках. В центре толпы - группа людей в строгих костюмах и квадратные плечи охранников - это президенты России и Америки прилетели из Вашингтона со встречи в верхах, чтобы лично поблагодарить Объединенные силы и увидеть странных заложников. Корабли одновременно подходят к далеко выступающему в море пирсу, и берег оглашается дикими, неуправляемыми завываниями толпы, хлопками пиротехники, выстрелами - это Оникс и Ольга ступают на землю и бросаются друг к другу.
Всё это время велись напряженные переговоры между сверхдер¬жавами о том, как поступить с пришельцами.
Ольга опять со страхом замечает тяжелое состояние Оникса, он еще слаб, не рад ничему, из раны сочится кровь на рубаху, глаза отрешенные, пустые, женщина, поддерживая, ведет его к микрофону. «Оникс, мир полон безумия... Ведь ты должен что-то сказать, ты должен знать". „Я знаю всё - я - ничего не знаю. Он увидит нас в телевизоре, он целыми днями сидит дома»
Он подходит к микрофону, и огромное человеческое море перестает дышать, замерли звуки города, кажется, слышно как кипит в оранжевом мареве океан под солнечным шаром, опускающимся в него. Синева летнего вечера размыла очертания домов, холмов за городом, кораблей в океане. Мощные прожектора с разных сторон бьют в одно местечко перед микрофоном, к которому медленно приближаются двое, поддерживая друг друга. С вершины городского небоскреба видно их крохотные фигуры в перекрестье лучей, и на всю чашу портовой лагуны разносится громоподобный хрипловатый голос Оникса многократно усиленный аппаратурой.
- Мое время движется к концу... Посмотрите на это небо, над моей планетой... такие же звезды... Вот моя кровь... она такого же цвета, как и ваша... Вам нужно понять, что мир бесконечен, что ваша цивилизация только в начале пути. Впереди еще много открытий. Вы выйдите на межзвездные связи. А пока... ваши возможности ограничены планетой Земля Вам жить на ней всем вместе. Она очень маленькая, хрупкая. Никакие советы не помогут, Достаточно заповедей Христа... Помните, никакая политика не сотрет ваших границ. Только - деловые связи. Уже сейчас война бессмысленна - объединяйте армии сверхдержав, чтобы контролировать поиски энергии, бороться с наркобизнесом, терроризмом, международной авантюрой... Всё это будет возможно только тогда, когда исчезнет опасность самоуничтожения, когда будет уничтожено оружие массового поражения... успехи в этом мизерные. Жизнь только начинается... Нужно верить...
Женщина видит, чувствует всем существом, как Оникса покидают последние силы, замечает, что квадратик фантастического прибора, судорожно зажатый в его дрожащих руках, начинает сильно светиться. Оникс уже с трудом удерживается на ногах, последние фразы говорит заплетающимся языком, хриплым надорванным голосом, собираясь с усилиями перед каждым словом. Пот течет с него градом, на шее крупным рельефом выступили напряженные жилы и вены. Только глаза сейчас будто ожили на это время, и охватывает взглядом всё человеческое море.
Гул прошел по толпе, и тут же замер, даже непрерывные всполохи фотовспышек перестали дрожать в воздухе. Что-то заняло внимание толпы еще сильнее, раздаются лишь охи и исступленные крики слабонервных.
Оникс уже видит странное свечение, достигшее задранных кверху голов, но стоит безучастно, обнимает и прячет на груди плачущую Ольгу. К месту, где они стоят, на глазах у изумленных жителей Земли с небес медленно опускается серебристый шар. Сейчас он, будто маленькое солнце, переполнен мощной таинственной внутрен¬ней энергией, кольцо его светится сильнее, когда он приостанавли¬вается, треск небольших молний, пробегающих по поверхности, сопро¬вождает наступившее безмолвие. С той стороны, где военные корабли, доносится суматоха, командиры в замешательстве от искушения по¬пробовать шар на прочность. Слышны крики: „Не стрелять!", кого-то выбрасывают за борт. Вот в окружении плечистых парней с наручни¬ками на запястьях стоит тот, кто так долго охотился за „тарелками" и „шарами": он потрясен более всех.
Невесомо ступая по воздуху, от шара к площадке опускается двойник Оникса. На поверхности шара нет дверей, люков - он прошел прямо через странную, плотную на вид материю, составляющую оболочку шара. Теперь черная одежда двойника светится в некоторых местах внутренним свечением, обруч энергии опоясывает голову. Даже краем глаза он не взглянул на скопление людей. Ни единого слова он не сказал Ониксу, лишь попытался оторвать от него Ольгу, но, встретившись с решительным взглядом человека, готового на всё, оставил её. Под гул человеческих голосов, волнами начинающий пробегать по замершему морю, они втроем исчезают в серебристой по¬верхности шара. Ольга лишь мгновение сомневается, даже шарахается назад, когда заглядывает внутрь и видит огромные пространства, ни¬сколько не соизмеримые с размерами шара. Она чувствует головокру¬жение, когда с ужасом замечает, что нога её ступает на плотную, невидимую, прозрачную пустоту, и ощущает её холод.
Шар сначала медленно, а потом всё быстрее поднимается от земли, оставляя за собой огненный фосфоресцирующий шлейф. Через прозрачную стену Ольга видит, как становится все меньше город на побережье океана, как на глазах слабеют лучи прожекторов, направленные в их сторону. Пространство внутри шара заполнено бесконечными, необозримыми геометрическими построениями: кубическими, сферическими, эллипсоидными, площадь и объём их столь велики, что несколько городов, подобных тому, который они покинули, могли бы поместиться здесь. Через считанные минуты они оказываются на таком расстоянии от Земли, что голубая планета, из чьих объятий они толь¬ко вырвались, предстает перед ними во всей красе, шар останавли¬вается на таком расстоянии от планеты, что Земля будто зависает в пространстве над той площадкой, с которой Ольга, Оникс и неизвестный разглядывают её. Неосвещенная солнцем половина так чисто сливается с черным космосом, будто её не существует. Должно быть, безмолвие космоса вселилось во всех троих. Почти заметно, как американский континент медленно погружается в теневую половину земного шара. Трудно поверить, что под голубой прозрачной оболочкой этого удивительного космического тела борется за свое будущее такая сложная, уставшая от безысходности и раздираемая противоречиями, жизнь, жизнь разумных существ. Отсюда хорошо понятно, что этот единый организм, что он должен бороться всей своей единой волей со своими болезнями, и страшно думать о том, что сейчас он как тридцатилетний человек, разочаровавшийся в надеждах, запутавший¬ся во всем и потерявший цель, ищет повод для самоистязания и смерти. Глядя на бесконечные оттенки голубого, бирюзового, оран¬жевого, желтого - всех земных и неземных красок, невозможно представить, что есть на этой планете тысячи шахт самолетов, устано¬вок, подводных лодок, в которых ждут своего часа ракеты, ждут часа торжества над разумом своих жалких создателей.
Безмолвие нарушает двойник Оникса. Голос в этих стенах приобретает объем, многозвучие, бесконечность, которая иногда возвращается неожиданно сильным эхом.
- Женщина должна умереть...
(Ольга сидит на прозрачной плоскости, не в силах стоять пе¬ред открывшимся ей зрелищем, не слышит и не хочет слышать, что говорит неизвестный. Лицо её одухотворено более высшим знанием и назначением).
- Она несет в себе иную жизнь, новую, неизвестную, на которую никто не имеет прав. (Оникс тоже смотрит на планету, ставшую
близкой).
- Кому она нужна здесь - та новая жизнь!!? Это лишнее прино¬шение на жертвенник предстоящего безумия! Что будет уготовано ему кроме мук, кроме адского пламени? Что? Кроме жалкой возни в этом трупном навозе! Кроме радиоактивной пустыни, по которой он будет ползать, теряя остатки рассудка! Гуманисты! Перемать вашу! Что гуманнее - убить его сейчас до проявления сознания, или дать воз¬можность этому сознанию впитать весь патологический ужас ката¬строфы и всё равно погибнуть?! что?!! Что ты скажешь учителю, наконец?
- Я скажу, что нам нельзя вмешиваться в эту жизнь. Она уже есть, она принадлежит себе, она обрела право на свою судьбу в жестоких мучениях, которых нам не понять и не охватишь разумом.
Пусть всё решает время и они сами.
-Ты знаешь, что станет с тобой?
-Да... знаю.
-Программа лишит тебя памяти, а потом аппарат вышвырнет тело на эту голубую планету, как отработанный шлак! Ты будешь медленно умирать от какой-нибудь жалкой земной болезни, не пони¬жая и не помня, кто ты и откуда.
-Знаю, женщина должна жить.
-Ты впитал безумие от землян вместо добра.
-Добро всегда неразумно.
-Слушай, приятель, я понимаю, что ты из плоти и крови (двойник все больше заводится, убедившись, что мало придают внима¬ния его доводам), что не смог быть один среди них, что захотелось попробовать чего-то земного.. Но довольно! Мы возвращаемся. Мы должны принести информацию, которая решит судьбу этого опытного поля. Они проникли только в мизерный слой тайн мироздания и уже готовы спалить свой шарик, осатанев от безнаказанности, алчности и честолюбия! Что будет, когда они познают больше, когда в их ру¬ках окажутся открытия, которые могут сокрушить целые системы. Что?!! Где логика!
-Всякая жизнь против логики. Смерть всегда логичнее.
-Она - умрет! Никто не должен знать то, что она слышала. Слюнтяй! (Ониксу) Я. Я сделаю это!!
Он столь неожиданно переходит от рассуждений к действиям, что Оникс не успевает отреагировать на происходящее. Двойник уже рядом с Ольгой, он выхватывает вполне земной нож, привычку носить который, видимо, приобрел на Земле, и бьёт Ольгу в грудь. Она вовсе не сопротивляется, не издает ни звука, лишь спускается ниже к холодной поверхности чужого мира. Одной рукой она закрывает рану, другой держится за живот. Оникс выхватывает у двойника нож, хва¬тившись прямо за лезвие, бросает прочь, и между ними завязывается жестокая схватка. Двойник сильнее, он бьёт методично, спокойно, нисколько не меняясь в лице. В какой-то момент он оказывается ближе к ножу, хватает его и, видя, что Ольга еще жива, движется к ней. Оникс вновь выхватывает нож и, обессилев от боли, потеряв способность помешать иначе, смутно понимая происходящее, ударяет двойника ножом в грудь.
Тогда нож... с треском вонзается в тело, двойник издает какие-то звуки странным металлическим голосом на неведомом языке. Его лицо не дрогнуло. То, что видит Оникс, лишает его последней власти над собой. Он ударяет еще раз, еще, еще! О, ужас!
Крови нет. Под кожным покровом двойника нет ничего живого. Из широких рваных дыр распоротого брюха на Оникс смотрят бесчислен¬ные хитросплетения фантастической электроники, нагромождения мик¬росхем- светящиеся шарики, цилиндры, кубы, наверное это красивее чем слизистая, кровавая живая плоть. Оникс бросает нож, встает, охватив голову руками, и безумно смотрит на распростертое перед ним тело, забыв даже о женщине на это мгновение.
- О, Господи, учитель мой! Что это? Он робот. Как же так? Проклятие,..
Он опускается на колени перед Ольгой - она совсем ослабла от потери крови, но глаза так же зачарованно обращены к редкой планете, такой близкой и огромной, и маленькой, хрупкой одновременно. Она не слышит объяснения Оникса, стонет от боли, начинает плакать отрешенно, с негодованием, злостно, сопротивляясь смерти и будто вспоминая что-то своё.
- Ольга, дорогая. Прости меня. Он неживой. Искусственный разум так сильно развит у нас, что существует почти параллельно живому, проникая всюду. Он не должен был быть со мной. Их много среди нас, распознать никак невозможно. Они проникают всюду. Слышишь? "Ольга, прости меня..."
- „И первый ангел вострубит..." (в её слабом голосе страшноватая ирония). Вы все роботы, всё вранье... Как можете вы смотреть на страдания, смерти, войны, если можете помочь... миллионам людей, Вы не живые... „Чуть выше обезьян, лучше быть обезьяной, чем роботом. Пусть погибает и этот ребенок, зачатый искусственным разумом... Вы способны имитировать жизнь... как угодно..Но душу имитировать нельзя, Уйди, я умираю.
- Ольга, я живой. Вот моя кровь.
- Это подстроено, (Оникс дернит в ладонях ее лицо, у обоих слезы, растрепанные волосы, капли крови на лице). - Поэтому тебя отпустили как заложника. Ты такой же. Вы там все одинаковые, Иначе - ты полюбил бы мою землю, не дал бы решать ее судьбу (кровь начинает тонкой струйкой пробиваться у нее в уголке рта, она с ужасом зажимает губы рукой, будто не пуская).
- Все не так, Ольга, где твоя рука? Вот нож..-.... возьми, возьми его, ударь меня здесь, ударь куда угодно и увидишь, что я живой, что всюду кровь.., такая же кровь..,
Он складывает ее одервеневшие пальцы на рукоятке ножа. Рука Ольги дрожит от слабости, но из последних сил она бьёт Оникса ножом в руку, в грудь, раз... другой. Она видит кровь, обнимает Оникса, еле слышно шепчет какие-то слова и умирает у него на руках. В окружающей обстановке что-то незаметно меняется. Освещение? ..Нет? Оникс чувствует нарастающие головные боли, он стоит перед Ольгой, всё сильнее сдавливая виски ладонями, ртом судорожно хватает воздух, лицо красное вдруг приобретшее грубые, тяжелые черты. Когда опускает руки, то на глазах тускнеет появившиеся было вокруг головы кольцо энергии - и исчезает совсем.
Он смотрит по сторонам так, будто не узнает ни женщину, что лежит у его ног, ни этот странный корабль, ни планету, висящую в черной тишине космоса. Глаза ничего не выражают кроме усталости и недоумения, он поворачивает к себе лицо убитой и шарахается, увидев, что она мертва. Пинает искусственного человека, сует руку во внутренности, которые еще светятся, и отдергивает с шипением, как после удара током. Он уходит в далекий угол небольшого замкнутого пространства, ложится, свернувшись клубком, и засылает с блаженным, тупым выражением лица.
*
Теперь мы видим спящего Оникса совсем в другой обстановке: его окружают обычные земные предметы, и облик его сильно изменился, заросшее щетиной лицо, распухшие губы, синяки и ссадины, немытые слипшиеся волосы, в них какие-то крошки. Морщины и мешки под глазами, которые полузакрыты в тяжелом сне. Он храпит как извозчик.
Вокруг него толкутся чьи-то ноги, видны ножки массивных стульев, по разговору людей, мы понимаем, что он лежит под столом в грязной пивнушке, на окраине крупного города.. . Кругом разбросаны бумажки, банки из- под пива, ходит облезлый кот в поисках рыбных скелетов, рядом валяется половина недоеденной дыни, чья-то собака трется у ног и заглядывает на стол. Гул пьяного заведения. Оникс мычит во сне, и мы снова вглядываемся в его полузакрытые глаза, будто подсматривая его сновиденья.
Последний сон Оникса.
Он бредет по неизвестной местности. Твердый, песчаный грунт, покрытый трещинами. На темном небе ни облачка, до самого горизонта нет ни деревца, не кустика, ни воз¬вышенности; лишь камни, трещины, песок. Он садятся, и с удовольст¬вием осматривает местность, будто попал в райский сад. Он не слышит, как сзади подходит его двойник и неслышно садится на землю к нему спиной его холодные лопатки прислоняются к спине Оник¬са, он вскакивает в ужасе. Покрываясь холодным потом оглядывает свой аналог, затем хватает камень и ожесточенно, с первобытным мычанием начинает бить двойника - тот падает наземь с разбитым черепом, но с другой стороны уже идет следующий, вдали показыва¬ется еще один. Он такой же - это видно по походке, по движению рук. Оникс бьёт второго уже с остервенением, методично и страшно, будто выполняет трудную работу, потом третьего ... и т.д.
Пыль, пот, стоны...
Лицо мычащего во сне Оникса, искаженное мучительной гримасой, он кричит, задыхается. Кто-то, стоящий рядом, толкает его носком ботинка, потом будит рукой. Оникс просыпается, некоторое время во¬рочается, жалобно постанывая, будто сон доставил ему физическую боль, потом смотрит вокруг более осмысленно… находит недоеденную дыню и, не обращая внимания, что она грязная, ест с наслаждением. Нож, который он нашарил в кармане и достал, чтобы резать дыню, нам уже знаком. Рядом видно ноги людей, которые уселись на скамейку с пивом и водкой.
Их разговор:
- Послушай, Дик, у этого сумеречного малого нелегкое утро. Стоит налить ему кружку - другую, как ты думаешь? Вот это это c'est la vie!
Ха-ха!
- Да мне плевать.., Ненавижу бродяг, он еще молодой, сильный, что мешает ему пробивать свою дорогу в жизни. Что он не идет ра¬ботать, черт бы его побрел! Посмотри, какие плечи. А морда!
Пинает ногой.),
- Ну не бузи, Дик. Я налью все-таки, -то делать, не мы такие - жизнь такая! а добавлю стаканчик чего покрепче, диво отдает гарью, а парень, видно, привередлив. Ха-ха-ха... Говорят у него странная история... Ничего не может вспомнить о себе, кто он, откуда родом. Полицейские да. Его бил его однажды - только щерится и баста. Ха-xa-ха нашли беременную женщину, убитой, а этот малый... валяется поблизости. Сказался не при чем... Не верю я, что он не виноват «пьют пиво, молчат). -кстати, сейчас ты увидишь того, малыша, которого забрали у мертвой через кесарево и вырастили в лаборатории... .Черт побери совсем, если это идет не Джон, который забрал его в свои семью.
- Ах ты, в самом деле? А какой классный малыш! Ха-ха, вот c'est la vie..!
Встреча они зашумели втроем. Мальчику дают кружку с наставле¬ниями, чтобы не уронил, чтобы отнес Ониксу. Маленький земной ан¬гел смело топает между скамейками, не упуская случая наступить на хвост задремавшему коту, подходит к своему несчастному отцу и удивленно смотрит, как тот жадно глотает спиртное. Видно, что оно начинает действовать, едва попадая в желудок. Лицо его раскраснелось, он присел, поблагодарил ребенка, склонил голову к спинке скамейки и улетел в единственное вспоминание, всплывшее из мертвого океана его памяти.
Оникс сидит - на крыше небоскреба и оглядывает город, Положение его тела, внутренняя энергия, уравновешенность, статичная пластика и глубина взгляда напоминает - сидящего ангела в светящихся одеждах. Но одежды на нем почти совсем нет,- Он спокой¬но поворачивает голову смотрит отрешенно, когда хлопает дверь. На крышу выходит шикарная, улыбающаяся утру и солнцу, женщина, развешивает бельё, но его совсем не замечает. Видимо привыкла, что на крыше никого нет. Она почти раздета, а потом снимает и последнюю кофточку - тоже постиранную, и вешает ее. Она сладко потягивается в ласковых лучах летне¬го солнца, трясет пышной каштановой шевелюрой, что-то напевает, танцуя, поворачива¬ется к двери и встречается взглядом с Ониксом. Он смотрит удивленно. Его огромные сумрачные глаза не имеют ни блеска, ни света, лишь глубина, да , печаль - они притягивают женщину, для начала разбудившую, криком пол Нью-Йорка, Постепенно Ольга обретает свою -естественность и пытается заговорить со странным незнакомцем. Когда же он показывает на небо, видимо объясняя, откуда пришел, Ольга уже хохочет во всю и перестает закрывать по¬ло полотенцем тугие груди. Лицо ее столь по- этим невероятным случаем или действительно уже влюблена за эти секунды. Мало ли что бывает?
Распятие.
На экране лицо, плечи. Слышен стук орудия, которыми забиваются гвозди, слышен треск рвущихся под гвоздями живых тканей. Все, даже мельчайшие мускулы лица и шеи вздрагивают и вибрируют после очередного удара, вид Христа теперь страшен вырванные флагрумами клочья волос..Потрескавшиеся, искусанные в мучениях губы, Прежде такая чистая и благородная кожа сплошь иссечена глубокими морщинами, красная от напряжения, местами землистая, с рельефной сетью вздувшихся кровеносных сосудов, покрытая пылью, грязью, кровью. Иисус судорожно глотает горячим пустынный воздух и стонет, обливаясь потом и кровью. Все гвозди забиты. Медленно поднимается распятие, чтобы стать вертикально, и мы поднимаемся вместе с лицом Христа, погружаясь, в его страдания и надежды, вот наступают самые тяжелые минуты, когда тело провисает на гвоздях, опускаясь ниже, и доставляет нетерпимую боль в тех местах, где пригвождено к кресту. Голова мотается из стороны в сторону, и стенания вырываются с хрипом из иссохшего горла, постепенно боль становится относительной... и Распятый открывает глаза, чтобы обратить взоры к небесам. Когда смоченная уксусом губка касается его уст, он смотрит на своих мучителей с ужасом и благодарностью.
Он хрипит в изнеможении. „Боже мой, БОЖЕ МОЙ, почему ты меня оставил, и сквозь черты лица Сына человеческого проступают бесчисленные потоки людей, идущих по некоему широкому проспекту современного - мегаполиса, гремит колокол.
19 9 1 г. 09 10