Жестокий романс

Марина Аржаникова
ЖЕСТОКИЙ РОМАНС

Я часто их видела вместе, они гуляли, шли за ручку, в не очень чистой одежде, в каких-то робах, растянутых кофтах, с натруженными, и неотмываемыми от земли, руками. Она сама была похожа уже на мужика, работа крестьянская, да выпивка, каждый день, считай, стала на мужика и похожа, в штанах мужских, а дед - беззубый. Гуляли по деревне, после работ, здоровались, довольные, и уже попахивало, самогончиком, или водочкой, что было. Но были они счастливые, это просто было видно, улыбались, да и за ручку. И собака за ними ходила, Шарик, старая, хромала уже, и огрызалась на прохожих, словно их оберегала от осуждающих взглядов. Хотя, никто и не осуждал, жили да жили, как многие.

- Когда мне песни споёте?? - спрашивала я каждый раз, и каждый раз они останавливались, изумлялись, переглядывались, и довольные, отвечали :

- Так обещанного три года ждут...

Подожду, говорила. И на следующий год приезжала по делам своим, и они шли, видели меня, здоровались, и я говорила, жду- жду, готовьтесь.. И опять они изумлялись, останавливались, переглядывались..

Хорошие были старики, нетрезвые, добрые.
А деревня - то была красива!! На лугах стояла, как бархатом устлана была, и дома ровные, крепкие, наличники подкрашены, сирень облаком тучится, тесно ей в палесаднике.. И небо, синее- синее... И они, по деревне, гуляют.
Только мне историю рассказали, ты говорят, все с ними здороваешься, здороваешься, а ты знаешь, что она за убийство отсидела?
Рассказали, что бабуля-то моя, на гулянке, только сам с фронта вернулся, и гуляла вся деревня, ножом пырунула Верку, сестру свою, двоюродную, что та к её Семену липла, висла на нем..  Санька её жених, пропал без вести, и она перекинулась на Семена. А Мария, красавица, прождала четыре года, все окна проглядела, встретила, и взялись они за руки, и рук не разжимали, как наскучались, и живой пришёл, с медалями, а гуляли в избе у Фоминых, Семён подпил, а сестра липнет- он и взял её за талию.. Мария увидела и нож схватила со стола, и со всей силы ударила, пырнула.
Дали ей пятнадцать, Семён горевал, проклинал себя, а потом стал с сестрой жить, та поправилась, стала кособокая. Не дождался Марию.
Она пришла, худенькая, видать, раньше выпустили, молчит, все ей тут же выложили, порассказали. Она на ферму скотницей, и молчит все, не ищет, ниче, а Семён затаился, тоже замолчал, потом прогнал сеструху, и в ноги к Марии.

Так и ходят до сих пор вдвоём, за ручку, надышаться не могут.
Вот она, песня- то, и слов не выкинешь, и не добавишь,  думала я, год назад опять была, здоровались, улыбались, но без Шарика, околел, говорят...