«Ты всегда будешь в моем сердце, и лучшие воспоминания в моей жизни связаны только с тобой...»
– Напиши, что ты вселенский мачо и феноменально крутой, – выпуская клубы сигаретного дыма, огрубевшим от курева голосом командовала Рита. В свою очередь я умозрительно пыталась представить психотип мужа моей приятельницы Инны, чтобы найти правильные эпитеты, позволяющее точечно, по целевому направлению воздействовать на его эмоции и разум. Мы составляли письмо ее мужу – владельцу заводов и пароходов, крупному дельцу, финансовому магнату, нагло бросившему семью.
– Маньяк и предатель, в таком-то возрасте и положении, – рыдала Инна, – и это после стольких лет жизни! «Настроение чудесное, восхитительный свежесваренный кофе пью в нашем парке... какая многообещающая весна, уже зацвели вишни…» – продолжала писать она, опустошив склянку валерьянки.
– Не заканчивай мысль, пусть будет некая недосказанность, – умничала я. – Это вызовет в нем спортивный интерес и здоровое любопытство в отношении тебя, – тихо шептала я Инне.
– Сука, сволочь, садист и сатрап, – негодовала Рита, мы яростно поддакивали ей.
– Пиши: «Я обещала ребенку, что вечером приедешь укладывать его, он очень любит и ждет тебя», – добавляла я.
– Депрессия и какой-то панический страх перед неясным будущим... – жаловалась красавица Инна, растрепанная, с распухшими от слез глазами и носом. – Это же скотство, ренегат! – И добавляла в письмо фразу: «Что тебе подарить на день рождения, милый? Помнишь, как чудесно мы провели его вместе последний раз в...»
– Гнида, гадина и гомофоб, – выкрикивала раскрасневшаяся Рита (правда, значение последнего слова она понимала с трудом), пропуская очередной бокал вина из баснословно дорогой коллекции супруга-диверсанта, которую мы нещадно и системно уничтожали. «Горячий обед и наше любимое Cheval Blanc всегда ждут тебя в нашем теплом и уютном доме», – завершала письмо Инна, откинувшись на подушку после дозы успокоительных.
– Кретин, кровосос и киллер, – проклинала Рита, смачно добавляя матерные слова. (Рита относилась к разряду людей, в устах которых ругательства приобретают определенный колорит и легкость, лишаются похабности и гадостного звучания.)
«Твои родные, дорогие и единственные жена и сын. Обнимаем, береги себя», – закончила письмо Инна, в сердцах громко добавив: «Да чтоб ты сдох, козел!» – с чем мы сразу согласились. И засобиралась на очередной психотренинг после потери пяти килограммов живого веса.