Падунская легенда.2.
Я сидела в салоне самолета Иркутск -Москва, с освещенной ярким солнцем стороны, следила за его тенью, скользившей по облакам, как по снежной равнине, и пыталась справиться со своей печалью, с тем хаосом мыслей и чувств, которые остались у меня от двух дней, проведенных в Братске. И надо же было на такое решиться! Оторваться от группы, с которой я путешествовала по Китаю, от друзей- попутчиков и умчаться в Сибирь. Захотелось, видите ли, повидать места, где прошла молодость, где я была так счастлива, жила на подъеме чувств, где каждый день приносил что-то новое. А главное - повидать Ангару, ощутить на лице влагу, вдохнуть ароматы тайги. Еще раз услышать шум текучей воды. Река осталась в памяти живой, мятущейся, строптивой! Я думала, что она вернет мне забытые ощущения молодости. Все европейские реки казались мне какими-то одомашненными, упорядоченными, если так можно сказать. И только Ангара осталась в памяти живой, необузданной дикаркой.
Из Бремена я бы туда никогда не собралась – уж больно далеко. А из Пекина – пожалуйста! Три часа – и я в Иркутске! А оттуда до Братска рукой подать. Я еще помнила нашу присказку: В Сибири 500 километров не расстояние! Уговорила себя. Прилетела.
Меня встречали Алеша и Катя. Как же они изменились за эти годы! Катя раздобрела, кутает в платок круглые плечи, ни дать, ни взять Кустодиевская купчиха, улыбается сквозь слезы. А
ямочки на щеках переходят в морщинки.
Она обнимает меня. Большая, теплая. Пахнет пирогами.
Алеша берет из моей руки чемодан. Голова совсем седая, и в глазах ни тени прежней веселой иронии. Глубокие морщины у рта.
_ Ну, с приездом! Сколько же лет мы не виделись? Больше тридцати, выходит. Вечером увидимся, мне на работу! Сейчас подброшу вас к дому!
Он оглядел меня с ног до головы.
- А ты постарела, мать! Но сразу видно - иностранка!- Добавил он с явным неодобрением. Катя укоризненно покачала головой.
Мы устроились на балконе. Пока я приводила себя в порядок, Катя успела выставить на стол « дары Сибири»: маринованные стрелки черемши, хариусью икорку,соленого хариуса, нарезанного крупными кусками, разные соленья, кедровые коричневые орешки, к которым моя рука сама потянулась, и в довершение торжественно внесла еще теплый рыбный пирог с золотистой корочкой!
- Знаешь, я рыбный пирог в последний раз ела у тебя на крестинах Валерика! Он, наверно, уже совсем взрослый? - спросила я, едва удерживая слезы то ли радости, то ли печали. Растрогалась и размякла. Нужно было брать себя в руки.
- Да уж! Офицер. Капитана недавно дали. Гоняют по гарнизонам. Он в погранвойсках. Мы его редко видим. Все больше по телефону. До сих пор не женился! Говорит, в таких условиях живем, ни одна женщина не выдержит.- Она вытерла глаза бумажной салфеткой.- А годы-то идут, он уже лысеть начал. Да… Видать, не дождаться нам внуков! Ладно! Давай чуток выпьем за встречу. У меня смородиновка, сама настаиваю. Помнишь Индию? Где старые Братчане жили? – Я кивнула-
- Там была бабушка Феня, она меня многому научила. Представляешь- пироги из черемуховой муки пекли! Теперь Индии почитай что нет. Старики померли, а молодежь разбежалась. И город наступает, старые избы сносят.
Она положила мне на тарелку добрый кусок соленого хариуса.
-И икорку бери. Тоже хариусья. Сама солила. Наловчилась – похвасталась она. Не забыла еще?
Я зажмурилась, смакуя.
- У нас в Германии тоже икра не редкость. Горбуши или кеты. В русских магазинах. Не то, конечно. Эта - просто класс!
Катя вздохнула.
- Здесь теперь хариуса днем с огнем не сыщешь. И стерлядь пропала. И толстолобик. Одна сорная рыба осталась. Алеша с рыбаками на горные речки летают. Арендуют компанией вертолет. В путину. Часть продают, конечно. Ну, и себе на засолку.
- Это почему же? Я же помню, сколько было рыбы? Стерлядь даже в столовой подавали! – удивилась я.
- А они в стоячей воде не живут!
- Стоячей? Это в Ангаре? – изумилась я.
- Нет уже Ангары! Одни водохранилища! - коротко пояснила Катя. - Погубили реку!
Она произнесла это в растяжку. Так говорят, тоскуя по умершему. Я похолодела.
Хлопнула входная дверь. Пришел Алеша.
-Уже празднуете? Сейчас я к вам присоединюсь. Руки вот только помою!
Он скрылся в ванной.
- Что ты такое про Ангару сказала? Как такое может быть?- Настаивала я.
- Я ведь так мечтала сходить на берег, где сосны и скалы, а внизу перекат. Не пороги, конечно, но все же…
Алеша вынес из комнаты стул, придвинул к столу. Усмехнулся.
- Ишь, что вспомнила! Мы уже и забыли те места! Там сейчас Усть- Илимское водохранилище. Пристань для частных лодок. Камни взорвали. Помнишь ту кривую сосенку на скале? Ничего этого нет. Одна присказка осталась: « Держись, как та сосенка на скале!
Он опустил голову, отвернулся.
- Если ты за этим прилетела. – Заметил он грустно, - «И за запахом тайги,» то Ангары нет. И тайги в окрестностях – тоже!
- Помнишь тот кусок леса, который строители оставили в конце нашей улицы? Вроде парк думали устроить?
Я осторожно кивнула. Меня удивила ожесточенность в его голосе. Он в прошлом был спокойным и насмешливым. Приземленным. Таким, как сейчас, я его не знала.
- Нету там ни одной сосны. И лиственницы. И ели перевелись.
Не живут таежницы в городе. Пропадают.
- Убили реку .- добавила Катя, кутаясь в платок.
- Как такое может быть, что за странные шутки?- Но они не шутили, я же видела!
- А вот мы тебе покажем. Смотри! – Он вынес из комнаты большую карту. - Не гляди на Байкал, ему тоже достается. Ты сюда смотри. Вот почти у самого выхода из Байкала, что?
- Иркутская ГЭС, - прошептала я, уже начиная понимать и страшась этого.
- Правильно! До самой ее плотины доходит Братское море. Где тут Ангара? А за Братской. – Усть-Илимская. Водохранилище – до нашей ГЭС. За ней Богучанская. Сейчас строится Нижне - Богучанская. И еще проэктируют Мотыгинскую, Стрелковскую … Почти до впадения в Енисей!
Я не верила собственным глазам.
- И я принимаю участие. А что поделаешь? Работаю, жить же надо?- У него был виноватый вид. - Ну, где твоя Ангара? Нет реки, одни водохранилища! Затопили тайги немерянно. Не успевали вывозить древесину. Она теперь гниет на дне. Очистных тут не строят. Пока. Все отходы из городов и заводов уходят в воду. Усекла?- В его голосе была горечь. И беспомощность. Катя только кивала.
- Мы теперь Восточная промышленная зона.- продолжал он.
- Дышим дымом и пылью. Зато продаем энергию Китаю и Монголии. Китайцы все больше тут хозяева. Помнишь, когда Советский союз поссорился с Китаем? Тогда наша ГЭС только строилась? Они разбрасывали листовки, называли нашу гидростанцию именем Мао- Дзе -дуна? Вот по ихнему и вышло! А мы смеялись!
Стояли у карты, опустив головы. Как у открытой могилы.
Не получилось праздничного застолья. Да и не с кем было. Только они одни тут и остались из старых друзей.
Я задумалась, вглядываясь в прошлое. .. Тайга… Весной она звенела от комарья и гнуса. Мы весной туда - ни ногой. Я вспомнила, как удивилась, когда мне показали, где они выводятся, эти микроскопические кусючие мушки: на тыльной стороне порогов, в реке! Проведешь рукой по камню – как по бархату! А чуть подрастут – и летят во все стороны.
- Гнуса, наверно, меньше стало. Можно в тайге и весной гулять?
- Я невольно искала хорошие стороны в том, что рассказывали друзья.
- Нету! И комары почти исчезли. Что им в городе делать?- До тайги теперь километры и километры.
- До тайги теперь далеко - невольно повторила я… - А как же тогда Агафья? Таежница? Помните нашу Агафью?
Видел кто-нибудь ее с тех пор? И Женю?
Катя глянула на меня с укоризной. Что-то я такое ляпнула невпопад?
Алеша встал, подошел к перилам, стоял к нам спиной. Плечи подняты. Руки глубоко в карманах, аж рубашка на спине натянулась.
- Не надо, Леш… не береди душу. – попросила Катя.
- Нет, я скажу. Пусть и она знает!
- С Женькой я встречался … Много лет назад, на Богучанской.
Он признался, что не выдержал, искал ее в тайге. Она ему рассказывала, где ее дом. Он долго блуждал, но вроде нашел. На безымянном ручье. Не было ее там! Говорил - там пара - тройка избенок. У некоторых уже и крыша провалилась, кусты через пол проросли. То это место? Не то? – Кто знает? Карты же не было?
Но Женя считал, что то самое… Говорил – ни следа ее не нашел. Там звери побывали, медведь, похоже. Все разворочено.
Он и на Каменку ходил. И там ее никто не видел. Не приходила. Вот так… - Он налил себе в стакан смородиновку. Я притихла.
- Может, брат ее куда-то увел? Помните? Она же говорила?- Я защищалась, как могла, не хотела поверить в плохое.
- Может и так… Не знаю… - Он повернулся лицом к нам. В глазах ожесточение. – Помнишь, как мы ее провожали? Хихоньки да хаханьки… Книжечки дарили, Я бумагу приволок. Героем себя чувствовал! Ну прямо, как в детский сад провожали! А она не спешила, маялась. Мы все решили – ей с нами , дураками, расставаться жаль. С Женькой!
Он помолчал, вздохнул.
- А она понимала, какой опасной стала тайга. Это я так теперь думаю. И Женька тоже. Недаром же она ходила в милицию за своей берданкой! Просила. Умоляла! Старика- милиционера разыскала! Ты же помнишь, как она милиции сторонилась? А сама ведь сказала, что дома припрятана дедова? И нам ничего не объяснила. Знала, что до нас не дойдет! Так и ушла, безоружная, в тайгу. Одна!
Он замолчал. И мы тоже.
-Я тебе так скажу: мы не только Ангару прикончили. Мы всю тайгу взбаламутили! - Продолжил Алеша.
- Это как- взбаламутили? - удивилась я.
Алеша барабанил пальцами по столешнице. Он и раньше так делал, когда спорил, вспомнила я.
- Тут экологи приезжали. Были в командировке на Байкале, к нам по пути завернули. Я с одним зоологом разговорился. Он мне знаешь, что доказывал? Тайга - это для животных дом. У каждого свой участок. Помеченный. Помнишь, нам показывали в тайге дерево со следами медвежьих когтей.? Такие глубокие царапины, еще живица по ним текла? – Я медленно кивнула.
_- Так это мишка свой участок метил. Волки тоже по своим тропам ходят. Ну и остальные. А мы вторглись, как слон в посудную лавку… Вот зверье и растерялось. Белки и соболь сразу ушли. А крупный зверь обозлился. Некоторые медведи и зимой бродили, не находили места для берлоги. Помнишь мишку, который по мусорникам шарил? Его еще пристрелили, чтобы людей не пугал? Вот!
-Но ведь мы ничего точно не знаем! – Взмолилась я. Не могла не думать об Агаше. Не допускала и мысли, что она погибла.
Мы дружили. Одна компания. Нет, мы ее опекали…Мы опекали? Это она нас опекала! Я вспомнила, как она меня втаскивала на карниз, когда затопило котлован. Учила собирать грибы. А потом она ушла. Я ее не забыла. Но вспоминала только, когда рассказывала о Братске. С юмором, с улыбкой.
Катя вытирала слезы. У меня тоже глаза были на мокром месте. Алеша молчал, хмурился.
- Ну ладно… Ничего не вернешь. Нечего поминки устраивать! - У нас вот радость- Подруга навестила. А вы сырость развели! Выпьем за встречу-
Он наполнил свой стакан и нам плеснул. -
- Помянем Леонида. Я когда еду на Усть-Илим по его дороге, всегда вспоминаю, как он добивался, чтобы нам не давать кругаля. Час езды съэкономил. Тут его не забыли!
Посидели, выпили . Помянули моего Леонида. Остальных, кого уже нет.
Вот такая получилась грустная встреча…
Утром пошли к плотине. Был выходной, Небо хмурилось, собирался дождь.
Вода у бетонной стены стояла смирная, тяжелая, неподвижная. Не голубая, а почти черная,. И мусор, какие -то ветки, листья... Притопленная шина… И это Ангара? Это самая чистая в мире байкальская вода?
Ехала за радостью, а возвращаюсь, как с похорон.
Потом зашли в школу, где мы с Катей раньше работали. И тут случилось удивительное. Объяснить это я себе не могу: В актовом зале на стенах висело много детских рисунков.
Катя сказала с гордостью: - Это наша картинная галерея.
Я застыла на пороге: почти на каждом рисунке была река! Бурная, спокойная, порожистая. Синяя. Голубая- как небо. Она извивалась между деревьями. Но эти дети никогда не видели Ангары! При них ее уже не было. Как же вышло, что они ее рисуют?
- Вон смотри, - показала Катя. – Падунскую легенду не забыла?
Она подвела меня к дальнему рисунку. По огромным камням через синюю реку летела черная фигурка.
Каюсь, я забыла эту легенду. Увезу хоть ее с собой на память о Братске и Ангаре.
А про Агафью я старалась не думать. Больно было. Я убеждала себя, что она где-то там, в глубине тайги, ушла вместе с белками и соболями, соснами и лиственницей, с высоченными кедрами и сладкой голубикой. Унесла с собой свой мир!
ЛЕГЕНДА О БЕГЛЕЦЕ.
Ссыльный сидел на огромном, грубо обтесаном водой и ветром валуне и, прищурившись от солнца, смотрел туда, где вся в белой пене и брызгах, билась об Падун Ангара. Его завораживала эта неустанная борьба живых, упругих струй с тупыми каменными клыками, перегородившими реку. Пахло свежей водой, рыбой, посвистывал ветер в лозняке.
Он приходил сюда всякий раз, когда им овладевали сомнения и безнадежность, и он не мог избавиться от мысли, что жизнь его так и закончится здесь, за тысячи верст от родного Питера, от близких и товарищей по борьбе. Без пользы для дела.
Вести с воли редко доходили сюда, в крошечный поселок на Ангаре, терялись в бесконечных просторах Сибири, как теряются солнечные лучи в океанских глубинах.
Ангара возвращала ему надежду, желание жить и бороться.
.
Двое мальчишек в застиранных сорочках и закатанных выше колен штанах прошли мимо него, спустились к самой воде, и один из них стал торопливо раздеваться.
- Не ходи. Ваня, - просил второй. - Вода уже захолодела. Схватит тебя Падун.
Но первый мальчишка упрямо твердил:
- Не-е, я ему не дамся! Вот увидишь!. Федька меня трусом назвал. Говорит, не буду я лоцманом. Струшу. Вот и посмотрим, какой я трус!
Он стоял уже в воде и прибрежные волны лизали его ступни.
Ссыльный повернулся к ним. Он знал, что сейчас будет. Уже пару раз видел, как здешние мальчишки переходят Ангару по каменному гребню Падунских порогов. Эта героическая забава вызывала у него, городского жителя одновременно ужас и восхищение. Раньше он удивлялся, почему родители не запрещают детям рисковать жизнью. Потом понял: так будущие рыбаки и лоцманы учатся не бояться страшных камней.
А мальчишка вдруг пригнулся, взмахнул руками, как птица крыльями и перелетел на мокрую, крутую спину ближнего камня. Не задержался на нем, прыгнул вперед, пошатнулся, но удержался, вытянув вперед руки.
Его ликующее, звонкое – Ого-о-о!- вплелось в шум бурлящей воды, в свежесть ветра, в тревожные крики чаек, проносящихся над рекой. Он уходил все дальше, и ссыльный скоро перестал различать его легкое, быстрое тело, окрашенное в багрянец заходящего солнца.
Он не заметил, когда убежал второй мальчик. А Ваня вернется не скоро. Переправа совсем не близко. Если, конечно, его пощадил Падун.
- Тоску разводишь, Петрович? – спросил сзади хриплый старческий голос. Оглянулся. К реке спускался его хозяин, нес в руке плетеное из лозы лукошко.- У меня тут кукан припрятан. Ушицу сварим.
- Мальчишка туда ушел.- Ссыльный махнул рукой в сторону порога. - Как думаешь, обойдется? –
- Сейчас Падун, однако, не тот. Конец лета, притих. Сам знаешь, как он ревет по весне, когда большая вода. А сейчас на Байкале, в горах, многие речки пересохли, вода спала. Выберется!
Он подошел вплотную к ссыльному, понизил голос.
- Пошта надысь была. Мне поштарь для тебя пакет сунул. Наказал – прямо в руки. Возьмешь за иконой.
Ссыльный вскочил .- Письмо! Наконец -то! Устремился наверх, не разбирая дороги, спотыкаясь о береговые камни. Старик посмотрел ему вслед, покачал головой.
В своей комнатке, маленькой, с одним окошком, он зажег наполовину обгоревшую свечку, торопливо сломал затвердевший сургуч и нагнулся к огню. Что такое? Брошюра
« Школьное образование в Швейцарии»? Перелистал. Зашуршала тоненькая папиросная бумага. Газета? «Искра»?
Слышал что -то о ней, когда был в Шаманово у друзей- ссыльных. Хвалили. Интересно… Интересно… Присел, не раздеваясь, на скамью, придвинул поближе свечку. Ага, вот еще записка. «Прочитать и обсудить с товарищами.» Прикинул: На Вихоревку – день, Шаманово, еще Чуна. Отпустит ли стражник? Пообещать ему табак из города привезти – отпустит!
Сзади приподнялась дерюжка, заменяющая дверь, заглянул хозяин, предостерег негромко.
- Там стражник поштаря ругает, донесли, видать, что он тебе письмо привез. Того и гляди, заявится. Сапоги натягивает.
Ссыльный торопливо задул свечку, оглядел комнатенку. Спрятать? Куда? Голые бревенчатые стены, стол, на широкой лавке тюфяк , одеяло…некуда здесь. Сунул брошюрку за пазуху, вышел в застроенный со всех сторон двор. Столько месяцев ждал, и на тебе! Куда теперь? Шагнул к воротам, очутился незнамо как на тропе, что вела вниз, к реке, к порогам. Сам себя не помнил. Рука за пазухой, сжимает брошюру. Даже читать не начал, не успел. Теперь – все! Знал - заберет!-« Не положено!»- Все у него не положено! Унтер Пришибеев!
Спустился вниз, к самой воде. Услышал сверху грубый бас стражника:
- Ану сюда, господин хороший! Сюда пожалте!
И вдруг будто какая-то сила приподняла его. Чуни сами спали с ног, а он очутился на гладкой спине первого камня, окруженного плещущей водой.
-Стой! Стой! – раздалось сзади- Стой! Стрелять буду!
Словно толкнул его в спину этот крик . Присел и прыгнул вперед, на близкий камень, выступивший ему навстречу из бурлящей пены.
Дальше, дальше от топота на берегу. От столпившихся там людей. Дальше…дальше.
Никто не знает, ушел ли он, или сгинул.. Но с тех пор родилась в здешних местах легенда о единственном городском, нездешнем, который перешел Ангару по камням Падунского порога!
Галина Кисель. 2018.