Торшер

- Здрасте, здрасте! Заходите, гости дорогие! – я по звонку выбежал встречать гостей.
- Привет, Саш! С днем рождения тебя, - Ната чмокнула меня в щеку.
- Саша, привет! Ну, надо же, мы гости-то, оказывается, даже дорогие! Никогда бы не подумал. Ну, раз такое дело, Саня, вот тебе подарок – диск Сатриани, фирменный.
- Спасибо, Костян! Проходите.
- А мы что, первые?
- Нет, Миша с Мариной уже пришли. А больше никого не будет.
- А родители?
- Ну, могу я хоть раз в жизни отметить свою днюху так, как я хочу? В конце-то концов. Мне уже тридцать шесть, пора начинать-таки самостоятельную жизнь без надзора родителей. Да и надоели все эти календарные праздники с обязательным застольем с теми и другими предками, да еще с парой подвернувшихся родственников. Тоска тоскучая. Нет, сегодня я отмечу свой день рождения только с теми, с кем сам хочу, с самыми близкими моими друзьями.
Костя с Наташкой прошли в гостиную, где был накрыт стол.
Я стал часто уезжать, имел виды на новую работу в столице. Поэтому чувствовал, что завершил еще один этап жизни. Неплохой такой кусок жизни, работы и увлечений. Стал подумывать о том, что навсегда уходит что-то дорогое. И уже никогда не вернется. Я решил запомнить этот день, потому поставил камеру на запись, подключил к большому телику в той же гостиной, чтобы видеть и одновременно снимать всё происходящее. На память. А вдруг? Потом, много лет спустя достану с полки, буду смотреть и умиляться.
- О-о-о, Мишель! Привет, - парни театрально поприветствовали друг друга.
- Марина, - представил жену Миша. Костян и Мишкина жена Марина, это единственно те, кто не был знаком друг с другом в этой маленькой компании. Это были мои, так сказать, разные друзья. Они не пересекались. Костя галантно принял ручку.
Наташа тихонько подошла к телевизору, на котором стояла камера, стала рассматривать свое лицо на экране. Потом, стараясь незаметно, быстро улыбнулась. В переднем ряде зубов открылась досадная фикса, она тут же сомкнула губы. Я, как на грех, наблюдал за этой осторожной сценой. Ната поймала мой взгляд, я постарался отшутиться.
- Свет мой, зеркальце, скажи! Я ль на свете всех милее?
- Молчи, несчастный!
- А что там, что случилось? – моя жена как раз внесла горячее.
- Да так, ерунда, - Ната отмахнулась.
- Садитесь-ка уже за стол, пора, все проголодались, вас только и ждали.
- Да, действительно, - Костя первый водрузился на стул рядом со мной и, потирая руки, начал агитировать. – Не пора ли по первой за здоровье именинника?
Бахнули по рюмке. Миша с Мариной вели себя как-то отстраненно, молчали, как будто поругались накануне. Расстроенная Ната сидела, плотно сомкнув губы. Мы с Костей явно развлекались. Меня так и распирало от желания пошутить над фиксой.
- А у нашей Наташи есть маленький секретик!
- Да что такое? – моя жена в замешательстве между разным настроением гостей пыталась выяснить, что-по-чем.
Ната, поняв, что без объяснений сегодня не обойтись, начала первой.
- Я коронку ставлю на передний зуб. Уже обточили, зуба нет, коронку еще не поставили. Вот он, дурак,  и ржет надо мной, что я беззубая.
- Так да, точно-точно! - живо включился в историю Костя и радостно гоготал. – Зуба нет, а никому ведь не объяснишь, что и как. Все будут думать, что мужик накатил.
- Ой, а помнишь, Оль? - я кивнул жене и начал рассказывать. – Как мы тогда, давненько уже, еще на старой квартире, банки трехлитровые ставили на антресоли. Я подавал снизу, а Оля, стоя на стуле, наклонялась, брала банку и ставила наверх. Так мы - вверх, вниз, я подавал, она наклонялась, принимала банку. Потом как-то так вышло, выпали из синхронизма, я высоко подал, чтоб ей не наклоняться. А она в этот момент возьми, да наклонись. Ну, и случайно ударилась о банку. Слегка рассекла бровь. А выглядело так, как будто – точно, дали в глаз. Ольга же тогда в музыкальной школе работала, коллектив женский. Все так озабоченно: «Ой, Ольга Анатольевна, что это у вас… с глазом?»  Оля давай им рассказывать про банки, объяснять, что так вот случайно вышло. А тётки все понимающе так сочувственно кивают. Да-да, мол, бывает. А сами думают, что от мужа попало. Да еще и нафантазируют – за что собственно.
- Да-да, наверняка муж накатил. И видать было за что, - ёрничал Костян, грозил пальцем, понимающе кивал и закусывал.
После Костиных намеков Ольга тоже впала в какую-то задумчивость. Ната по-прежнему почти не открывала рта. Мы с Костей резвились и выпивали еще по одной, да еще по одной.
- А вот у меня еще был случай, - вспомнил я новую историю. – Был у нас в цехе мужик один, мастер-механик, лысый, но по женщинам большой страдалец. У него в ту далекую пору уже была машина Нива. И мы частенько жарким летом, прихватив пару веселых наших цеховых девчушек, иногда ездили на речку купаться. Там плескались, дурачились в воде, ну так, шутейно. В основном я и девки. А наш лысый товарищ сидел на берегу и завидовал мне, что меня все любят. А его, лысого, нет. И вот как-то раз мы там кувыркались в воде, и одна из дам – ну совершенно случайно! – махнула рукой и своим длинным ногтем слегка прошлась по моей шее. Да так, что осталась этакая широкая красная полоса. Очень красноречивая царапина. Ну, точно от ногтя, ни с чем не спутать. И очень заметно, на самом виду. Объяснений дома было бы не избежать. И надо же было так случиться, что Ольга тогда была на сессии в Питере, тёща в санатории, и даже моя мама тоже где-то в отъезде. Просто - повезло, так повезло.
Нас с Костей несло, мы наливали и сыпали анекдотами. Наши жены все больше мрачнели и совсем не участвовали в этом веселье.
- Ой, Наташ, какие у тебя сережки красивые! – Оля перевела разговор.
- Оль, ты разве не видела их еще? Помнишь, мы в Италию с хором ездили прошлым летом, я там и купила. Классные, да?
- Да, очень оригинальные, необычные! – и давай разглядывать и примерять сережки – всё ж интереснее, чем слушать глупые истории этих двух донжуанов.

Утром в рамках генеральной уборки я уныло возил пылесосом вокруг дивана по ковру.
- Под ковром тоже пропылесось!
Я поднял стоящий в изголовье дивана торшер и задрал угол. На однотонной желтой тыльной стороне искусственного паласа обозначилась разводами большая старая клякса от чего-то пролитого на ковер сверху.
- О, смотри, Оль, следы чьего-то праздника!
- Да, помнишь? Мартини пролили, - на автомате вырвалось у Ольги. Потом она вдруг оглянулась на пятно резким взглядом, но тут же сменила выражение лица на равнодушное.
- Кто пролил? Какой мартини?
- Так вы же с Костей тут постоянно сидите на ковре, пьете и смотрите футбол.
- Оль, ты чего? Мы не пьем мартини.
- Ну, может не мартини, а что другое. Какая разница. Пролили и пролили. Высохло же, а сверху не видно.
- Ну, да. Какая там разница?
- Давай, пропылесось тут всё. Посуду я помыла, прибери. А мне пора ехать к твоим, помогать, готовить, стол накрывать. Надо же, у вас с отцом день в день дни рождения. Пока все отпразднуешь, устанешь. Ты часам к шести приезжай, не опаздывай.

Позвонила Ната. Она видела в окно, как Ольга садилась в такси. Сказала, что сейчас зайдет, Костя свалил куда-то на весь день, а нам надо бы поговорить.
- Так что это, говоришь, за дама из твоего цеха расцарапала тебе шею? Давай, колись, развратник.
- Натусь, да ты что, это старая история, и абсолютно без всякого подвоха. Иначе, стал бы я при Ольге это рассказывать?
- Да, вы, мужики, врать горазды! Что ты, что Костя.
- Ну, Натусь, не начинай! – я обнял её за плечи, притянул к себе. Почувствовал, что прощен. Мы скучали друг по другу, особенно вчера, весь вечер, сидя за одним столом и не имея возможности даже дотронуться рукой. Мы опустились на диван. Я зарылся лицом в её волосы, я шептал ей на ушко слова, все подряд, что приходили на ум.
Ухо кололось сережкой.
- Подожди, - она сняла сережки и положила на полочку торшера.

К шести часам вечера я приехал к родителям, там во всю шла готовка, стол был уже наполовину накрыт. Подтягивались первые гости.
Зазвонил телефон. Мама взяла трубку, чуть послушала и удивленно протянула трубку мне.
- Это тебя, кажется твой дружище.
- Да, - в ответ я услышал Мишкин голос. Дружище с какой-то странной интонацией собирался мне сказать нечто очень важное, но все никак не мог подобрать слов. Он уточнил наверняка, не рядом ли Оля, и не слышит ли она наш разговор. Потом, наконец, принялся объяснять, что случилось и почему он звонит.
- Шура, мне только что звонила Наташа. Она знает, что ты там, но не может позвонить напрямую твоим родителям. Поэтому, как крайний вариант, придумала позвонить мне, чтобы я позвонил тебе и сказал то, что нужно.
- Да что сказать то? Говори быстрее!
- Шура, не горячись. Ольги нет рядом? Тогда слушай. Она оставила свои сережки у вашего дивана на торшере, на полочке. Всё, молчи и не отсвечивай. Она только через меня могла тебе это передать. Сам понимаешь. Короче, сделай так, чтобы ты первый оказался в комнате и всё успел спрятать.

Вот он какой, мой дружище Мишка. Почти как брат. Этот не сдаст. Наташка сделала верный и единственно правильный ход. Я всё подливал жене шампанское и беспрерывно приглашал потанцевать.
- Ты сегодня, прямо, как был в юности, такой пылкий и влюбленный. А я уже начала думать, что ты ко мне совсем охладел. Пятнадцать лет женаты, а ты у меня всё так же хорош. Мне бы от тебя хоть чуточку побольше внимания, - Ольга о чем-то грустно вздохнула.  – И я была бы счастлива, как ни одна другая. И не лезли бы в голову разные глупые мысли.

Прошло какое-то время. Мы с Костей всё также частенько зависали с пивом у нас дома, и, сидя на ковре перед теликом, смотрели футбол. Вот и в тот вечер мы привычно расселись, накрыли поляну, нашли спортивный канал по кабельному и открыли по пиву. За окном валил снег. Ольга была дома, свернулась в кресле у окна, укрывшись пледом, и безучастно листала журнал. Потом спросила:
- Почему Мишку не позовете?
- Да, дружище в последнее время почему-то стал избегать нашей компании. Не досуг ему с нами тут сидеть. Не иначе, наш Мишель завел себе новую подругу, - выдал я предположение. Сам же себе и не поверил. Если бы у Мишки завелась новая подружка, уж кто-кто, а я узнал бы об этом первый. Хотя, и правда, после той глупой истории с сережками Миша, как будто, стал меня избегать. Ольга зло посмотрела в мою сторону.
- Сань, включи-ка свет, темно стало, ничего уже не вижу, - Костян старательно чистил пересушенную тощую воблу. – И принеси еще пива, я его в холодильник запихал.
Я потянулся было одной рукой к выключателю торшера, но не достал.
- Ща, барин, схожу-принесу.
С этими словами я поднялся.
- Да свет-то включи!
Я вернулся к торшеру, щелкнул выключателем, и, чтобы освободить руки, идя на кухню, решил было приткнуть свою открытую бутылку пива на шаткую полочку. Торшер угрожающе наклонился на своей тонкой длинной ножке.
- Ты что! Ты что! Не ставь туда, опрокинется, всё разольёшь! - Костя даже протянул руку в попытке, если что, поймать падающую бутылку. Потом вдруг зачем-то обернулся на Ольгу. Жена снова резко взглянула на меня, в её взгляде чувствовалось внимание зверька, сидящего затаившись в кустах буквально в пяти шагах от охотника. Она напряженно смотрела в нашу сторону.
- Да пофиг, - я равнодушно по-хозяйски махнул рукой. - Тут и так всё уже залито. Кто-то мартини пролил.
Блин, мартини! Меня осенила страшная догадка. Кто-то пролил мартини! Да не-е. Не может быть. Чтоб моя Ольга? Да не.
Видимо я на минуту завис в раздумьях, плохо соображая из-за очевидности и невероятности придуманной мною же самим ситуации. В телевизоре заревели трибуны. Кто-то досадно промахнулся, не попав мячом по пустым воротам. Костя чему-то хохотнул.
И тут взорвалась Ольга.
- Да вы уже достали меня со своим пивом! Весь ковер загадили! И нечего бутылки везде расставлять! Особенно на торшере. Не для того тут эта полка!
И зло так добавила, недвусмысленно обращаясь ко мне:
- Тут, разве что, только сережки можно снять и забыть.

Валил снег, засыпая следы машин и прохожих, скрывая дорожки от дома к дому. Весь город спал под одним белым одеялом.