Курьёз – странный, диковинный или смешной случай.
Словарь Ожегова С. И.
1. Вступление.
Пишущая братия, ссылаясь на свободу творчества, придумывает иногда самые невероятные истории, но реальная жизнь даст фору любой фантазии. Вот и мне однажды довелось стать свидетелем настолько диковинного случая, что расскажи мне о нём кто-нибудь другой, я бы не поверил.
2. Как всё начиналось.
В те далёкие советские времена я работал шеф-инженером на ЛМЗ - Ленинградском металлическом заводе - и находился в длительной командировке на Братской ГЭС, участвуя в монтаже турбин. Мне нравилась огромная молодёжная стройка, где бетон клали даже в сильные морозы, а гидроагрегаты входили в строй один за другим. Про Ангару и Байкал – и говорить нечего! Мне нравился Братск, новый город, вырастающий в тайге, как на дрожжах, куда приезжали известные артисты и певцы. В старом клубе «Комсомолец» молодой Кобзон исполнял «сибирские песни», тогда тоже ещё молодых, Пахмутовой и Добронравова. Позже в новом клубе, под тем же названием, выступал молодой поэт Евтушенко. Простуженный, в чёрном свитере, под гром аплодисментов, он читал поэму «Братская ГЭС», первая глава которой называлась «Владимир Ильич Ленин». А как забыть выступление легендарного Фиделя Кастро. Тысячи строителей ждали его на стадионе несколько часов. Специальный поезд из Иркутска опаздывал из-за частых остановок - люди из таёжных заимок и посёлков выходили к железной дороге, чтобы увидеть Фиделя. Ему приносили орехи и мёд, подарили медвежонка. Ждали не зря, его пламенная речь настолько вдохновила нас, что, казалось, скажи Фидель: – Вперёд, за мной – мы все кинулись бы за ним на любой бой. Вот такой Фидель Кастро был трибун!
Однако, всё хорошее рано или поздно заканчивается. И однажды, прилетев на завод, узнаю, что вместо Братска меня командируют на Череповецкую ГЭС. Коллеги сочувственно качали головами, рассказывая, какая там глушь и тоска. Но я был молод, мне нравилось ездить и летать в командировки. А узнав, что на ГЭС будут монтироваться первые в стране капсульные агрегаты – сомнения исчезли.
И вот уже вечерний поезд Ленинград – Вологда несёт меня в темень с Московского вокзала. Забравшись на любимую верхнюю полку, под тихий говор строителей из Череповца, я незаметно уснул. Утром, когда после мытья- бритья я вернулся в купе, мои спутники пригласили меня завтракать. На столе лежали курица, варёные яйца, бутерброды с колбасой и сыром - тогда в поездах было принято закусывать сообща, выкладывая на стол у кого, что было. Что-то выложил и я. Плотно позавтракав, и, выпив стакан чая, принесённый проводницей, я вышел в коридор покурить.
Вагон раскачивало, поезд шёл быстро. За окном стояла глубокая осень: проносились какие-то строения, деревья с опавшими листьями, размытые просёлочные дороги, телеграфные столбы, женщины с флажками на переездах.
Но вот справа задымили высокие трубы металлургического комбината, подъезжали к Череповцу. Мои попутчики вышли, поезд снова тронулся, и я, сидя, задремал. Разбудила проводница: - Шексна.
Спустившись по ступенькам из вагона, я огляделся и понял, что, несмотря на договорённость, меня никто не встречал. Было холодно, шёл дождь, и я пошёл погреться в небольшой зал вокзала. Люди, с мешками и сумками, сидели на деревянных скамьях, от круглой печи, обитой гофрированным железом, шло тепло. Полумрак, запах дыма, потрескивание дров - в этом зале я просидел, около часа.
Наконец, появился молодой парень в брезентовом плаще, он взял мой чемодан и пошёл к выходу. Снаружи стояла видавшая виды полуторка, в кузов которой шофёр забросил мой чемодан. Я залез в кабину, и мы поехали. Грузовик натужно ревел, проваливаясь в колеях, заполненных грязью, дождь хлестал в ветровое стекло. Вскоре, мы въехали в небольшой посёлок, по обеим сторонам дороги стояли разношерстные дома. Справа, метрах в десяти, от дороги, начался и долго тянулся высокий забор с колючей проволокой по верху. Грузовик повернул налево и остановился у общежития - двухэтажного деревянного здания. Открыв дверцу кабины, я спрыгнул вниз и по щиколотку ушёл в грязь. Шофёр выругал меня за поспешность, вытащил чемодан из кузова и вошёл в здание. Я последовал за ним и оказался в середине длинного коридора, напротив лестницы на второй этаж. С обеих сторон в коридор выходили двери, одну из них, справа от лестницы, мне открыли. В комнате, начиная от окна, вдоль стен стояли две застеленные кровати с тумбочками. Слева от входа - платяной шкаф, справа – зеркало, стол и два стула. В этой комнате, с небольшими перерывами, мне предстояло жить больше года.
3. Глухое место.
Уже через несколько дней, я понял, что здесь не Братск, здесь другая стройка и другая жизнь. А как, если не глухим, назвать это место? Вечно серое небо, неказистые постройки и сараи; разбитые дороги, пыльные летом и заваленные снегом зимой. Место, где осенью шли долгие дожди, когда казалось, что кроме дождя и липкой грязи ничего нет. Где, деревянные мостки, сколоченные кое-где для пешеходов, были единственным спасением от грязи, не считая резиновых сапог. В грустную картину органично вписывались, находящиеся в округе, шесть исправительно-трудовых колоний (один – женский), в которых отбывали сроки уголовники всех мастей. Один из таких лагерей находился рядом с нашим общежитием: бараки, высокие заборы в два ряда, с колючей проволокой по верху, вышки с автоматчиками и прожекторами. Заключённые, или, попросту, зеки, работали на лесопильном заводе и в различных мастерских. Можно было видеть, как серо-зелёные колоны заключённых шли по дорогам под охраной автоматчиков и собак. Утром - на работу, вечером – обратно в лагерь.
И надо же случиться, что именно в таком месте, на реке Шексна, начали строить Череповецкую ГЭС, примыкающую к шлюзу №7 знаменитого Волго-Балтийского канала. Строительство ГЭС и модернизация шлюза №7 входили в реконструкцию канала, проводившуюся последние несколько лет. Строителей не хватало и на земляных и строительных работах использовались заключённые близлежащих лагерей. Работали заключённые на шлюзе №7 и на Череповецкой ГЭС.
К моему приезду строительство шлюза №7 было окончено, а на ГЭС монтажные работы только начались. Они шли медленно - не хватало квалифицированных монтажников, сюда никто не хотел ехать. К тому же, конструкция агрегата была новой, и технология монтажа отрабатывалась по ходу работ. Старший прораб монтажного треста «Спецгидромонтаж» (СГЭМ) Евгений Константинович, пожилой уже человек, нервничал. График работ срывался, совещания шли каждый день. Через пару недель ситуация улучшилась – приехали опытный бригадир, ещё один мастер, и с десяток монтажников. Занял соседнюю комнату в общежитии мой начальник, Владимир Фёдорович, опытный инженер, монтировавший турбины ещё до Отечественной войны. Появился сосед и в моей комнате, Володя, инженер с завода, на год младше меня.
4. Зона на Череповецкой ГЭС.
Зона на Череповецкой ГЭС представляла собой территорию, огороженную с 4-х сторон заборами с колючей проволокой. Заборы шли со стороны водохранилища, вдоль насыпи шлюза и вдоль реки Шексна. С четвёртой стороны в середине забора располагался контрольно-пропускной пункт (КПП) - ворота для автомашин и прохода зеков, и вход для гражданских лиц. По углам зоны - вышки с часовыми, снаружи зону обходили патрули с собаками.
Внутри этой огороженной и охраняемой территории заключённые использовались для проведения строительных работ..
К КПП зеков привозили на грузовиках, в кузовах которых на скамьях сидели зеки; на каждой скамье - по пять-шесть человек, спинами к кабине. На скамье у кабины лицом к зекам - двое солдат с автоматами и собака. Открывался задний борт, и, по команде, с последней скамьи, один за другим, зеки спрыгивают на землю. По команде, спрыгивают зеки со следующих скамей, на земле они строятся в колонну, окружённую солдатами с автоматами и собаками на поводках. Также разгружаются остальные грузовики, всё идёт быстро и чётко, слышны только команды и злобный лай натасканных собак. Зэков пересчитывают, офицеры обмениваются расписками - «сдал - принял». Грузовики уезжают, и через ворота КПП колонна зеков идёт в зону.
Помню сложные чувства горечи и стыда, охватившие меня, когда я впервые увидал, как людей, словно животных, загоняют в загон в окружении собак и под дулом автоматов. Эти чувства долго не покидали меня, но, в конце концов, прошли.
Я не боялся работать в зоне, хотя знал, что там нет солдат и надзирателей. Да и слухов всяких наслушался – зальют, мол, в бетон, ищи потом! Да и советов было много, но я запомнил главный - ничего из зоны не выносить, ничего
не приносить. Запомнился первый проход в зону через вход на КПП, похожий на двухкамерный шлюз. Входишь в тамбур, за спиной с лязгом закрывается дверь. В окошко слева называешь фамилию и отдаёшь пропуск, дверь впереди открывается, и входишь во второй тамбур. Сзади лязгает закрываемая дверь, и охранник открывает дверь из второго тамбура в зону. Всё просто и надёжно.
Утром, как правило, короткое техническое совещание в комнате специалистов ЛМЗ в здании дирекции, расположенном в сорока метрах от КПП. На самой ГЭС привычная картина: бетонные стены с торчащей арматурой, узкие проходы и опасные проёмы; строительный мусор под ногами и запах бетона; работающие строители и монтажники. Знакомая симфония монтажных работ: грохот пневматических молотков и кувалд, шум компрессора и шипение сжатого воздуха, треск и сверкание сварки, завывания передвигающего крана над головой.
5. Знакомство с бригадиром.
В первые дни, как и ожидалось, зеки одолевали меня просьбами принести папиросы и чай - два основных товара, ценившихся в зоне. Предлагали деньги, резиновые сапоги и новую рабочую одежду, шившуюся в женском лагере: ватные куртки, брюки, брезентовые плащи. Следуя советам, я отказывался, и зеки отстали от меня. Но когда я начал съёмки монтажа, начались просьбы сделать фото на память. Я отказывал, но один зек не унимался. Всё чаще и чаще, он попадался мне с просьбами в тёмных и безлюдных местах, каких на ГЭС было в избытке. Это уже походило на угрозы. Что делать? Отказаться - опасно, пожаловаться охране - бесполезно, она - снаружи. Согласиться - нарушить закон, да и от зеков потом не отбиться. И я организовал встречу с бригадиром зеков.
Бригадир, по-лагерному, бугор, крепко сложенный человек, лет сорока, появился в сопровождении молодого красивого парня восточного типа, бывшего чем-то, вроде, ординарца. Наш разговор начался в шахте агрегата и продолжился с чаем в комнате ЛМЗ. Бригадир внимательно слушал наши рассказы о первом для завода капсульном агрегате, о монтаже, о наших проблемах. Под конец я попросил помочь бригадира избавиться от настырного зека. Его ответ был коротким и обрадовал меня: - Делайте свои фотографии, мешать никто не будет.
И слово своё бригадир сдержал. Надоедливого зека, если я и видел, то только издалека. И с просьбами больше не приставали. Забылось имя бригадира, но осталось впечатление сильной и волевой личности. Он “держал зону”, зеки его боялись и слушались беспрекословно. Бригадир не терпел возражений, и, не задумываясь, пускал в ход кулаки. Бригадир, как и многие зеки, был способен на неожиданные поступки. Однажды, из-за ошибки строителей, пришлось рубить бетон в отверстиях под шпильки статора турбины. Непривычная для монтажников работа шла медленно и, как всегда в таких случаях, собралась толпа зеков. Появился и бригадир. Какое-то время он наблюдал за работой, потом выругался, скинул куртку и шапку на руки ординарцу, и, схватив рубочный молоток, с ожесточением начал рубить бетон. Работал бригадир не жалея сил, и, минут через двадцать, всё было кончено. Вспотевший бригадир отдал монтажнику молоток, оделся и сказал: – Вот так надо работать. А, что, если бы меня ещё и мясом кормили? И, явно довольный, он удалился.
6. Питание в зоне, немного о теплоходах.
Не знаю, как кормили зеков по утрам и вечерам в лагере, но в зоне их кормили плохо. Еду привозили на грузовике в молочных бидонах. На первое - щи из капусты и супы из круп, мяса, практически, не было, правда, на поверхности плавали какие-то жировые блёстки. На второе - различные каши, иногда макароны. Тоже без мяса. На третье – жидкий компот или не очень сладкий чай. К тому же, пища в бидонах даже летом была остывшей, и зеки разогревали бидоны на кострах. Жаловались зеки и на хлеб, в который стали добавлять кукурузу. Ухудшение питания произошло в годы «хрущёвской оттепели». Зеки говорили, что в пятидесятые годы на Волжских ГЭС их кормили лучше, не было таких ограничений в получении писем и посылок из дома. У зеков были специальные книжки, куда заносилась их зарплата, по ним можно было купить продукты, папиросы и чай; выходя на свободу, зеки имели какие-то деньги. Практиковалось досрочное освобождение за добросовестный труд. Что так было на «сталинских стройках коммунизма», я слышал и от моих старших коллег, работавших на этих стройках.
В тёплое время года, через шлюз по речным маршрутам «Ленинград – Москва» и «Ленинград – Астрахань» проходили комфортабельные пассажирские теплоходы. Чтобы посмотреть шлюзование, на палубы выходили многочисленные пассажиры. И представьте себе, какую фантастическую картину сверху наблюдали пассажиры: внизу, под откосом шлюза, горят костры, вокруг них снуют и сидят люди в куртках и ватниках. И всё это окружено заборами с колючкой и вышками с солдатами. Не менее впечатляющая картина наблюдалась и из зоны, особенно, по вечерам. По мере заполнения шлюза водой, вверху над откосом, медленно вырастал огромный, ярко освещённый теплоход, гремела музыка, на палубах толпилась нарядная публика. Неизвестно, что чувствовали заключённые в такие минуты, но внешне они оставались безучастны, и продолжали греться и чифирить у костров. Для нас же теплоходы из Ленинграда были местом, где во время их остановок перед шлюзом можно было купить пиво - «Жигулёвское» в бутылках.
7. Жизнь – не только работа.
Конечно, стройка и монтаж на ГЭС были главным, ради чего мы приехали в это глухое место, жили в не обустроенном общежитии, месили грязь сапогами и работали в зоне. Но наша жизнь, как и везде, состояла не только из работы.
На втором этаже общежития по вечерам мы смотрели чёрно-белый телевизор. Особенно много народу набивалось в комнату, когда показывали хоккейные матчи.
Рядом с общежитием находился небольшой клуб, где показывали фильмы. Я часто бывал в библиотеке при клубе, в которой, имелось неплохое собрание книг, в том числе, дореволюционных, была даже энциклопедия Брокгауза. Похоже, многие книги попали в библиотеку после революции из разорённых помещичьих усадеб.
Вечерами, в комнате общежития на катушечном магнитофоне я слушал уроки английского языка и песни популярного тогда Булата Окуджавы: «Король», «Полночный троллейбус» и другие песни 50 – 60-ых годов, лучшие в его творчестве.
Недалеко от общежития была столовая, куда, как и в клуб, были проложены деревянные мостки. Мы любили эту столовую. Готовили в ней симпатичные и добрые женщины, говорившие по-вологодски сильно окая, что для меня поначалу было в диковину. В столовой всегда пахло испечённым хлебом, он горками лежал столах. В те времена, хлеб в столовых был бесплатным - ешь, сколько хочешь. Блюда из местных продуктов, были вкусными и свежими, а порции - большими. А какие пироги и пирожки пекли эти женщины! Сметана и молоко были выше всех похвал, а иногда нам перепадало знаменитое вологодское масло. Оно, как правило, в бочонках поставлялось на экспорт. Вкус и аромат этого масла помнится до сих пор. Увы, уже нет таких коров и таких лугов, чтобы делать такое масло.
И, конечно, большой отдушиной для нас была рыбалка. Каждое воскресение – тогда был один выходной и шестидневная рабочая неделя по семь часов - обитатели общежития двигали на рыбалку. Летом - на реку и на водохранилище. Зимой рыбачили на льду водохранилища, где можно было, часа за три, наловить ведро рыбы, правда, не очень крупной. За крупной рыбой на грузовике ездили
на озеро Белое. В кузове с нами ехали местные охотники с собаками. Они вылезали раньше, на обратном пути мы подбирали их с подстреленными зайцами. По снежной дороге мы проезжали опустевшие деревни, по сторонам стояли деревянные, часто, двухэтажные дома, украшенные затейливой резьбой.
Позже, читая «Чёрные доски» Солоухина, я вспоминал эти заброшенные вологодские деревни. На озере Белом мы ловили больших окуней, они с трудом проходили через лунки. На «кружки» умельцы ловили крупных щук. В такие дни в общежитии вкусно пахло рыбой.
8. В нашей зоне порядок, в лагерях случались побеги.
Мы вели монтаж оборудования, и всегда рядом с нами были зеки: они «вязали» арматуру, ставили опалубку и клали бетон. Они сновали взад-вперёд по всей зоне, что-то делали, что-то таскали, чистили территорию и разводили костры. Они были повсюду. Зеки убирали наши комнаты, и мы не запирали столы и шкафы, зная, что они откроют любой замок.
Конечно, всё это, особенно в начале, беспокоило и действовало на нервы. Ведь, это были уголовники различных мастей - воры, грабители, бандиты, отбывающие сроки за свои преступления. А уголовники – народ особый, у них свои законы, иногда очень жестокие, своя мораль и особые взгляды на жизнь. И вот на небольшом пространстве их уголовная жизнь пересеклась с нашей обычной, человеческой жизнью. И ничего страшного не случилось, работа шла нормально, по графику, без скандалов и происшествий. В зоне было спокойно, что устраивало и администрацию лагеря, и зековских вожаков, возможно, даже была негласная договорённость между ними. Администрация, хотя и привозила в зону зеков из лагеря строгого режима (сроки - не менее десяти лет), но только тех, кому оставалось до выхода на свободу один, два года. Это - чтобы не было смысла бежать или нарушать порядок. В самой зоне, как видно из случая с моими фотографиями, нужный порядок наводил бригадир. Ему, наверняка, помогали другие авторитеты из лагеря. Их устраивало, что в зону проносились табак, чай, водка и деньги и всё это могло потом попадать из зоны в лагерь. Зеки в зоне пользовались определённой свободой, легко доставали чай и табак, спокойно чифирили, и грелись у костров. Администрация лагеря, ради обеспечения порядка и нормальной работы, смотрела на эти небольшие вольности в зоне сквозь пальцы.
В результате, за год с лишним, в зоне не было каких-либо нарушений, не было побегов.
А из лагерей побеги случались, был такой побег при мне. Однажды ночью вооружённые солдаты, разбудили нас. Стуча сапогами, они входили в комнаты общежития, открывали шкафы, светили фонарями под кроватями и с шумом ушли. А утром от зеков мы узнали о побеге. Бежали из лагеря, недалеко от нашего общежития, через вырытый подземный тоннель, длиной в несколько десятков метров. Побег удался, бежавших не поймали. Но так бывало редко.
При обсуждении этой темы, зеки говорили, что убежать из лагеря, или из зоны, в принципе, можно. А вот дальше без помощи извне не обойтись. Ведь, в случае побега всё перекрывалось и контролировалось - дороги, вокзалы, машины, автобусы и поезда. Надо было быстро покинуть место побега, нужны надёжные документы и надёжное жильё. А, главное, нужно иметь много денег. Тогда имелся шанс быть не пойманными.
9. Среди зеков тоже есть незаурядные люди.
Вскоре, стало понятно, что зеки не опасны для нас. Более того, некоторые из них начали общаться с нами и рассказывать про свою жизнь. К сожалению, не,всегда правдиво, например, на вопрос, за что посадили, отвечали одно и то же: - посадили по ошибке, подставили. Но они же, охотно рассказывали про своих коллег. Именно так, я узнал, что неприметный старичок, подметавший пол в нашей комнате, сидел за убийство. А по виду не скажешь - тихонький такой был старичок!
Надо отметить, что среди зеков попадались явно незаурядные люди, которые, по тем или иным причинам, стали на путь преступлений. Бригадир – яркий пример таких людей. Другой зек, пользующийся в зоне большим влиянием, был неплохим предсказателем, его прогнозы были всегда верны. При мне, про освободившегося зека, он сказал: - Скоро Петька опять в зоне будет, попадётся по глупости. И, действительно, через пару-тройку недель, этот несчастный Петька, с побитой физиономией, опять оказался в зоне. Пьяным в Ленинграде, он разбил стекло в ресторане, и получил три года, как имевший судимость.
В критические ситуации, некоторые зеки, особенно, в условиях всеобщего внимания, способны на необычайные, порою, рисковые, поступки. Они подобны артистам, присутствие зрителей их вдохновляет. Этим можно объяснит поступок бригадира, который, в окружении толпы, начал в каком-то порыве рубить бетон. Помнится и другой случай. В сильный дождь крупную деталь турбины опускали на место, и она зацепилась за арматуру, выступающую из бетона. И вдруг, какой-то зек, рискуя жизнью, цепляясь за мокрую арматуру, полез по бетонной стене вверх. Без ватника и шапки, он быстро промок, но упорно продолжал подниматься. Ему удалось отцепить деталь от арматуры и благополучно спуститься, под крики собравшейся толпы. Но самый громкий, поистине, героический поступок, совершили зеки позже, зимой. Но, прежде чем перейти к этому эпизоду, пора рассказать о Пашке, главном герое моего повествования.
10. Пашка - дурак.
Пашка, без сомнения, был незаурядной личностью. Правда, клички у него, на первый взгляд, были какие-то нехорошие: Пашка - дурак, и, даже, Пашка – идиот. Но, клички эти, скорее всего, он получил за свои неординарные поступки, непонятные для большинства его коллег-сидельцев, обычных уголовников.
Будучи художником и артистической натурой, Пашка выделялся среди зеков. Общительный и подвижной, он быстро сходился с людьми, любил поговорить.
Пашке было лет тридцать пять, и из разговоров с ним я узнал, что сидит он уже второй раз. Первый раз он сел, когда работал гравёром на Ленинградском монетном дворе. Для орденов там применялось золото, контроль был строгий, учитывалась даже золотая пыль. По его словам, мастер свалил на Пашку вину за перерасход такой пыли. Второй раз Пашка сел за что-то, связанное с хищением, то ли медалей, то ли монет. И опять, по его словам, посадили по ошибке. У Пашки было хобби – из проволоки и ниток он делал замечательные искусственные цветы, пользующиеся большим успехом. На этой почве мы и познакомились - он попросил привезти из Ленинграда цветные нитки-мулине. Взамен, обещал сделать тюльпаны, цветы, которые мало кто делал. Я, до сих, пор жалею, что не привёз ему мулине.
То, что Пашка хорошо рисовал, принесло ему большую пользу. В те годы было принято к торжественным дням и датам выпускать стенгазеты. У монтажников СГЭМа рисовать было некому, обратились к Пашке. За оформление монтажной стенгазеты он стал единственным зеком в зоне, работающим на монтаже. Это резко повысило Пашкин статус. И неважно, что его работа заключалась в чистке болтов и гаек от заводского солидола с помощью керосина и тряпок. Главное, что противень, в котором Пашка чистил крепёж, находился в здании, для сборки генератора. В результате, Пашка знал все монтажные новости, а, участвуя в выпуске стенгазеты, сильно поднаторел в политической риторике. У Пашки появилось много свободного времени, его физиономию можно было увидеть повсюду.
11. И зеки могут быть героями.
Зимой, в разгар монтажа, с направляющего колеса строительного башенного крана сошел трос. Остановились строительные и, частично, монтажные работы.
Поправить трос на такой высоте, можно было с помощью другого крана. Но его не было. Добраться туда можно было по стреле крана, да уж больно узка была эта стрела. Да и ползти по ней метров двадцать в тридцатиградусный мороз и сильный ветер было очень опасно. Строительное начальство пошло совещаться, а я пошёл в машзал, где шла сборка узлов турбины.
Когда я вышел из машзала наружу, у башенного крана толпился народ. Все смотрели вверх - по стреле крана, обхватив её руками и ногами, медленно ползли два зека, один - впереди, другой, на метр, сзади. Не знаю, почему они полезли, но заставить их сделать это никто не мог. Чем дальше зеки лезли по стреле, тем сильнее порывистый ветер трепал их одежду, тем медленнее они ползли. Было холодно, да и смотреть было страшно, в любой момент зеки могли сорваться с обледенелой стрелы. И я ушёл на доклад шефу.
Спустя час, стало известно, что зеки поправили трос и благополучно спустились вниз. Их встретили громкими криками, главный прораб стройки увел героев к себе в прорабку, где их переодели, накормили и дали горячего чая. Правда, свидетели утверждали, что для согрева им дали выпить водки, а горячие головы пошли ещё дальше, говоря, что героям якобы дали бутылку водки с собой. Но в зоне строгого режима можно было услышать и не такое! Главное, что стройка не встала, а эти зеки, благодаря Пашке, позже прославились на всю Вологодчину. Как и сам Пашка!
12. Пашка - целый театр.
О случае с краном начали уже забывать, как в зоне вдруг появился журналист областной молодёжной газеты «Вологодский комсомолец». Многие, в том числе и я, видели его в зоне с фотоаппаратами на груди. Как и полагается, попав в зону, журналист, пришёл к главному прорабу стройки. Тот был сильно занят, и спровадил его прорабу. Тот тоже был занят и, спустя какое-то время, передал его мастеру. Мастер походил с ним немного, потом его куда-то позвали и молодой журналист остался в зоне один. Но, журналист, да ещё с фотоаппаратами, не мог остаться в зоне без внимания. И, конечно, первым, кто подошёл к несчастному журналисту, был Пашка. Как потом стало известно, Пашка представился журналисту монтажником из Ленинграда, добровольно приехавшим на эту комсомольскую стройку. Он говорил о трудностях, о новом агрегате, о том, что он и его друзья приложат все силы, чтобы этот глухой угол наполнился электричеством и новой жизнью. Он много чего наговорил, но не остановился на этом. Пашка подвёл к журналисту тех самых двух зэков, лазавших на кран, и представил их своими друзьями, комсомольцами-добровольцами. Он красочно поведал, как зимой, в мороз и ветер, рискуя жизнью, его друзья полезли по стреле крана и стройка не остановилась.
Трудно понять, почему журналист поверил всему, что наговорил ему Пашка.Разве, получая задание в редакции, он не знал, куда едет? А, войдя в зону, разве он не видел заборы, колючку и вышки с часовыми? Позже, мы обсуждали эту ситуацию, как такое могло случиться?
Конечно, журналист был виноват сам; конечно, были виноваты и те, кто его послал; были виноваты и строители, бросившие журналиста одного в зоне. Но, думаю, больше всех в этом был виноват Пашка, который, как большой артист, блестяще сыграл свою роль комсомольца из Ленинграда, по зову сердца, приехавшего в эту глушь, и убедил журналиста в этом. И журналист поверил в эту полуправду, ведь, среди монтажников, действительно, были ленинградцы, были и комсомольцы. Так почему Пашка и его друзья не могли быть ими? И сказанное Пашкой о случае с краном, наполовину тоже было правдой - ведь подвиг был, другое дело, что героями были зеки. Но Пашка, в своей роли, был так достоверен и убедителен, что молодой журналист поверил Пашке во всём.
О чём ещё они говорили, никому неизвестно. Известно, что журналист сделал много снимков, в том числе, Пашки и его друзей и отбыл в Вологду.
13. Невероятная статья в газете.
Через неделю после отъезда журналиста, знакомый монтажник принёс мне в общежитие газету «Вологодский комсомолец». Я храню эту газету до сих пор, она небольшая, всего четыре страницы малого формата. Внизу, на первой странице, жирным шрифтом напечатано – на 4-ой стр. см. «Репортаж с ударной комсомольской стройки». Прочитав четвёртую страницу газеты, я глазам своим не поверил. В статье говорилось об ударной комсомольской стройке, о подвиге, совершённом в сильный мороз комсомольцами из Ленинграда, были напечатаны их фотографии и фамилии! На самом деле это была зона строгого режима и героями были зеки, а не комсомольцы! Фотографии и фамилии тоже были зеков. Для того времени, такая статья была просто невозможной, её не могло быть. Но статья была и была напечатана! Единственной правдой в статье было то, что в мороз и ветер, два человека, с риском для жизни спасли стройку от простоя. Так как о подвиге уже напечатали, и газета разошлась, власти проявили благоразумие, шума не подняли, опровержения не дали. Наверху решили, что героический поступок, описанный в статье - хороший пример для молодёжи, и неважно, кто его совершил. Прочитавшие статью, наверняка, поверили в случившееся, зачем же их разубеждать? Возможно,поэтому всё обошлось благополучно для Пашки, и для лже-комсомольцев. Они не были наказаны и продолжили работать в зоне. Не наказали строителей и охрану зоны. Сняли с работы главного редактора и молодого журналиста газеты «Вологодский комсомолец». Возможно, были приняты и другие меры.
Вообще-то, эта статья даёт хорошую пищу для размышления – о том, как близко друг от друга, находятся ложь и правда; как современные СМИ используют эту возможность; и насколько можно верить тому, что мы читаем и видим.
14. Пашка и кино.
После скандальной статьи Пашка не утихомирился, и именно, мне довелось не дать Пашке прославиться ещё раз. По случаю доставки вала турбины на ГЭС, к нам приехала бригада вологодского кино. Шеф поручил мне заняться с ними, так как он не любил такие дела. Киношники знали о случае с «Вологодским комсомольцем» и очень боялись, чтобы Пашка не попал в объектив. Вал турбины в горизонтальном положении стоял внутри временного помещения, которое мы проверили и закрыли на задвижку единственную дверь. Несколько монтажников, я и ведущий передачу стояли с одной стороны вала, с другой стороны расположились два оператора с камерой. Началась съёмка, и я уже несколько минут отвечал на вопросы ведущего, когда почувствовал, что на моё правое плечо что-то давит. Посмотрев вправо, я с удивлением увидел на плече голову Пашки, с выражением заинтересованности на лице. Съёмку остановили, сцена была ещё та: - ”К нам едет ревизор!“ Пашку вывели наружу, съёмку начали снова. Эпизод с валом был показан в вологодских новостях, Пашки там не было.
15. Последний выход Пашки.
Последний раз талант Пашки проявился, когда на ГЭС приехали три конструктора с «Электросилы». Когда конструкторы вошли в здание по сборке генератора, Пашка, копошившийся у противня с крепежом рядом с дверью, опередив нас, направился к ним. Вытирая руки ветошью, он сказал: – Я Павел, работаю слесарем в СГЭМе, приятно познакомиться. Далее Пашка сказал, примерно, следующее: - Товарищи инженеры, я простой монтажник и должен Вам сказать, что качество оборудования вашего предприятия находится не на должной высоте. Бывает, что присылаемые болты и гайки имеют забитую резьбу, иногда, резьба не нарезана до конца. Показав рукой на противень, Пашка продолжал: - Вот и приходится нам, монтажникам доводить резьбу до кондиции на монтаже. А, ведь, это - дополнительные работы и затраты, да и время на это много уходит. Вы, конечно, знаете, что состоявшийся недавно Пленум ЦК КПСС, уделил значительное внимание проблеме качества. Мы все, и инженеры, и рабочие, обязаны поднимать качество своей работы. Думаю, что ваши представители на ГЭС расскажут Вам и о других проблемах вашего завода, и надеюсь, Вы это учтёте в дальнейшей работе. Пашка говорил с вдохновением и явно наслаждался - три заслуженных конструктора слушали его с большим вниманием. - Давайте посмотрим нашу стенную газету - Пашка направился было к висевшей на стене стенгазете, но тут, очнувшись от его наглости, подоспели мы и увели Пашку.
Так закончилась моя последняя встреча с Пашкой. Я не знаю его дальнейшую судьбу, но очень жаль, что такие одарённые и талантливые люди, как он, пошли не по тому пути. Вскоре, строительные работы закончились и всех заключённых убрали с территории ГЭС. Испытания, пуск и сдача агрегата в эксплуатацию прошли без них.
16. Эпилог.
Первый в России капсульный агрегат успешно работает до сих пор, как и другие три агрегата, смонтированные позднее. Я же после сдачи в эксплуатацию первого агрегата, уехал на Саратовскую ГЭС, строящуюся на Волге. Мне довелось работать на многих ГЭС, и могу сказать, что Череповецкая ГЭС, которая теперь называется Шекснинской, была последней ГЭС в нашей стране, где в качестве строителей использовались заключённые. И мне захотелось рассказать об этом, мало кому известном факте. Другой причиной, подтолкнувшей меня к этому рассказу, стала дерзкая попытка побега заключённых из лагеря с помощью вертолёта. Об этом писали газеты, показывало телевидение. Попытка эта случилась в тех же вологодских местах, и, возможно, в том же лагере, где, много лет назад, отбывали свой срок Пашка и другие фигуранты моего рассказа.
Сейчас другие времена, другие нравы, но неожиданные курьёзы, как видим, случаются во все времена.