Советский шейх и его гарем

Гунки Хукиев
   В 1974 году Шери женился в очередной раз. На сей раз женой его стала вдова известного чеченского шейха по имени Вис-хаджи Загиев из Атбасара Целиноградской области Казахской ССР. Кто они Висхаджинцы и как наша односельчанка стала одной из сорока жён... в гареме шейха в советское время?
Постараюсь объяснить кратко.
 
Помню по рассказам старших, что братство это возникло во время расцвета эпохи атеизма, при самом Брежневе, когда он был вторым, а потом и первым секретарём ЦК КП Казахстана в 1950-ые годы и даже был награждён медалью «За освоение целинных земель».
Мюридизм Висхаджинского толка распространился среди сосланных в Казахстан чеченцев и набрал там полную силу в то время, когда пост первого секретаря ЦК КП Казахстана занимал Динмухамед Ахмедович Кунаев.

Дин - вера, Мухаммед (с. а. в.) – самое святое имя для мусульман. Так что тут имя главного казахского партийного вождя и дела в его епархии с атеизмом не стыкуются. Тем более, как мы сами являемся свидетелями того времени, на Кавказе религию преследовали везде и всюду.
Напомню, что "мюрид" – это мусульманин, который принимает на себя определённые обязательства перед устазом (духовным наставником, учителем). Он должен подчинить свою волю воле Аллаха, а также воле своего устаза.
Религиозное общество, учреждённое учителем Вис-Хаджи Загиевым стало ответвлением от общества его учителя Чин-Мирзы. Загиев начал свой путь проповедника в окрестностях казахстанского города Атбасара, поэтому его называли Атбасарский шейх.

Вис-хаджи Загиев умер в 1973 году, но его мюриды функционируют и поныне в Чечне. Ни в какие политические игры они не играют, и ни одной власти, которых в Чечне было немало, они из себя проблем не делали. Мюриды Висхаджи живут в разных сёлах, являются представителями разных родов, но относятся друг другу по-братски нежели к родным по крови. Если бы все люди относились друг другу как они, то в мире не было бы никаких войн, проституции, и других цветных явлений.

В быту они ведут строго замкнутую жизнь и отделяются даже от остальных, скажем так, традиционных мусульман. Поют религиозные назмы (песни) под аккомпанемент самодельной скрипки, которую при игре держат вертикально, и отбивают музыкальный ритм с помощью бубна (жирг1а). Это называется зикр. Во время обряда зикра присутствуют и женщины, что исключено в других течениях тариката. И праздных любопытных к себе не допускают.

Одежда их в корне отличается от одежды современного чеченца, здесь наблюдается консерватизм в высшей степени – такую одежду носили наши предки. На голове белые бараньи шапки, на ногах белоснежные носки, с заправленными штанинами. Они надевают белую одежду, с застёжками вместо пуговиц. Такую одежду они шьют сами и никаких пуговиц не признают. И такое облачение в летнюю жару.

Зимнее верхнее пальто наподобие черкески, только без газырей и кинжала, вокруг шеи повязывают шерстяной башлык. Пищу принимают только приготовленную своими женщинами, из собственной посуды. Браки заключают только внутри вирда. Мюриды до сих пор неукоснительно преданы своему устазу и его огромной семье.
Хоронят усопших по канонам Ислама, но с некоторыми добавлениями устава, предначертанными устазом Висхаджи.

В Чечне их называют Висхаджинцами. Они отличаются от остальных, и чеченцы относятся к причудам Висхаджинцев скептически, но как к приверженцам Ислама претензий к ним нет – уважают их выбор.

А в Казахстане, где зародилось это братство, в труднейшие годы высылки, Висхаджинцы трудились на целинных землях колхозов, что называется, как быки на пашне. Они любили колхозную землю как собственную, поэтому она, родимая, не подводила своих пахарей и сеятелей. На колхозных фермах, где трудились их женщины, были чистые коровники, ухоженные коровы давали высокие удои. Хозяйство, где ударно трудились Висхаджинцы, брали на себя самые повышенные обязательства, и с честью их выполняли. Соответственно село, район и область процветали, а председатель колхоза ходил в Героях. Да и колхозники не жаловались.

Каждый чеченец кто вступал в хозяйственную артель Висхаджи, обязательно получал подъёмные в натуральном виде. Всем миром новому мюриду строили дом, дарили корову, птицу, помогали завести собственное хозяйство, а он был обязан выполнять наставления своего устаза. Для этого у них был прозрачный фонд, заполняемый самими мюридами по собственной воле. А в Чечне сплошная безработица, колхозы им. "напрасный труд", частное хозяйство завести невозможно, и семьи большие.

В коллективе каждого советском колхоза была своя штатная единица - парторг (партийный организатор), своего рода комиссар на производстве, в круг обязанностей которого входили:
а. борьба с инокомыслящими колхозниками;
б. борьба с религией, как с "опиумом для народа";
в. ну, и слежка за председателем колхоза, чтобы он строго следовал по партлинии.

А в Чечне мусульмане плевать хотели на штатную инструкцию платного атеиста, и прямо на полевом стане, на полчаса, демонстративно становились на полуденный намаз. И что он мог сделать? Других колхозников у него просто не было. Поэтому парторг сам прятался подальше от "опиума", чтобы кто-то не накатал на него самого жалобу. О том, что в таком-то колхозе такие-то колхозники молились в присутствии такого-то парторга. И «аллес капут» парткарьере нашего бедного парторга.
Там, наверху, куда поступали подобные жалобы, все прекрасно знали, что парторг беспомощен, но есть сигнал, то есть донос, а сигнал куда важнее человеческой судьбы. Даже на анонимный сигнал были обязаны реагировать, иначе на него самого донесут, и так далее, до самой верхушки. А колхозникам терять, кроме колхозных цепей, нечего.

Но здесь, в Атбасаре Казахской ССР, партийно-хозяйственных руководителей района, у которых также в "облике морали" ничего святого кроме марксизма-ленинизма не должно быть, не волновали бытовые дела некоренных мусульман колхозников. Чеченцы-то не местные, эРСеФэСеРовские, отсталые. Своих-то казахов мы перековали, толком не знают, в какую сторону Богу молиться, у наших взгляды передовые, прогрессивные.

Другой отчётности, других оправданий перед органами у районного руководства и быть не могло. Слишком примитивно, открыто поступала партия со своим народом.
Это при полноценном и единственном в своём роде члене Политбюро ЦК КПСС с 1971 года, он же руководитель ЦК КПК. И это ещё не главное: Кунаев – любимец дорогого нашего Леонида Ильича, трижды Герой СоцТруда.

А мюриды Вис-хаджи Загиева выполняли и перевыполняли план. А то, что братство демонстративно показывало своё отношение к Исламу, к Вере, им было по барабану. От Висхаджинцев не было никакого экстремизма, радикализма, кроме проповедей, что всякая власть от Аллаха, и они обязаны служить ей верой и правдой. Об этом знало высшее руководство республики, которое награждало их орденами и медалями, выделяло им для частного пользования автомашины – "Москвичи" и "Волги".
После смерти своего устаза Вис-хаджи они стали возвращаться домой в Чечено-Ингушскую АССР, а после развала Союза все вернулись на свою историческую Родину. Но и здесь не изменили своим принципам – также как было при устазе Вис-хаджи, носят свою одежду, служат Аллаху.

Во время войны в Чечне в 1990-е годы, из Казахстана пришло неофициальное известие о том, что Назарбаев обратился к Ельцину: "Отдайте нам чеченцев, а я дам им любую область, какую они пожелают". А мы гадали: радоваться нам или огорчаться.
Чтобы не мозолить глаза обывателям в общественном транспорте, Висхаджинцы по мере возможности пытались иметь свои средства передвижения. Хотя трудились на совесть, но возможности на легковую машину были не у всех, а вот мотоцикл "Иж- Юпитер" обязательно стоял у каждого во дворе. Им, разбросанным по всей Чечне, нужна была мобильность для встреч.

Что значит для мусульманина белоснежная одежда? В первую очередь это важно для молитвы, ведь любое пятно на белой одежде заметно, а во-вторых, они подчёркивают чистоту своих помыслов и нравов.
Осуждать обычаи, принятые у последователей Вис-хаджи не буду, но вот с женщинами у шейха был явный перебор.
Среди сорока жён у покойного устаза были и очень молодые женщины, а они не имели право устраивать собственную жизнь после его смерти, чтобы не осквернять память о шейхе. От кого исходило это правило – от самого шейха или от его последователей – не знаю. Но это факт! И как бы то ни было, это было похоже на то, как в древние времена женщин хоронили вместе с фараонами. Разве что не убивали. И это во второй половине ХХ века.

По рассказам Шери, его будущую его жену отец лично повёз из Кавказа в Казахстан, предложил Вис-хаджи жениться на своей дочери, а его семью принять в братство.
Говорят, что даже в преклонном возрасте Вис-хаджи обладал чарами воздействия на женскую психику. И девочка, школьница пионерского возраста была покорена этими гипнотическими воздействиями. Да и родители подпирали с боку.
Выйдя замуж за Вис-хаджи в 13 лет, она стала вдовой в 26 лет с ребёнком на руках.

Естественно, оставаясь верными своему устазу, родители не могли дать дочери своё благословение на новое замужество. Об этом и речи не могло быть.
Но прагматичная бабушка молодой вдовы, мать её отца, взяла весь грех на свою голову, и тайно от сына и снохи, выдала свою внучку замуж за Шери, а воспитание внука взяла на себя. О существовании ребёнка от Шери скрыли, а даже если он и знал, то не принял бы чужого ребёнка. У чеченского мужчины не бывает пасынка и никто не назовёт его отчимом. Нет таких слов в нашем словаре.

Шери узнал о ребёнке, когда платье на груди невесты стало мокнуть от выступающего грудного молока. И впервые пожалел о своём поступке, и до сих пор считает непростительной личной ошибкой, которой нет оправданий.
Он опасался людских порицаний. Ведь он навсегда разлучал дитя от матери. Разъярённый Шери предъявил обвинение собственной матери – как же так, почему не поставила в известность? А мать в слёзы, но у неё свой резон – её сыну уже за сорок, а у него до сих пор нет своей семьи. Да и отступать было уже поздно.

И глубокой ночью Шери на своей шикарной "Волге" ГАЗ- 24 увёз и спрятал свою невесту в соседнем селе у родных уже своей бабушки по отцовской линии. Какая бы родная бабушка ни была, но она женщина из чужой родни, не кровная родственница.
 А здесь правила таковы: что бы ни случилось, братья невесты не могут ломиться к чужим людям, которые не являются родными по крови виновника похищенной невесты. Родители окончательно отреклись от дочери.
Забегая вперёд, скажу, что только через 20 лет в январе 1995 года, её допустили до отцовского порога, когда при штурме федеральными войсками города Грозный погиб её брат.

А теперь начались очередные трудности для Шери, которые он сам, по собственной воле, прекрасно понимая последствия подобной женитьбы, взвалил на свою несчастную семью. Но он-то надеялся, что родители её поворчат год, от силы два, пока не появиться ребёнок, а потом успокоятся.
А дело неожиданно получило большой общественный резонанс. Не столько родители дочери были оскорблены её поступком, сколько мюриды Вис-хаджи. Они в ярости метали стрелы униженных и оскорблённых чувств устаза.
Отцу Шери был предъявлен конкретный ультиматум: если к такому-то сроку вдову шейха не вернут туда, откуда взяли, то они не отвечают за последствия. Время прошло, и только срок ультиматума истёк безрезультатно.

Хотя родители невесты трезво смотрели на вещи – ведь им жить в одном селе с родными Шери и притом все из центороевского тейпа, но противиться воле братства они не имели права. Братство не допускало, чтобы вдова по личному желанию могла выйти замуж, это означало осквернение священного брачного ложа их покойного устаза. В общем, молодая вдова до самой смерти должна была оставаться верной женой усопшего мужа.
Ребята будто с луны свалились и не знают, что на Кавказе большинство похищенных невест сами провоцируют свою кражу, когда иных путей нет, а замуж страсть как хочется. Причин много, например: неустроенные старшая сестра, брат, родоплеменные отношения, или бабушка невесты является троюродной племянницей двоюродному брату прадеда жениха. А они поженились, какая стыдоба. А?

Отчизна маленькая, всего в один прыжок лягушки, и каждый кому-то родственник. Молодые поступали по велению сердца, испокон веков на Кавказе невест похищали, и это не накладывало позор на отца и братьев девушки. Здесь уже в дело вступали старейшины с обеих сторон, и они завершали вражду бескровно, полюбовно.
 Заурядное житейское событие. Когда между влюблёнными парами возникали горы преград, как в нашем случае, и мирное шествие долгожданных сватов в дом невесты не могло осуществиться, то в дело вступали кунаки. Как в фильме "Кавказская пленница", только в отличие от киношной героини Нины, наша невеста была согласна, "чтобы это сделал именно Шур...", вернее, Шери. "А там, – говорила тогдашняя молодёжь – седобородые аксакалы разрулят ситуацию".

Но, а как поступить со всей братвой из разных тейпов, которые свято чтут память своего незабвенного шейха, фанатично преданы его идеалам. Никакие уговоры на них не действовали. Назревал крупный межтейповый скандал, возможно со смертельным исходом. А к какому роду и племени относятся эти люди, с кем тут вести переговоры, и к кому посылать седобородых народных дипломатов? Такой уникальный случай на Кавказе – ведь мюриды были из разных сёл и тейпов.
Отобрать у Шери невесту, прикоснуться к ней имеют право только её отец и братья, а эти совсем чужие люди не имеют на это никакого римского права. Что делать? Как договариваться с рвущимися в бой безумцами, у которых затуманены мозги?
Да и желаний не было у Шери подставлять старого отца после 15 лет лагерной жизни. Всё получилось само собой, и Шери решился: сам заварил кашу, сам буду её расхлёбывать.

И тут до него дошла молва, что в одном из сёл Чечни живёт человек преклонных лет, который пользуется бесспорным авторитетом у мюридов Вис-хаджи, и только он может положительно повлиять на исход событий.
Прихватив с собой родственника, Шери рванулся к нему.
Когда они вдвоём зашли в дом, старик как раз завершил вечернюю молитву. Шери, как положено, разговаривал с ним после приветствия, справившись о его здоровье, о здоровье старухи, сыновей, внуков. Изложил суть своей проблемы. Конечно, Шери выступал от второго лица, что он – это не он, а друг жениха. Старик слушал, внимательно перебирая четки, шёпотом восхваляя Аллаха!

Но когда наконец до него дошло, о чём его просят, он пришёл в бешенство. Брызгая слюной, в ультимативной форме стал отказываться принимать участие в миротворчестве. Это неслыханное явление в Чечне, да и во всём Кавказе! Пожилой человек обязан придерживаться этнических правил, принятых в обществе.
Согласно подобному кодексу горец должен быть сдержанным, немногословным, неторопливым, осторожным в высказываниях и оценках. Нормой считаются предложение помощи тем, кто в ней нуждается, взаимовыручка, гостеприимство, уважение к любому человеку независимо от его родства, веры или происхождения. Но здесь все это отсутствовало. А этот явно был настроен агрессивно. Такое событие – вопиющее безобразие, тем более с гостями и внутри порога собственного жилья!

Шери применил всё своё красноречие, на которое был способен, даже вопреки своим принципам стал умолять, говорил, что из-за необдуманного поступка его товарища могут пострадать ни в чём не повинные люди, что Вас, дорогой мой человек, нам рекомендовали как доброго, отзывчивого мусульманина. Ради спокойствия своей семьи Шери был готов даже смахнуть слезу, но не знал, как это делается.
Только все его труды оказались напрасными, его ораторское искусство ломалось о глухую стену злобы и равнодушия. Шери видел перед собой типичного чурбана без всяких эмоций, кроме ненависти, который сидел, по-восточному подобрав ноги. Старый вконец разозлился, привстал и принялся угрожать, что если Шери ещё раз заикнётся, то он прикажет сыновьям, и они вышвырнут их за ворота усадьбы, как шелудивых собак.

Ну, это ты, старичок, напрасно так выразился – тут тебе не вчерашние выпускники восьмилетней школы № 2, а сорокалетние и прожжённые бывшие зэки, прошедшие через пытки одиночных камер КГБ, советских лагерей, но не сломленные.
Шери из-за пазухи вытащил любимый инструмент системы Маузер, приставил к его лбу, и медленно посадил его на место, оставив на дряхлой коже пожилого человека круглый белый след от дула. Старик беззубым ртом проглотил большую слюну, от его бешенства не осталось и следа, а глаза смотрели в одну точку – на палец, который был на спусковом крючке пистолета.

– Ты какому это Аллаху только что молился, сука? Позови своих щенков, я перестреляю твоё сучье племя до одного, вместе с древней сучкой, которая их на свет родила.
Если только что старику было не жалко ни в чём неповинных людей, которых он, вопреки чеченским адатам, грозился послать в усадьбу Шери, чтобы вызволить вдову его устаза, то теперь ему стало жалко собственной шкуры. Старик оторопел от неожиданности и потерял дар речи, ибо такую выходку в Чечне со старшими, да ещё в советское время, да с таким оружием, никто не мог себе позволить.

Здесь оба были не правы, надо было сказать: на нет и суда нет. Но тут каков привет, таков ответ – старик поступил крайне безрассудно. Если молодой горяч, то старый должен быть благоразумен, для того и даются годы человеку. Не попрощавшись, Шери со своим товарищем спокойно вышли и уехали домой.
А старикан оказался злопамятным, и хуже того – мстительным. Через несколько дней, в ясную солнечную погоду, до Шери доходит слух, что к ним едет группа белошапошников, как мы и сегодня называем Висхаджинцев. И едут с недобрыми намерениями.

А тут ещё соседка, увидев вооружённых людей и понимая, для чего они собрались, заскочила во двор Шери с жутким криком: "Ва-а орца дала!". Старинный чеченский возглас, когда надвигалась беда – враг шёл на аул.
В тот момент отец автора этой правдивой истории вполне закономерно оказался в доме будущих баталий. Потому что наши родители были близкими родственниками, росли вместе, и шрамов от подобных разборок у обоих было немало ещё со времён Российской империи – дореволюционные мужские рубцы.
Моему бате предложили уйти домой – это, мол, чисто семейные разборки, и они бы не хотели втягивать ещё одну семью. Ну, конечно, батя мой обиделся от такого предложения и доблестно отказался. А вообще у вайнахов с рождения горячая любовь к оружию. А тут ещё такая семья,приученная годами жить под негласным надзором НКВД (КГБ), и её сексотов – редко в подобной ячейке общества не было заветного ствола, упрятанного в укромном месте.

А семейный арсенал доверялось хранить матери. Это была мера предосторожности, чтобы в случае неожиданного появления сотрудников НКВД (КГБ) для обыска она, старая женщина, незаметно могла удалиться и избавиться от опасных улик. И здесь мать за два рейса принесла целый арсенал оружия: от простых кинжалов до автомата ППШ разного вида и калибра. Нашим родителям в ту пору исполнилось по 76 лет, и мой отец по такому случаю отпустил шутку, что жизнь, мол, и на старости не даёт им расслабиться, расстегнуть пояс с кинжалом, чтобы безмятежно наслаждаться естественными надобностями...

Шери, четыре его брата и два старика, словом семеро вооружённых до зубов мужчин, против неизвестного количества наступающих белошапошников. Но у наших было одно стратегическое преимущество: в обороне жертв бывает меньше, чем в наступлении. Для этого не надо быть полководцем. Да и кто им позволит в чужом селе вести локальный бой? После первого же выстрела соберутся односельчане – кто с вилами, кто с дубинками – и выкинут их вон из села. Очевидно, тот, кто послал их на штурм цитадели в другом районе, не очень дружил собственной башкой.
На органы власти обе противоборствующие стороны не надеялись, им не верили, и никогда проблему подобного характера не выносили бы на публичное обсуждение. В этом они были едины.

Но у Шери с его отцом был общий стаж тюремного срока строгого режима 21, 5 лет, из них полтора года в одиночке, в камере смертников, и им по зоновским понятиям было западло обратиться к краснопогонникам. Скорее бы погибли всей семьёй, чем обратились к ним за помощью. Отец расставил своих бойцов по периметру участка, и строго-настрого предупредил: не трогать человека, пока он с оружием в руках не переступит границу его усадьбы.
А там, за окном, на дороге республиканского значения, где жила семья Шери, начали останавливаться один за другим мотоциклы типа "Иж - Юпитер", а на них всадники в облачении Висхаджинцев.

В роду невесты Шери был старый каторжанин (здесь я не произнесу его имени), человек, известный в криминальных кругах. Подобных людей знала вся Чечено-Ингушетия, поскольку каждое село имело своего узника в советских лагерях. Говорили, что в одно время он держал даже воровской общак. Когда на улице напротив дома Шери накопилась солидная группа, неожиданно на арене появился коронованный законник, с пятизарядной винтовкой за плечами.
Напоминаю – это был 1974 год, расцвет Брежневской эпохи застоя.

– Ассалом 1алейкум! Послушайте меня, къонахой (мужчины), – обратился старик к толпе собравшихся, – я двоюродный дядя женщины, которую вы собираетесь вызволить. Вы обо мне не могли не слышать. Скажу вам так: моя племянница не совершила ничего постыдного, она вышла замуж по своей воле, после смерти мужа. Никто её силой не волок, и мы насильно замуж не выдавали. Её позор – это мой позор, а не ваш, но здесь я его не вижу, а если я его не вижу, то и вам тут делать нечего.По законам шариата и по нашим адатам она имеет право на этот шаг. Если вам нужен сын вашего устаза, то его можете забрать, он у нас дома. А в этот двор не советую ломиться. Там живут не те мужчины, у которых вы сумеете забрать невесту против их воли, иначе бы я её сам вам отдал. А теперь не задерживайтесь, не привлекайте на себя внимание сельчан, и пока ничего не случилось, разъезжайте по домам.

Старый советский каторжанин не стал дожидаться, пока толпа рассосётся, а удалился так же тихо, как и появился. И пройти через ворота, через которые два дня назад прошла его племянница в качестве невесты, он не имел права ни в каком качестве. Пока не имел, по законам совести.

Последователи устаза Вис-хаджи по своей природе люди тихие и смирные, не скандальные, они не употребляют никаких напитков кроме чая, а о куреве не может быть и разговора. Предоставьте им совершать свои богоугодные дела, они никому не мешают. Но для них до сих пор память о своём устазе – это святое. Ведь должно быть у человека что-нибудь святое и на земле кроме родителей.

Не скажу, что они испугались наших отцов. Они такие же, как все чеченцы. Наверное, у них было оружие, но они его не демонстрировали. Может, держали за пазухой, или в люльках мотоциклов, но не без этого. У вайнахов чужое село, как и чужой двор – здесь надо вести себя поскромнее.

Пошептавшись некоторое время, мюриды разом собрались и разъехались.
Здесь, как говорится, разум победил безумие, и мир победил войну. И я всегда им благодарен за то, что в отличие от того старика с которым встречался Шери, у этих молодых мюридов своего незабвенного устаза хватило благоразумия и самообладания.
После этого у Шери с новой женой было всё гладко, родились дочь и сын, все счастливы и рады жизни. Вслед за невестой Шери последовали несколько других женщин – вдов из бывшего гарема Вис-хаджи. Ведь естественный процесс нельзя остановить никакими запретами!
А кто смелый и возьмёт грех за неродившиеся души?