Неожиданно. Стас

Братислав Либертус Свидетель
   Моя неспособность испытывать эмоции сыграла со мной интересную штуку.

   Позавчера я познакомился со Стасом. Хотя на Стаса он, конечно, не тянет на вид: так, Стасик... Маленький, худенький, - одним словом, дрыщ, - с виду ему не дашь и 17-ти, настолько у него детская внешность. Потом оказалось, что он значительно старше: ВКонтакте у него я увидел год рождения: 1997, какое-то там января, - вроде 20-е. Неважно.

   В общем, познакомился со Стасом. Его полудетская внешность, конечно, меня здорово ввела в заблуждение, хотя сейчас думаю, что ввела не она, или не только она: у него и поведенческие замашки как у 17-летнего, если не 14-летнего... Это сразу меня к нему расположило на отеческо-старшебратский лад: немного покровительственно, немного со снисходительной нежностью... В общем, в моих глазах он был ребёнком, и отношение к нему изначально утвердилось соответствущее.

   Он пришёл ко мне сам, присел рядом, и начал стараться завязать разговор: в общем, парнишке захотелось общения, и кроме меня, он видимо не нашёл иного собеседника. Впроччем, и немудрено: у нас в отделении часто пациентов, остающихся на ночь, можно пересчитать на пальцах одной руки. Сказал, что из 3-й палаты.

   Сначала сообщил мне, что он поэт, и пишет песни. Я выразил желание послушать. Он через мой ноутбук нашёл одну из своих старых заброшенных страниц (к которой забыл пароль и потерял телефон), и мы стали слушать. Это был подростковый рэп из подворотни, щедро пересыпанный матами, пошлыми фразами, и попытками что-то сказать сакраментально важное. Я слушал с вниманием и снисходительным уважением, понимая, что вот это всё подростковое ему нужно выплеснуть куда-то и как-то, и рэп - это, между прочим, не самый плохой способ, а я бы даже сказал, лучший. Он давал мне слушать песню за песней, с волнением вглядываясь в мои реакции на них: ему конечно же, хотелось одобрения того, во что он когда-то вкладывал столько души и сил, вместе с другими ребятами-друзьями. Будучи сам поэтом-песенником, я очень даже хорошо понимал его волнение и его ожидания. Я реагировал спокойно, слушал внимательно, иногда улыбался с пониманием и кивал.

   А потом он неожиданно включил песню "Наркоман" группы "Маханаим". Эту песню я уже слышал когда-то, её текст мне очень хорошо знаком. Поэтому я первым делом задумался, для чего он мне её включил. Наверняка ведь намекнуть на то-то хочет. И смотрит внимательно мне в лицо, я это вижу боковым зрением. Не прекращая слушать трек, и кивая в такт песне, я написал на мониторе: "У меня бывшая девушка была наркоманкой". После этого он как-то даже расслабился немного, выдохнул воздух, и выпалил признание: "Я бывший алкоголик". Я с пониманием кивнул, и написал: "Знакомая тема. Я тоже бывший алкоголик." - "Серьёзно?" - удивился он, даже нет, не удивился, а изумился: "По тебе вообще не видно". Я пожал плечом: "Это давно было. А ты давно завязал?" - "Месяцев восемь назад" - "А я в последний раз пил... Эм-м-м... В 2006-м году" - "Ого." - "Да, я помню, как меня ещё долго трясло, руки тряслись года два, потом потихоньку, потихоньку, отпустило совсем. Сейчас вообще не хочется. Да и боюсь, если честно". Стас кивнул с пониманием, и почти полностью расслабился: понял, что здесь он по этой теме не встретит осуждения, а даже найдёт понимание. Мы продолжили развивать тему: "Ты давно начал пить?" - спросил я. "Стыдно признаться... С рождения. Мне мать подливала водку в молоко, чтобы я спал крепче." - "Она тоже алкоголичка?" - "Нет".

   В какой-то момент мне захотелось к нему прикоснуться, чтобы подбодрить. И я это сделал: просто прикоснулся локтём к его плечу, и улыбнулся ему.

   Он сел поближе, и высказал желание сфотографироваться со мной на моём ноутбуке. Я ответил отказом:

   - Я не фотографируюсь.

   - Почему?

   - Потому что не хочу видеть своё одиночество. У меня годами ничего не меняется, и если я буду постоянно фотографироваться, то буду постоянно напоминать себе о своём одиночестве. А зачем мне о нём помнить? Поэтому и не фотографируюсь.
 
   Он с пониманием кивнул, и продолжил свои печальные исповеди... Там тоже было полно одиночества, полно предательств... Его желания любви и его непонимания: как так можно, и главное зачем так с ним. Я всему находил объяснения: "Если хочешь быть нужным, Стас, то готовься, что тобой будут пользоваться. Это как вещи: мы пользуемся только теми вещами, которые нам нужны, и не пользуемся теми, которые не нужны".

   Мы продолжили развивать эту тему. Потом перешли снова к исповедям. И снова исповеди были нелицеприятны для обычного уха. Если бы я был способен эмоционировать, то давно бы выразил на своём лице хоть какую-то реакцию: ужас, ошарашенность, брезгливость, ещё что-то... Но я не в состоянии ни выражать эмоции, ни вообще испытывать их. Поэтому каждую принимал с таким же олимпийским спокойствием и пониманием. Или, точнее, снисхождением. Потом дошли до случая, как он избил "гомика".

   - А чем тебе гомик не угодил? - спокойно спросил я.

   - Потому что он пришёл переодетый в бабу!

   - Так может, он не гомик вовсе, а транссексуал? - начал я спасать гомика, стараясь снять нервное напряжение Стаса. Потом принялся спокойно рассказывать ему о разнице между гомиками и транссексуалами, и про анальный секс.

   - Я никому не позволю жарить меня в задницу! - пытался защищаться Стас. Но правда, как-то не особо агрессивно, а скорее как-то беспомощно, что ли...

   Я помотал головой и всё так же спокойно ответил:

   - Нет, ты неправильно мыслишь. Не тебя жарят в задницу, а ты получаешь удовольствие. Там между прочим очень классная эрогенная зона, если бы ты попробовал, то тебе бы непременно понравилось.

   - Я люблю секс только с женщинами! Мужики все вонючие и волосатые.

   - А что, если женщина вые*ет тебя страпоном, то тебе будет легче?

   Стас растерялся, замялся, попытался отнекиваться, но тут же обмяк, и задумался.

   - Я выйду покурить, - сказал он, встал, и вышел, едва я успел кивнуть.

   Его долго не было, уже стемнело, я выключил свет, и приготовился спать, решив пока не выключать ноутбук, а что-нибудь посмотреть на Ютубе. Включил первую серию сериала "Джуна", и уже начал дремать. Но он пришёл, и снова сел рядом. И мы продолжили общаться.

   Я не помню, какие темы затрагивали, но в основном говорили опять о нём. Потом начали смотреть его фотоальбом, и всю его жизнь в фотографиях... Его семья. Семейные драмы. Домашние питомцы: целая куча кошек, похожих одна на другую как капля воды. О кошках он говорил с нежностью... Если бы он только знал, что я всю жизнь органически не переношу кошек... Впрочем, реагировать на них негативом у меня нет сил. Поэтому я пропустил эту страницу с олимпийским спокойствием,  прокомментировав лишь молчаливым кивком.

   Болтали долго, почти до полуночи. В какой-то из мигов, когда он на минутку расстроился, погрязнув в грустных воспоминаниях, я его обнял на секунду, и поцеловал в висок, поерошил волосы. Потом ещё пару раз.

   Потом я вконец устал, и отправил его спать. Договорились, что придёт завтра (то есть вчера) после обеда, когда все откапаются. Он пришёл немного позже.

   Пришёл какой-то взъерошенный, съёженный, нервный... И его била крупная дрожь.

   - У тебя тремор всегда, или только когда ты волнуешься? - спросил я.

   - Когда волнуюсь. Ты даже не представляешь, как я боюсь тебя потерять, - признался он, набрав текст на мониторе. Я улыбнулся, и на секунду прижался к нему плечом:

   - Не потеряешь. Куда я денусь отсюда, с подводной лодки... - улыбнулся я ему с грустью. И чтобы подбодрить, погладил спину, поерошил волосы на затылке, чмокнул в плечо. Продолжили снова болтать, но его прыгающая перед моими глазами коленка не давала мне покоя. Я положил руку на его коленку, успокаивающе погладил её: "Чь-шь-шь!... Тихо. Спокойно... Всё хорошо." И коленка притихла, перестала прыгать на некоторое время. Потом снова начала. И я снова успокаивал коленку, гладил рукой по спине, ерошил волосы, целовал в висок, и обнимал.

   И снова болтали долго, до темноты. Показывал мне других своих родственников. Среди прочих - показал и аккаунт своей двоюродной сестры. С аватара смотрела дева неписанной красы.

   - Это кто? Актриса с обложки журнала? - спросил я, не веря своим глазам.

   - Нет, это моя двоюродная сестра.

   Мы листали альбом, он внимательно смотрел за моей реакцией. Пролистнув несколько фото, я остановил просмотр и написал ему:

   - Честно сказать, я не очень доверяю вот таким писанным красавицам. Впрочем, и писанным красавцам тоже.

   - Почему?

   - Ну потому, что они, как правило, только сверху красивые, а внутри гнилые. Твоя сестра мне не нравится.

   - Мне тоже, - признался он моментально.

   Потом оказалось, что его кузина у него даже не в друзьях. "То есть, эта красотка побрезговала даже в контакты добавить к себе сироту кузена..." - подумал я.

   И снова он сперва пошёл покурить на минутку, застрял надолго, я выключил свет, приготовился спать, напоследок решив посмотреть документальный фильм о съёмках фильма "Страсти Христовы" Мэла Гибсона. Когда Стас вернулся, я спросил, видел ли он этот фильм. Оказалось, видел. Поэтому сейчас ему не хотелось его смотреть, а предложил включить 95-й Квартал. Я согласился, мы включили.

   Его снова колотило. Я не задумывался о причинах, отчего его так колотит. Просто понимал, и чувствовал, что ему сейчас катастрофически нужны прикосновения, объятия. И я это ему, не задумываясь, дарил, интуитивно. А причины он объяснит потом, когда решится открыть свою душу. Я так себе размышлял, ни о чём не думая вообще. Я собирался спать, и меня клонило в сон.

   А потом он внезапно наклонился ко мне, и наши губы встретились. И я, не задумываясь, ответил на поцелуй... Я чувствовал себя расслабленно. Мне понравилось: я очень давно не целовался вообще, поэтому окунулся в поцелуй моментально... Хотя последние лет -дцать мне были знакомы только женские губы. А здесь - мальчишка... Мальчишка!

   Но, даже целуясь с упоением, я понимал, что, похоже, вообще не отдаю себе отчёт, что, собственно, происходит. И что происходило до этого. И сколько лет мне, и сколько ему: я же выгляжу вдвое старше него... Я пытался мысленно ужаснуться. Но у меня не получалось: мои эмоции неспособны меня слушаться...

   Но мысль пыталась двигаться: "Это что получается: какой-то мальчишка, почти подросток невинного вида и внешности... меня совратил?..." - спрашивал я себя, и до меня не доходил смысл собственных слов. Ведь у меня и мыслей ни малейших не было ни о чём подобном. И даже когда целовались взасос, мысли ещё не сразу пришли. Я понимал в тот миг одно: мне нравится целоваться... А с кем - в темноте не видно...

   Но во мне проснулся самец. Его крохотное тельце, так похожее на женское, тонкая талия, нежная кожа... Под моими большими крепкими ладонями его тело было податливым, как пластилин, и меня это заводило. Мы целовались взасос снова и снова, делая паузы на несколько минут, потом паузы всё короче, поцелуи всё длиннее... Я смелой привычной рукой ласкал его тело, так похожее на женское, и его нежная кожа вдохновляла меня продолжать ласки...

   Мы не раздевались ниже пояса, ограничившись только долгими нежными поцелуями. Он таял в моих руках, и меня это пьянило. Хотя, конечно же, мы были на стрёме оба, озираясь на дверь, и прислушиваясь к тишине в коридоре, чтобы не пропустить шаги медсестры.

   Удивительное сплетение... А ведь я меньше всего ожидал, что в моих объятиях окажется мужчина. Хотя - какой он мужчина? Так, мужчинка, мальчишка... С виду - почти подросток. Но в этот вечер я понял, что это совершенно не имеет значения. Потому что мне с ним хорошо. Удивительно хорошо и легко.

   Я не знаю, сколько это продлится... Но я сказал ему, что хочу в Финляндию. И уже успел ему этой Финляндией прожужжать все уши, и даже позвать с собой. Он, думаю, согласен, - ему лишь очевидно, нужно обдумать всё в себе и взвесить, ведь я-то неспособен поехать туда без посторонней помощи.... Самое главное, что он перестал, наконец-то, дрожать. Надо же: мне и в голову не приходило, что причиной его нервной дрожи мог быть именно я. Ну, или, по крайней мере, не в этом смысле.

   После этого  я отправил его спать, закрыл ноут, и укрылся одеялом: к моему удивлению и счастью, в эту ночь внезапно похолодало.

   Ночь прошла спокойно и сумбурно одновременно. Я часто просыпался, переворачивался, и снова засыпал, продолжая смотреть какие-то дурацкие бессодержательные сны.

   Теперь жизнь, похоже, не будет прежней... Или, по крайней мере, это событие станет одним из лучших воспоминаний в моей жизни... Но мне захотелось такое каждый день, где-нибудь в Финляндии, в деревенской избе. И обязательно с ним... Потому что он вообще не похож ни на кого из окружающих или встречающихся мне мужчин. Он - самый лучший. Самый чистый, самый искренний...

   А самое главное - маленький, щуплый, и смешной. Некрасивый, неказистый... Но самый красивый внутри. Мне нравится смотреть ему вовнутрь, и ощущать внутренний покой в себе, моральную расслабленность, и свободу оставаться собой... Мне не нужно напрягаться, нравиться, играть роль, выдушивать из себя чувства... Он знает, что я бесчувственный, я уже рассказал ему о своём детстве ещё днём: всё-таки, моя неспособность испытывать эмоции - это не столько следствие фибромиалгии, сколько психотравма родом из детства, где меня избивали до бесчувствия, превратив меня в робота. Точнее, избивала одна только О.И... Ведь я с самого детства не умею ни смеяться, ни плакать. Стас пообещал, что научит...

   Мне хорошо с ним. Комфортно, спокойно... Очень хорошо.

   И я подумал ночью: а может, именно его юность на меня так подействует, что в самом деле воскресит меня?.. Вернёт способность что-то испытывать ещё, кроме неизменного олимпийского спокойствия... Впрочем, слово "вернёт" не совсем уместно по отношению к тем эмоциям, которых я даже не помню в себе, чтобы они когда-либо были.

   Удивительное дело: наши с ним отношения держатся исключительно на привязанности Стаса ко мне. Я привязанность испытывать априори не умею... А его привязанность - это нечто феноменальное, нечто вспыхнувшее моментально и жарко. До дрожи в коленях. Так привязываться умет только сироты... Когда-то и я так умел, хоть и не так сильно. Правда, меня всегда хватало ненадолго: я перегорал полностью на третий же день, если не получал отклика взаимности. А домашние обычно всегда тянут резину, раскачиваясь годами и осторожно. И, кстати, я потом узнал, что Стас действительно сирота: когда ему было два года, его мать отказалась от него, и его растила бабушка. Сейчас бабушка уже умерла. И у него совсем никого не осталось. Кроме, конечно же, матери, которую он хотел зарубить топором, но не зарубил. И отчима, с которым он ни разу не захотел сфотографироваться вместе... Хотя со многими людьми фотографировался, чаще всего с разными сверстниками-пацанами в обнимку, один раз с соседской девчонкой, которой нет ещё и 16-ти лет...  Не много в его жизни было людей. Гораздо больше потерь...

   И тут подвернулся я. Принявший его без разговоров, просто и естественно, таким как он есть. Не осуждая. Со всем его прошлым и настоящим...

   Пусть это продлится подольше, Господи.

09:45, 12.05.2018
Карьяле Либертус, армас Юмалан пойгу