Ульяна остановилась у старого комода, что стоял в красном углу, промеж двух небольших окон. Давненько сделал его свёкр, в ту пору когда паровой мужик еще был. Тогда они с мужем только сошлись, детишек стали рожать. Нет свекра, нет и его жены, вечно занятой по хозяйству уралочки Дарьи, как называл её завсегда свёкр Панкрат Григорьевич. Нет не уралочки, нет и сыновей её, да и внуков ряды за войну поредели. Вот уже три года как отгремела проклятая. А народ всё не отойдёт, живёт с подбитыми крыльями и душами опустошёнными. Вот и она после гибели мужа и сыновей, надломилась, подмыло её горе, как березку на берегу реки в половодье. Рухнула она в бурную реку жизни, бьёт её течением, тянет на стремнину. А корни то крепко вцепились в землю родную, держат ещё, из последних сил держат.
Ульяна подняла взгляд на почерневшие от времени иконы, но со светлыми ликами святых. Перекрестившись несколько раз, тяжело вздохнула. Взяла с комода две небольших простеньких рамочки с фотографиями мужа и сыновей, что сгорели в пламени ненасытной войны. Дрожащими руками протерла рамочки концом выцветшего фартука. Некоторое время смотрела на дорогие ей лица. Вздохнув, поставила рамки на место и опять перекрестилась.
-Ну вот, родные мои, подходит вроде и моя пора сбираться в дорогу дальнюю. По всему вижу. Не та стала Улька, не та. Нонча в зиму совсем занемогла. Ноженьки не слушаются, голову обносит, кровь вот носом опять же идёт.
-Вот табак стала нюхать, будь он неладен. Пелагея, кума наша посоветовала. Вроде легчает. По дому всё одно копошусь по-маленьку. А как же, весна приспела, а тут и лето как с горы скатилось.
-Я об чём сказать то хотела, кровиночки мои и ты сокол мой ненаглядный. Вот собираюсь я к вам, а сама в раздумьях. Не рановато ли, девка, на покой в кущи небесны собралась. И так прикину и так. Рановато, думаю. Здесь покуда нужна. И за вас тоже здесь пока быть мне надо.
-Подмогну ещё немножко дочери поднять пострелят то наших. Вы их теперь и не узнали бы. Хорошие ребятишки растут. Работящи, покладисты, уважительные. Радость одна на них смотреть.
-Ты, Панкратыч, возгордился бы внуками своими. Да и ты, сынка, шибко радовался и гордился бы ими Ладные, баские у тебя дети, Василий. Хорошая подмога тебе бы была к старости, замена добрая. Жаль только, время им досталось никудышнее, тяжёлое да голодное. Без отцов опять же. Тяжко живётся.
-Ну ничего, поднимутся, выратут. Добрыми людьми будут. А я подмогну чем могу. Так что простите, задержусь я покуда здесь, не поджидайте меня. Попозже свидимся.
И исполнив это очень важное только для неё дело, облегчив своим признанием и откровением душу, Ульяна еще раз перекрестила фотографии дорогих её людей, заторопилась к своим повседневным делам.
***************
-Вставай, девонька. Вставай, рОдная. Солнушко-батюшка уже давно по небу катится. И денёк народился баской. Пора, касатушка. Пора, помощница, — слышит Клава сквозь улетающий сон распевный ласковый голос своей бабушки.
Её в доме все любят и слушаются. И так в этом доме было всегда. А после гибели на войне мужа и сыновей, после того как все домашние увидели, как она стала быстро увядать, сохнуть на корню, сноха и внуки старались не только всячески поддержать её, но и стремились делать намного больше дел по хозяйству и дому, чтобы хоть немного облегчить тяжкое бытие убитой горем бабушки. Она видела всё это, где-то в душе и радовалась этой заботе и вниманию со стороны близких, но иногда сетовала и говорила домашним, что не дело оставлять её без работы, оставлять наедине с мыслями, что ей от этого хуже.
Вот и сейчас она давно на ногах. Сначала проводила сноху на работу, а потом и старшего внука Васю. Ему одиннадцать. И в летнее время он помогает семье, охотно трудится на посильных работах в колхозе. Вот уже месяц, как пасет колхозных теляток, что зимой народились. Сегодня его должна непременно подменить его сестрёнка Клава. Несмотря на то, что девчонке восемь лет, она не по возрасту рослая, крепкая и смышленая.
-Ты, Клавушка, пойди-ка прямо к колодцу, да там и сполосни свое личико ладное водичкой холодненькой. Сон то сразу спугнёшь, он быстро улетучится. Да к столу поспешай. Я тут собрала тебе немного перекусить, подкрепиться с утра. Не ахти, конечно, еда, но организм взбодрится и тебе веселее будет. И на чаёк налегай. Он хоть и вода, но травок я там всяких заварила, а они дюже пользительные, особливо для организму молодого, растущего. Поверь мне, по своим ребяткам знаю. И бабушка Ульяна тяжело вздохнула и с любовью посмотрела на внучку.
Девочка быстро облачилась в простенький ситцевый сарафан выскочила на улицу. Через несколько минут она появилась в доме причесанная и улыбающаяся.
-Ну вот я и готова, бабуля.
-Хорошо, касатушка. Давай-ка за стол. Тебе, Клава, Васятку надо пораньше подменить. У него сегодня ещё дело важное есть. Заберет его к полудню Назар Егорович, брательник мой. Поедут они на Засимовы гари на покосы свои. А Василий копёшки там возить будет. Ты же знаешь, у брата хлопцев то нет, бабы да девки одне. -Егорыч обещался и на наш пай одёнок какой поставить для овечки нашей. Глядишь и мы немного разживёмся, приплод скоро у неё будет.
-Так что ты, девка, там с телятишками сегодня до вечера одна будешь. Знаю, милая, трудновато будет, день жаркий предстоит. Овод поднимется. Ты их к тому времени в тенёк гуртуй, да к речушке поближе. И смотри, чтобы к тому времени стригуны эти насытились. Ну, не впервой, сама знаешь. Да обувку посмотри. Чтобы и легко было, главное ногам не колко. А то ведь везде за этими архаровцами бегать придется. Они в этом возрасте дюже любопытны, везде лезут. К вечеру подавайся с ними ближе к загону. Там попаси, где отава поднимается после дождей. Я попрошу Авдотью соседку пораньше подойти туда, навроде как она там воду на ночь накачать в колоды должна.
-Узелок я тебе тут спроворила. Глядишь, где и перекусишь немного. День всё одно долгий. Ты растяни харчишки-то и тебе легче будет. Книжицу твою, что учительша дала на лето, тоже положила.Может выкроишь минутку, где и полистаешь. Не всё же эти басурманы хвостатые резвиться будут.
-И самое главное. Ты дева, старайся за дорогу, что ведет на Осиновку, их не отпускать. Крути вдоль речки да у болотца. А там дале хлеба. Не дай бог. Там часто носится на ходке объездчик теперяшний, черт бородатый, колченогий Митька Дроздов. Это же надо как жизня парня исковеркала, каким злым стал. А ведь какой парень был ране то. Гармонист, балагур. Девками вертел как хотел. Вона какая штука жизнь, Клавушка.
Клава встречала раза два-три на деревне этого угрюмого, хромающего мужика. Появился он в деревне через год после окончания войны. Старики с трудом, но признали в нём Митьку Дроздова, весельчака-земляка из соседней деревни Княжево. Был Митька из большой крестьянской работящей семьи. Справно жили, в достатке. Скота полон двор, надел земельный. Да только рухнуло всё в одночасье. Расскулачили подчистую как зажиточных, в кулаки-мироеды записали. И отправили всю семью и стариков и детей малых в даль таежную, незнакомую. По дороге говорят, двое то сыновей сбежали. Это был Митька с братом старшим. Брат вроде как помер потом, а младшего всё одно изловили. Долго скитался по лагерям, потом во время войны работал на лесоповале, там и ногу ему повредило.
С земляками Дроздов не сошёлся сразу. Был угрюм и неразговорчив. Как будто во всех его бедах были виноваты они, озерцы. Сначала он поселился в заброшенной ещё с войны хатёнке, где жила-горевала последнее время бабка Лукерья. Сыновья её погибли в первый год войны, сама она тоже после похоронок тихо прибралась. Хатенка так и простояла всю войну одиноко, зарастая травой-бурьяном. С разрешения властей местных в ней и поселился Митька-колченогий, так стали звать позаглаза озерцы, неожиданно объявившегося земляка.
Шустрым, однако, оказался этот нелюдим. Быстро выправил себе все необходимые недостающие бумаги. На работу его помог пристроить земляк из Княжево, что работал в колхозе зоотехником. И стал Дроздов летом объездчиком, а зимой фуражиром трудиться. Немного погодя, подкатило это пугало бородатое под бок к вдове-солдатке Матрёне Масловой, в дом ее Митька перебрался. Осуждали её многие за поступок этот, судачили бабы. Посудачили и отстали. А кто-то и поддержал, сердцем понял. На мужиков то дефицит страшный. А тут какой-никакой есть. Худой да свой. Кусок хлеба зарабатывает, по дому опять же помощь. Детей поднять поможет. Да и прочая любовь-морковь.
Выслушав наказы бабушки, девчонка заторопилась к летним загонам, что находились сразу за поскотиной.
Василий её уже поджидал. На листе лопуха он протянул ей горсти две красных спелых ягод земляники.
-А сам. Давай поделимся, братка,- ласково сказала девочка.
-А я уже от пуза, — улыбаясь, ответил Василий. Там на бугорке наткнулся, как-то не потоптали скотом. Ведь и коров и коней гоняют в поля этой дорогой. Так что, давай, налегай. Знаю, что любишь ягодки.
Клава молча кивнула. Достала из торбы кусочек хлебца, положила на него кусочек сала и подала брату.
-А вот от этого не откажусь. Я на ходу пожую. Надо спешить. Люди ждут наверное уже меня. А телятки вроде смирные сегодня, я их хорошо покружил с утра, так что, через часок-другой улягутся, и ты отдохнешь.
И брат торопливо зашагал в деревню.
Действительно, через час телята стали лениво ходить по поляне. Чувствуется, что насытились её пострелята и повинуясь команде своей юной повелительницы, что шла рядом с тонкой хворостиною, охотно направились к берегу речки. Напившись воды, они стали устраиваться на песок, на травку в тенёк между двумя раскидистыми кустами тальника. Когда все телята определились, Клава тоже присела в небольшом отдалении на небольшой возвышенности под небольшой берёзкой. Место было удобное, всё беспокойное хозяйство на виду. А главное, хоть небольшая, но спасательная тень.
Немного перекусив, скинув обутку, девочка стала увлеченно читать книжку. Но усталость брала своё, глаза стали всё чаще и чаще смежаться, всё куда-то уплывать. Пересилил её сон. Уснула Клава, крепко уснула. Как провалилась куда-то.
Буквально через несколько минут, по проселочной дороге, что вела в соседнее село, побежали вихревые бурунчики. Они быстро увеличивались, росли и быстро превратились в большую воронку. Через какое-то время эта вихревая пыльная воронка оказалась среди лежащих телят. Она буквально на мгновение шаловливо-вероломно ввинтилась в мирно спящий табунок, подняла песчаную пыль, бросив её в глаза удивленных малышей и побежала дальше по воде. Потом молнией перескочила низкорослый камыш за речкой. Но своё дело вихрь-шалун сделал. Напуганные телята резко, как по тревоге, вскочили со своих мест и стали беззвучно лихорадочно метаться около речки. Потом резко устремились через дорогу в сторону хлебов. Там, немного успокоившись, стали робко втягиваться в хлебное поле. Они впервые оказались в таком месте. Им был незнаком этот необычный, влекущий запах спеющего хлеба. К тому же, они стали находить среди колосьев, довольно вкусную мягкую травку, что пришлась по вкусу. Успокоившись окончательно, они стали бродить по полю, выискивая понравившееся им лакомство.
А девочке снились качели, что сделал отец до войны. И берег озера родного и прозрачная его вода. И как отец, улыбаясь, со своих плеч, бросал их с братом в воду. Видела, смеющую на берегу мать и в красивом сарафане, почему-то грустную и сильно седую бабушку. И девочке было так хорошо, она крепко спала и ей хотелось продолжения снов из той счастливой жизни.
Проснулась она от громкого крика и боли в ноге. Открыв глаза, она съёжилась от страха. Над ней, как черный ворон, навис колченогий объездчик Дроздов. Он тряс своей черно-седой бородой, в руках его была короткая плётка.
-Спишь, отродье босяцкое, сны-картинки смотришь. Книжицы почитываешь! Где брат твой! Что молчишь, безотцовшина. Смотри, животина-то твоя безмозглая в хлебах ходит. Ты знаешь, чем это пахнет по временам-то нонешним. Всего лишитесь за потраву хлебов! А, что с вас брать, голь перекатная. А мамаша ваша в тюрьму пойдёт, как вредитель. Васька тоже отвечать будет, уже большой. Ему доверено это дело исполнять. И объездчик снова замахнулся на плачущую девочку.
— Чего стоишь, беги к хлебам, выгоняй своих оглоедов, пока поле не кончили. Я сейчас подъеду.
Два раза девчонке повторять не нужно было. Она и так порывалась бежать к полю. Клава сорвалась с места, забыв про обутку. Она бежала босиком и плакала. Подсохшая, объеденная скотом трава больно колола ноги. Или от этой боли или от обиды, что так получилось, что подвела своих близких, девочка заплакала ещё сильнее, навзрыд, размазывая по щекам хлынувшие слёзы. И в ушах всё ещё гремел грозный голос колченогого,-
"Безотцовщина! Безотцовщина!" Клава повернулась и на бегу погрозила объездчику кулаком. А возмущённый этими обидными словами детский ум пульсировал:
-Я не безотцовщина! Мой отец герой! Он погиб за родину! А ты, тюремщик. Страшный тюремщик!
Бежала, птицей летела к хлебному полю Клава, кричала, умоляла телят быстрее покинуть хлеба. И словно услышали они её, словно прониклись незавидным положением и состоянием, стали дружно выходить с поля и потянулись в сторону летнего лагеря.
Март 2018.Тюмень.Фото из Интернета.