СА, эта аббревиатура сверкала на солдатских погонах в 70-е, ее малевали на всю военную технику, которая колесила по странам Европы бывшего соцлагеря.
Через Германию, Польшу, на Брест,
Набором значков на груди сверкая,
Эшелон «дембелей» с чужедальних мест
Шел на Родину распевая...
Давно просится на бумагу рассказ из той далекой беспечной юности, когда будущее казалось простым и светлым. Надо было только потверже встать на ступеньку эскалатора и судьба сама понесет тебя только вверх, к сияющим вершинам, где нет места унынию и скуке, а люди, которые любили и окружали тебя с детства, будут жить вечно.
Легко пишется, когда знаешь о чем писать, и все события полувековой давности проходят перед глазами, как-будто это было только вчера. Не надо напрягать свой мозг, придумывая хитросплетения сюжета, а просто спокойно выкладывать события и ощущения тех лет, которые просто будоражат воспоминаниями, ищут выхода и не оставят тебя в покое, пока не обретут форму рассказа или повести.
Итак, немного о патриотизме. В который раз, мой герой Лешка Скворцов, обживает кусок личного пространства на нарах, в забитой под завязку «дембелями» теплушке, в составе эшелона, идущего поздней осенью из Германии домой в СССР, в Россию. Позади остался военный городок близ г. Нейруппин, с его размеренной устоявшейся жизнью, клуб, столовая, автопарк и конечно, ставшая уже родным домом, казарма.
Осталось позади ожидание, когда вначале считаешь дни до приказа, а после часы до прощания с друзьями и командирами. Последний прощальный взгляд, взмах руки с борта «шишаги» (ГАЗ-66), и какое-то радостно-тревожное ощущение долгой дороги — дороги к дому.
Дальше нетерпеливое ожидание на «пересылке» - местечко Видтшток, куда из Союза подвозили партии растерянных, в кургузых шинелях, новобранцев, а обратно, собранных со всей Восточной Германии одетых с иголочки, щеголеватых «дембелей».
Место было знакомое. Всего полтора года назад Леха, отслуживший полгода в «учебке» и с двумя лычками на черных погонах артиллериста, сидел на полу в местном лазарете с температурой под сорок, в окружении еще полуроты таких же как и он, страдальцев.
А дело было так: Более трех тысяч человек, собранных на «малый дембель» со всех союзных «учебок», где полгода новобранцев доводили до кондиции младшего комсостава, эшелоном до Бреста в обычных плацкартных вагонах, а дальше по территории Польши и Германии, уже в теплушках с нарами и печкой посредине, доставляли в линейные части дружественных нам республик. Стоял месяц май. Все вокруг цвело и благоухало, поэтому бурого немецкого угля в брикетах, к печкам не полагалось. Это были уже не испуганные салажата, а, прошедшие суровую школу учебных частей, воинские подразделения.
Народ вокруг Лехи был свой и позитивно настроенный, - все таки «загранка» это предпочтительнее чем забайкальский военный округ, где и кормежка лучше, а обмундирование — ПШа (полушерсть, в отличие от союзного ХБ), и сапоги яловые, а не кирзовые, а главное, за классность и командирскую должность, в «Союзе» на депозит ложились какие-то деньги в рублях. Была градация для военнослужащих срочной службы — специалист 3, 2 и самый высший 1-го класса. Платить начинали со 2-го. (И Леха, как начальник станции и специалист 1-го класса, по возвращению домой получил в местном банке довольно приличную сумму). Были учреждены даже значки ромбовидной формы с цифрами 3 2 и 1.
Проехали поперек всю Польшу, пересекли реку Одер, которая являлась границей с Германией и встали напротив вокзала города Франкфурт на Одере. Была дана команда выходить и строится. Во всю лил веселый весенний дождик, периодически переходящий в ливень. Длинная змея в серых шинелях, извиваясь по улицам, выложенных брусчаткой, бодрым походным маршем, выползала из города в направлении воинской части, стоящей в отдалении.
Несмотря на дождь, настроение было приподнятое, впереди, наверняка, ждал горячий ужин, теплая казарма с постелью. Наконец добрались до места и сразу выстроились в несколько шеренг на плацу. Офицеры по списку стали выкрикивать фамилии, счастливчики выходили из строя и шли в сопровождении сержантов в казармы. Дождь не кончался. Перекличка закончилась. Отцы-командиры дали команду, - Кру-у-гом! Немного отощавшая змея, под тем же дождем, уже уныло без первоначального энтузиазма, поползла обратно по брусчатой мостовой, мимо аккуратных домиков с палисадами.
Толпа, уже деморализованного воинства, вышла опять к вокзалу, к тем же самым теплушкам. Дождь продолжал все так же методично поливать солдат в промокших шинелях с вещмешками за плечами. У вагонов стояли сержанты, и каждому входящему внутрь вручали две банки консервов и пачку галет — сухой паек, на сутки. По толпе прошел ропот, но веселые сержанты успокаивали, - что это не на долго и скоро все закончится.
Над Европой буйствовала весна и молодые парни, привыкшие к лишениям воинской службы, принимавшие это все как очередное испытание на прочность, заполняли собой за вагоном вагон. Через полчаса эшелон тронулся дальше, в глубь Германии. Консервы — холодная рисовая или гречневая каша с мясом, на сухую не шли. Леха забрался на нары и прижавшись к соседу, в такой же как и у него пропитанной влагой шинели, постарался заснуть. Сзади к нему прижался такой же собрат по несчастью. Пожевав твердую как подошва галету, он и вправду уснул.
Разбудила его команда на выход. Состав стоял посреди поля. Было раннее утро, солнце еще не взошло, и сквозь туман еле угадывалась опушка леса. Кружилась голова, мучила жажда, Лешку знобило, но ему было все равно и он равнодушно встал в строй. Колонна серой массой двинулась по лесной дороге куда-то на запад. Грунтовая дорога была в хорошем состоянии, отсыпана щебнем и с кюветами по обе стороны. В них блестела вода. Вода манила к себе родниковой свежестью. Под голубым весенним небом она казалась не придорожной лужей, а чистейшей живительной влагой горного ручья.
Несколько человек покинуло строй и присев, начали пригорошнями черпать эту болотную жижу. Дурной пример заразителен, колонна рассыпалась мгновенно. Офицеры из сопровождения, командами и криками пытались остановить эту лавину, но тщетно, их никто не слушал. Естественная потребность в воде гнала людей как зверей к водопою. Леха тоже сделал несколько глотков, но даже мучительная жажда не заставила его вдоволь напиться из, взболтанной сотней рук и ног, ямы.
Кое как собрав деморализованное войско в подобие строя, толпа наконец вышла к воротам воинской части, которая и являлась пересыльным пунктом под названием Видтшток. Сразу повели на медкомиссию в длинное одноэтажное строение похожее на барак, где уже быстро как на конвейере, из комнаты в комнату бегали голые мужики. Леху заставили раздеться, пройти эту процедуру и скорей освободить место для следующей партии. Леха на первом же осмотре сказал, что он болен. Человек в белом халате сделал запись в журнал и направил в лазарет, находящийся в здании штаба, только с отдельным входом.
Алексей, на слабеющих ногах, зашел в кабинет медсанчасти, где на кушетках, стульях и прямо на полу сидели «бойцы». Между ними ходил медбрат с погонами ефрейтора и измерял всем температуру.
Леха притулился на свободном месте в углу. Ефрейтор, стряхнул термометр и сунул его в руку вновь прибывшего. Потом было долгое ожидание, долгая езда в кузове бортовой автомашины.
Лешка смутно помнил свое появление в госпитале 2-й танковой армии, расположенном в живописном местечке ЛихИно, в старом замке, на берегу красивого озера. Кажется был душ, потом чистая постель, в которой он, укрывшись с головой одеялом, трясся в сильном ознобе. Милая медсестра вколола ему в зад что-то очень болезненное, и Леха просто провалился в глубокий сон до утра, пропустив ужин.
Утром, открыв глаза, он увидел прямо перед собой распустившуюся сирень в раскрытом настежь окне, солнце, и услышал щебетанье птиц. Молоденькая санитарка тщательно протирала стекло. «А фрау вроде ничего — симпатичная», - промелькнуло в его выздоравливающей голове.
-Ну что солдатик, оклемался? - На чистом русском, с костромским проносом спросила девушка, приветливо улыбаясь во весь ряд ровных и белых зубов. Алексей счастливо потянулся — он понял, что находится в раю.
Сильно хотелось в туалет, но отвыкший за полгода от женского общества, стеснялся спросить. Девушка, профессионально уловив в его взгляде некоторое смятение, пришла на помощь:
-Туалет направо по коридору, до конца, ты же новенький. Давай быстрей, сейчас обход будет.
Лешка, почувствовавший в ее голосе строгую больничную дисциплину, уже не стесняясь, в нижнем белье (кальсоны и рубаха), босиком пошлепал на выход. В палате кроме него стояло еще пять коек. На трех из них лежали люди, но все они спали.
-Эй солдатик, надень шлепанцы, под койкой!
Леха послушно сунул ноги в две деревянные колодки с кожаными ремешками, и застучал ими по дубовому древнему паркету.
Когда вернулся девушки уже не было. Он даже не успел ее как следует рассмотреть. «Жалко, можно было познакомиться», - подумал он. Потом пришел пожилой врач с медсестрой, внимательно простукал и прослушал, заставил открыть рот:
-Ничего страшного боец, жить будешь. Недельку поколем, а главное питание и отдых.
Всю неделю медсестра четыре раза в день, делала укол. Весь средний персонал госпиталя были веселые девчонки из «Союза», и через пару дней Леха, с его общительным характером, перезнакомился со всеми.
Кормили как в санатории, - завтрак, обед, полдник с кофе и булочкой, вечером ужин. После голодных зимних месяцев «учебки», где трех тысячный коллектив не помещался в столовой, поэтому кушали в две смены не понятно что, здесь действительно был рай. Леха благодарил бога за эту передышку и втайне надеялся, что про него забудут, но чудес не бывает. Как-то, расположившись с чашечкой кофе и книжкой на балконе второго этажа, внизу услышал шум подъезжающей машины. Ничего тут такого не было, - мало ли по хозяйству машин в госпитале... Были слышны голоса.
-Нам нужен младший сержант Скворцов! Есть здесь такой?..
Леха с грустью понял, что это по его душу.
И вот сейчас он снова здесь со своим другом Михеем — Санькой Михайловским. Но теперь мысли и заботы были другие. Проблема у многотысячного сборища франтоватых «дембелей» была одна, - как сохранить парадный вид у мундиров, отутюженных шинелей и брюк.
Все последние месяцы до приказа, «старики» в каптерках до поздней ночи ушивали, где-то расшивали, разглаживали, расчесывали и подновляли свой парадный «прикид», надраивали ременные бляхи до состояния зеркального блеска. Чистили так же стандартный набор значков. Это знак Гвардия (не у всех), знак за классность, знак отличника боевой и политической подготовки и значок военно-спортивной подготовки.
Особой заботой у старослужащих конечно был чемодан и дембельский фотоальбом. Вот здесь фантазия и творчество продвинутых дизайнеров расцветала буйным цветом. Что только не придумывали армейские умельцы. Ярко разрисованные и покрытые лаком чемоданы поражали неповторимыми пейзажами, а альбомы можно было просто рассматривать как произведения искусства, не обращая внимание на фотографии.
Спрос рождает предложение, и в таких замкнутых мужских сообществах как армия и тюрьма, всегда появляются настоящие творческие личности.
У Лехи неожиданно прорезался талант портного. Тогда в моде был клеш, и распустив от колен свои парадные брюки, он вставил туда еле заметный клин, и тщательно разгладил. Первый блин оказался не комом. Продефилировав в помещении каптерки перед строгим жюри, был благосклонно отмечен всеобщим признанием. И потянулся к нему народ с заказами даже из соседних подразделений, и конечно с выгодой для него.
Кто-то разрисовал по его сюжету чемодан, кто-то витиевато, тоже профессионально, сделал обложку фотоальбома, а кто-то, не имея особых способностей, просто расплатился наклейками, сигаретами и даже шнапсом.
Поэтому сохранить весь этот блеск и красоту неземную за долгую дорогу в битком набитых теплушках, далеких от стерильности и гигиены, действительно было непростой задачей. Ходили слухи, что на пересылке пройдет шмон, и все что не по уставу, будет нещадно изыматься. Не по уставу было практически все. И белая окантовка погон с петлицами, с вложенными в них железными пластинами, и бляха ремня, - не плоская как положено, а согнутая игривой подковкой, и конечно подрезанные шинели, чуть прикрывающие колени.
Но слава богу это оказалось только слухом и скоро, все в том же поле, счастливое воинство заполняло собой железнодорожный состав. По осени в вагоне, рядом с железной печкой стоял большой ящик с бурым немецким углем в брикетах, и растопив до красна буржуйку, народ наконец расслабился. Все! Теперь только дорога, и еще раз дорога. Нет начальников, нет командиров, вокруг такие же как ты, - свободные, немного ошалевшие от этой свободы лица.
Как только тронулись, тут же пошли разговоры, - где добыть алкоголь, но Леха с Михеем итак были пьяны от свободы, обрушившейся на них впервые за два года службы. Вагон был забит под завязку. Постепенно стали обживать пространство. Хозяйственные мужики уже облачились в спортивные костюмы или заранее приготовленное рабочее хб., а сверкающие значками мундиры и шинели, развесили по стенам, обитой вагонкой, теплушки. Как обычно пошли шуточки, приколы. У кого-то оказалась с собой гитара и в осенних сумерках зазвучала песня. На печке уже разогревались консервы, в темном углу шла азартная игра в карты, а кто-то, с иголкой и ниткой, доводил до последней кондиции парадную форму. Все было как всегда.
Леха с Михеем сидели у полуоткрытой двери вагона и смотрели на чудные пейзажи Восточной Германии, Михей копался в солдатском вещмешке. Лешкин друг, рядовой Сашка Михайловский, служил в его команде водителем тягача. На треть батарея, в которой проходил службу Алексей Скворцов, была укомплектована шоферами, - великими профессионалами в своем деле. Почти весь весенний призыв из водителей-механиков был командирован на уборочную в Казахстан. В те времена практиковалась отправка в помощь целинным совхозам водителей со списанной военной техникой. Это было событие.
Естественно свобода для таких счастливцев начиналась на пару месяцев раньше. Конечно они номинально числились за какой-нибудь воинской частью, но на деле это были уже простые работяги, даже получающие кое-какую зарплату. Готовые под списание автомашины, доводились до ума, красились, и когда их загоняли на железнодорожные платформы, то смотрелись они очень даже недурно.
Это были солдаты, спаянные крепкой армейской дружбой, и расставаться ребятам не хотелось. Почти весь шоферский коллектив после целины, собрался ехать на Дальний восток, на строительство Зейской ГЭС. Они звали Михея с собой, писали письма со всесоюзной комсомольской стройки, хвастались большими заработками, в деталях описывали свою веселую жизнь в таежной глуши, и даже обещали подыскать ему невесту. Михей отвечал, что с нетерпением ждет «дембеля», и уже давно окончательно решил рвануть к ним. Леха ему завидовал.
Среди военнослужащих, собранных со всей Восточной Германии, мелькали и знакомые лица. Гвардейская, восьми орденоносная ракетная бригада, в которой проходил службу Алексей, была представлена ребятами и из других дивизионов, с которыми Леха пересекался на учениях, боевых дежурствах и спортивных состязаниях. - Вот Семка Гехт, связист из батареи управления, статный высокий парень, с ярким румянцем на щеках, большой любитель покушать, пытается что-то приготовить на раскаленной печке. Леха вспомнил, что когда он заступал в наряд дежурным по кухне, Семен любил после отбоя заходить к нему, и они жарили картошку на большом протвине. На нарах лежали и разговаривали два земляка, тоже знакомых, из башкирской глубинки — Марсель и Ренат, тоже водители.
Были там и горячие парни с Кавказа. Средняя Азия была представлена компактной группой смуглолицых ребят. Даже из далекого Магадана всех смешил веселый узкоглазый паренек, не то якут, не то чукча. Никого из них Лешка не знал.
В проеме двери замелькали ажурные арки моста через Одер. Михей, откуда-то из глубины вещмешка извлек комсомольский билет, разорвал его напополам и бросил в спокойные воды реки. Эшелон въезжал в Польшу. Леха с удивлением посмотрел на товарища:
-Зачем ты это сделал? Ведь пригодиться, все таки на комсомольскую стройку едешь.
-Чудак ты Скворец, там настоящее дело, настоящие мужики, а в цене сила мышц и пот, и твой комсомол на хрен никому не нужен.
Он достал из мешка рабочее постиранное хб., и стал переодеваться, аккуратно развешивая на плечиках парадный мундир. У Лехи на такой случай был заготовлен спортивный костюм, подаренный ему за первое место на армейских соревнованиях в марш-броске с полной выкладкой, и через короткое время ребята опять сидели у двери, и с интересом смотрели уже на польские пейзажи.
-А что Скворец, давай со мной вместе, ведь хочется, пока молодые, повариться в этом бульоне, испытать себя в реальном деле с реальными пацанами. В конце концов построить что-то нужное для страны, чтобы было что рассказать детям.
-Ты сам чудак Михей. Тебя, с твоей специальностью и профессионализмом, встретят с распростертыми объятиями, а я со своей десятилеткой, годен только в разнорабочие.
Алексей немного подумал и продолжил:
-Я очень хочу с тобой Сань, и я обязательно там буду, только попозже, как только что-нибудь закончу и обрету профессию.
Он вздохнул.
-Эх, такой повод, а выпить нема, вот ведь незадача, обидно.
-Да кто же знал, что шмона не будет, а то давно бы у комбата из сейфа спиртяги отлили.
Они снова замолчали. Польша встретила их привычным аттракционом. Состав на поворотах замедлял ход, и к насыпи с криками бежали аборигены, прикладывая два пальца к губам. Лехе с Михеем это было не в новинку. Еще по первости, когда пересекал Польшу от Бреста до Одера, он удивлялся такому странному поведению местных жителей, но потом было еще два проезда в Советский Союз на пуски ракет, на полигон Капустин Яр в Астраханских степях, в составе воинского эшелона с военной техникой. Вот тогда Леха выбрасывал не жалея, в открытую дверь теплушки, пачки сигарет, которые личный состав ГСВГ получал бесплатно. Это были дешевые, - 6 копеек пачка, - «Охотничьи» или «Северные». На одно лицо выдавали 18 пачек на месяц. Некурящие, наверное чтобы не было обидно, получали две пачки сахара. Как правило, по первому году службы, некурящий «молодняк» получали сигареты и отдавали их «старикам».
Поэтому, проезжая по территории Польши, солдатики щедро одаривали местных, выбрасывая в бегущую толпу пачки сигарет. Было весело смотреть как они ловили на лету эти подарки «Деда мороза», и даже устраивали потасовки.
К своему великому стыду, гвардии сержант Алексей Скворцов ощущал тогда в душе какое-то великодержавное превосходство. Наверное тоже испытывал Колумб, раздаривая дикарям бусы.
По вагону прошел слух, что везут их не обычным маршрутом на Брест, а на побережье, через город Черняховск, на Калининград. Ну что ж, начальству видней. Ехали быстро, практически без остановок, и это радовало. Все боялись одного — пропустить границу. Между Польшей и Германией она была не заметна. Здесь же солдатам хотелось чего-то необычного. Пошли вторые сутки, напряжение нарастало, ночью практически никто не спал, все боялись в темноте пропустить этот торжественный момент.
Забрезжил рассвет, дверь в теплушке была распахнута настежь, все сгрудились возле нее. Стоял туман, в холодной сырости угадывался редкий лесок, кусты с проплешинами полян, и вдруг пошли столбы с натянутой на них «колючкой», и снова лес, потом опять колючая проволока. Понять ничего было нельзя, картина не менялась, - кусты и перелески чередовались рядами «колючки».
Эшелон двигался еле-еле, изгибаясь дугой на повороте, и... Прямо возле их ног возникла будка стрелочника, возле которой стояла пожилая женщина с флажком в правой руке. Она приветливо махала свободной рукой.
Вначале был ступор, - неужели так просто и обыденно, потом шум, радостные возгласы и вдруг, неожиданно, как-то само собой полилась песня. Запели несколько человек, а подхватил весь вагон:
-Широка страна моя родная!
Много в ней лесов полей и рек!
Я другой такой страны не знаю!
Где так вольно дышит человек!
Хор молодых мужских голосов звучал очень мощно и слаженно. Они сгрудились в проеме двери, положив руки друг другу на плечи. Справа стоял Михей, слева Семка Гехт, где-то сбоку Марсель с Ренатом, сзади лихие джигиты с Кавказа в обнимку с парнями из Узбекистана. Где-то подмышкой притулился веселый паренек, - не то якут, не то чукча.
Леха высунулся всем туловищем в проем двери, чтобы увидеть целиком всю картину. Состав изогнулся дугой на повороте, и было видно, что пел весь эшелон от края до края. Когда последний куплет одолели, над промозглым осенним небом зазвучало раскатистое троекратное «ура». Женщина- путеец вытирала платком глаза.
Когда замолчали, в воздухе повисла некоторая неловкость. Почему-то было стыдно глядеть в глаза друг другу. Эта внезапная вспышка любви к своей стране поднялась откуда-то из глубины сознания и была неожиданной.
Потом долго, до вечера, стояли где-то на запасных путях, потом подогнали состав из плацкартных вагонов, куда все благополучно и переселились. Сразу же по составу забегали какие-то юркие ребята, предлагая водку за 15 рублей — бутылка. Это был форменный грабеж. Хотели набить им морды, но те, видимо привыкшие к таким встречам, весело отбрехивались, - дескать один раз в жизни можно и переплатить, тем более, что дешевле все равно не найти. Может это было и к лучшему, - ошалевший от обрушившихся на него впечатлений, коллектив избежал убойной пьянки.
Через двое суток Михей провожал Леху на одном из московских вокзалов. До отправлении электрички было еще уйма времени. Было тяжело расставаться.
-Скворец, ну пойдем посидим где-нибудь.
Просящим голосом тянул его товарищ.
-Нет Михей, прости. Тебе еще двое суток пилить до своей Астрахани, а мне электричкой два с половиной часа до дома, хочу быть в форме. Давай прощаться.
Ребята обнялись.
-Ну ладно, не поминай лихом, может еще встретимся.
-Обязательно встретимся.