Из радиопередач, автором которых я была с 1983 по 1985 год, для нынешней публикации я взяла только самую соль – живые свидетельства о войне 1941 – 1945 тех, кто в ней участвовал и кто её пережил.
ХАТЫНЬ
У каждого человека, даже молодого, не знавшего войны, своя о ней память и своё представление. Мне напоминает о ней привычный шрам на теле отца… Бабушке из-под Витебска – большой портрет погибшего сына, единственное украшение скромной селянской хатки… Инна Рутковская, библиотекарь из деревни Индура, которая с двух лет находилась в немецком детском доме под Минском, рассказывала, как долго еще после войны уже дома она прятала вечером под подушку кусочек хлеба – на всякий случай, про запас…
У каждого своя память о войне, но общим напоминанием о ней алеют звёзды на солдатских обелисках, скорбно звонят колокола Хатыни…
Утром еще курились дымки над хатами, скрипели колодезные журавли, из кузницы доносился привычный звон железа: мужчины готовили сеялки, женщины крутились у печи, дети еще досматривали утренние сны…
И вдруг пулемётная очередь, окрики фашистов, крики «Мама!», «Мама!», «Ма – мааа…»
Миша Новицкий - 10 лет, Антось Новицкий – 4 года, Федя Миронович – 9 лет, Аня Каминская – 10 лет… Их-то за что казнили?
Трагическую судьбу Хатыни разделили сотни белорусских деревень. 24 из них в Гродненской области.
Новое Село Кореличского района – сожжено заживо 214 жителей, Акуниново Слонимского – 305, Великая Воля Дятловского – 362, Шауличи Волковысского – 366, Синий Камень Гродненского - 400, Зиняки Щучинского - 484, Пузовичи Гродненского – 496, Княжеводцы Мостовского – 900 человек.
За три года оккупации в Белоруссии уничтожено 2 миллиона 230 тысяч мирных граждан.
Но напрасно рассчитывали фашистские палачи скрыть свои злодеяния в море пепла. Живые очевидцы их зверств, сгорая и умирая вместе со своими детьми, соседями, односельчанами, каким-то чудом оживали, приходили в себя, начинали вспоминать…
КУЛАК Мария Григорьевна,
дер. Боровики, Слонимский район:
- Как застрочили по нам из автомата, я успела наклониться, и пуля скользнула по голове, снесла платок, содрала кожу вместе с волосами, полилась кровь… Но я лежу живая, и дитя живое. Я закрываю его лицом, а оно кричит. Прижму сильнее – стихнет. Чуть отпущу, опять кричит. А они ходят с пистолетами и добивают. Дошёл до меня, слышит, что дитё кричит, а на меня не подумал, что живая: кровь на голове… В дитё и выстрелил… Как держала я его за головку, так и пальцы мне фашист прострелил. И дитя стихло – кровь, чувствую, свищет мне на лицо…
Если попробовать выделить из гигантского массового убийства жизнь отдельного человека – каждый его день с радостями, хлопотами, смехом детей, с любовью и нежностью, если попробовать представить себя на месте этой женщины, только тогда почувствуешь ноющим сердцем всю глубину, дикость и непоправимость каждого из тысячекратных злодеяний фашизма.
СЕГОДНИК Мария Филипповна,
Гродно:
- Отцу моему 85 лет, 50 из них он в коммунистической партии, заслуженный партизан, получает персональную пенсию, живет в Витебской области, Россонский район, деревня Заборье. В 1929 году он первым вступил в колхоз, помню, как первым вёл на колхозную ферму нашу корову. Работал председателем сельсовета. Когда пришли немцы, ушёл в партизаны. Мой дядя был вторым секретарём райкома партии, погиб на фронте, как и мои двоюродные братья. Другой дядя вернулся с войны совсем больным и очень скоро умер. Я была старшей в семье, остальные дети – совсем маленькие и спаслись только потому, что успели уехать в другую деревню.
В 1943 году 5 января на партизан напали каратели. Мы уехали в лес, а тех, кто остался в деревне, каратели загнали в один сарай, потом вывели на луг, под стог сена и всех расстреляли. Мама моя, как только увидела, что горит дом дяди, испугалась, что всех в огонь побросают, и мы поехали в другую деревню и там остановились у знакомых. Немцы и туда пришли, поснимали со всех валенки, даже у сестрёнок маленьких… Когда мы вернулись домой, то в нашей хате даже кошка была расстреляна. Корову, всё, что было в доме, забрали каратели.
Когда наши партизаны соединились с фронтом, нас, девушек, через военкомат взяли в армию. 103 девушки нас было в 159-м запасном полку 4-й ударной армии Первого Прибалтийского фронта. Работала санитаркой, сопровождала раненых и больных в госпиталь. Война для меня закончилась в Клайпеде, бывшем немецком Мемеле.
Как и многие её ровесницы, молодость которых безжалостно искалечила война, с началом мирной жизни Маруся, встретив любимого человека, стала увлеченно создавать свой дом и семью. Один за другим рождались дети. Когда они подросли, Мария Филипповна устроилась на работу во вневедомственную охрану, где под её началом было 40 человек.
- Мне нравятся люди честные, добросовестные, справедливые. Не люблю тех, кто ловчит, врёт. Работает у меня сейчас студент, и вот вижу, что врёт, юлит. Придёт на пост и сейчас же может уйти с поста. Как это так?! Разговариваю с ним, пытаюсь вразумить.
МИНЕНКОВА Тамара,
Гродно:
- Я родилась после войны, но то, что было в те годы, мне очень близко, потому что мои родные прошли через те ужасы… Мои родители жили в деревне, мама рассказывала, что, когда пришли немцы, то стали выгонять их из домов и гнать в сторону Германии. А у неё на руках уже было трое детей! И мама, и мои старшие сёстры и брат вспоминают страшные вещи – как они голодали…
Вите было пять лет, а сестричке – четыре, они жили в землянке, всё время хотели есть, и однажды, переходя замёрзшую речку, увидели лошадиную голову. И вот они ночью, маленькие, взяли санки и пошли эту голову поднимать. И сил, конечно, не было. Но как-то они эту голову погрузили, а потом за ними собаки увязались, стали они убегать и потеряли где-то эту голову… Вернулись ни с чем и плакали. А младшая сестрёнка чуть не умерла, когда заболела, потому что лечить было нечем…
НА ФРОНТЕ
«Дорогая Любушка!
Войне скоро конец, мы уже добиваем фашиста в его логове. Идет весна, скоро начнётся посевная, тебе будет тяжело, но урожай собирать, зерно молотить я уже обязательно вернусь…»
Так писал жене с фронта житель деревни Волоты, что под Эйсмонтами, Егор Давыдович Балицкий. Но не вернулся он в родную деревню ни на жатву, ни после неё. Любовь Ивановна сама вырастила сына, которого так и не увидел отец.
67 земляков не вернулись после войны в Эйсмонты. Но выросли и возмужали их сыновья, занявшие места отцов. Они пашут, сеют, убирают урожай, сидя за рулём трактора, самосвала или штурвалом комбайна, растят колхозное стадо, строят новые дома и дороги.
А спустя 30 лет после Победы появилась эта песня… Стихи Андрея Дементьева и Давида Усманова, композитор и первый исполнитель Евгений Мартынов.
Я читаю письмо, что уже пожелтело с годами,
На конверте в углу номер почты стоит полевой.
Это в сорок втором мой отец написал моей маме
Перед тем, как идти в свой последний, решительный бой.
«Дорогая моя, на переднем у нас передышка,
Спят в окопах друзья, тишина на крутом берегу.
Дорогая моя, поцелуй ты покрепче сынишку,
Знай, что я от беды вас всегда сберегу».
КАТКОВ Алексей Сергеевич,
Гродно:
- Когда была взята только половина Кёнигсберга, мне дали задание прибыть в штаб. Но мы с товарищем попали не туда и не знаем, куда идти дальше. Вдруг из подвала выбегает женщина, бросается к нам и предупреждает: ни в коем случае не выходите на ту площадь, там немецкий пулемёт!
- Если бы не та неизвестная женщина, вы могли бы и не остаться в живых…
- Был и ещё случай, когда смерть прошла совсем рядом… Под Великими Луками группе армейских разведчиков, в которую я входил, поручили выяснить перемещение немецких войск и место базирования их гарнизона. Во время короткого отдыха в одной из деревушек мы выставили охрану и собрались перекусить. Хозяйка дома встретила нас хорошо, постных щей налила. Но вдруг постовой сообщил: «В саду неизвестные в касках, движутся сюда». Мы вышли, я в бинокль наблюдаю, и тот, из-за сарая – тоже. Я увидел у него на каске звезду, но предупредил своих: держите на прицеле. И я выхожу, и он выходит. И видим: звёзды друг у друга. Сразу в объятья! Я сказал, что из 227-го батальона. Он – разведка глубокого тыла. Потом вместе выходили на шоссе.
Нам повезло, что встретились с разведкой глубокого тыла армии. Они дали нам ценные сведения и предупредили, что в одном из пунктов – опасные полицаи. Мы выполнили задание, отправили в штаб несколько донесений и стали возвращаться назад…
И тут их выследили немцы. Чтобы легче было расправиться с маленьким отрядом, фрицы заминировали дорогу, по которой должны были пробираться разведчики. Тех, кого не зацепит мина, предполагалось добить из автоматов.
- Мина меня только сильно контузила и нанесла множество осколочных ранений. Но взрыв услышали партизаны, они знали, что мы в разведке, и окружили немцев, и тем самым нас спасли. Правда, от нашего отряда в живых осталось вместе с ранеными 5 человек из 15. За эту вылазку нас представили к награде, мне дали орден Красной Звезды.
Когда сразу после демобилизации я приехал в Гродно, чтобы повидаться с братом, вся Советская площадь лежала в руинах…
Брат Алексея работал в отделе внутренних дел, скоро и его самого уговорили остаться и попробовать себя в этой сложной, ответственной работе. Со временем Алексея Каткова как человека достаточно образованного направляют на работу в государственный архив, который тогда находился в ведении милиции. Неизвестная сфера деятельности несколько настораживала и даже страшила, но окончательно согласиться с новым назначением заставил и личный интерес: в архиве работала девушка, из-за которой таким хорошим и уютным показался этот город… И вот уже сорок лет они живут и работают вместе. А разговариваем мы с Алексеем Сергеевичем в его кабинете в старинном здании на площади Ленина, где расположен исторический архив, который он возглавляет.
- Когда меня направляли в архив, я и не представлял, что это очень интересная работа. А когда столкнулся с подлинными документами, понял, что без них невозможно изучить и описать историю нашей Родины. Находишь порой такие уникальные документы, которых еще свет не видел…
ПАРТИЗАНЫ
«Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой... Сделай её полезной…» Эти строки Николая Островского и его книгу «Как закалялась сталь» Аня Петровская перечитывала не раз и потому не падала духом оттого, что ей труднее, чем другим, она привыкла не бояться трудностей…
В детстве лишившись зрения, девушка нашла в себе мужество и духовные силы, чтобы быть не иждивенцем, не обывателем, а активным участником жизни. Даже в годы войны семнадцатилетняя Аня не сидела сложа руки, а как могла помогала местным партизанам, по-своему приближая день Победы.
ЛИТВИНОВА (ПЕТРОВСКАЯ) Анна Моисеевна,
Гродно:
- В Борисове жил мой брат Павел Сегодник. Его немцы силой заставили пойти в полицию. Выбили ему глаз, заставили копать яму. Выкопал, потом они говорят: «Или убьём, или иди в полицию!» Я посоветовалась с товарищем Щедриным, это был командир партизанского отряда. Тот сказал, что делать. И Павел пошёл в полицию. Он все важные данные передавал мне. В октябре 43 года я пошла в Борисов, и Павел сказал мне: «Завтра поедут немцы во главе с самим Кабаковым на партизан». Кабаков был бургомистром Борисова. На его совести много повешенных и убитых комсомольцев, женщин и детей. Быстренько я, нигде не задерживаясь, вернулась домой, и ночью мы передавали это сообщение в отряд имени Ворошилова и в отряд имени Сталина в бригаду дяди Коли. Они сначала не поверили мне, думали, может, это кто выдумал, ну а потом отправили 11 человек. И эти одиннадцать героев в пух и прах разгромили отряд Кабакова.
За содействие этой удачной операции юную партизанку Аню Петровскую наградили медалью «За отвагу». А спустя неделю взволнованная девушка читала партизанам свою первую поэму про тот неожиданный налёт, про то, как рванули заложенные народными мстителями мины и взлетели в воздух четыре вражеские машины, как проливным дождём застрочил партизанский пулемёт…
После войны Аня Петровская окончила Минский педагогический институт, вышла замуж и стала Литвиновой. Работала учительницей в городке Червень под Минском, потом возглавляла Гродненское товарищество слепых. И продолжала писать стихи, исполнять на концертах народные песни, которые слышала от мамы. А еще растила двоих сыновей.
- Когда пошли мои дети в школу, появились новые сложности: не могла проверить их тетрадки – не вижу… Но как-то выучились, старший – инженер, младший – водитель в пожарной части. Заботятся обо мне. Вова и драников мне испечёт, знает, что я их очень люблю. Пошутят, посмеются со мной.
Когда мощный удар паралича надолго приковал Анну Моисеевну к постели, муж, с которым прожили 32 года, тоже слепой человек, не выдержал новой беды и ушёл из семьи.
- Легко жить всякий сумеет, - вздыхает она, - а вот попробуй жить, когда жизнь такая сложная и тяжёлая…
Но нашлись друзья и просто добрые люди, которые поддержали её и помогли встать на ноги.
- Нина, нянечка, как родная сестра, меня смотрела… Нелегко было жить, когда случился паралич, ну а так я никогда не чувствовала, что у меня нет зрения…
НА ВОЙНЕ, КАК НА ВОЙНЕ
Снова раскраснелись флагами улицы городов и сёл. Беларусь празднует своё освобождение. Большие полотнища и маленькие флажки полощутся на ветру на площадях и в парках, вдоль мостов, на каждом здании, даже высоко в небе - на длинных стрелах строительных кранов. А в лесу, сразу за городом или деревней, там, где нет флагов, еще хорошо видны рытвины позараставших травой и земляникой окопов и траншей минувшей войны…
КРИЦКИЙ Александр Иванович,
Гродно:
- 22 июня 1941 года я был в Ленинской библиотеке в Минске. Уже заканчивал университет и готовился к государственным экзаменам. Где-то в 12 часов дня вышел на перерыв отдохнуть, в это время дежурная попросила поправить репродуктор, она слышала, что передавали какую-то необычную информацию… Я подвинтил немножко репродуктор и услышал, что выступает Молотов – извещает страну о том, что началась война… Мне показалось, что это сон, я даже ущипнул себя: нет, говорил Молотов…
Ну а на улице уже заметно увеличилось движение, сразу появились в магазинах очереди за хлебом, раньше этого не было. Назавтра утром мы увидели первые немецкие самолёты, с них полетели бомбы. Перестало говорить радио, перестала течь вода из кранов, погас свет, нарушилась нормальная жизнь.
Война перечеркнула все планы студента-выпускника на будущую жизнь и работу. А он уже мечтал о своих учениках, о первом своём уроке физики. С нетерпением ждали этого и родители Александра – где ж это видано, чтобы сын белорусского крестьянина-бедняка заканчивал государственный университет!
В далёкие уже 1960-е я почти год посещала лекции по физике в Гродненском пединституте, которые читал Александр Иванович, и получила на экзамене пятёрку. Он вообще славился своим добродушием, деликатностью и умением пошутить. А еще – великолепной белорусской речью, мягкой и мелодичной, пересыпаемой народными поговорками. Редко кто сейчас так говорит – заслушаешься! Жаль, что спустя двадцать лет Александр Иванович, преподаватель уже не пединститута, а университета, давал мне интервью по-русски… Тогда я впервые узнала, что ему довелось воевать.
- Это была страшная, тяжёлая война, никто не знал, останется ли жить, какова его участь… С группой студентов мы шли на восток, в надежде, что в одном из военкоматов вольёмся в ряды Красной Армии. В Могилёве нас призвали в народное ополчение. Работали в госпитале, на сооружении оборонительного вала над Днепром. Когда немцы заняли город, мы опять ушли на восток… Это было самое муторное время – пока не взял в руки винтовку, не принял присягу.
Наша партизанская бригада имени Ворошилова № 300 дислоцировалась в Узденском районе Минской области. Конечно, было нелегко, но ты знал свою задачу, свои обязанности, был честен перед Родиной.
Нашей задачей было охранять население от угона в рабство, вести беспрерывные бои с немцами, разрушать коммуникации, дороги. Мы разрушали телефонную связь по шоссе Москва – Варшава. Столбы либо взрывали толовыми шашками, либо просто спиливали. Когда советские войска вели последнее наступление при освобождении Белоруссии, нашей задачей было обеспечить посевную. Мне была поручена работа в Могильнянском сельсовете. Во что бы то ни стало надо было провести сев. Зная это, немцы убивали лошадей, пахарей. Однако оккупанты были парализованы действиями партизан и, например, из Узды они могли выехать только большими группами.
С частями Красной Армии мы встретились в лесу, но к этому времени мы уже заняли Узду, хозяевами там стали партизаны, за день до прихода нашей армии. После соединения с армией часть партизан была оставлена для восстановления хозяйства и советской власти. Меня назначили директором Могильнянской средней школы. А в ноябре 1944-го призвали в армию, на Первый Украинский фронт, поставили командиром отделения.
Мы наступали на Дрезден, форсировали Шпрее в городе Штремберг. Спустя какое-то время связной сообщил, что мы должны отойти назад. Первый взвод прошёл благополучно, а по второму, когда тот проходил через разбитый мост, немцы с флангов начали сильный оружейный обстрел, и многие погибли. Нам предстояло отходить по такому смертельному пути. Но на наше счастье в том месте, где мы стояли, немцы оставили свои фауст-патроны, в полном боевом состоянии, с запалом. Мы еще раньше их заметили и даже попробовали в действии, бросая в реку. И тогда мы вооружились этими фауст-патронами и по тем точкам, откуда немцы вели сосредоточенный обстрел, обрушили удары их же фауст-патронов! Это был ураганный огонь! И после этого мы благополучно прошли по мосту.
Наши не верили, что это мы стреляли, думали, что это немцы что-то натворили. А когда узнали, что это мы сделали, нас на руках понесли и весь взвод наградили.
В 1947 году в Минском пединституте я встретил своего солдата, он и говорит: «Ты чего не носишь свой орден Славы?» Я говорю: «Какой?» - «Тебе же дали». Дело в том, что вскоре после того случая меня ранили, я был в госпитале и больше не встречался со своими бойцами. И где-то в 1948 году я пошёл в военкомат, и мне дали мой орден Славы.
Ну как тут не вспомнить известные стихи фронтовика Михаила Кульчицкого:
Марш!
И глина в чавкающем топоте
До мозга костей промёрзших ног
Наворачивается на чёботы
Весом хлеба в месячный паёк.
На бойцах и пуговицы, вроде
Чешуя тяжёлых орденов…
Не до ордена –
Была бы Родина
С ежедневными Бородино!
-------------------
На снимке памятник погибшим воинам. Деревня Городище под Минском.
Фото автора.