Ушедшая деревня

Владимир Островитянин
 Но все же  я ее застал!
   Дело в том, что 90-м году я попал в волжскую деревню с ее  прежним укладом. Это чисто русское поселение в Чувашии, что ведет свою историю от освобожденных из татарского полона русских после покорения Иваном Грозным Казанского ханства. Оттуда в их характере извечная вольница и принцип - своих не выдаем.
 
  А в новейшей истории главным их приработком был волжский промысел. Воровали лес. Всегда и везде. Шел он плотами  по Волге от лесозаготовок левого берега (там от Нижнего – Горького до Марийской стороны и Татарии простирается огромный массив северной тайги) на стройки первых пятилеток в Казань, Зеленодольск на Волжский марбумкомбинат и далее на волжские низа.

 Отбивали нападавшие  целые звенья от плотов и уводили их в ночь. Ну и попадались, конечно. А потому в той деревне из мужского населения уголовные срока имел каждый третий.
  Все это я понял очень быстро, но место так мне понравилось, что  очень уж захотелось стать там своим, а не дачником, которого обворовать сам Бог велел, а уж развести на дармовую  на выпивку….

  Появился у меня там сразу сосед - наставник и защитник. Капитан катера из сплавконторы Князев Петр Иванович. Кстати, тоже имел за плечами срок за  тот же неучтенный и приплавленный  лес из которого построил новый дом.
    Он меня учил - как строится, как с местными разговаривать, как не выпячивать свой достаток, как не бросать ( не оставлять после уезда с выходных) на участке шланги, ведра, инвентарь - непременно  украдут. Как не ходить моим жене и дочерям даже в жару в купальниках на виду у деревни. И это даже не на улице, а  в моем саду и  огороде. Как не переступить грань между заигрываньем с местными авторитетами и твердым «Нет». И многое, многое о чем я ранее и не подозревал.

  И только через года через 2-3 меня потихоньку приняли за своего. Понял это тогда, когда ко мне приехал городской товарищ и стал расспрашивать местных, как меня найти. Чем-то он деревенскому народу показался подозрительным и меня "не выдали".
   
  А потом я зажил там легко, как свой среди своих. Только вот приезжала ко мне на лето моя мамочка - сугубо городской человек с психологией дачницы. Это значит, рассказать всем все обо всех и о себе. А в деревне все жили по кланам. Каждый сам в своем. И я тоже был зачислен в клан Князевых – Скворцовых.
 
 А все глубоко личное – о женах разведенных, о мужьях пьющих, и о…   Такое обсуждается только внутри сообщества. А маманя моя человек общительный и добрый. А потому подкатывали к ней бабенки из других местных подразделений как бы с уважением, и вытягивали из нее всякую закрытую инфу.
 Воспитывал жестко. Даже насильно сажал в машину и увозил из деревни.

   Удобно было то, что до города мне было из деревни всего 45 км. А потому каждое утро уезжая на работу, я подбирал местных пенсионеров, что направлялись по своим больничным и прочим  делам в райцентр.  Причем, никто заранее ко мне не «напрашивался», а выходили они по утру на тропочку к шоссейке, а тут и я мимо проезжаю. Никто даже и руку не поднимет. Конечно всегда останавливался и подбирал их. Вот такие они гордые и ненавязчивые.

  А вечером возвращался домой. Жена на пенсию по химической льготе вышла в 45 лет. Жила со мной в деревне. И по приезде меня всегда ждала протопленная банька и стол под липами с изумительным  видом на великую реку и лесное заволжье.

     Все там у меня было. И, бывало "под газом", бродил я по ночам с местным дружбаном по его деревенской родне. Выпивали, калякали и меня те тетки и бабушки совсем  не стеснялись. Я был для них свой и совсем деревенский.
 
   Выезжал ночами на рыбалку с местными на их заветные еще дедовские места. Многие годы вывозил деревенскую родню (а она уже была почти моей родней) на Троицу на кладбище  посетить могилы предков. Даже пару раз отправлялся с тем самым соседом -наставником воровать зерно на совхозный ток. По договоренности со сторожем, конечно, но тем не менее. Хотя работал я в то время на крупнейшем химическом предприятии (10 тыс. на основном производстве, да еще почтовый ящик) в числе основного руководства завода. А потом стал и зам. генерального директора.

    Очень хотелось мне осесть там навсегда. Меня обстоятельства склоняли к этому и даже потенциальная подруга из местных  нарисовалась.
 
    Но в 2001 я вернулся на свою историческую родину. Дед с бабушкой и еще многие из моей родни лежат на Долгопрудненском кладбище. А живых и того больше. Дети давно уже здесь. И супруга от них никуда. А сейчас еще и внук долгожданный при нас. Вот  поварился я там в одиночестве, да и пришел туда откуда ушел. Хотя возможность кардинально поменять жизненный курс была. Но тогда не решился, а сейчас понимаю – все правильно сделал.

    Ураково же мое рухнуло окончательно и легло под дачников где-то 6-8 лет назад.
  Уже бабешки посторонние рассекают бесстыдно по деревне в купальниках. Коттеджи растут  там и сям. Но это летом. А к автолавке в зиму, когда нет дачников,  два раза в неделю собирается десяток бабушек и пара-тройка выживших дедков. Вот так.

 А на фото Волга из окна моего дома (Бывшего).