БИОГРАФИЧЕСКИЙ СПРАВОЧНИК
лиц, упомянутых в письмах из Тобольска
Государыни Императрицы Александры Феодоровны и Её Детей
к Анне Александровне Танеевой (Вырубовой)
Письма приведены в книге А.А. Танеевой-Вырубовой
«Страницы моей жизни»
ФЁДОРОВ СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ
Где упомянут:
Письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны № 7 от 15-го Декабря1917 г.
Сергей Петрович Федоров (23.01.1869 ст. ст.-15.01.1936 н. ст., Ленинград) – потомственный дворянин, выдающийся отечественный хирург, лейб-хирург Семьи Царя Николая II, заслуженный деятель науки РСФСР.
Сергей Петрович был старшим сыном действительного статского советника, главного доктора Басманной больницы доктора медицины Петра Николаевича Федорова, учредившего наилучшие в Москве хирургическое и гинекологическое отделения.
Шестнадцати лет (1885 г.) отдан в 8-й класс 2-й Московской гимназии (для поступления в университет требовался аттестат зрелости, которого он по возрасту не имел). Свободно владел немецким и французским языками. К другим предметам обязательной программы среднего образования никакого интереса не испытывал, учился скверно. Родителями для него был нанят репетитор.
В семнадцать лет (1886 г.) закончил гимназию, принят на медицинский факультет Московского университета.
В 1891 г. в двадцать два года окончил медицинский факультет Московского университета, получив диплом лекаря с отличием и место сверхштатного ординатора хирургического отделения Новоекатерининской больницы. Одновременно в 1891-1892 гг. работал под руководством своего отца в экспериментальной лаборатории хирургического отделения при Басманной больнице, занимался в Патологоанатомическом институте.
В 1892 г. Федоров обучался в качестве врача-ординатора на базе факультетской хирургической клинике Московского университета под руководством директора клиники профессора А.А. Боброва. В 1893 г. ординатор Фёдоров получил предложение от А.А. Боброва занять должность сверхштатного ассистента на своей кафедре. В возрасте двадцати семи лет (1897) утверждён в звании приват-доцента Московского университета и в должности старшего ассистента кафедры.
Научные интересы С.П. Фёдорова лежали в области бактериологии и иммунологии.
Впервые в России он приготовил и применил для лечения больных холерный антитоксин (1892 г), затем столбнячный токсин и антитоксин, установив, что антитоксин предохраняет от заболевания столбняком, если его вводят одновременно с токсином. В 1893 г. он приготовил лечебную противостолбнячную сыворотку.
Защитил докторскую диссертацию «Экспериментально-клиническое исследование по вопросу о столбняке» (1895 г.).
В 1897г. С.П. Фёдоров приобрел часть земель усадьбы «Воробьёво» (ныне Калужская область, Малоярославецкий район, тер. санатория "Воробьево"). Селом «Воробьёво» с XVIII в. владели дворяне Бахтеяровы. Через год на купленных землях началась постройка главного усадебного дома, проект которого был разработан шведским инженером Гуннаром Свенсоном, занимавшим должность консультанта по строительству при посольстве Швеции в Российской Империи. В 1904 г строительство каменного здания в стиле модерн: с башенками, шпилями и переходами в разных этажах в основном было закончено. В этом же году на средства С.П. Фёдорова в Воробьево были построены амбулатория для крестьян и церковноприходская школа, а также разбит парк, где были посажены кедры, лиственницы и туи.
В 34 года (1903) большинством в один голос избран экстраординарным профессором Военно-медицинской академии, где с 1903 г. по 1936 г. возглавлял кафедру госпитальной хирургической клиники.
К началу Первой мировой войны: действительный статский советник, ординарный профессор Военно-медицинской академии, лейб-хирург Императорского двора и совещательный член Военно-санитарного Ученого комитета и Медицинского совета Министерства внутренних дел.
Совершенствование своей врачебной (хирургической) деятельности С.П. Фёдоров продолжил в Германии, где он изучал систему асептического способа оперирования у Курта Шиммельбуша, а также методику цистоскопии и катетеризации мочеточников и другие появившиеся в то время эндоскопические методы у известного уролога Л. Каспера (L. Casper, 1859-1959).
Новым направлением его творческой мысли стала усиленно развивающаяся в то время урология. Перечень его трудов-изобретений в различных областях хирургической науки просто потрясает, его достижения признаны на мировом уровне. Вот список научных разработок С.П. Фёдорова, приведённый в книге М.Б. Мирского «История медицины и хирургии»:
«Он [Федоров] разработал косо-поперечный и косо-поясничный разрезы для доступа к почке (разрезы по Федорову), операцию пиелотомии [пиелотомию in situ] (операция Федорова), способы интракапсулярной и так называемой субкапсулярной нефрэктомии (операции по Федорову). Он предложил оперативный доступ к надпочечнику (доступ Федорова); при послеродовых мочеточникововлагалищных свищах – операцию чрезвлагалищной имплантации мочеточников в мочевой пузырь (операция Федорова); оригинальный способ фиксации опущенной почки (нефропексия по Федорову). Первым в мире Федоров произвел (1899) одномоментную чреспузырную аденомэктомию. Кроме того, он сконструировал ряд инструментов для операций на почках и мочевом пузыре – двузубый крючок, изогнутые под прямым углом почечные зажимы, зажим для захватывания опухолей мочевого пузыря и т.д. (инструменты Федорова).
Федоров активно занимался и новой тогда нейрохирургией, а также хирургией периферической нервной системы. Он сконструировал (вместе с инженером Менцелем) оригинальный ручной двигатель для трепанации черепа, предложил свой метод краниотомии, рекомендовал доступ к основанию черепа, в частности к придатку мозга.
Федоров первым описал новую нозологическую форму заболевания пищевода – его атонию. Он много оперировал, первым в мире (1902) после холецистэктомии наглухо зашил брюшную полость. Федоров нашел свой доступ к желчевыводящим путям (доступ Федорова), стал автором операций при неудалимых опухолях кардии и нижней трети пищевода и при тотальном раке желудка (операции Федорова), изобрел способ удаления желчного пузыря (способ Федорова), оригинальный шов печени (шов Федорова), а также способ наложения противоестественного заднего прохода (способ Федорова). Он предложил свой косопоперечный разрез при операциях на желчных путях (разрез Федорова), а при одновременном заболевании правых придатков и червеобразного отростка – так называемый штыковой или волнообразный разрез брюшной стенки (разрез Федорова).
Еще в 1896 г. он сконструировал (по принципу эзофагоскопа) ректоскоп и разработал методику ректоскопии, а также сконструировал ряд инструментов для операций на желчных путях – ранорасширитель, длинные экстракторы для извлечения камней, кровоостанавливающие зажимы и т.д.».
В 1904 году он С.П. Фёдоров впервые использовал для общей анастезии открытый фармакологом Н.П. Кравковым внутривенный гедоналовый наркоз, что послужило началом широкого применения неингаляционного наркоза и дало мощный толчок развитию полостной хирургии. В 1907 году Фёдоров избран председателем Российского урологического общества.
В 1909 году за достижения в научной и практической деятельности был удостоен звания почётного лейб-хирурга, а в конце 1912 года утверждён в должности лейб-хирурга Императорской семьи. Назначение на новую штатную должность не являлось формальным актом в ознаменование заслуг. Начиная с 1904 года на плечи Сергея Петровича, наряду, конечно, с другими врачами, была по сути возложена обязанность контроля за состоянием здоровья Наследника-Цесаревича Алексея Николаевича, страдающего гемофилией – неизлечимым наследственным недугом. Во время частых обострений болезни хирург С.П. Федоров неизменно приглашался к постели больного. После начала Первой мировой войны Сергей Петрович фактически находился в Царской свите, сопровождая Николая II и Цесаревича Алексея в поездках на фронт.
Выполняя обязанности лейб-хирурга С.П. Фёдоров продолжал работать в Военно-медицинской академии.
Награжден орденами Святого Станислава 3-й степени, Святой Анны 3-й степени, Святого Владимира 3-й степени и несколькими медалями.
Можно предположить, что для С.П. Фёдорова близость к Царской Семье явилась совершенно особым, ярким периодом его жизни, которому суждено было вскоре оборваться.
Февральский, а затем Октябрьский переворот поставили С.П. Федорова перед выбором своего дальнейшего пути. Многие из людей его круга, кто добровольно, кто вынужденно, покинули Россию. Однако, Сергей Петрович Фёдоров был, прежде всего, врач, ученый, по всей видимости, неисправимый прагматик. А это значит, воспринимал жизнь так, как она есть, отметая всё, что лежит вне неумолимой действительности. Его долг – лечить людей и служить медицине в любых обстоятельствах, чему он и последовал. Зачем ему было покидать Россию? Она оказалась в тяжких обстоятельствах, а разве, болезнь, страдания, смерть, в окружении которых приходится действовать врачу – не тяжкие обстоятельства? В России была нужда в его знаниях, опыте, энергии. По-видимому, это и определило его выбор. Он остался.
Об этом этапе в жизни С.П. Фёдорова биографы пишут: «В период Великой Октябрьской революции С.П. Федорову шел 48-й год. За плечами были 26 лет врачебной деятельности, из них 14 лет работы профессором кафедры госпитальной хирургии Военно-медицинской академии. Это были зрелость, расцвет творческих сил, пора отдачи. С.П. Федорову предстояло прожить еще 19 лет, и все эти годы (за исключением последних лет болезни) он отдал хирургии. Самые ценные труды С.П. Федорова, вошедшие в "золотой фонд" мировой медицинской литературы, были написаны в этот период. Ученый с мировым именем, человек материально независимый, тесно связанный с царским режимом своим придворным положением, он, однако, не последовал примеру многих представителей своего класса и отказался от эмиграции. Брат С.П. Федорова, Николай Федоров, эмигрировав во Францию, в своих письмах настойчиво предлагал С.П. Федорову переехать к нему, оставить Россию. В связи с этой перепиской в первые годы после революции С.П. Федоров был дважды арестован и находился в предварительном заключении во время следствия. <…>
Стремление служить народу, развивать русскую хирургию лежало в основе решения Сергея Петровича остаться в разоренной войной голодной России. Это определило дальнейшую судьбу С.П. Федорова как советского хирурга и ученого. Известно, что С.П. Федоров буквально на второй день после падения царского режима пришел на кафедру и с большим подъемом прочитал лекцию, призывая слушателей с удвоенной энергией работать и творить по-новому». (Россихин В.В. с соавт. Ук. соч.)
Во время октябрьского переворота Фёдоров формально значился в отпуске по болезни с июня 1917 по январь 1918 года, а затем вновь приступил к исполнению повседневных обязанностей.
«По распоряжению Главного военно-санитарного управления Красной армии 17 апреля 1920 года профессор С.П. Фёдоров был командирован в Москву для выполнения «особо важных и секретных дел», возможно, в связи с ухудшением здоровья одного из наиболее влиятельных большевиков — то ли председателя Высшего совета народного хозяйства РСФСР А.И. Рыкова, страдавшего от рецидивирующей боли в брюшной полости, то ли секретаря ЦК РКП(б) Л.П. Серебрякова, у которого после случайного ранения возникло, как тогда говорили, «общее заражение крови».
1 мая 1920 г профессор Федоров возвратился в Петроград, «сообщил начальству о своем недомогании и получил разрешение лечиться дома, но тут же узнал о задержании жены и сына, а также о засаде в своей квартире». (Тополянский. Ук. соч.)
Фёдоров успел связаться с М. Горьким, который посоветовал Сергею Петровичу составить обращение к Ленину. На следующий день Фёдоров был арестован ЧК и отправлен в тюрьму. Начавшееся следствие по делу хирурга С.П. Фёдорова продолжалось более четырех месяцев, и было прекращено благодаря настойчивым ходатайствам Максима Горького, который просил лично Ленина о скорейшем освобождении Федорова, назвав его в письме к Ленину, наряду с Мечниковым и Павловым, «гениальнейшим ученым мира, мозгом его».
9 сентября 1920 года Революционный трибунал Петро¬градского военного округа признал Федорова виновным в недонесении о пребывании в его квартире «американского шпиона Кузьмина-Толя», а также «в побеге за границу родного брата» и приговорил профессора к пятилетнему тюремному заключению условно. Тут же в зале суда его освободили из-под стражи.
Профессор Федоров вернулся в свою клинику.
14 сентября 1921 года он снова был арестован и отправлен в тюрьму по делу несуществующей «Петроградской боевой организации». Дело было сфабриковано одним из организаторов массовых репрессий 1920-1930-х гг. Яковом Сауловичем Аграновым (настоящее имя Янкель Шмаевич Соренсон) (сотрудник ВЧК-ОГПУ-НКВД, комиссар государственной безопасности 1-го ранга, входил в состав особой тройки НКВД СССР). Начальником Агранова являлся начальник Особого отдела ВЧК (одновременно начальник Секретно-оперативного управления) В.Р. Менжинский. Это так называемое «таганцевское дело» (поскольку во главе мифической контрреволюционной организации был поставлен профессор-географ В.Н. Таганцев), по которому было арестовано свыше 800 человек. Из них по постановлению Президиум Петроградской губернской ЧК было расстреляно 98 человек.
Неизвестно, как сложилась бы судьба бывшего лейб-медика С.П. Фёдорова, ставшего «лучшим хирургом Красной Армии», если бы не вмешательство писателя Максима Горького. Как предполагают, либо сам Горький через своего земляка Генриха Ягоду, либо жена Горького – Е.П. Пешкова, которая являлась в то время заместителем председателя Московского комитета Политического Красного Креста, обратились за помощью к председателю ВЧК Ф.Э. Дзержинскому. Через пять лет после описываемых событий М. Горький писал «… благодаря его [Дзержинского] душевной чуткости и справедливости, была спасена ценная жизнь такого крупного ученого, как Федоров, хирург».
В его повторном освобождении сыграло роль ходатайство правления Русского хирургического общества Н.И. Пирогова. После освобождения из-под ареста С.П. Федорову предложили переехать в Москву, где в течение 2 лет он работал в Кремлевской больнице, а затем вновь вернулся в Военно-медицинскую академию.
Во время пребывания в Москве, как, впрочем, и в любое другое время, С. П. Федоров давал много ответственных консультаций, выполнял не менее ответственные операции с неизменным успехом.
Биограф Федорова Виктор Давыдович Тополянский уточняет: «В конце ноября 1921 г. хирурга Федорова выслали под конвоем в Москву на вольное поселение. – И далее, ссылаясь на воспоминания М.П. Кончаловского, – он очень быстро оправился, стал «первым консультантом» в городе и с января 1922 года принялся оперировать в больницах, военных госпиталях и в еще не закрытых частных лечебницах».
По-видимому, именно в период работы в Москве Сергей Петрович виделся со И.В. Сталиным. Во всяком случае, как пишет Тополянский: «Во врачебных кругах ходили осторожные слухи о его неоднократных встречах со Сталиным.
Ему разрешили вернуться в Петроград и вновь занять свою кафедру еще до окончания срока ссылки (1923). Правительство подарило ему автомобиль и вернуло дачу на черноморском побережье (1926). Его именовали «Агамемноном русской хирургии» и беспрепятственно выпускали за границу. Ему простили даже вполне диссидентскую по тем временам статью о кризисе медицины «Хирургия на распутье» (1926). Хотя рецензенты утверждали, что эта работа написана «под влиянием западных веяний» и «пропитана едкой горечью разочарования и унылого пессимизма», а сам автор так и «не вооружился безупречной оптикой диалектического материализма», Федорову присвоили звание заслуженного деятеля науки РСФСР (1927)».
Еще в 1921 году С.П. Фёдоров совместно с Я.О. Гальперном подготовил и организовал создание первого советского хирургического журнала «Новый хирургический архив», издававшегося на протяжении 20 лет. Совместно с С.С. Гирголавом и А.В. Мартыновым редактировал 9-томное руководство по практической хирургии. С 1926 г. по 1935 г. являлся директором Института хирургической невропатологии (переименованный в последствии в Ленинградский научно-исследовательский нейрохирургический ин-т им. А. Л. Поленова М3 РСФСР, ныне Российский научно-исследовательский нейрохирургический институт имени профессора А. Л. Поленова, Санкт-Петербург). В 1928 г. Сергею Петровичу было присвоено звание заслуженного деятеля науки РСФСФ. В 1929 году он возглавил Институт хирургической невропатологии (ныне Российский нейрохирургический институт им. проф. А.Л. Поленова).
В 1929 году С.П. Фёдоров прооперировал Г.К. Орджоникидзе – председателя ЦКК ВКП(б), наркома РКИ и зам. председателя СНК СССР.
Абхазский писатель Михаил Лакербай, со слов одного из своих абхазских друзей в книге рассказывает, что операция проведена Фёдоровым в Париже в клинике французского академика Эмберга в присутствии консилиума врачей из числа знаменитейших хирургов Франции. На консилиум пригласили и видных специалистов из Рима и Лондона. На операцию Фёдоров вместе с женой, по описанию Лакербая, прибыл из Ленинграда: «В назначенный день операция состоялась. Над оперируемым в глубоком молчании склонились лучшие хирурги континента, с восхищением следя за каждым движением Федорова. С привычной четкостью хирург совершил сложнейшую операцию. Она длилась больше трех часов и была закончена, к всеобщему восторгу, успешно. В ординаторской Федорову была устроена овация».
Это описание не верно. На самом деле было так. «В 1926 году С. Орджоникидзе под псевдонимом Иванов был отправлен в Германию, с которой у СССР тогда была дружба. В Берлине его консультировал выдающийся немецкий уролог – директор урологической клиники госпиталя Шарите профессор Леопольд Каспер (Leopold Casper, 1859-1959)», у которого когда-то стажировался С.П. Фёдоров. Именно Каспер уверенно предположил, что С. Орджоникидзе страдает туберкулезом почек. (Ларинский. Ук. соч.)
Летом 1928 г. Орджоникидзе находился на отдыхе в Кисловодске, где врачи склонны были подтвердить диагноз туберкулёза почки, но оставались сомнения. Тогда «в Кисловодск немедленно выехали основатель российской урологии председатель Российского общества урологов начальник кафедры госпитальной хирургии ВМА, директор Института хирургической невропатологии профессор Сергей Петрович Федоров (1869-1936) и директор урологической клиники I МГУ профессор Рихард Михайлович Фронштейн (1882-1949), который считался ведущим специалистом по туберкулезу почек». Вместе с профессором параллельной пропедевтической терапевтической клиники I МГУ консультантом Лечсанупра Кремля Дмитрием Александровичем Бурминым (1872-1954) они провели консилиум у постели Орджоникидзе. Был вынесен следующий диагноз «туберкулез правого семенного пузырька и почечная пиурия», который, однако, не подтвердился при микробиологических анализах в Ленинграде.
В январе 1929 г. состоялся повторный консилиум, на котором врачи пришли к выводу о необходимости продолжения консервативного лечения.
И лишь профессор С.П. Фёдоров настаивал на операции. Он был уверен в том, что «самая большая опасность кроется… в том, что больные, обнадеженные и довольные тем, что их обещали излечить без операции, теряют на это лечение драгоценное время и являются к хирургу тогда, когда часто и нефрэктомия (удаление почки) не дает уже полного успеха».
14 ноября 1929 года С.П. Федоров и Р.М. Фронштейн в присутствии В.Н. Розанова, Д.А. Бурмина, Л.Г. Левина, А.Д. Очкина и сотрудников Лечсанупра Кремля – М. Максимовича и М. Металликова – под общим наркозом произвели С. Орджоникидзе нефрэктомию (удаление левой почки по поводу ее туберкулеза).
«Когда С.П. Федоров извлек удаленную почку Орджоникидзе, в операционной повисла напряженная тишина: почка была совершенно нормальной, с блестящей гладкой капсулой, не увеличена в размерах. Неужели ошиблись? Однако, когда Федоров сделал продольный разрез, врачи увидели, что почка внутри представляла собой огромную каверну! В операционной раздались не предусмотренные хирургическими регламентами аплодисменты».
Возможно, что собственную дачу в Гагре, построенную Фёдоровым ещё до революции, Советское правительство вернуло С.П. Фёдорову не в 1926, а в 1929 г, именно за удачную операцию Орджоникидзе. В то же время Фёдорову Советским правительством был подарен автомобиль «линкольн». О даче Фёдорова пишет Михаил Лакербай: «Кто, будучи в Гагре, не восхищался красотой дачи Федорова, одной из лучших дач на прославленном курорте!». Кстати, именно на даче Фёдорова в Гагре снимали сцену «вечеринки животных» в кинофильме «Веселые ребята». Вилла бывшего лейб-хирурга Императора Николая II, доктора медицины, профессора Сергея Петровича Фёдорова в Гагре после его кончины была обращена в 4-й корпус санатория Минобороны СССР, где отдыхал маршал Г.К. Жуков, отчего за этим строением закрепилось название "дача Жукова".
Хирурги, оперировавшие Орджоникидзе, никаким репрессиям не подверглись. В частности, Рихард Михайлович Фронштейн до конца жизни «оставался в фаворе», стал кавалером многих орденов и действительным членом АМН СССР.
Однако, многих из коллег Фёдорова, занимавших высокие посты, постигла иная участь. Спустя два-три года после смерти Орджоникидзе были осуждены и расстреляны как враги народа: врач-уролог, заместитель начальника Лечсанупра Кремля М.С. Металликов; начальник Лечебно-Санитарного Управления Кремля И.И. Ходоровский; Народный Комиссар Здравоохранения СССР Г.И. Каминский; консультант Лечебно-Санитарного Управления Кремля, доктор медицинских наук Л.Г. Левин; дежурный врач Кремлевской амбулатории С. Мец; директор Государственного научно-исследовательского института обмена веществ и эндокринных расстройств Наркомздрава СССР профессор И.Н. Казаков.
В 1933 году, в ознаменование сорока лет работы, С.П. Фёдоров первым из хирургов был награждён орденом Ленина.
О последних годах жизни хирурга С.П. Фёдорова пишет В.Д. Тополянский:
«Однако у современников складывалось впечатление, что официальное признание его заслуг не столько радовало профессора, сколько, может быть, угнетало. Все реже посещал он врачебные съезды и медицинские общества, все больше замыкался среди духовно близких ему людей. У него нарастали сосудистые изменения, обусловленные атеросклерозом, но своим единственным лечащим врачом он избрал не какого-либо известного доктора, а скромного терапевта, служившего в Военно-медицинской академии, Г.В. Сиротинина — сына лейб-медика и участника Белого движения, эмигрировавшего во Францию.
Как вспоминал М.П. Кончаловский, в 1934 году Федоров еще сохранял генеральскую осанку и на международном врачебном конгрессе великолепно изъяснялся по-немецки и по-французски, но выглядел уже иначе: «печать грусти легла на его умные глаза, в беседе не было обычной живости». Он угас 15 января 1936 года».
Выдержки о С.П. Фёдорове из Большой Медицинской энциклопедии (в качестве некролога):
«С. П. Федоров – автор св. 120 научных трудов. Основным направлением научной деятельности С.П. Федорова являлись проблемы хирургии мочевых и желчных путей. Обширный опыт хирурга он обобщил в «Атласе цистоскопии и ректоскопии» (1911), руководстве «Хирургия почек и мочеточников» (1923-1925), в монографии «Желчные камни и хирургия желчных путей» (1918). Его по праву называют отцом русской урологии.
Немало внимания С.П. Федоров уделял и хирургии брюшной полости, особенно хирургии желудка.
В области хирургии черепа его привлекали вопросы техники трепанации, операций на гассеровом узле, гипофизе, хирургическое лечение опухолей мозга. Ему принадлежит несколько работ по хирургии позвоночника и опухолей спинного мозга. Для лечения больных со злокачественными опухолями С.П. Федоров использовал вновь появлявшиеся методы, в частности рентгенотерапию. В его клинике был установлен подвижной рентгеновский аппарат для облучения операционного поля при удалении опухолей, а также апробированы методы лечения новообразований фульгурацией – методом, близким диатермокоагуляции, и токами высокой частоты, предложенными в конце первого и в начале второго десятилетия XX в. С.П. Федоров одним из первых стал применять внутривенный (гедоналовый) наркоз. Под его руководством впервые в СССР началась разработка проблем переливания крови, операций на симпатической нервной системе и изучение трофических язвенных процессов. В последние годы жизни его занимали проблемы хирургии периферической и центральной нервной системы.
С.П. Федоров развивал лучшие традиции русских клинических школ, гармонично сочетая обширный практический опыт со строго научным подходом. Как хирург С.П. Федоров всегда отличался необычайной четкостью работы, основывающейся на прекрасном знании анатомии и всех особенностей патологического процесса.
Важной заслугой С.П. Федорова перед отечественной хирургией была организация им совместно с Я.О. Гальперном издания хирургического журнала «Новый хирургический архив», по существу первого советского хирургического журнала, созданного в трудные годы Гражданской войны и послевоенной разрухи. Он был редактором 1-го изд. БМЭ, совместно с С.С. Гирголавом и А.В. Мартыновым являлся редактором многотомного «Руководства практической хирургии».
С.П. Федоров создал крупную отечественную хирургическую школу, из которой вышли десятки специалистов. 34 воспитанника школы Федорова возглавляли кафедры в различных медицинских институтах страны, 7 человек руководили хирургической работой в годы Великой Отечественной войны, будучи главными хирургами фронтов и флотов. Его ученики (Н.Н. Еланский, И.С. Колесников, П. А. Куприянов, В.Н. Шамов, А.В. Смирнов) возглавили крупные клиники нашей страны.
Имя С.П. Федорова присвоено кафедре госпитальной хирургии ВМА им. С.М. Кирова.
Умер С.П. Федоров в Ленинграде 15 января 1936 года, после двух лет тяжёлой болезни. Похоронен на Казачьем кладбище (Коммунистической площадке) Александро-Невской лавры. Мемориальная доска в память С.П. Фёдорова установлена на здании клиники госпитальной хирургии Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова (Пироговская наб., 3).
…
На этом можно было бы и завершить рассказ о хирурге С.П. Фёдорове. Прожив столь насыщенную событиями, яркую, плодотворную жизнь, он не оставил воспоминаний. Поэтому сложно оценить, какой период его жизни был для него особенно дорог и важен. Он многое знал, и многое унёс с собой в могилу. Но, как бы он сам не относился к тому или иному повороту свой судьбы, для тех, кто интересуется его жизнью, быть может, покажется важным тот период, который как бы «выпадал» из ровного ряда его научных трудов-этапов, или шёл параллельно, имея свою линию, своё собственное содержание, составляющее ценность не только для Сергея Петровича. А возможно, то время было для него скрепой, соединяющей с чем-то более важным, некий призыв к чему-то более совершенному, к тому, что стоит выше науки и выше и глубже всего материального мироздания, тому, что дорого, близко и понятно только искренне верующей душе.
Конечно, речь идет о его близости к Царской Семье и невольному пребыванию в едином пространстве с тем, кого называли Другом Царской Семьи – Григорием Ефимовичем Распутиным-Новым. Этому периоду времени, соприсутствию тайне Царской Семьи, источнику Её глубокой трагедии и великому утешению, подаваемому свыше, биографы почему-то уделяют мало места или не уделяют совсем.
Эта параллельная линия жизни началась в 1904 году в тот знаменательный день, 8 сентября 1904 г., когда Церковь празднует Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, а также чтит Курскую-Коренную «Знамение» икону Божией Матери, день годовщины победы на Куликовом поле, нашёл отражение в Дневнике Государя Императора Николая II:
«Среда. В 11 час. поехал к обедне с детьми. Завтракали одни. Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из пуповины! Пришлось выписать Коровина и хирурга Федорова; около 7 час. они наложили повязку. Маленький был удивительно спокоен и весел! Как тяжело переживать такие минуты беспокойства!
День простоял великолепный».
Так у младенца Наследника-Цесаревича Алексея Николаевича впервые проявилась наследственная неизлечимая болезнь, чему волею судьбы оказался сопричастным врач С.П. Фёдоров.
Из воспоминаний Анны Александровны Танеевой (Вырубовой):
«Осенью 1912 года Царская Семья уехала на охоту в Скерневицы (имение Их Величеств в Польше). <…> Получила телеграмму от Государыни, в которой сообщалось, что Алексей Николаевич, играя у пруда, неудачно прыгнул в лодку, что вызвало внутреннее кровоизлияние. В данную минуту он лежал и был серьезно болен.
Как только ему стало получше, Их Величества переехали в Спалу, куда вызвали и меня. … Наследнику было лучше, но он еще был очень слаб и бледен».
Дневник Государя Императора Николая II от 5 октября 1912 г. Спала:
«Невеселые именины провели мы сегодня, бедный Алексей уже не¬сколько дней страдает вторично от внутреннего кровоизлияния. Пер¬вый раз это случилось в Беловеже. Проф. Федоров вчера приехал. Сла¬ва Богу, сегодня он нашел известное улучшение. Была обедня и завтрак с домашними. Поиграли в теннис. Погода была теплая, серая».
Сообщение Министра Императорского Двора генерал-адъютанта барона Фредерикса от 21 октября:
«Острый и тяжелый период болезни Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого князя Алексея Николаевича миновал, и ныне является возможным дать общую картину заболевания Его Императорского Высочества по нижеследующим данным пользующих Августейшего больного.
Министр Императорского Двора генерал-адъютант барон Фредерикс.
21 октября 1912 года, Спала.
В первых числах истекшего сентября месяца, на первых днях пребывания в Беловеже, Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич, прыгая в лодку, сделал очень широкий шаг.
Первое время после этого не наблюдалось никаких ни болезненных явлений, ни сколько-нибудь уловимых изменений в общем состоянии Его Высочества.
Этому случаю, однако, пришлось, со всею вероятностию приписать появившуюся у Наследника Цесаревича в ночь на 7-е сентября в левой подвздошной впадине боль и опухоль, которая и была тотчас же определена как забрюшинное кровоизлияние.
При необходимом покое и соответствующем лечении кровоизлияние это стало через три недели настолько незначительным, что почти вовсе не прощупывалось, и больной уже начал делать попытки становиться на ноги.
28-го сентября, желая сделать несколько самостоятельных шагов, Наследник Цесаревич, несмотря на самый бдительный надзор, вследствие неловкого движения упал, чем, нужно думать, и объясняется новое кровоизлияние в ту же область, появившееся в ночь на 2-е октября.
На этот раз оно заняло гораздо большее пространство, а именно: всю левую подвздошную область и всю поясничную той же стороны, причем внутренняя граница его заходила несколько за среднюю линию живота.
Подобные забрюшинные кровоизлияния в виде последствия даже не очень сильной травмы встречаются, как видно из специальной литературы, чрезвычайно редко и представляют собою совершенно определенную, крайне тяжелую клиническую форму.
Частью под влиянием всасывания излившейся крови, частью вследствие развивающегося вокруг нее реактивного воспалительного процесса, такие гематомы, т.е. кровяные опухоли, могут сопровождаться очень возвышенной температурой, каковая и наблюдалась у Его Высочества.
Естественным последствием таких обширных кровоизлияний является значительное малокровие, требующее иногда немалого времени для полного его излечения, а также может быть весьма длительное затруднение в свободном пользовании той ногой, со стороны которой была гематома, как следствие бывшего пропитывания кровью сгибающей бедро мышцы и окружающей клетчатки, так и от продолжительного давления опухоли на соответствующий нерв.
Подписали: лейб-педиатр Раухфус, почетный лейб-хирург профессор Федоров, лейб-медик Его Величества Ев. Боткин, почетный лейб-медик С. Острогорский. Октября 20 дня 1912 года. Спала».
Так началась болезнь Наследника в 1912 г в Спале – болезнь, которая должна была закончиться трагически, но ко всеобщему удивлению завершилась благополучно. Лейб-хирург С.П. Фёдоров стал тому свидетель.
О здоровье Алексея Николаевича «ежедневно и ежечасно заботились квалифицированные врачи. Это подтверждается бухгалтерскими документами. По сведениям Е.С. Боткина, с ноября 1912 по март 1913 г. к цесаревичу в качестве консультантов приглашались: профессор С.П. Федоров – 27 раз (с ноября 1912 по март 1913 г.); профессор Р.Р. Вреден – 15 раз; доктор С. Ф. Дмитриев – 124 раза. Следует отметить, что чаще всего к наследнику в этот период приглашался невропатолог Сергей Федорович Дмитриев – 124 раза! Кроме этого, рядом с цесаревичем постоянно находился ассистент С.П. Федорова – хирург В.Н. Деревенко. Самого же профессора приглашали только в случае серьезных проблем. Финансовые документы позволяют установить, что за период с ноября 1912 г. по июнь 1915 г. С. П. Федоров приглашался к наследнику по меньшей мере 66 раз. Поэтому с полным основанием можно назвать С.П. Федорова лечащим врачом наследника. Отсюда понятным становится внимание к нему и со стороны императрицы, и императора.» (Зимин. Ук. соч).
Вокруг Наследника были собраны лучшие врачи, но вся сумма их усилий, о которой пишет Зимин, не смогла превозмочь недуг.
Из воспоминаний П. Жильяра:
«6 октября 1912 г. Температура поднялась до 38,7 утром и 39 вечером. Во время обеда Императрица велела пригласить профессора Федорова.
В воскресенье 7 октября состояние больного еще ухудшилось».
На следующий день, когда температура Цесаревича дошла до 39,6 и сердце очень ослабело, граф Фредерикс попросил разрешения публиковать бюллетени. Первый был отослан в С.-Петербург в тот же вечер».
А.А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни»:
«Первое время Алексей Николаевич был на ногах, хотя жаловался на боли то в животе, то в спине. Он очень изменился, но доктор не мог точно определить, где произошло кровоизлияние. Как-то раз Государыня взяла его с собой кататься, я тоже была с ними. Во время прогулки Алексей Николаевич все время жаловался на внутреннюю боль, каждый толчок его мучил, лицо вытягивалось и бледнело. Государыня, напуганная, велела повернуть домой. Когда мы подъехали к дворцу, его уже вынесли почти без чувств. Последующие три недели он находился между жизнью и смертью, день и ночь кричал от боли; окружающим было тяжело слышать его постоянные стоны, так что иногда, проходя его комнату, мы затыкали уши. Государыня все это время не раздевалась, не ложилась и почти не отдыхала, часами просиживая у кроватки своего маленького больного сына, который лежал на бочку с поднятой ножкой, часто без сознания. Ногу эту Алексей Николаевич потом долго не мог выпрямить. Крошечное, восковое лицо с заостренным носиком было похоже на покойника, взгляд огромных глаз был бессмысленный и грустный.
Как-то раз, войдя в комнату Сына и услышав его отчаянные стоны, Государь выбежал из комнаты и, запершись у себя в кабинете, расплакался. Однажды Алексей Николаевич сказал своим родителям: «Когда я умру, поставьте мне в парке маленький каменный памятник».
Из Петербурга выписали доктора Раухфуса, профессора Феодорова с ассистентом доктором Деревенко. На консультации они объявили состояние здоровья Наследника безнадежным. Министр Двора уговорил Их Величества выпускать в газетах бюллетени о состоянии здоровья Наследника. Доктора очень опасались, что вследствие кровоизлияния начнет образовываться внутренний нарыв. Раз, сидя за завтраком, Государь получил записку от Государыни. Побледнев, Он знаком показал врачам встать из-за стола: Императрица писала, что страдания маленького Алексея Николаевича настолько сильны, что можно ожидать самого худшего.
Как-то вечером после обеда, когда мы поднялись наверх в гостиную Государыни, неожиданно в дверях появилась Принцесса Ирина Прусская, приехавшая помочь и утешить сестру. Бледная и взволнованная она просила нас разойтись, так как состояние Алексея Николаевича было безнадежно. Я вернулась обратно во дворец в 11 часов вечера; вошли Их Величества в полном отчаянии. Государыня повторяла, что ей не верится, чтобы Господь их оставил. Они приказали мне послать телеграмму Распутину. Он ответил: «Болезнь не опасна, как это кажется. Пусть доктора его не мучают». Вскоре Наследник стал поправляться…»
Генерал-лейтенант, начальник канцелярии Министерства императорского двора Александр Александрович Мосолов так передаёт события в Спале:
«В 1912 году в Спале Цесаревич, причаливая лодку, сделал усилие ногою, и у него открылось кровотечение в паху. Несчастный ребенок страшно страдал. Императрица проводила все ночи у его кровати. Было больно смотреть на нее и на Государя, так они были неимоверно озабочены.
Лечили наследника лейб-медик Е.С. Боткин, лейб-хирург профессор Федоров и выписанный из Петербурга лейб-педиатр Раухфус. Хотя императрица и не позволяла печатать бюллетеней, министр двора все же потребовал, чтобы врачи ежедневно их составляли. Для сего они приходили в мою комнату, и я присутствовал при обсуждении положения больного. Несмотря на все средства, ими прописываемые, кровотечение не останавливалось; они единогласно признавали положение бедного маленького мученика весьма угрожающим.
Раз вечером Федоров остался после ухода двух своих коллег и сказал мне:
— Я с ними не согласен. По-моему, надо бы применить более энергичные средства. К сожалению, они весьма опасны. Однако, лечи я один, применил бы. Как вы думаете, сказать мне об этом императрице или сделать помимо ее ведения?
Я ответил, что не берусь давать советы, но, конечно, тотчас после его ухода передал этот разговор министру двора.
Граф Фредерикс, обсудив со мною положение, решил доложить самому Государю на другой день о моем разговоре с Федоровым. Однако уже рано утром граф и я узнали, что в апартаментах Императрицы и Наследника царит большое волнение. Государыня получила телеграмму от Распутина, сообщавшего, что здоровье Цесаревича исправится и что он вскоре освободится от страданий. Не привожу дальнейших подробностей, так как они уже известны по воспоминаниям дам тогдашней свиты.
Как известно, Цесаревич страдал гемофилией. Болезнь эта наследственна и неизлечима, передаётся от матери только к сыновьям. Гемофилия проявляется в неспособности крови сворачиваться. При малейшем ранении наступает кровоизлияние, почти не поддающееся остановке. Этою болезнью страдает гросс-герцогский Гессенский род.
В 2 часа дня врачи пришли опять ко мне, и первое, что они сказали, было о том, что кровотечение у Цесаревича остановилось. При уходе я спросил его (Федорова), применил ли он то лечение, о котором говорил. Профессор махнул рукою и сказал, уже стоя в дверях:
— И примени я его, при сегодняшних обстоятельствах в этом не сознался бы!
Он поспешно ушел.
Императрица вышла к обеду (в первый раз за все время болезни сына) и с бодрым видом объявила, что боли у Цесаревича прекратились: «Через неделю мы едем в Петербург». Присутствовавшие при этом врачи казались растерянными, так как Государыня об отъезде с ними не советовалась. После обеда Её Величество позвала меня и приказала пронаблюдать за тем, чтобы дорогу до вокзала починили, дабы не было толчков при перевозе больного ребёнка.
Ровно через неделю мы выехали, и я видел и говорил с Наследником, весело игравшим в своей кроватке: очевидно, он не ощущал никакой боли.
По словам Императрицы, это было уже не первый раз, что старец спасал жизнь Наследника».
Итак, в роковое течение болезни вмешалось чудо, совершение которого Фёдоров не отверг, и, хотя и не мог понять произошедшего, но нашёл в себе мужество и благородство не отвергать его малодушно, но свидетельствовать о нём, как о свершившемся факте.
Об этом свидетельствует сестра Николая II Вел. Княгиня Ольга Александровна:
«Приведем другой случай очевидного исцеления мальчика по молитвам Распутина, хотя Григорий в то время находился в Сибири, а Алексей – в Польше. В октябре 1912 года Царская Семья была в их охотничьем домике в Спале, недалеко от Варшавы. Алексей катался на лодке и когда вылезал из нее ударился правой ногой. Вскоре боль в ноге стала невыносимой, вновь произошло кровоизлияние. В Спале собрался консилиум, состоявший из докторов Евгения Боткина, Сергея Федорова, Карла Раухфусса и Сергея Острогорского, – они оказались беспомощны. Температура поднялась выше 40°С. О хирургическом вмешательстве не могло быть и речи, так как оно неминуемо привело бы к сильному кровоизлиянию со смертельным исходом. Пульс мальчика был еле слышен, и доктора уже не надеялись на его выздоровление. Императрица Александра Феодоровна послала срочную телеграмму Григорию Распутину в Покровское. От него сразу же последовал ответ: «Бог увидел Ваши слезы и услышал Ваши молитвы. Не печальтесь. Маленький не умрет. Не давайте докторам мучить его слишком много».
Через час мой племянник был вне опасности. Позже, в том же году, я встретила проф. Федорова, который сказал мне, что исцеление было совершенно необъяснимо с точки зрения медицины».
А.А. Танеева (Вырубова) (из показаний на допросе в Ч.С.К., 1917 г.):
«Распутину была послана телеграмма с просьбой помолиться, и Распутин успокоил телеграммой, что Наследник будет жить. «Бог воззрил на твои слезы и внял твоим молитвам твой сын будет жить». Разве этого было недостаточно, чтобы снискать любовь родителей! Врачи говорили, что у Наследника кровотечение наследственное, и Он никогда из него не выйдет вследствие тонкости сосудов. Распутин успокоил Их, утверждая, что Он вырастет из него...»
Находясь при Дворе, С.П. Фёдорову, не раз приходилось сталкиваться с особым видением вещей Григория Ефимовича Распутина-Нового. В той сфере жизни, в которой Фёдорова, по праву можно было бы назвать знатоком, мнение сибирского крестьянина оказывалось верным, даже если оно противоречило науке. И что удивительно, это мнение, это видение не всегда шло вразрез с позицией самого Фёдорова.
Вот пример, когда болезнь постигла дядю Императора – Вел. Князя Павла Александровича.
Из письма Государыни Императрицы Александры Феодоровны Государю от 5 ноября 1915 г.:
«Павел продолжает болеть, много потерял в весе – доктора хотят его оперировать и вынуть желчный пузырь. Но наш Друг говорит, что он тогда умрет, и я помню, как Федоров говорил, что он боится операции из-за слабости сердца. Я согласна с ним. Она [О.В. Палей] говорит, что Павел не хочет слышать об операции. Мне не нравится их желание извлечь пузырь, – может быть, там злокачественная опухоль? Я бы его не оперировала в теперешнем состоянии».
Из письма Государыни Императрицы Александры Феодоровны Государю от 13 ноября 1915 г.:
«Я должна была ехать сегодня к Павлу [Вел. князь Павел Александрович], но так как сердце расширено, это было бы неблагоразумно. Я просила Боткина разузнать всю правду от Варавки. Я все боюсь рака, и французские доктора несколько лет тому назад полагали, что у него начало рака. По телефону мне передавали, что Чигаев того же мнения, что и Варавка, и что завтра Павла осмотрят при посредстве рентгеновских лучей. Это показывает, что они чего-то опасаются, так как принимать пищу каждые 2 часа и при этом терять в весе значит, что дело обстоит неблагополучно.
Наш Друг настаивает, чтоб не делали операции, так как, Он говорит, организм Павла как у ребенка, а Федоров сказал мне тогда, что и он не желал бы операции, опасаясь за сердце Павла. Если рак в печени, то, я полагаю, операций никогда не делают. Во всяком случае, я боюсь, что он приговорен, – поэтому зачем сокращать его дни, а страдает он редко».
Хотя Друг Их Величеств и не был профессором медицины, однако, верно оценил состояние Павла Александровича, и эта оценка совпадала с позицией маститого ученого.
Процитируем ещё один фрагмент письма Государыни к Государю, поскольку там упомянут лейб-хирург С.П. Фёдоров. Как следует из писем Государыни, в болезни Павла Александровича много странного.
Из письма Государыни Императрицы Александры Феодоровны Государю от 15 ноября 1915 г.:
«Я была у Павла. Он лежал в своей спальне, – ему позволено передвигаться по комнате и сидеть немного в кресле, – очень худ, но больше нет темных пятен на щеках, которые мне так не нравились, – голос громче, разговорчив, всем интересуется. Я просила его отложить рентгеновское исследование до приезда Федорова (Дмитрий телеграфировал, что Федоров этого требует). Она [Ольга Валериановна Палей – жена Павла Александровича] слишком все торопит. Он возлагает все надежды на Федорова и предоставляет ему решить насчет операции. – Конечно, самая мысль о ней пугает его, но если Федоров будет настаивать, он, конечно, согласится, – а я бы не рискнула. <…>
Ты знаешь, как странно, вечером накануне своей болезни он спорил с Георгием в ставке о нашем Друге. Г. ему сказал, что в семье его считают последователем Распутина, отчего Павел пришел в ярость и очень резко говорил – и заболел в ту же ночь. Ее племянница слышала это от нее [О. В. Палей] и рассказала об этом. Гр., который сказал, что, без сомнения, это послано Богом, потому что он должен был бы заступиться за человека, которого ты уважаешь, и помнить, что он все получил от тебя [речь, по-видимому идет о том, что перемена в отношении Государя к новой семье Павла Александровича произошла не без участия Григория Ефимовича]. Она [Анна Вырубова] принесла письмо от его жены, в котором та просит Гр. написать мне и попросить за них. Наш Друг был этим крайне поражен».
Исполняя обязанности лейб-хирурга, С.П. Фёдоров прикоснулся ко многим тайнам царствования Императора Николая II. Он был возведён в ранг свидетеля, не утаивавшего того, что он знал, благодаря чему многие туманные наветы были рассеяны. Это, в частности, коснулось, нравственной реабилитации Анны Александровны Танеевой (Вырубовой).
Об этом пишет начальник Царской охраны генерал А.И. Спиридович:
«Катастрофа [железнодорожная, в которую попала Анна Александровна] пролила и новый свет на отношения между Распутиным и Вырубовой. Было распространено мнение, будто бы они были в близких интимных отношениях. Так говорили кругом. И тем более я был поражен, когда лейб-хирург Федоров сказал мне, что, делая медицинское исследование госпожи Вырубовой еще с одним профессором вследствие перелома бедра, они неожиданно убедились, что она девственница. Больная подтвердила им это и дала кое-какие разъяснения относительно своей супружеской жизни с Вырубовым, с которым она была разведена. Это обстоятельство, исключавшее физическую близость между Распутиным и Вырубовой, заставило тогда очень задуматься над сущностью их отношений. Сам Распутин рассказывал своим друзьям, что катастрофа с Аннушкой еще теснее связала их, что он еще больше полюбил ее и что она сделалась для него «дороже всего на свете, даже дороже Царей».
В годы Первой мировой войны лейб-хирург С.П. Фёдоров постоянно находился при Императоре и Наследнике, сопровождая каждый Их выезд из Петрограда в Ставку. Когда обострения болезни Царевича не были столь серьёзными, Сергей Петрович успешно справлялся с недугом, который могли спровоцировать совершенно разные обстоятельства.
Из письма Государя Императора Николая II Государыне от 3 ноября 1916 г. Ц. Ставка:
«Мое сокровище любимое!
Горячо благодарю за дорогое письмо.
У Крошки растяжение жилы в верхней части правой ноги, небольшая опухоль, но болит не сильно, – ночью он часто просыпался и стонал во сне.
Федоров велел ему спокойно лежать в постели. Он очень весел и окружен тремя своими воспитателями, так что в соседней комнате очень шумно.
Вл. Ник. Может сообщить тебе подробности об его ноге, так как это началось, когда он еще был здесь.»
Из письма Государя Императора Николая II Государыне от 4 ноября 1916 г. Ц. Ставка:
«Моя душка Солнышко!
Горячо благодарю за милое письмо.
Нога Бэби от времени до времени побаливает, и первую часть ночи он не мо¬жет спать. Когда я ложусь, он старается больше не стонать и засыпает скорее.
Федоров говорит, что рассасывание идет успешно, так как температура у него немного выше нормальной, так что я надеюсь, что через несколько дней он сможет встать!»
Общение с доктором Федоровым оказалось полезным для начальника Царской охраны А.И. Спиридовича в плане понимания некоторых скрытых социально-общественных пружин, имевших политические последствия.
Генерал А.И. Спиридович:
«Женатый на москвичке из купеческой семьи, он [лейб-хирург Федоров] хорошо знал среду купечества и много говорил об этой силе, все более и более добивавшейся власти. Имена Рябушинских, Второвых, Гучковых и других москвичей пересыпались в разговорах с Федоровым. Много там было неясного, недоговоренного, что уразумелось только потом».
А.И. Спиридович передает разговор с генералом Дубенским («которому было поручено составление описания поездок Государя»):
«В первый же вечер, когда мы собрались после обеда в гостиной, Дубенский стал расспрашивать о Распутине, о том, почему он играет такую важную роль при дворе и т.д. Было так неожиданно и странно коснуться именно этой темы, о которой мы никогда между собой не говорили. Мы все ему разъясняли, что никакого влияния Распутин не имеет, что все это сплетни. Но в нашем поезде [поезд царской свиты] столкнулись два разных мнения. То же было и в царском поезде. Там новизну внес лейб-хирург Федоров. Женатый на москвичке из купеческой семьи, он хорошо знал среду купечества и много говорил о его силе и укрепляющейся власти. Имена Рябушинских, Второвых, Гучковых и других москвичей пересыпали речь Федорова. Много там было неясного, недоговоренного, что уразумелось только потом».
В другом месте Спиридович упоминает Фёдорова в связи со слухами о планах заточения Государыни Императрицы Александры Феодоровны: «Слух об заточении сделался достоянием всей свиты. Знала о нем и прислуга. Дошло и до Их Величеств. Знали дети. Лейб-хирург Федоров лично рассказывал мне (и другим) что, придя однажды во дворец к больному Наследнику, он увидел плачущую Вел. Кн. Марию Николаевну. На его вопрос что случилось, Великая Княжна сказала, «что дядя Николаша хочет запереть «мама» в монастырь». Сергею Петровичу пришлось утешать девочку, что все это, конечно, неправда».
Как лейб-хирург и лечащий врач Цесаревича, вынужден был реагировать на действия духовного наставника Императрицы – Г.Е. Распутина, личность и влияние которого осталась для Федорова непонятыми.
Особенно сильно вопрос о Распутине мучил протопресвитера Русской Армии и Флота Г.И. Шавельского, и однажды находясь в Ставке, он решился обратиться за разъяснением к доктору Фёдорову. Сергей Петрович не отказал собеседнику:
«Когда пили кофе, я обратился к проф. Федорову:
– Я хочу задать вам, Сергей Петрович, один щекотливый вопрос. Если найдете почему-либо неудобным ответить на него, скажите прямо.
– Пожалуйста! – сказал Федоров.
– Вы, Сергей Петрович, знаете, что в вашей придворной семье я являюсь почти случайным гостем. То вы уезжаете в Царское Село, а я остаюсь здесь, то я уезжаю либо на фронт, либо в Петроград, когда вы находитесь в Ставке. Я чаще вдали от вас, чем с вами. И, однако, я начинаю задыхаться в вашей атмосфере – фальши с одной стороны, безумия – с другой. Мне страшно становится, когда я вижу, как люди с закрытыми глазами несутся к пропасти, оставаясь наружно спокойными и жизнерадостными. Но вы всегда в этой среде. Вот я и не могу понять: как это вы – человек широко образованный с прогрессивными взглядами, умный и чуткий, можете мириться со всем происходящим, как вы уживаетесь с этой средой? Еще раз повторяю: если почему-либо неудобно вам ответить на мой вопрос, – пожалуйста, не отвечайте.
– Почему же не ответить? – спокойно сказал Федоров, – Не вы первый задаете мне такой вопрос. В Москве мои знакомые часто задавали его. Я коротко отвечу вам. Я – врач: лечу Алексея Николаевича, прекрасно знаю его организм, он привык ко мне, – я не имею права его оставить. Вы, может быть, думаете, что мне выгодно оставаться тут. Совсем нет! В Петрограде я зарабатывал 40 тысяч рублей в год; тут я получаю крохи. По долгу врача, а не из-за выгоды я живу здесь. Относительно же всего происходящего... Оно меня не касается... Помочь делу я бессилен...».
Да, действительно, были ситуации, когда лейб-хирург Фёдоров в рамках своей врачебной компетенции, был бессилен помочь. Но что, собственно подразумевал Сергей Петрович под словами «всё происходящее»?
Возможно следующий эпизод поможет раскрыть смысл того, что в действительности происходило рядом с Царской Семьёй с участием Григория Распутина, и что старательно отказывались замечать господа Родзянко, Шавельский и многие другие.
Из дневника Государя Императора Николая II от 3 декабря 1915 г.:
«Четверг. У Алексея простуда началась вчера, а сегодня утром после нескольких чиханий пошла понемногу кровь носом. Пошел в 10 ч. к докладу. В 12 ; мы покинули Могилев, чтобы посетить гвардию. Но так как кровь, хотя и с перерывами, не унималась, то по совету С. П. Федорова, решил со ст. Бахмач повернуть обратно на Ставку».
А.И. Спиридович:
«3 декабря Государь с Наследником выехал из Могилева для осмотра войск гвардии. Эта поездка едва не стоила жизни наследнику. Еще накануне Алексей Николаевич простудился и схватил сильный насморк. 3-го от сильного чиханья началось кровотечение, продолжавшееся с перерывами весь день. Это было уже в поезде, в пути. Лейб-хирург Федоров признал положение опасным и вечером посоветовал Государю вернуться в Могилев. Императорский поезд повернул обратно, а Царице была послана телеграмма с просьбой приехать на 6 декабря, день Ангела Государя, в Могилев. Утром 4-го приехали в Могилев. Наследник очень ослаб. Температура 39 градусов. Федоров доложил Государю, что считает необходимым немедленно везти больного в Царское Село. Государь съездил в штаб, и в 3 часа выехали в Царское Село. Днем температура спала, самочувствие улучшилось, но к вечеру жар поднялся. Силы падали, кровотечение не унималось. Несколько раз останавливали поезд, чтобы переменить тампоны в носу. Ночью положение ухудшилось. Голову лежавшего Наследника все время поддерживал матрос Нагорный. Два раза мальчик впадал в обморок. Думали, что умирает. В Царское послали телеграмму, чтобы никто не встречал.
В 6 часов 20 минут утра больному стало лучше. Кровотечение прекратилось. В 11 часов утра поезд подошел к павильону Царского Села. Встречала одна Императрица. Государь успокаивал ее, сказав, что кровотечение прекратилось, стало лучше. Царица спросила Жильяра, когда именно перестала идти кровь. Тот ответил: «В 6 часов 20 минут». «Я это знала», – сказала Императрица и показала полученную от Распутина телеграмму, в которой значилось: «Бог поможет, будет здоров». Телеграмма была отправлена Распутиным в 6 часов 20 минут утра.
С большой осторожностью больного перевезли во дворец. Вновь открылось кровотечение. Сделали обычное прижигание железом, не помогло. Царица была вне себя от отчаяния. Бедный мальчик лежал белый как воск с окровавленной ватой у носа. Казалось, что умирает. Царица приказала вызвать Григория Ефимовича. Он приехал. Его привели к больному. Распутин подошел к кровати. Пристально уставился на больного и медленно перекрестил его. Затем сказал родителям, что серьезного ничего нет, им нечего беспокоиться. И как будто усталый, он вышел из комнаты. Кровотечение прекратилось. Больной мало-помалу оправился. Естественно, что Императрица приписала спасение сына молитвам Старца. Вера в Старца, в его причастность к Богу еще более окрепла в ней. Она была несокрушима, как гранитная скала. В ней была вся сила Распутина».
А. А. Танеева (Вырубова) «Страницы моей жизни»:
«Трудно также объяснить себе, как он помогал больным. Следующий факт из жизни Наследника тронет сердце каждой матери. Все знают, что во время постоянных заболеваний Алексея Николаевича Их Величества всегда обращались к Распутину, веря, что его молитва поможет бедному мальчику. В 1915 году, когда Государь встал во главе армии, он уехал в Ставку, взяв Алексея Николаевича с собой. В расстоянии нескольких часов пути от Царского Села у Алексея Николаевича началось кровоизлияние носом. Доктор Деревенко, который постоянно его сопровождал, старался остановить кровь, но ничего не помогало, и положение становилось настолько грозным, что Деревенко решился просить Государя вернуть поезд обратно, так как Алексей Николаевич истекает кровью. Какие мучительные часы провела Императрица, ожидая их возвращения, так как подобного кровоизлияния больше всего опасались. С огромными предосторожностями перенесли его из поезда. Я видела его, когда он лежал в детской: маленькое, восковое лицо, в ноздрях окровавленная вата. Профессор Федоров и доктор Деревенко возились около него, но кровь не унималась. Федоров сказал мне, что он хочет попробовать последнее средство – это достать какую-то железу из морских свинок. Императрица стояла на коленях около кровати, ломая себе голову, что дальше предпринять. Вернувшись домой, я получила от нее записку с приказанием вызвать Григория Ефимовича. Он приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу. По их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил Наследника, сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось. Государь на следующий день уехал в Ставку. Доктора говорили, что они совершенно не понимают, как это произошло. Но это – факт».
По поводу реакции С.П. Фёдорова на влияние Г.Е. Распутина пишет Игорь Зимин:
«Подчеркну, что С.П. Федорову в процессе лечения Наследника неоднократно приходилось сталкиваться с необъяснимым благотворным влиянием Г.Е. Распутина на здоровье Цесаревича. Современники не единожды в разное время слышали от него признание этого факта. Например, в мемуарах великой княгини Ольги Александровны неоднократно повторяется, что «самые знаменитые врачи того времени были вынуждены это признать. Профессор Федоров, самый знаменитый хирург, пациентом которого был Алексей, сам не раз говорил мне об этом. Однако все доктора терпеть не могли Распутина». Говоря о событиях в Спале осенью 1912 г., она вновь повторяет, что профессор Федоров «сказал мне, что с медицинской точки зрения исцеление совершенно необъяснимо. <…>
Тем не менее о. Георгий [Шавельский] относил С.П. Федорова к противникам Распутина. Хотя надо заметить, что, видимо, это никак открыто не проявлялось, так как императрица вряд ли потерпела бы в своем ближайшем окружении противников «святого старца». Возможно. между С. П. Федоровым и Г. Е. Распутиным поначалу происходили какие-то трения на медицинской почве, поскольку «предмет заботы» был у них один и тот же. Отголоском этих трений служит малодостоверный рассказ одного из самых последовательных противников Распутина – М.В. Родзянко: «Однажды наследнику оказалось необходимым сделать небольшую операцию. Лейб-хирург Федоров приготовил нужное в операционной комнате Зимнего дворца, отправился звать наследника. Каков же был его ужас, когда он увидел, что все приготовленное, тщательно дезинфицированное им (бинты, перевязочный материал и т. д.), оказалось покрытым какой-то грязной принадлежностью туалета. На вопрос к своему помощнику, что это значит, он получил ответ, что приходил Григорий Ефимович, молился и крестился, и покрыл все приготовленное к операции своей одеждой. Федоров отправился к Государю с жалобой, но Государь отнесся довольно снисходительно». Этот эпизод носит явно мифический характер, как один из множества рассказов, слышанных М.В. Родзянко в светских гостиных».
Действительно, зная особое чувство Родзянко к Григорию Ефимовичу, этот рассказ, приведённый в книге Родзянко М.В. «Крушение Империи», следует воспринимать, как сплетню. Тем не менее, нечто подобное всё же могло иметь место.
Как пишет протопресвитер Георгий Шавельский, мнение проф. Фёдорова оказалось решающим для Государя при его «отречении» за Наследника Цесаревича Алексия. Вот, как со слов Фёдорова и в передаче Шавельского разворачивались события 2 марта 2017 года (ст. ст):
«Я закончу свое повествование слышанным мною от проф. Федорова рассказом о дне отречения Государя от престола.
Роковой день 2-го марта был проведен Государем так же, как и прочие. «И бысть вечер, и бысть утро, – еще один день», – можно сказать об этом дне. Вопрос об отречении Государя к этому дню уже был решен. Тем не менее, не только порядок дня, но и настроение Государя, в сравнении с обычным, как будто ни на йоту не изменилось. 2-го марта Государь встал в обычное время; потом занимался утренним туалетом, молился Богу; со свитой пил кофе, причем говорили обо всем, кроме дел государственных и переживаемых событий. Потом занятия в кабинете, прогулка, затем завтрак, – Государь спокоен, разговорчив, точно ничего не происходит. Потом опять прогулка с приближенными и после нее чай.
Около 6 час. вечера Государь приглашает к себе в вагон проф. Федорова и просит присесть. Затем между ними происходит следующий разговор:
– Скажите мне, Сергей Петрович, откровенно: может ли совсем выздороветь Алексей Николаевич? – обращается Государь к проф. Федорову.
– Если ваше величество верите в чудо, то для чуда нет границ. Если же хотите знать слово науки, то я должен сказать, что наука пока не знает случаев полного исцеления от этой болезни. Может быть, лишь вопрос о продолжительности болезни. Одни из таких больных умирали в детском возрасте, другие семи лет, иные двадцати, а герцог Абруцкий дожил до 42 лет. Дальше никто не жил, – ответил проф. Федоров.
– Значит, вы считаете болезнь неизлечимой?
– Да, Ваше Величество!
– Ну что ж! Мы с Алексеем Николаевичем поселимся в Ливадии. Крымский климат очень благотворно действует на него, и он там, Бог даст, окрепнет.
– Ваше Величество ошибаетесь, если думаете, что после вашего отречения вам позволят жить с Алексеем Николаевичем, когда он станет Государем.
– Как не позволят! Этого не может быть!
– Да, не позволят, ваше величество. – Я без него жить не могу. Тогда я и за него отрекусь. Надо выяснить вопрос!
После этого были приглашены гр. Фредерикс, начальник походной канцелярии полк. Нарышкин и еще, кажется, Воейков, которые сообща разрешили вопрос в том же смысле, как говорил проф. Федоров.
Государь решил отречься и за Наследника».
…
Осталось подвести итог.
А итог в том, что Сергей Петрович Фёдоров волею Провидения был поставлен на особое служение, о котором, возможно, он и сам не догадывался. Потомственный дворянин, светило отечественной науки, врач с мировым именем, лейб-хирург С.П. Фёдоров, сам того не подозревая, сослужил своему Государю Императору великую службу.
Ведь что же произошло? По крайней мере в двух эпизодах, а их, с уверенностью можно сказать, было гораздо больше, доктор Фёдоров всем своим непререкаемым врачебным и человеческим авторитетом, который спас его в годы советских репрессий, засвидетельствовал совершение чуда у постели неизлечимо больного Наследника Русского Престола. Тем самым, он указал всему миру, что спасение Царевича Алексея по молитвам крестьянина Григория Ефимовича Распутина-Нового это не миф, а реальность, которую Фёдорову пришлось наблюдать лично.
Пусть он не оставил воспоминаний, но о его честном, прямом подтверждении необъяснимого с точки зрения медицинской науки факта исцеления свидетельствуют вторые лица, не доверять которым у потомков нет никаких оснований. Это родная сестра Государя Вел. княгиня Ольга Александровна, это подруга Государыни Анна Александровна Танеева (Вырубова), принявшая постриг с именем Мария, это начальник Царской охраны генерал Александр Иванович Спиридович. Вот эти люди досказали то, что не было досказано самим Сергеем Петровичем Фёдоровым. В этом авторитетном свидетельстве, возможно, и состояла жизненная миссия лейб-медика Сергея Фёдорова перед Богом, Царём и Отечеством. За что низкий ему поклон от благодарных потомков.
Источники:
1. Зимин И.В. «Врачи двора Его Императорского Величества, или как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора». М: Центрполиграф, 2016 г.
2. Тополянский Виктор Давыдович. Лейб-хирург последнего императора. Журнал «Знамя».
3. Мирский М.Б. История медицины и хирургии. М: Издательская группа «ГЭОТАР-Медиа. 2010
4. БМЭ – Большая медицинская энциклопедия
5. Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Минск: Харвест, 2004.
6. Лакербай М.А. Тот, кто убил лань. Авторский сборник. Перевод с абхазского: Михаил Лакербай, С. Трегуб. 1982.
7. Ларинский Н. «Он был безупречным воплощением большевика…». История болезни Г.К. Орджоникидзе. Когда сплетня стареет, она превращается в миф. (со ссылкой на неизвестного автора).
8. Россихин В.В., Бухмин А.В., Туренко И.А. Профессор С.П. Федоров – от георгиевского креста до ордена Ленина. (к 75-летию со дня кончины). Харьковская медицинская академия последипломного образования. Публикации house Education and Science s. r. o. НОМЕР: 271 56 877. Fr;dlansk; 15/1314, Прага 8. MS в Праге, раздел C, вкладыш 100614.
9. Дневники Императора Николая II. М.: Орбита, 1991.
10. Танеева А.А. Страницы моей жизни. Верная Богу, Царю и Отечеству. С-Пб: Царское Дело, 2005.
11. ГАРФ, ф. 601, оп. 1, ед. хр. 259; цит. по: Мейлунас А., Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М: Прогресс, 1998.
12. Мейлунас А., Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М: Прогресс, 1998.
13. Бэттс Ричард (Фома) Пшеница и плевелы. М: Валаамское общество Америки в России. 1997.
14. Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, приобретенные М. Л. Растроповичем на аукционе Сотбис (Лондон, 1995 г.); цит. по: Радзинский Э. Распутин: жизнь и смерть. М: Вагриус, 2001.
15. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996.
16. Мосолов А.А. При Дворе последнего Императора. Записки начальника канцелярии Министра Двора. С-Пб: Наука, 1992.