Сара оставила Саманту в покое. Она уже неделю не напоминала о себе, и, несмотря на то, что почти все свободное время Саманта проводила с Глорией, она стала немного скучать по Саре. Ностальгия по вредной привычке. Если бросить – начинает не хватать.
Саманта проверила электронную почту и сообщения на Фейсбуке – от Сары ни слова, даже гневного письма, изобличающего все низменные качества Саманты. Ну что ж, она сама хотела, чтобы Сара от нее отстала.
За окнами брезжил рассвет, размывая тяжелые и густые краски ночи. Саманта добавила в кофе молоко и подошла к окну. Пейдж Коултер как-то сказала: «Восход солнца — этовообще самое прекрасное зрелищена свете, но большинство людей в это время еще спит". Джон Леннон». Саманта не помнила, зачем Пейдж процитировала Леннона, но после ее слов решила попробовать встретить рассвет. Когда небо становиться размыто голубым, и восходит солнце. Не то молочно-белое предрассветное небо с кровавой раной зари вдалеке, которое она видела, выходя под утро из клуба Чака.
С ним она тоже давно не виделась, и ужасно соскучилась по тем моментам, когда они оставались почти одни и могли долго разговаривать, смеяться, и он брал ее за руку, касался волос, успокаивал или давал советы, например, пойти домой и поспать, или перестать себя накручивать.
Она криво улыбнулась и отпила кофе.
Ей даже в голову не приходило, что у него может быть девушка, и что однажды их дружба пошатнется. И уж тем более, никак не ожидала, что у нее появится сестра, и они начнут общаться, и даже запланируют путешествие в духе Керуака. Спонтанное, необдуманное, невероятно восхитительное зыбкое решение, которые принимаются поздним вечером на кухнях или днем в кофейнях. И никто не знает, когда именно это будет и будет ли вообще. Прекрасен момент создания общего плана.
Утром она думала о заманчиво внезапном предложении Глории отправиться в путешествие. Отправиться в какой-нибудь городок соседнего штата. И чем больше она об этом думала, тем сильнее ей хотелось выехать на свою заброшенную трассу и узнать, куда она ведет. Собрать вещи – этакий походный рюкзак Сола Парадайза, и отправиться по дорогам Америки. Ехать по заброшенным и действующим дорогам, останавливаться в мотелях, обедать в придорожных кафе, стать дикой и свободной в своих мыслях, чувствах, оставить призраков прошлого и мечты в формалине где-нибудь на Трассе 66, на отрезке между Миссури и Аризоной.
Вчера ей звонили из клиники, сообщили, что результаты анализа готовы, и она может их забрать. Они с Глорией договорились встретиться в девять утра на парковке у клиники и забрать конверт. Раскрыть его, убедится окончательно, что они сестры и можно паковать вещи для маленького путешествия.
Саманта остановила машину на парковке у клиники. Глория была на месте, она сидела в машине, открыв окно, и ела клубнику в шоколаде, с настолько беззаботным и наглым видом, что проходящие мимо ее машины люди бросали на нее кричащие взгляды: «Эй, ты ничего не перепутала? Это парковка клиники, а не место для пикника!».
Увидев Саманту, она посигналила, вспугнув стайку птиц, и помахала ей рукой.
- Привет! Во сколько же ты приехала? – спросила Саманта, подойдя к ее машине.
- Только что, - ответила Глория. – Будешь клубнику? – она протянула Саманте пластиковую упаковку с ягодами.
Саманта взяла ягоду.
- Так мы пойдем забирать результаты или будем поедать вкусняшки на парковке? – спросила она, отправляя ягоду в рот.
- Не терпится вскрыть конверт? Пойдем! – Глория небрежно бросила коробку с ягодами на соседнее сиденье, подняла стекло и вышла из машины.
Она открыла двери клиники, пропуская Саманту вперед. Девушка на ресепшене выдала Саманте конверт.
- Сейчас откроешь или в машине? – спросила Глория.
- Пошли в машину, - сказала Саманта. – И конверт откроешь ты.
Она подала конверт Глории.
- Какая честь! – театрально поклонилась Глория, взяв конверт. Саманта рассмеялась.
- Ну что сестра, когда едем в Сан-Франциско?
- Да хоть завтра, - ответила Саманта.
Они вышли из клиники, и подошли к машине Глории. Убрав коробку со сладостями на заднее сидение, Саманта села в машину. Глория сидела на водительском месте и вертела в руках конверт.
- Интересное чувство, да? Волнуешься?
- На самом деле мы обе знаем ответ, - сказала Саманта. – Я знала его с того момента, как ты выложила документы. Это всего лишь подтверждение, для очистки совести, для меня было важно его получить.
- Понимаю, - кивнула Глория. – Я же явилась неизвестно откуда. Ну что? Я открываю!
Она разорвала конверт и вытащила лист с результатами исследования. Глория пробежалась глазами по тексту, ища среди цифр и расшифровок нужные слова.
- Что? – спросила Саманта, видя, как хмурится Глории, как напряженней становится ее лицо.
- Здесь какая-то ошибка, - ответила она. – Такого не может быть....
Саманта выхватила листок из рук Глории.
«Индекс родства Сестра/Сестра 0,0033. Вероятность того, что тестируемые лица имеют обоих общих родителей равно 0,3%», - прочила она внизу справки.
- Нужно вернуться и разобраться, они что-то перепутали!
Глория открыла дверцу, готовая выскочить из машины и бежать к клинике.
- Подожди, я пойду с тобой. Может ошибка, может сдать повторно...
- Сейчас во все выясним, может и придется пересдать, а может и нет.
Глория уверенно вошла в холл клиники, излучая непоколебимость и непобедимость. Вряд ли кто рискнет ей вешать лапшу на уши или заставит ждать.
***
- Мисс Хатчерсон, послушайте, - врач, на бейджике которой значилось доктор Беатрис Адамс, поправила очки в тонкой золотой оправе, и терпеливо принялась объяснять Глории на чем основано заключение.
Они с Самантой сидели в кабине доктора Адамс, просторном светлом помещении выходящим окнами в парк, практичная мебель и преобладание светло коричневых и серых цветов. Документы сложены аккуратными стопками, серебристый ноутбук закрыт и лежит строго посередине стола, напротив кресла своей владелицы. Ничего лишнего, ничего личного. Кабинет человека, умеющего читать ДНК как книгу. Сама доктор Адамс сидела в кресле рядом с диваном для посетителей, напротив Глории и Саманты.
- В вашем случае нет совпадения большинства локусов ДНК-профиля братьев и сестер, - сказала она. – Статистический расчет делается исходя из частоты встречаемости локусов в популяции. Вероятность вашего родства менее 10%. Исходя из этого, можно предположить, что вы не являетесь с мисс Лейк сестрами. Мне жаль, - она дотронулась до руки Глории, вложив в этот жест сочувствие и понимание.
Саманта смотрела на большие механические часы на стене, секундная стрелка по ее мнению двигалась очень быстро. Она слышала разговор Глории и доктора Адамс, но предпочла бы сейчас просто отключиться. Как жаль, что она не из тех людей, которые от любой мелочи эффектно сваливаются в обморок, после чего им подают новость как на блюдечке: вежливо и деликатно, подбирая и взвешивая каждое слово.
Частота локусов, ДНК-профиль, вероятность родства....
Только она приняла Глорию, подружилась с ней, простила за копание в своих вещах и слежку, а в итоге – вероятность, что они сестры всего 0,3 %. Они не сестры.
Саманта посмотрела на Глорию. Перед ней была не просто мисс Хатчерсон, а близнец ее сестры Эмили Лейк. Так могла бы выглядеть Эмили, не разбей она свое тело в лепешку семь лет назад.
- Ты же видишь во мне Эмили? – с отчаянием в голосе, спросила Глория. – Ты веришь, что я близнец твоей сестры. Джоанна не стала бы мне врать.
Доктор Адамс опустила голову, рассматривая ухоженные руки с идеальным маникюром, покрутила обручальное кольцо. Она сама того не желая становилась свидетелем чужой драмы, и самое время отстранится от этого.
- Да, - ответила Саманта. – Я вижу.
В голове крутились совершенно другие мысли: начиная с того, что Глория не та за кого себя выдает, тогда кто она?; заканчивая совсем невыносимой и больной – это, она, Саманта, не сестра Эмили, не дочь Барбары и Джорджа.
- Мне нужно идти, - сказала Саманта, и выбежала из кабинета.
- Саманта! Ты куда? – крикнула вслед Глория, но Саманта выбежав из кабинета, быстро шла по коридору к двери, боясь, что ей не хватит духу осуществить задуманное.
То, что она собиралась сделать, могло легко заменить взрыв атомной бомбы, но его действие распространилось бы только на жизнь Саманты.
В голове бились мысли, словно стая птиц пытающихся выклевать разум, заглушить все своими шуршащими крыльями.
Ей не верилось, что экспертиза дала отрицательный ответ. Она не хотела верить, что ее самые страшные предположения могут быть правдой. Она плохо сходится с людьми и скучает по сестре, и эта скука как кровоточащая рана, которая все никак не покроется коркой, оставив после чуть видимый шрам. Глория ураган, буря, она ворвалась в ее жизнь и растрепала все на своем пути от мыслей и чувств Саманты до ее рукописей. И, тем не менее, она была готова принять ее. Одно обладало невероятной возрождающей силой.
Она узнала о близнеце Эмили, и жизнь тут же задала ей новую загадку – вынесла на листочке, усыпанном комбинациями букв и цифр, набранном мелким шрифтом заключении.
Что сделать? Задать сразу все свои вопросы? Отдать на экспертизу волосы мамы и папы? Заглушить в себе все эмоции еще на неделю?
У нее не хватит сил продержаться столько времени в неведении, в догадках, предположения, думая, что не так. Ошибка экспертизы или чего-то еще.
- Постой! Саманта!
Она обернулась, держась за дверцу машины. К ней спешила Глория.
- Куда ты?
- К той, что может все рассказать.
- Подожди, так нельзя. Я понимаю, что это все так .... Черт! Я не знаю, как правильно сказать. Пускай экспертиза говорит одно, но...
- Я не сомневаюсь в том, что ты близнец Эмили, - ответила Саманта, откинув мысль о том, что Глория ее обманывает. – У меня к ней другие вопросы.
- И, тем не менее, послушай. Тебе надо успокоиться. Поехали домой, в кафе, в книжный, к Чаку в бар. Куда-нибудь только не к родителям. Нужно подумать, что делать.
- Нет, - покачала головой Саманта. – Я должна ехать.
Саманта села в машину и выехала с парковки, Глория смотрела ей вслед не зная, что делать. Ей осталось только ждать и надеяться, что Саманта не наделает глупостей.
Саманта ехала по улицам Кливленда по направлению к Мейпл Хайтс, город мелькал за окном, изнеженный солнцем, красивый и приветливый в летнем настроении.
«Глория права. Нужно поехать домой, успокоиться, привести мысли в порядок, подумать, дождаться завтрашнего дня, отработать свою смену в книжном. Поезжай домой, не делай этого!» - вопил здравый смысл: бессильный, игнорируемый порывом прояснить все и сразу. От таких порывов случаются не то, что ссоры, а гражданские войны. Саманта это понимала, но то, что заставляло ее действовать в этот момент, было сильнее. Это как ниточка, торчащая из шерстяного свитера. Так и хочется потянуть, прекрасно зная, к чему это приведет, и, понимая, что лучше не трогать. Саманта уже вовсю сматывала эту шерстяную ниточку в клубок.
Она в тишине доехала до Мейпл Хайтс, даже не заметив этого. Обычно в машине всегда играла музыка, пусть и совсем тихо.
Совсем недавно она приезжала к матери в подобном состоянии и с порога принялась задавать вопросы про Эмили. И вот снова едет к ней. С той разницей, что сейчас не вечер, а день, и что вопросы будут о ней самой.
Глория звонила несколько раз, и телефон на беззвучном режиме, зажатый между блокнотом и зеркальцем, светился в сумке на соседнем сидении.
Саманта подъехала к дому, и, выключив двигатель, вышла из машины. Решимости, с которой она гнала машину, поубавилось. Она медленно поднималась на крыльцо, пытаясь собраться с мыслями, придать им форму и смысл. И, тем не менее, как бы она ни пыталась, все, что она сейчас скажет, будет достойно бреда сумасшедшего.
«Сейчас или никогда», - подумала она, и постучала в двери. Пусть лучше мама направит ее к психологу, а то и к психиатру, лишь бы все, что она думает, оказалось больной фантазией.
- Саманта, что случилось? - Барбара открыла двери, с волнением глядя на дочь. – На тебе лица нет.
- Тайны всегда тяжелые? Они давят? Душат? Так? – Саманта прошла в дом.
- Саманта, мы уже закончили тот разговор! – строго оборвала ее Барбара. – Я собиралась пить чай, пойдем, - она улыбнулась и махнула рукой, приглашая идти за ней на кухню.
После смерти Эмили все изменилось. В буквальном смысле все: место жительства, круг общения (почти свелся на нет), отношение к Саманте. Ей постоянно ставилась в пример идеальная Эмили, ей постоянно словно ставили в укор то, что она жива, а Эмили нет, будто все должно быть наоборот. Ей никогда не говорили таких слов, но они и не требовались. Вместо слов была холодность со стороны мамы, упреки или даже игнорирование. Она не дотягивает до Эмили: никогда не будет ни умной как она, ни такой же талантливой. Эмили могла бы добиться высот, она бы не бросила финансовый университет, чтобы работать в книжном. Она бы не разочаровала родителей.
Барбара мало улыбалась с тех пор. А ее улыбки были подобны солнцу, она молодела, преображалась, и все вокруг становилось ярче.
И вот сейчас, строгий тон и улыбка, почти заговорщицкая, жест приглашающий идти на чай – теплый и дружеский, говорящий: «давай расслабься, все хорошо, сейчас мы выпьем чаю, и все проблемы испарятся».
Саманту накрыло теплом и благодарностью. Она шла за мамой, и любовалась, как та умеет плавно и легко двигаться.
Чудесный морок. Мимолетная улыбка, движение руки, чай, грациозность – всего несколько деталей способны подарить радость и отвлечь. До чего же на самом деле мало нужно Саманте. Всего одна улыбка матери и чай.
Она села за стол, следя за каждым движением Барбары. Та все так же улыбалась, неторопливо разливая чай по чашкам, ставя джем и печенье на стол. При этом ее взгляд больше ни разу не остановился на Саманте.
- Тебе неприятно меня видеть? – спросила она. Барбара замерла с чашкой в руке, будто нажали на паузу и картинка остановилась.
- Ты не посмотрела на меня больше ни разу с тех пор как я вошла, - продолжила Саманта.
- Я не понимаю о чем ты, - Барбара поставила чашку перед Самантой, одарив ее быстрым взглядом.
- Посмотри на меня, мама! – Саманта схватила ее за руку. – Посмотри мне в лицо, посмотри мне в глаза. Неужели ты...
Она замолчала, ей не хотелось произносить имя сестры, она не должна красть у Саманты этот момент.
- Саманта, что происходит? Что ты от меня хочешь? – Барбара наконец-то посмотрела на нее. – Отпусти меня.
Саманта разжала пальцы. Барбара сложила руки на груди и села за стол.
- Я хочу, чтобы ты была моей мамой, не только мамой Эмили. Я тоже твоя дочь, но я не могу даже просто приехать к тебе, когда вздумается.
- Ты последнее время только это и делаешь – приезжаешь, когда вздумается, и, причем не в лучшем настроении. Ты что-то принимаешь?
- Нет, - ответила Саманта. – Если бы я что-то принимала, меня бы не волновало, что ты про меня не вспоминаешь, пока я сама не позвоню или не приеду. Ты забыла про меня. Забыла, что я живая. Тебе все равно, что со мной происходит? Ты все время говорила мне, что я должна помнить Эмили и чтить память о ней, ты ограничивала меня во всем, но ни разу не поддержала. Почему? Почему я оказалась выброшена из твоей жизни? Я люблю Эмили, ты знаешь. Я понимаю, что тебе было тяжело и до сих пор тяжело, но я не хочу, чтобы ты создавала культ Эмили и забыла про меня. Хотя ты уже это сделала. Почему? Я не виновата в том, что случилось.
- Нет, не виновата, - тихо ответила Барбара.
- Тогда почему?
Барбара опустила глаза и встала из-за стола. Она молча вышла в коридор, и Саманта услышала, как она идет в гостиную. Шаги затихли, и вскоре до нее донесся голос матери. Она говорила по телефону.
- Я больше не могу, Джордж, - говорила она надломленным голосом. – Ты можешь быть против, быть за, мне все равно. Я не хочу больше всего этого. Устала, не могу. Нет, нет. Ты не так все понял. Саманта здесь, не знаю, что на нее нашло, она приехала и хочет знать, почему я веду себя так, а не иначе. Мне плохо, я не могу.
Голос затих, Саманта сидела неподвижно, боясь дышать, чтобы не пропустить ни одного слова.
- И не поймешь! – крикнула Барбара. – Хватит, Джордж! – ее голос снова стал тихим и хрупким. – Я не буду ждать тебя, не буду. И что ты сделаешь? Развернешь философию и треп? Нет, ты ничего не уладишь. Проблема не там, где ты ее ищешь. И я устала. Устала от всех этих недомолвок, тайн, успокоительных таблеток, они мне уже не помогают, мой организм устал переваривать тонны дряни, а моя психика устала делать вид, что все так и должно быть. Ты меня все время останавливал, но я не могу больше. Она ждет. Я пошла. Пока, Джордж. Я просто хотела тебя предупредить, поставить перед фактом. Черт, с тобой невозможно говорить нормально! – снова повысила голос Барбара. – Пока.
Она бросила мобильный на журнальный столик. Откинув волосы назад, и пригладив их, она встала и пошла на кухню.
Саманта вопросительно смотрела на нее, к чаю она так и не притронулась. Барбара села на свое место, она больше не прятала глаза, не избегала взгляда Саманты.
- От чего ты устала? От лжи? – с вызовом спросила Саманта. Ей в голову пришло то, о чем она не подумала ни в клинике, ни по дороге сюда. Странный разговор матери и отца навел ее на другие мысли.
- Саманта...
- Папа не мой папа? – проговорила она. – Мы с Эмили не родные сестры?
Барбара тяжело вздохнула. У Саманты потрясающее воображение, но она немного не дотянула до реальности.
- Или наоборот? – шепотом спросила Саманта.
- Пожалуйста, помолчи, - попросила Барбара. – Я не буду объяснять, что я сейчас чувствую, а что нет. Этот разговор должен был произойти давно, а мог бы и не произойти, если бы ты сегодня осталась в Кливленде.
- В том, что сейчас происходит, виновата только я, ибо сама этого захотела. Ты также начала и рассказ про Мэри, - сказала Саманта, прерывая вступление со снятием вины.
- Ты запомнила имя.
- Оно простое.
«И не подходит ей», - добавила Саманта про себя.
- Мэри умерла при рождении. Она была близнецом Эмили. Ты уже знаешь это. Когда Эмили было четыре года, она уже была очень умным ребенком. Она на полном серьезе заявила, что ей нужна сестра. Видимо это было связано с тем, что у нее был при рождении близнец, хотя я ничего не знаю о близнецах. Эмили хотела, чтобы у нее была сестра. Я не могла больше иметь детей, роды были тяжелые и ... не важно. Мы удочерили тебя. Эмили сама выбрала новорожденную девочку, которая станет ее сестрой. Ей стала ты, Саманта. Имя выбрала для тебя тоже Эмили. Она была счастлива и мы тоже.
Ее голос звучал картонно и безлико. Барбара всеми силами пыталась отстраниться от истории Саманты и своей семьи, чтобы не дать волю долго сдерживаемой истерике.
- И были до тех пор, пока Эмили была жива, - заключила Саманта, в глазах стояли слезы. – Ты никогда не любила меня?
- Я, - Барбара замолчала, думая, что сказать. Она знала, что любила Саманту, не так как Эмили, но любила, ровно до того момента пока была жива ее родная дочь. Потом же ее накрыла ярость, гнев и горе. Несправедливость и насмешка жизни. Удочеренная девочка живет, а ее дочь нет. Чей-то чужой ребенок рядом с ней, а ее дочь в могиле, и что самое страшное – по собственному желанию. Она ненавидела Саманту, она смотрела на нее и видела в ней жизнь своей дочери. Эмили должна идти на свидание, Эмили должна поступить в университет, Эмили должна гулять лучшей подругой, улыбаться, смеяться, строить планы, любить. Не Саманта. Не девочка, от которой отказались при рождении, и которая по случайности попала к ним в семью. Девочка, которая по какой-то насмешке природы оказалась похожей на них. Никто бы не подумал, что она не сестра Эмили и не дочь Барбары.
- Саманта, я не смогла смириться с потерей дочери. Я не могла тебя видеть. И мечтала о том дне, когда ты уедешь из этого дома. Сейчас я смотрю на тебя, а хочу видеть ее.
По щеке Барбары прокатилась слеза, она смахнула ее тыльной стороной руки и продолжила:
- Ты, за каких-то, пару дней, разбередила все мои раны. Растрепала все мои чувства, подняла со дна всю муть. Все то, что я уложила, все, с чем смирилась, все, что терпела, - она закрыла глаза рукой. – Я не хотела, чтобы все вышло так. И когда мы принесли тебя домой, и Эмили придумала имя – я верила, что все будет хорошо, что мы будем жить дружной и счастливой семьей. Мне и Джорджу нелегко было принести в дом чужого ребенка, я боялась. Мы оба боялись. Эмили же не боялась ничего, она была уверенной и решительной с детства и мы ей подчинились. И, тем не менее, ты стала на какое-то время родной. Теперь все не так. И я все тебе сказала.
Барбара обхватила голову руками и ее голос с каждым словом терял силу и становился отрывистым и напряженным.
- Теперь, когда ты все знаешь, прошу тебя, уходи, - сказала она. – Мне нужно побыть одной.
Саманта молча встала и вышла из кухни. Она покидала дом медленно, неторопливо, сама того не осознавая, она прощалась с ним. Больше ее здесь точно не ждут.
Выйдя из дома, она села за руль, и поехала прочь от дома Лейков. Скорей машинально, чем осознавая, она включила музыку. Из динамиков раздалась песня любимых Green Day. Саманта не узнала песню, она играла фоном, саундтреком к поездке неизвестно куда.
Она вела машину аккуратно и четко, настолько сосредоточенно, что даже страшно. Не в таком ли холодном состоянии с автоматическими действиями тела, направляют машину в дерево, ограждение или на встречку под колеса огромного тягача. На кухне, после всех слов Барбары ей хотелось бежать и реветь, а, выйдя из дома, она удивилась своему спокойствию. Саманта Лейк перевела эмоции в спящий режим и сейчас едет домой, поразительно собранная, тихая. Никакого намека на приближающуюся истерику, никаких бьющихся птицами мыслей. Пустота. И музыка в салоне.
Она не сестра ни Эмили, ни Глории. Она не была дочерью Барбары и Джорджа. Саманта Лейк – пустое место. Никому не нужное создание. Ее удочери, чтобы искупить вину перед Эмили – ее сестричка умерла. Эмили не должна быть одинока. Саманту взяли из приюта, как берут кошку или собаку. Вот только ее нельзя было выбросить на улицу или отдать другой семье, когда она вдруг стала не нужна.
Она оказалась не нужной никому: ни родителям, ни Эмили. Ведь та покончила с собой. Не оставив даже записки. Саманта считала ее идеальной. В память об Эмили она запирала свои мечты и желания и жила тихо, уверенная, что это Эмили должна была стать королевой выпускного бала и лучшей студенткой, у Эмили должно было быть много друзей, парень, который бы относился к ней как к принцессе. Барбара любила это повторять. И для себя и для Саманты. Она словно подрезала ей крылья. Это не ты лучшая девочка, а Эмили. Пишешь книгу? Эмили бы ее давно написала и лучше. Твои рассказы примитивны и глупы. Чтобы ты ни делала, Эмили это сделает лучше.
Эмили, Эмили, Эмили.
Эмили хотела сестричку. Эмили хотела кошечку. Эмили хотела быть идеальной. Эмили хотела умереть.
Саманта съехала на обочину и с воем упала на руль. Сейчас она ненавидела Эмили. Прекрасный ангел превратился в изуродованный труп на асфальте. Разбитое человеческое тело. Обычного человека, юной девушки. Не идеальной и не ангельской. Она не воспарила к небесам, а осталась на земле. Любимая дочь Лейков умерла. А что до Саманты? Пусть живет, пока не мешает. Пусть боготворит погибшую сестру и носит по ней бесконечный траур.
Ее обманывали, отталкивали, обдавали холодом и непониманием люди, которых она считала самыми близкими. Ложь!
Дурочка Саманта с мечтами в формалине. Выброшенная собственной матерью, не нашедшая матери и в приемной. Брошенная вещь. Никому ненужная. Как брошенный дом, ждущий, что новые жильцы вдохнут в него жизнь.
Глория. Она искала ее, надеялась найти сестру. Провал, мисс Хатчерсон. Возвращайся в Сан-Франциско, у тебя там, на Западном побережье намного интересней, чем на берегу озера Эри.
Саманта плакала. Не смогла доехать до Кливленда всего-то пару миль. Как жить дальше, когда все что ты ценил, скомкали как грязную салфетку и выбросили?
«Этого бы разговора не было, останься ты сегодня в Кливленде».
Ничего бы не было, если бы Глория не захотела найти сестру. И ее появления создало все эту цепную реакцию: одно за другое и вот теперь она сидит в машине на обочине дороги и не может успокоиться. Ей не нужна была правда о себе и об Эмили. Правда никому не нужна, по крайней мере, не в таких количествах и не за такой короткий срок.
Пусть ее жизнь и была замкнутым кругом, она бы из него выбралась, сумела бы найти выход, и при этом не получила бы таких тяжелых ранений.
Трудно осознать, что тебя снова оставили, сделали ненужной. Двадцать лет назад она была новорожденным ребенком и не понимала ни боли, ни разочарования. Она росла, взрослела и училась воспринимать мир в семье Лейк. У нее было все: мама, папа, сестра. Идеальная красивая семья. Только вот к ней эта семья не имеет никакого отношения.