На стёклах – дождинки… А в комнате пахнет эпохой:
В альбомах – старинные фото, в стакане – свеча,
Ажурная скатерть, шкатулка стоит одиноко,
Из меди… Закрыта… не видно на месте ключа…
«Сокровище прячете в чреве красивой шкатулки?» –
Спросила хозяйку, что смотрит в окно и молчит.
Она, повернувшись ко мне, чуть заметно кивнула,
Ладонью коснулась кармана – достала ключи,
На связке нашла небольшой и замочек открыла…
Достала артритными пальцами тёмный брусок…
В глазах появилась какая-то скрытая сила:
«Мне хлебушек этот бесценный в блокаду помог –
Сто двадцать пять граммов блокадного чёрного хлеба –
Обойная пыль, жмых, бумага, ржаная мука –
Спасали людей в Ленинграде… Мы верили слепо,
Что враг не пройдёт, и напьются ещё молока
Детишки, которым труднее всего приходилось –
Им взрослые люди свой хлеб отдавали, хоть жизнь
Из тел измождённых текла… Ничего не забылось,
Поэтому хлебным сокровищем мне дорожить
Приходится… Скоро умру я… Прошу, сохрани ты
Шкатулку резную с бруском … Ведь цены ему нет.
Пусть память о страшных годах ляжет светлою нитью,
Протянется болью, оставив вещественный след».
Ком в горле… Так больно… Из глаз по щекам слёзы льются.
Я в руки взяла драгоценный блокадный сухарь…
Росинка упала на хлеб … Помянуть жизнелюбцев
Нам надо – всех тех, кто в бессмертье взошли на алтарь.