Физика Аристотеля

                И. РОЖАНСКИЙ «ФИЗИКА» АРИСТОТЕЛЯ

                1. Начала

«Физика» начинается с вопроса о началах. Понятие начала определяется Аристотелем в «Метафизике» (http://www.proza.ru/2016/12/04/434). Указав несколько значений, в каких употребляется в греческом языке термин «начало», он заключает, что «для всех начал обще то, что они суть первое, откуда то или иное есть, или возникает, или познается; при этом одни начала содержатся в вещи, другие находятся вне ее». А в первых строках «Физики» говорится, что поскольку «мы тогда уверены, что знаем ту или иную вещь, когда уясним ее первые причины, первые начала и разлагаем ее вплоть до элементов... то ясно, что и в науке о природе надо попытаться определить прежде всего то, что относится к началам».

Для того чтобы уяснить начала, которые, по сути дела, действуют в любом естественном процессе (но только неявно, в скрытом виде), нужно расчленить эти вещи на их составные части, логически проанализировать их. Этому анализу и посвящены  главы первой книги «Физики».

Рассматривая ряд примеров, взятых из обыденной, повседневной жизни и связанных с возникновением тех или иных вещей, Аристотель показывает, что структурная схема этих процессов всегда одна и та же: во всех случаях мы имеем, во-первых, нечто возникающее, во-вторых, то, что противоположно возникающему, и, в-третьих, то, из чего нечто возникает. Все возникающее всегда оказывается чем-то оформляющимся, принимающим некий облик, которого раньше не было. Самой общей противоположностью этому облику является его отсутствие. Наконец, третье начало, тот природный субстрат, который лежит в основе возникновения, играет роль материала, оформляемого в процессе этого возникновения. Этим трем началам Аристотель дает наименования «формы», «лишенности»  и «материи».

                2. Природа

Во второй книге Аристотель как бы забывает о результатах, полученных им ранее, и начинает рассматривать новое начало, о котором до этого не было и речи. Этим началом является природа (physis). Что такое природа? Аристотель указывает, что все вообще вещи могут быть разделены на два основных класса: на вещи, существующие по природе, естественно, и на предметы, возникшие в силу иных причин. К первому классу относятся животные, растения, а также простые тела или элементы — огонь, воздух, вода и земля. Примерами предметов второго класса могут служить ложе, плащ и вообще все то, что создано руками человека. Разница между теми и другими состоит в следующем: вещи, существующие по природе, имеют в самих себе начало движения и покоя, все равно, относится ли это к пространственному перемещению, увеличению и уменьшению или к качественному изменению. Предметы, созданные искусственно, не имеют в себе врожденного стремления к изменению или имеют его по совпадению, т. е. лишь постольку, поскольку им случилось быть сделанными из дерева, камня и т. д. Вот это-то начало движения и покоя в вещах первого класса и называется природой. В «Метафизике» Аристотель определяет природу еще следующим образом: «...природа... в первичном и собственном смысле есть сущность, а именно сущность того, что имеет начало движения в самом себе как таковом». Выражаясь более современным языком, мы можем сказать, что «природой» Аристотель именует внутренний источник самодвижения и саморазвития вещей, которым присуще самодвижение или саморазвитие (прежде всего, разумеется, это живые организмы)

                3. Полемика с Эмпедоклом

Эмпедокловская концепция происхождения живых существ (http://www.proza.ru/2016/07/16/1451) современной нам наукой рассматривается как первое предвосхищение идеи естественного отбора. Но для Аристотеля уже сама мысль, что живые организмы могут возникать бесцельно и беспорядочным образом, представлялась чудовищной. В мире живых существ все происходит целесообразно, ради чего-нибудь. «А так как природа двояка: с одной стороны, [она выступает] как материя, с другой — как форма, она же цель, а ради цели существует все остальное, то она, [форма], и будет причиной «ради чего»». В самом деле, признает Аристотель, в произведениях природы, как и в произведениях искусства, могут быть ошибки, когда цель намечается, но не достигается; именно такого рода ошибками природы следует считать всевозможные уродства. Другое дело, когда мы утверждаем, что образование уродов является основным путем к возникновению живых существ (ведь именно это получается у Эмпедокла); подобное утверждение равносильно уничтожению природных существ и самой природы, «ибо природные существа — это те, которые, двигаясь непрерывно под воздействием какого-то начала в них самих, достигают известной цели».

                4. Движение

В начале третьей книги Аристотель как бы набрасывает программу дальнейших лекций. Предметом нашего исследования, говорит он, является природа, а природа есть начало движения и изменения; поэтому сначала надо выяснить, что такое движение. Определив движение, надо рассмотреть ряд понятий, с ним непосредственно связанных. Это прежде всего понятие непрерывности. Но непрерывное определяется через бесконечную делимость, следовательно, нужно уяснить себе понятие бесконечного. Кроме того, движение невозможно без места, пустоты и времени. Все эти понятия имеют весьма общий характер и приложимы ко всякой вещи, поэтому нужно по порядку исследовать каждое из них.

Термин движение понимается Аристотелем весьма широко: в понятие движения он включает не только пространственное перемещение, но любое изменение или превращение, могущее происходить с вещами. Указав различные виды движения, Аристотель констатирует, что всякое изменение есть изменение из чего-нибудь во что-нибудь. Существует всего три вида изменений. Если обозначить термином «субстрат» то, что может быть указано каким-либо утвердительным суждением, тогда эти виды будут различаться следующим образом: изменение из субстрата в субстрат, из не субстрата в субстрат и из субстрата в не субстрат. Только первый вид может считаться движением в собственном смысле слова, два же остальных вида суть соответственно возникновение и уничтожение. Переходя к классификации движений по категориям, Аристотель указывает, что не может быть движения в отношении сущности, отношения, действия и страдания, так же как нет и движения движения. Остаются лишь три вида движения: в отношении качества — качественное изменение, в отношении количества— рост и убыль и в отношении места — перемещение.

Общее определение движения Аристотель дает, исходя из своего учения о возможности и действительности, подробное изложение которого содержится в девятой книге «Метафизики». Так как все существующее существует либо в возможности, либо в действительности, то любой вид движения может быть определен как действительность (энтелехия) существующего в возможности, поскольку оно таково (например, качественное изменение есть действительность тела, могущего качественно изменяться, поскольку оно способно к такому изменению и т. д.). Это определение, по мнению Аристотеля, дает возможность разрешить трудности, с которыми сталкивались ученые, занимавшиеся проблемой движения.

                5. Причина движения

Одни предметы обладают способностью и двигаться и покоиться, другие всегда находятся в покое, третьи всегда движутся. К первому классу относятся вещи нашего подлунного мира: они могут и двигаться и покоиться, либо сами себя приводя в движение (или останавливая), либо будучи движимы чем-нибудь иным; одни движутся по природе, другие насильственным образом. Сами себя приводят в движение одушевленные живые существа, однако, как показывает Аристотель, и в них следует разграничивать движущее и движимое. Наиболее трудный случай, по мнению Аристотеля, представляют неодушевленные тела, движущиеся по природе, например огонь и воздух, несущиеся кверху, или вода и земля, падающие вниз. Мы не можем сказать, что они сами себя приводят в движение, ибо в отличие от живых существ они не могут остановить собственное движение. Внимательное рассмотрение вопроса показывает, что и эти тела, даже когда они движутся по природе, приводятся в движение чем-то иным; а когда мы говорим, что они имеют в себе начало движения (а в этом и состоит смысл утверждения, что они движутся «по природе»), это означает отнюдь не то, что они сами на себя действуют, а только что они обладают способностью испытывать определенное воздействие. Окончательный итог всех этих рассуждений состоит в том, что все движущиеся тела всегда приводятся в движение чем-нибудь иным.

Все движущее движет что-либо и в свою очередь приводится в движение чем-либо. Но если мы хотим избежать бесконечного ряда движимых двигателей, мы должны допустить, что существует некий первичный двигатель, остающийся неподвижным, ибо он уже ничем другим не приводится в движение. Этот первичный двигатель должен быть единым и вечным, а вызываемое им движение должно быть вечным и непрерывным. Таким вечным и непрерывным, как показывает Аристотель, может быть только перемещение, и притом не всякое, а лишь непрерывное и равномерное движение по кругу.


                6. Бесконечность

Вслед за общим рассмотрением проблемы движения Аристотель рассматривает проблему бесконечности.  С точки зрения физика, представляется целесообразным сузить постановку этого вопроса и сформулировать его следующим образом: существует ли воспринимаемое чувствами бесконечное тело? Как логические, так и физические соображения заставляют нас ответить на этот вопрос отрицательно. А это означает, что ни космос в целом, ни любая его часть не могут иметь бесконечных размеров.

Тем не менее, бесконечное все же существует, но либо в возможности (потенциально) в случае безграничного деления, либо так, как бесконечно время или сменяющиеся поколения людей, когда каждый раз берется иное и иное. Бесконечное — это не то, вне чего ничего нет, а то, вне чего всегда есть что-нибудь; следовательно, оно есть нечто неполное и незавершенное. Только конечное может быть законченным, оформленным; бесконечное же не имеет формы; по отношению к целому и завершенному оно играет роль своего рода материи.

                7. Место

Место, по мнению Аристотеля, есть нечто бесспорно существующее: ведь все существующие предметы находятся где-нибудь и из видов движения наиболее общим и первичным является движение в отношении места, т. е. перемещение. Тем не менее вопрос о том, что такое место, никем не был надлежащим образом разобран. Место — не тело и не элемент; оно не относится также к числу причин. Аристотель рассматривает четыре возможности: место есть либо форма тела, либо его материя, либо протяженность между его крайними границами, либо граница внешнего тела, которое его объемлет. Лишь последняя из этих возможностей соответствует тому, что мы называем местом. Тело, за пределами которого есть какое-нибудь другое объемлющее его тело, находится в некотором месте. Тело, у которого этого нет, нигде не находится. Так — если речь идет о космосе — земля помещается в воде, вода в воздухе, воздух в эфире, эфир в небе, а небо уже ни в чем другом. Поэтому бессмысленно ставить вопрос о месте, в котором находится космос как целое.

                8. Существует ли пустота?

Аристотель признает, что аргументы атомистов в пользу существования пустоты представляются обоснованными (http://www.proza.ru/2010/04/04/205): эти мыслители утверждают, что без наличия пустоты тела не могли бы перемещаться; кроме того, объем тела не мог бы увеличиваться или уменьшаться, если бы между частицами этого тела не существовало пустых промежутков. Однако Аристотель показывает мнимость подобных аргументов: перемещение тел возможно и без пустоты, если эти тела одновременно уступают друг другу место,— это очевидно на примере вихревых движений сплошных сред и движения тел в жидкостях. Уплотнение же рыхлых тел происходит не путем заполнения пустых промежутков, а путем вытеснения находящегося в них воздуха. Затем Аристотель демонстрирует те противоречия, к которым приводит допущение пустоты, исходя при этом из своей концепции движения. Если бы существовала пустота, то брошенное в ней тело немедленно остановилось бы, как только толкнувшая его рука от него отделилась бы; ведь то, что мы теперь называем инерциальным движением, происходит, по мнению Аристотеля, в силу действия воздуха, окружающего летящее тело. С другой стороны, скорости тел, движущихся в различных средах, обратно пропорциональны тем сопротивлениям, которые оказывают эти среды на перемещающиеся тела. Так как сопротивление пустоты равно нулю, то скорость движения любого тела в пустоте должна была бы быть бесконечно большой. Эти и другие противоречия, по мнению Аристотеля, показывают, что пустоты не существует.

                9. Время

Неясно, в каком смысле мы можем говорить о существовании времени. Ведь время слагается из прошедшего, которое было и потому не существует, далее, из будущего, которое еще не существует, и, наконец, из момента «теперь», не имеющего никакой длительности и существующего не в большей степени, чем существует математическая точка. Кроме того, «теперь» ни на мгновение не остается тем же самым: оно всегда иное и иное. Эти парадоксальные особенности времени затрудняют его осмысление. Разбирая взгляды других ученых, в частности тех, которые отождествляли время с круговращением небесной сферы, Аристотель показывает, что время не есть движение, хотя и не существует без движения, ибо мы воспринимаем и измеряем время лишь с помощью движения. Развивая эти соображения, Аристотель приходит к выводу, что время следует определить как число движения по отношению к предыдущему и последующему.

                ИЗ «ФИЗИКИ» АРИСТОТЕЛЯ

                [Возникающее]

Все возникающее будет возникать и все исчезающее исчезать или из противоположного, или в противоположное, или в промежуточное между ними. А промежуточные вещи состоят из противоположностей (например, цвета из белого и черного); таким образом, все естественно возникающее будет или самими противоположностями или состоять из противоположностей.



                [Становящееся сложное]

Мы говорим: из одного возникает одно, из другого — другое, имея в виду или простые вещи, или сложные. Я говорю это вот в каком смысле. Человек может становиться образованным, так же необразованное может становиться образованным или необразованный человек — человеком образованным. Я называю простым становящимся человека и необразованное, простым возникшим — образованное, сложным — и возникшее и становящееся, когда, скажем, необразованный человек становится образованным человеком. При этом в некоторых случаях говорится не только что возникает «вот это», но и «из вот этого», например из необразованного образованный, однако так говорится не во всех случаях: не «из человека стал образованный», а «человек стал образованным». Из становящегося, которое мы называем простым, одно становится так, что оно остается таким же, другое не остается: именно, человек, став образованным, остается человеком и существует, а необразованное и невежественное не остается ни просто, ни в сочетании.
После этих различений, если взглянуть на все случаи возникновения с нашей точки зрения, то из них можно будет уяснить, что в основе всегда должно лежать нечто становящееся и оно если даже числом едино, то по виду не едино (выражения «по виду» и «по определению» я употребляю в одном смысле); ведь не одно и то же быть человеком и быть невеждой. И одно из них остается, другое не остается; именно то, чему нет противолежащего, остается (человек остается), а необразованное и невежественное не остается, так же как не остается сложное, состоящее из обоих, например невежественный человек. Выражение же «возникает из чего-нибудь», а не «становится чем-нибудь» применяется скорее к тому, что не остается, например из невежды возникает образованный, а из человека нет.
Так как слово «возникать» употребляется в различных значениях и некоторые вещи не возникают просто, а возникают как нечто определенное, просто же возникают только сущности, то очевидно, что во всех других случаях помимо сущностей в основе должно лежать нечто становящееся: ведь и количество, и качество, и отношение к другому, и «когда», и «где» возникают лишь при наличии некоего субстрата, так как одна только сущность не сказывается о другом подлежащем, а все прочие категории сказываются о сущности. А что сущности и все остальное, просто существующее, возникают из какого-нибудь субстрата, это становится очевидным при внимательном рассмотрении. Всегда ведь лежит в основе что-нибудь, из чего происходит возникающее, например растения и животные из семени. Возникают же просто возникающие предметы или путем переоформления, как статуя из меди, или путем прибавления, как растущие тела, или путем отнятия, как фигура Гермеса из камня, или путем составления, как дома, или же путем качественного изменения, как вещи, изменяющиеся в отношении своей материи. Очевидно, что все возникающие таким образом предметы возникают из того или иного субстрата. Из сказанного, таким образом, ясно, что все возникающее всегда бывает составным: есть нечто возникающее и есть то, что им становится, и это последнее двоякого рода: или субстрат, подлежащее, или противолежащее. Я имею в виду следующее: противолежит — необразованное, лежит в основе — человек; бесформенность, безобразность, беспорядок есть противолежащее, а медь, камень, золото — субстрат.
Очевидно, таким образом, если существуют причины и начала для природных вещей, из которых как первых эти вещи возникли не по совпадению, но каждая соответственно той сущности, по которой она именуется, то следует признать, что все возникает из лежащего в основе субстрата и формы. Ведь образованный человек слагается некоторым образом из человека и из образованного, так как ты сможешь разложить определение образованного человека на определения тех двух. Итак, ясно, что возникающее возникает из указанных начал.
Субстрат по числу един, по виду же двойствен. (А именно, человек, золото и вообще исчислимая материя — все это скорее некий определенный предмет, и возникающее возникает из него не по совпадению, лишенность же и противоположность имеют случайный характер.) Форма же, с другой стороны, едина, как, например, порядок, образованность или что-либо иное из такого рода предикатов. Поэтому можно говорить, что имеются два начала, но можно — что и три; далее, с одной стороны, о них можно говорить как о противоположностях — таких, например, как образованное и невежественное, или теплое и холодное, или слаженное и не слаженное, с другой же — нет, так как противоположности не могут воздействовать друг на друга. Разрешается же эта трудность тем, что субстрат есть нечто иное, а это иное не противоположность. Таким образом, с одной стороны, начал не больше, чем противоположностей, а если выразить числом, то два, с другой же стороны, их не вполне два, а три, так как им присуще разное: ведь это разные вещи — быть человеком и быть необразованным, быть бесформенным и быть медью.

                [Материя]

Я называю материей первичный субстрат каждой вещи, из которого эта вещь возникает не по совпадению, а потому, что он ей внутренне присущ. А если материя уничтожается, то именно к этому субстрату она должна будет прийти в конце концов, так что она окажется исчезнувшей еще до своего исчезновения.

                [Существующее по природе и в силу иных причин]

Из существующих предметов одни существуют по природе, другие — в силу иных причин. Животные и части их, растения и простые тела, как-то: земля, огонь, воздух, вода — эти и подобные им, говорим мы, существуют по природе. Все упомянутое очевидно отличается от того, что образовано не природой: ведь все существующее по природе имеет в самом себе начало движения и покоя, будь то в отношении места, увеличения и уменьшения или качественного изменения. А ложе, плащ и прочие предметы подобного рода, поскольку они соответствуют своим наименованиям и образованы искусственно, не имеют никакого врожденного стремления к изменению или имеют его лишь постольку, поскольку они оказываются состоящими из камня, земли или смешения этих тел — так как природа есть некое начало и причина движения и покоя для того, чему она присуща первично, сама по себе, а не по случайному совпадению.
То же относится и ко всякому другому изготовленному (предмету): ведь ни один из них не имеет в самом себе начала его изготовления, но это начало находится либо в другом и вовне (например, у дома и всякого другого творения рук человеческих), либо же в них, но не самих по себе, а когда по совпадению они становятся причиной для самих себя.

                [Причины]

Мы должны рассмотреть причины — каковы они и сколько их по числу. Так как наше исследование предпринято ради знания, а знаем мы, по нашему убеждению, каждую вещь только тогда, когда понимаем, «почему она» (а это значит понять первую причину), то ясно, что нам надлежит сделать это и относительно возникновения, уничтожения и всякого физического изменения, чтобы, зная их начала, мы могли попытаться свести к ним каждую исследуемую вещь.
В одном значении причиной называется то, «из чего», как внутренне ему присущего, возникает что-нибудь, например медь — причина этой статуи или серебро — этой чаши, и их роды. В другом значении причиной будут форма и образец — а это есть определение сути бытия — и их роды (например, для октавы отношение двух к единице и вообще число), а также составные части определения. Далее, причиной называется то, откуда первое начало изменения или покоя; например, давший совет есть причина, для ребенка причина — отец, и, вообще, производящее — причина производимого и изменяющее — изменяемого. Наконец, причина как цель, т. е. «ради чего»; например, причина прогулки — здоровье. Почему он гуляет? Мы скажем: «чтобы быть здоровым» — и, сказав так, полагаем, что указали причину. И все, что возникает в промежутке на пути к цели, когда движение вызвано чем-нибудь иным, например на пути к здоровью — лечение похуданием, очищение желудка, лекарства, врачебные инструменты, — все это существует ради цели и отличается друг от друга тем, что одно есть действия, а другое — орудия.
Итак, слово «причина» употребляется приблизительно в стольких значениях. Вследствие такой многозначности может случиться, что одно и то же имеет несколько причин, и притом отнюдь не по случайному совпадению; например, причинами статуи окажутся искусство ваяния и медь — и это не по отношению к чему-нибудь разному, а поскольку она статуя; только причины эти разного рода: одна как материя, другая же «откуда движение». Иногда две вещи могут быть причинами друг друга; например, труд — причина хорошего самочувствия, а оно — причина труда, но только не одинаковым образом, а в одном случае — как цель, в другом же — как начало движения. Далее, одно и то же бывает причиной противоположных событий, а именно: то, присутствие чего есть причина определенного события, мы иногда считаем причиной противоположного, когда оно отсутствует; например, причиной крушения судна — отсутствие кормчего, присутствие которого ранее было причиной его сохранности.
Все только что указанные причины попадают в один из четырех наиболее явных разрядов. Буквы слогов, материал различного рода изделий, огонь и подобные элементы тел, так же как части целого и посылки заключений, — примеры причины «из чего»; одни из них как субстрат, например, части, другие же как суть бытия — целое, соединение, форма. А семя, врач, советчик и вообще то, что действует, — все это «откуда начало изменения, или покоя, или движения». Остальные же суть причины как цель и благо для другого, ибо «ради чего» обычно бывает наилучшим благом и целью для других вещей; при этом нет никакой разницы, говорим ли мы о самом благе или лишь о том, что только кажется благом.
Итак, что причины именно таковы и их столько — это ясно, и, так как их четыре, физику надлежит знать обо всех, и, сводя вопрос «почему» к каждой из них — к материи, форме, движущему и к «ради чего», он ответит как физик. Часто, однако, три из них сходятся к одной, ибо «что именно есть» и «ради чего» — одно и то же, а «откуда первое движение» — по виду одинаково с ними: ведь человек рождает человека.


                [Случайность и самопроизвольность]

В числе причин называют также случай и самопроизвольность и говорят, что многое и существует и возникает благодаря случаю и самопроизвольно. Каким образом случай и самопроизвольность принадлежат к указанным выше причинам, далее, означают ли случай и самопроизвольность одно и то же или нечто разное и, вообще, что такое случай и самопроизвольность — это надо рассмотреть. Ведь некоторые сомневаются, существуют они или нет; они утверждают, что ничто не происходит случайно, но для всего, возникновение чего мы приписываем самопроизвольности или случаю, имеется определенная причина; например, если кто-либо вышел на рыночную площадь и случайно встретил там кого желал, но не предполагал увидеть, то причиной этого было желание пойти купить что-нибудь. Равным образом и относительно всего прочего, что называется случайным, всегда можно найти определенную причину, а не случай.
Мы говорим «самопроизвольно» или «само собой», когда среди событий, происходящих прямо ради чего-нибудь, совершается нечто не ради случившегося, причина чего лежит вовне; а «случайно» — о событиях, происходящих самопроизвольно, но по выбору у существ, обладающих способностью выбора.


                [Самопроизвольное возникновение мира]

Есть и такие философы, которые причиной и нашего Неба, и всех миров считают самопроизвольность: ведь они считают, что сами собой возникают вихрь и движение, разделяющее и приводящее в данный порядок Вселенную. В особенности достойно удивления следующее: они говорят, что животные и растения не существуют и не возникают случайно, а что причина их — или природа, или разум, или что-нибудь другое подобное (ибо из семени каждого живого существа возникает не что придется, а из этого, вот, — маслина, из этого же — человек), а Небо и наиболее божественные из вещей, открытых нашему взору, возникают самопроизвольно, без всякой причины, подобной той, которая имеется у животных и растений. Если, однако, дело обстоит таким образом, то это само по себе заслуживает внимания и хорошо будет сказать несколько слов по этому поводу. Помимо того, что и по другим соображениям такое утверждение представляется нелепым, еще более нелепо говорить это, видя, что в Небе ничто не возникает самопроизвольно.
Так как самопроизвольность и случай — причины таких событий, для которых причиной может быть разум или природа, когда какая-либо из них становится причиной по совпадению, а ничто происходящее по совпадению не может быть первичнее того, что происходит само по себе, то ясно, что и причина по совпадению не может быть первичнее причины самой по себе. Следовательно, самопроизвольность и случай есть нечто вторичное по сравнению с разумом и природой; таким образом, если даже в очень большой степени причиной мира была самопроизвольность, необходимо все-таки, чтобы прежде разум и природа были причинами как многого другого, так и Вселенной.

                [Задачи, стоящие перед исследователем природы]

Так как природа есть начало движения и изменения, а предмет нашего исследования — природа, то нельзя оставлять невыясненным, что такое движение: ведь незнание движения необходимо влечет за собой незнание природы. Определив то, что относится к движению, надо попытаться подойти таким же образом и к последующему. Так вот, движение, по всей видимости, есть нечто непрерывное, а бесконечное проявляется прежде всего в непрерывном; поэтому, определяя непрерывное, приходится часто пользоваться понятием бесконечного, так как непрерывное бесконечно делимо. Кроме того, движение невозможно без места, пустоты и времени. Ясно, что поэтому, а также потому, что они общи всему и причастны всякой вещи, следует предварительно рассмотреть каждое из них, так как изучение частного должно следовать за изучением того, что обще всему. И прежде всего, как мы сказали, речь пойдет о движении.

                [Свойства и виды движения]

Движения помимо вещей не существует: ведь все меняющееся меняется всегда или в отношении сущности, или в отношении количества, или качества, или места, а ничего общего, как мы сказали, нельзя усмотреть в вещах, что не было бы ни определенным предметом, ни количеством, ни качеством, ни какой-либо другой категорией. Так что если, кроме указанного, нет ничего сущего, то и движение и изменение ничему иному не присущи, кроме как указанному.
А так как в каждом роде мы различали существующее в действительности и в возможности, то движение есть действительность существующего в возможности, поскольку последнее таково; например, действительность могущего качественно изменяться, поскольку оно способно к такому изменению, есть качественное изменение; действительность способного к росту и к противолежащему — убыли (ибо общего имени для того и другого нет) есть рост и убыль; действительность способного возникать и уничтожаться — возникновение и уничтожение, способного перемещаться — перемещение.
Так как некоторые вещи существуют и в возможности, и в действительности, только не одновременно и не в отношении одного и того же (как, например, теплое в возможности, но холодное в действительности), то многие из них будут действовать друг на друга и испытывать воздействия друг от друга, ибо каждая такая вещь будет действующей и вместе с тем испытывающей воздействие. Таким образом, движущее физически всегда подвижно, ибо все подобное приводит в движение, будучи и само движимым.

                [Бесконечное]

Так как наука о природе имеет дело с величинами, движением и временем, каждое из которых необходимо должно быть или бесконечным, или конечным, то будет уместно, ведя исследование о природе, рассмотреть вопрос о бесконечном — существует оно или нет, а если существует, что оно такое.

Что бесконечное существует, уверенность в этом проистекает у исследователей прежде всего из пяти оснований: 1) из времени (ибо оно бесконечно); 2) из разделения величин (ведь и математики пользуются бесконечным); 3) далее, что только в том случае не прекратится возникновение и уничтожение, если будет бесконечное, откуда берется возникающее; 4) далее, из того, что ограниченное всегда граничит с чем-нибудь, так что необходимо, чтобы не было никакого предела, раз одно всегда необходимо граничит с другим. 5) Но больше всего и главнее всего — что составляет общую трудность для всех — на том основании, что мышление никогда не останавливается на чем-нибудь и число кажется бесконечным, и математические величины, и то, что находится за небом. А если находящееся за небом бесконечно, то кажется, что существуют и бесконечное тело, и бесконечные по числу миры, ибо почему пустоты будет больше здесь, чем там? Таким образом, если масса имеется в одном месте, то она находится и повсюду. Вместе с тем, если пустота и место бесконечны, необходимо, чтобы и тело было бесконечным, так как в вещах вечных возможность ничем не отличается от бытия.

Далее, каким образом существует бесконечное: как сущность или как свойство, само по себе присущее некой природе? Или ни так, ни этак, но все же бесконечное существует — или как бесконечное по величине, или как бесчисленное множество. Для физика же важнее всего рассмотреть вопрос, существует ли бесконечная чувственно воспринимаемая величина.

Невозможно, чтобы бесконечное, существуя само по себе как нечто бесконечное, было отделимо от чувственных предметов. Потому что если бесконечное не есть ни величина, ни множество, а само есть сущность, а не свойство какой-то иной сущности, то оно будет неделимо, так как делимое всегда будет или величиной, или множеством. Если же оно неделимо, оно не бесконечно, разве только в том смысле, как голос невидим. Но не в этом смысле говорят о нем утверждающие, что бесконечное существует, и не в этом смысле мы ведем наше изыскание, а в смысле не проходимого до конца. Если же бесконечное существует как свойство, оно, поскольку оно бесконечно, не будет элементом существующих вещей, так же как невидимое не будет элементом речи, хотя голос и невидим. Далее, как возможно бесконечному быть чем-то, что существует само по себе, если не существуют сами по себе число и величина, которым бесконечное присуще как некое состояние? Ведь ему меньше необходимости существовать самому по себе, чем числу или величине. Ясно также, что не может бесконечное существовать, как актуальное бытие, как сущность или как начало; ведь если оно делимо на части, любая часть, взятая от него, будет бесконечной. А именно, если бесконечное — сущность и не относится к какому-либо субстрату, то быть бесконечным и бесконечное — одно и то же, следовательно, оно или неделимо, или делимо на бесконечные, а одному и тому же предмету быть многими бесконечными невозможно. Но если оно сущность и начало, то, как часть воздуха остается воздухом, так и часть бесконечного — бесконечным. Следовательно, оно не имеет частей и неделимо. Однако невозможно бесконечному существовать в действительности, ведь в этом случае ему необходимо быть неким количеством. Бесконечное, следовательно, существует как свойство.

Вопрос о том, может ли находиться бесконечное в предметах математических, и в мыслимых, и не имеющих величины, относится скорее к общему исследованию проблемы; мы же рассматриваем чувственные предметы и о тех, относительно которых ведем исследование, спрашиваем: имеется или не имеется среди них тело, бесконечное по своему протяжению? Если рассматривать вопрос логически, то можно прийти к мнению, что его нет, и притом на следующем основании. Если мы определим тело как нечто, ограниченное поверхностью, то не может быть бесконечного тела — ни мыслимого, ни воспринимаемого чувствами. Но не может быть и числа как чего-то отдельного и в то же время бесконечного: ведь число или то, что имеет число, исчислимо.

Следовательно, если возможно сосчитать исчислимое, то можно будет пройти до конца и бесконечное. Если же рассматривать вопрос с более физической точки зрения, невозможность бесконечного тела вытекает из следующего: оно не может быть ни сложным, ни простым. Сложным не может быть бесконечное тело, если элементы ограничены по числу. Их необходимо должно быть несколько, чтобы противоположности уравновешивали друг друга и ни один элемент не был бесконечным. А быть бесконечным каждому элементу невозможно, так как тело есть то, что имеет протяжение во все стороны, бесконечное же есть безгранично протяженное; следовательно, бесконечное тело будет простираться во всех направлениях безгранично. Такого чувственно-воспринимаемого тела наряду с так называемыми элементами нет: ведь все предметы, из чего состоят, в то и разрешаются, так что оно должно находиться здесь наряду с воздухом, огнем, землей и водой, но ничего такого не оказывается.

Итак, тела, бесконечного по своему протяжению, не существует. Однако много невозможного получается, если вообще отрицать существование бесконечного. Тогда и для времени будет какое-то начало и конец, и величины не смогут быть делимы на величины, и численный ряд не будет бесконечным. Когда при таком положении дела начинает казаться, что ни одно из решений неприемлемо, возникает нужда в третейском судье, и в конце концов становится очевидным, что в каком-то смысле бесконечное существует, а в другом же нет.

В самом деле, о бытии можно говорить либо в возможности, либо в действительности, а бесконечное получается либо прибавлением, либо отнятием. Что величина не может быть бесконечной актуально, об этом уже сказано, но она может быть беспредельно делимой (так как нетрудно опровергнуть учение о неделимых линиях); остается, таким образом, бесконечное в возможности. Не следует, однако, понимать бытие бесконечного в возможности в том смысле, что как вот этот материал есть статуя в возможности, поскольку он на деле может стать статуей, то так же может стать актуально существующим какое-нибудь бесконечное; но так как «существование» имеет много значений, то и бесконечное может существовать так, как существует день или как состязание — в том смысле, что оно становится всегда иным. и иным. Ведь и они, день и состязание, существуют и в возможности и в действительности: олимпийские игры существуют и как возможное наступление состязаний, и как наступившее. Что касается бесконечного, то очевидно, что оно различно и для времени, и в отношении людей, и в отношении деления величин. Вообще говоря, бесконечное существует таким образом, что всегда берется иное и иное, а взятое всегда бывает конечным, но всегда разным и разным. Так что бесконечное не следует брать как определенный предмет, например, как человека или дом, а в том смысле, как говорится о дне или состязании, бытие которых не есть какая-либо сущность, а всегда находится в возникновении и уничтожении, и хотя оно конечно, но всегда разное и разное. Притом для величины это происходит с сохранением взятого, для времени и людей — вместе с их уничтожением, так, однако, чтобы последовательность возникновений не прекращалась.

Бесконечное путем прибавления в некотором смысле есть то же самое, что и бесконечное путем деления, а именно: путем прибавления с конечной величиной происходит обратное: в какой мере она при делении очевидным образом идет к бесконечности, в такой же при прибавлении она будет казаться идущей к определенной величине. Если, взявши от конечной величины определенную часть, прибавлять к ней дальнейшие части, находящиеся друг к другу в одинаковом отношении, но только не прибавлять повторно ту же самую часть целого, то исходную конечную величину нельзя будет пройти до конца; если же настолько увеличить отношение, чтобы прибавлять все время одну и ту же величину, то пройти можно, так как всякую конечную величину всегда можно исчерпать любой определенной величиной.
Выходит, что бесконечное противоположно тому, что [о нем обычно] говорят: не то, вне чего ничего нет, а то, вне чего всегда есть что-нибудь, то и есть бесконечное. Что же касается времени и движения, то они бесконечны, так же как и мышление, причем раз взятое нами мгновение времени или состояние движения не остается, но тут же ускользает. Величина же не может стать бесконечной — ни путем отнятия, ни путем мысленного увеличения.

                [Что такое место]

Так же как относительно бесконечного, физику необходимо уяснить и относительно места  — существует оно или нет, и как существует, и что оно такое. Ведь существующие предметы, как все признают, находятся где-нибудь (несуществующее нигде не находится; где, в самом деле, козлоолень или сфинкс?), и из видов движения самым обыкновенным и в собственном смысле движением будет движение в отношении места, которое мы называем перемещением. Но немало трудностей заключает в себе вопрос, что такое место, так как оно не представляется одинаковым, если рассматривать его исходя из всего, что ему присуще.

Что место есть нечто — это ясно из взаимной перестановки веще; где сейчас находится вода, там после ее ухода — как, например, из сосуда — снова окажется воздух, а иногда то же самое место займет еще какое-нибудь тело; само же место кажется чем-то отличным от всего появляющегося в нем и сменяющего друг друга. Ведь в том, в чем сейчас находится воздух, раньше была вода; таким образом, ясно, что место и пространство, в которое и из которого они переходили, было чем-то отличным от них обоих.

Итак, на основании сказанного можно принять, что место представляет собой нечто наряду с телами и что всякое чувственно-воспринимаемое тело находится в каком-либо месте.

Очевидно место есть первое, что объемлет каждое тело, оно будет какой-то границей, так что может показаться, что место есть вид и форма каждого тела — то, чем определяются величина и материя величины, так как это и есть граница каждого. С этой точки зрения место есть форма каждого тела, а поскольку место кажется протяжением величины — материей, ибо протяжение есть иное, чем величина: оно охватывается и определяется формой как поверхностью и границей. Однако нетрудно видеть, что место не может быть ни тем ни другим, так как форма и материя неотделимы от предмета, а для места это допустимо. Ибо в чем был воздух, в том опять появляется, как мы сказали, вода, так как вода и воздух, а равным образом и другие тела занимают место друг друга; следовательно, место не есть ни часть, ни устойчивое свойство отдельного предмета, а нечто от него отделимое. И поскольку место отделимо от предмета, постольку оно не есть форма, поскольку же объемлет его, постольку оно отличается от материи.

Когда мы говорим, что предмет находится во Вселенной как в некотором месте, то это потому, что он в воздухе, воздух же во Вселенной, да и в воздухе он находится не во всем, но мы говорим, что он в воздухе, имея в виду крайнюю, окружающую его поверхность. Ведь если местом предмета будет весь воздух, то место предмета и сам предмет окажутся неравными, а они равны, и таким равным предмету местом будет первое место, в котором находится предмет. Если объемлющее не отделено от предмета, а связано с ним непрерывно, тогда говорят, что предмет находится в нем не как в месте, а как часть в целом; если же оно отделено и касается, то предмет находится в первом месте, именно в крайней поверхности объемлющего тела, которая не есть часть заключающегося в нем и имеет не большее, чем у него, протяжение, а равное, так как края касающихся предметов совпадают. И в случае непрерывности предмет движется не в этом объемлющем теле, а вместе с ним; если же он отделен, то движение будет происходить в нем — безразлично, будет ли объемлющее тело двигаться или нет. И когда он не отделен, то о нем говорят как о части в целом; таковы, например, зрение в глазу или рука в теле; когда же отделен — то подобно воде в бочонке или вину в кувшине: ведь рука и движется вместе с телом, а вода в бочонке.

                [Вселенная нигде не находится]

Вселенная нигде не находится. Ведь находящееся где-нибудь само есть нечто, и, кроме того, наряду с ним должно быть нечто другое в том, что его объемлет. А наряду со Вселенной и целым нет ничего, что было бы вне Вселенной, и поэтому все находится в Небе, ибо справедливо, что Небо и есть Вселенная. Место же Вселенной не небесный свод, а его крайняя, касающаяся подвижного тела покоящаяся граница, поэтому земля помещается в воде, вода — в воздухе, воздух — в эфире, эфир — в Небе, а Небо уже ни в чем другом.

                [Мнения в пользу существования пустоты]

Дело физика — рассмотреть вопрос о пустоте, существует она или нет, и в каком виде существует, и что она такое, так же, как относительно места. Взявшись за рассмотрение, следует начать с того, что говорят утверждающие существование пустоты, затем, что говорят отрицающие, и, в-третьих, привести обычные мнения по этому поводу.

Люди подразумевают под пустотой протяжение, в котором нет никакого воспринимаемого чувствами тела; полагая, что все существующее есть тело, они говорят: в чем вообще ничего нет, это и есть пустота, поэтому и то, что наполнено воздухом, есть пустота. Ведь не то следует доказывать, что воздух есть нечто, а что не существует протяжения, отличного от тел, отделимого от них и имеющегося в действительности, которое разнимает всякое тело, делая его не сплошным, как утверждают Демокрит и Левкипп и многие другие «физиологи», или находится вне тела Вселенной, если [это тело] сплошное.

Пифагорейцы также утверждали, что пустота существует и входит из бесконечной пневмы в само Небо, как бы вдыхающее в себя пустоту, которая разграничивает природные вещи, как если бы пустота служила для отделения и различения смежных предметов. И прежде всего, по их мнению, это происходит в числах, так как пустота разграничивает их природу.

Некоторые думают, что существование пустоты очевидно из наличия редкого и плотного. Ведь если бы не было редкого и плотного, ничто не могло бы сжиматься и сдавливаться. А если этого не будет, тогда или вообще не будет движения, или Вселенная будет волноваться, как говорит Ксуф, или воздух и вода должны всегда поровну превращаться друг в друга. Я говорю это в этом смысле, что, если, например, из чаши воды образовался воздух, одновременно из равного количества воздуха образуется такое же количество воды; иначе должна существовать пустота, так как иным способом сжимание и расширение невозможны.

                [Время]

После сказанного следует по порядку перейти к времени. Прежде всего хорошо будет поставить о нем вопрос с точки зрения более общих соображений, а именно принадлежит ли время к числу существующих или несуществующих вещей, затем какова его природа.

Что время или совсем не существует, или едва существует, будучи чем-то неясным, можно предполагать на основании следующего. Одна часть его была, и ее уже нет, другая — будет, и ее еще нет; из этих частей слагается и бесконечное время, и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию. Кроме того, для всякой делимой вещи, если только она существует, необходимо, чтобы, пока она существует, существовали бы или все ее части, или некоторые, а у времени, которое также делимо, одни части уже были, другие — будут и ничто не существует. А «теперь» не есть часть, так как часть измеряет целое, которое должно слагаться из частей; время же, по всей видимости, не слагается из «теперь». Далее, не легко усмотреть, остается ли «теперь», которое очевидно разделяет прошедшее и будущее, всегда единым и тождественным или становится каждый раз другим. Если оно всегда иное и иное и во времени ни одна часть вместе с другой не существует (кроме объемлющей и объемлемой, как меньшее время объемлется большим), а не существующее сейчас, но прежде существовавшее по необходимости когда-то исчезло, то и «теперь» вместе друг с другом не будут существовать, а прежнее всегда должно уничтожиться. Исчезнуть в самом себе ему нельзя, потому что именно тогда оно есть; немыслимо также, чтобы прежнее «теперь» исчезло в другом «теперь». Ибо невозможно допустить следование «теперь» друг за другом, так же как и точки за точкой. Если, таким образом, одно «теперь» исчезает не в следующем за ним, но в каком-то другом, то оно было бы сразу в промежуточных «теперь», каковых имеется бесконечное множество, а это невозможно. Но невозможно также одному и тому же «теперь» пребывать всегда, так как ничто делимое и ограниченное не имеет одной только границы, будь оно непрерывным только в одну сторону или в несколько, а «теперь» есть граница, и взять ограниченное время возможно. Далее, если существовать одновременно, ни прежде, ни после, значит, существовать в одном и том же «теперь», то, если в этом «теперь» заключено и предыдущее и последующее, тогда окажется одновременным происшедшее десять тысяч лет назад и происшедшее сегодня, и ничто не будет раньше или позже другого.

Так как время скорее всего представляется каким-то движением и изменением, то это и следует рассмотреть. Изменение и движение каждого тела происходят только в нем самом или там, где случится быть самому движущемуся и изменяющемуся; время же равномерно везде и при всем. Далее, изменение может идти быстрее и медленнее, время же не может, так как медленное и быстрое определяются временем: быстрое есть далеко продвигающееся в течение малого времени, медленное же — мало продвигающееся в течение большого времени; время же не определяется временем ни в отношении количества, ни качества.

Что оно, таким образом, не есть движение — это ясно.
Однако время не существует и без изменения (для нас в настоящем исследовании не должно составлять разницы, будем ли мы говорить о движении или изменении). Ибо когда не происходит никаких изменений в нашем мышлении или когда мы не замечаем изменений, нам не будет казаться, что протекло время, так же как тем баснословным людям, которые спят в Сардинии рядом с героями, когда они пробудятся: они ведь соединят прежнее «теперь» с последующим и сделают его единым, устранив по причине бесчувствия промежуточное время. И вот, если бы «теперь» не было каждый раз другим, а тождественным и единым, времени не было бы; точно так же, когда «теперь» становится другим незаметно для нас. Нам не кажется, что в промежутке было время. Если же не замечать существования времени нам приходится тогда, когда мы не отмечаем никакого изменения и душа кажется пребывающей в едином и нераздельном «теперь», а когда чувствуем и разграничиваем, говорим, что время протекало, то очевидно, что время не существует без движения и изменения.
Итак, что время не есть движение, но и не существует без движения — это ясно. Поэтому, когда мы исследуем, что такое время, нужно начать именно отсюда и выяснить, что же такое время в связи с движением. Ведь мы вместе ощущаем и движение и время.

Так как движущееся движется от чего-нибудь к чему-нибудь и всякая величина непрерывна, то движение следует за величиной: вследствие непрерывности величины непрерывно и движение, а вследствие движения — время; ибо сколь велико было движение, столько, как нам всегда кажется, протекло и времени. А что касается предыдущего и последующего, то они первоначально относятся к месту. Здесь, конечно, они связаны с положением, но так как в величине имеются предыдущее и последующее, то необходимо, чтобы и в движении было предыдущее и последующее — по аналогии с теми. Но и во времени есть предыдущее и последующее, потому что одно из них всегда следует за другим. Предыдущее и последующее существуют в движении и по субстрату тождественны с движением, хотя бытие их иное, а не движение. И действительно, мы и время распознаем, когда разграничиваем движение, определяя предыдущее и последующее, и тогда говорим, что протекло время, когда воспримем чувствами предыдущее и последующее в движении. Мы разграничиваем их тем, что воспринимаем один раз одно, другой раз другое, а между ними — нечто отличное от них; ибо когда мы мыслим крайние точки отличными от середины и душа отмечает два «теперь» — предыдущее и последующее, тогда это именно мы и называем временем, так как ограниченное моментами «теперь» и кажется нам временем. Это мы и положим в основание последующих рассуждений.

Итак, когда мы ощущаем «теперь» как единое, а не как предыдущее и последующее в движении или как тождество чего-то предыдущего и последующего, тогда нам не кажется, что прошло сколько-нибудь времени, так как не было и движения. Когда же есть предыдущее и последующее, тогда мы говорим о времени, ибо время есть не что иное, как число движения по отношению к предыдущему и последующему.
Как движение всегда иное и иное, так и время. А взятое вместе всякое время одно и то же, так как по субстрату «теперь» одно и то же, только бытие его различно. «Теперь» измеряет время, поскольку оно предшествует и следует; само же «теперь» в одном отношении тождественно, в другом нет: оно различно, поскольку оно всегда в ином и в ином времени (в этом и состоит его сущность как «теперь»), с другой стороны, «теперь» по субстрату тождественно.

Ясно также, что если времени не будет, то не будет и «теперь» и, если «теперь» не будет, не будет и времени, ибо вместе существуют и перемещаемое с перемещением и число перемещаемого с числом перемещения. Время есть число перемещения, а «теперь», как и перемещаемое, есть как бы единица числа. Время и непрерывно через «теперь», и разделяется посредством «теперь». В некотором отношении оно соответствует точке, так как точка и соединяет длину и разделяет: она служит началом одного отрезка и концом другого.

                [О движении]

Имеются три обстоятельства, в отношении которых мы говорим о движении: «что» движется, «в чем» и «когда». Я имею в виду, что необходимо должно быть нечто движущееся, например человек, далее, то, в чем оно движется, например место или состояние [предмета], и когда [именно], так как все движется во времени.

                [Непрерывность и дискретность]

Непрерывны те предметы, края которых сливаются в одно, касаются те, у которых они вместе, а следуют друг за другом те, между которыми нет ничего принадлежащего к их роду.

Невозможно, чтобы что-либо непрерывное состояло из неделимых частей, например линия из точек, если линия непрерывна, а точка неделима. Ведь края точек не сливаются воедино (так как у неделимого нет ни края, ни какой-либо другой части) и крайние границы не находятся вместе (так как у не имеющего частей нет крайней границы, ибо граница и то, чему она принадлежит, суть разные вещи). Далее, точкам, из которых составлено непрерывное, необходимо или быть непрерывными, или касаться друг друга; то же самое рассуждение относится и ко всяким неделимым. Но непрерывными они не могут быть на основании сказанного; касаются же друг друга все [предметы] или целиком, или своими частями, или как целое части. Но так как неделимое не имеет частей, ему необходимо касаться целиком; касающееся же целиком не образует непрерывного, так как непрерывное заключает в себе то одну часть, то другую и таким образом разделяется на различные, разграниченные по месту части. Однако и следовать друг за другом не будет ни точка за точкой, ни «теперь» за «теперь» так, чтобы из них образовалась длина или время: а именно, друг за другом следуют предметы, между которыми не находится ничего принадлежащего к их роду, а между двумя точками всегда имеется линия и между двумя «теперь» время. Далее, и линия и время разделились на неделимые части, если только каждая вещь делится на то, из чего она состоит, но ни одна из непрерывных величин не делится на части, не имеющие частей. Однако никаких предметов другого рода не может находиться между точками и между разными «теперь». Если бы они находились, то они, очевидно, были бы или неделимыми, или делимыми, и если делимыми, то либо на неделимые, либо же на всегда делимые части, а это последнее и есть непрерывное. Ясно и то, что все непрерывное делимо на части, всегда делимые, ибо если оно будет делиться на неделимые части, то неделимое будет касаться неделимого, так как в непрерывном концы сливаются в одно и касаются.

                [Бесконечность и парадоксы Зенона]

С помощью обычных рассуждений легко уясняется, что величина непрерывна, если время непрерывно, поскольку в половинное время проходится половинный путь, и вообще в меньшее время — меньший, ибо одни и те же деления будут и для времени, и для величины. И если одно из них бесконечно, то будет бесконечно и другое, и в каком смысле бесконечно одно, в таком и другое, например, если время бесконечно в отношении концов, то и длина будет бесконечна в отношении концов; если время бесконечно в отношении делимости, то и длина в отношении делимости; если время бесконечно в обоих указанных отношениях, то в обоих будет бесконечна и величина.
Поэтому ошибочно рассуждение Зенона, в котором предполагается, что невозможно пройти бесконечное множество предметов или коснуться каждого из них в конечное время. Ведь длина и время и вообще все непрерывное называются бесконечными в двояком смысле: или в отношении деления, или в отношении концов. И вот, бесконечного в количественном отношении нельзя коснуться в конечное время, а бесконечного в отношении деления — можно, так как само время бесконечно именно в таком смысле.


                [«Теперь»]

Необходимо, чтобы «теперь», рассматриваемое не по отношению к другому, а по отношению к самому себе и первично, было неделимым, и это свойство должно быть присуще ему во всякое время. Ведь оно представляет собой некий край прошедшего, за которым еще нет будущего, и, обратно, край будущего, за которым нет уже прошедшего, что, как мы говорили, есть граница того и другого. Если будет доказано, что оно таково само по себе и одно и то же, сразу же станет ясно, что оно и неделимо. Необходимо, конечно, чтобы «теперь», как край обоих времен, было одним и тем же; если бы эти края были различны, они не могли бы следовать друг за другом, так как непрерывное не состоит из того, что лишено частей; если же они отделены друг от друга, между ними будет находиться время; ведь всякое непрерывное таково, что между границами находится нечто одноименное. Но если в промежутке находится время, то оно будет делимо, так как доказано, что всякое время делимо; следовательно, будет делимо и «теперь». Если же оно делимо, тогда в будущем будет некая часть прошедшего и в прошедшем будущего; ибо где пройдет раздел, там и будет граница прошедшего и будущего времени. Вместе с тем «теперь» не будет существовать само по себе, а по отношению к другому, так как деление не существует само по себе. Кроме того, часть «теперь» будет в прошедшем времени, а часть — в будущем, и не всегда в одном и том же прошедшем или будущем, и, конечно, «теперь» не будет одним и тем же: ведь время можно делить различным образом. Следовательно, если все это не может быть присуще какому-либо «теперь», необходимо, чтобы и в прошедшем и в будущем «теперь» было одним и тем же. Но если оно одно и то же, ясно, что оно и неделимо; ведь если оно делимо, снова произойдет то, о чем сказано раньше. Итак, из всего сказанного очевидно, что во времени имеется нечто неделимое, что мы называем «теперь».

А что в «теперь» нет никакого движения — это ясно из следующего. Если бы в нем было движение, то было бы возможно двигаться в нем и более быстро, и более медленно. Пусть N будет «теперь», и пусть более быстрое пройдет в нем путь АН; следовательно, более медленное пройдет в нем путь, меньший АВ, например АГ. Так как более медленное в целом «теперь» прошло путь АГ, более быстрое пройдет его в меньшее время; таким образом, «теперь» разделится, а оно было неделимым. Следовательно, в «теперь» не существует движения.
Но в «теперь» нет и покоя; мы называли ведь покоящимся предмет, способный к движению и не движущийся в то время, в том месте и таким образом, как ему присуще по природе; следовательно, раз в «теперь» ничто не может двигаться, то ясно, что не может и покоиться.

Далее, если одно и то же «теперь» существует в обоих временах, которые оно разделяет, и если возможно, что какая-либо вещь в течение первого времени будет двигаться, а в течение всего второго покоиться, — а те, что движется в течение всего первого времени, будет двигаться и в любой его части в меру своей способности к движению, и то, что покоится, будет таким же образом покоиться, — то получится, что одно и то же одновременно покоится и движется, так как граница обоих времен одно и то же, а именно «теперь». Кроме того, мы называем покоем одинаковое состояние и самого предмета, и его частей — теперь и прежде, а в «теперь» нет прежде, следовательно, нет и состояния покоя.

Ту же двойственность видим мы, когда говорим об изменении. Так как все изменяющееся изменяется из чего-нибудь во что-нибудь, то изменяющееся, когда оно впервые испытало изменение, должно быть уже в том, во что изменилось. Кроме того, если брать изменения в отдельности, станет ясно, должно ли изменившееся находиться где-нибудь или в чем-нибудь. Так как оно оставило то, из чего изменилось, а где-нибудь находиться ему необходимо, то оно будет или в том, во что изменилось, или в другом. Если в другом, например изменившееся в В будет находиться в промежуточном состоянии Г, то оно снова из Г изменяется в В, так как Г не было смежным с В, а изменение непрерывно. Следовательно, изменившееся, после того как изменилось, все еще изменяется в то, во что оно изменилось. Но это невозможно; следовательно, изменившееся необходимо находится в том, во что оно изменилось. Ясно также, что и возникшее, когда оно возникло, уже будет существовать, а уничтожившееся не будет. Это относится вообще ко всякому изменению, но лучше всего видно на изменении по противоречию.

Далее, если мы скажем, что движение произошло в течение всего времени ХР или вообще в течение какого бы то ни было времени, беря как крайнюю границу его «теперь» (так как оно ограничивает и то, что лежит между «теперь», есть время), то можно сказать, что и в другие интервалы времени происходит продвижение. Краем для половины будет точка разделения. Следовательно, и в половинное время будет продвижение, и вообще в любой из частей, ибо всегда одновременно с разрезом время будет ограничено моментами «теперь». Таким образом, если всякое время делимо и между «теперь» находится время, все изменяющееся будет изменившимся бесконечное число раз Далее, если тело, непрерывно изменяющееся, негибнущее и не прекращающее изменения, должно в любой промежуток времени или изменяться, или уже быть измененным, а в «теперь» изменение происходить не может, то в каждом из «теперь» оно должно уже быть измененным, следовательно, если моменты «теперь» образуют бесконечное множество, то всякое изменяющееся тело будет изменившимся бесконечное число раз.

Если же все движущееся движется во времени и изменяется из чего-нибудь во что-нибудь, то невозможно, чтобы движущееся в то время, в течение которого оно движется само по себе, а не потому, что движется в какой-либо его части, было первым в каком-либо отношении. Ведь покоиться — значит находиться некоторое время в одном и том же состоянии и самому в целом, и каждой части. Мы ведь тогда говорим о покое, когда правильно будет сказать, что и в один и в другой из моментов «теперь» остается в том же состоянии и само тело, и все его части. Если же это значит покоиться, тогда невозможно, чтобы изменяющееся целиком находилось в каком-либо состоянии в течение первого времени. Ведь всякое время делимо, так что правильно сказать относительно той или другой его части, что в ней и само тело, и его части пребывают в том же состоянии; ибо если это не так и относится только к одному из моментов «теперь», то тело будет в некотором состоянии не в течение какого-либо времени, а лишь в границе времени. В моменте «теперь» изменяющееся тело хотя и находится всегда в каком-либо состоянии, но не покоится: ведь в моменте «теперь» невозможно ни двигаться, ни покоиться, и будет правильно сказать, что в «теперь» нет движения и есть нахождение в некотором состоянии, однако невозможно, чтобы в течение какого-то времени это тело находилось в каком-то состоянии, покоясь, потому что тогда вышло бы, что перемещающееся покоится.

                [Неделимое не способно к движению]

Из выше сказанного становится ясно, что не имеющее частей двигаться и вообще изменяться не может, в одном только случае было бы для него возможно движение — это если бы время состояло из отдельных «теперь», ибо в момент «теперь» его движение всегда было бы закончено и изменение произошло, так что, никогда не двигаясь, оно всегда находилось бы в состоянии законченного движения. Что это невозможно, нами показано раньше, так как ни время не слагается из «теперь», ни линия из точек, ни движение из мгновенных перемещений, а утверждающие это как раз слагают движение из неделимых частей, наподобие того как время составляют из «теперь» и линию из точек.

Далее, что ни точка, ни другое неделимое не могут двигаться, очевидно из следующего. Ни один движущийся предмет не может продвинуться на расстояние большее своей длины, прежде чем не продвинется на меньшее или равное. Если это так, ясно, что и точка продвинется сначала на меньшее или равное расстояние. А так как она неделима, ей невозможно сначала продвинуться на меньшее, следовательно, только на равное. Таким образом, линия будет состоять из точек, так как, всегда двигаясь на расстояние, равное ей самой, точка промерит всю линию. А если это невозможно, то невозможно и двигаться неделимому.
Найдется время меньше любого времени, в течение которого движущийся предмет продвигается на расстояние, равное своей длине. Такое время будет существовать, так как все движется во времени, а всякое время, как показано раньше, делимо. Таким образом, если движется точка, найдется время меньшее, чем то, в которое она продвинулась. Но это невозможно, так как в меньшее время необходимо двигаться меньшему телу, так что неделимое будет делимо на меньшие части, как время на меньшее время. В единственном только случае не имеющее частей и неделимое могло бы двигаться, если бы возможно было двигаться в неделимом «теперь», ибо доказательство относительно движения в моменте «теперь» и движения неделимого — одно и то же.

                [Любое изменение ограничено пределами]

Никакое изменение не может быть бесконечным, так как всякое изменение идет из чего-нибудь во что-нибудь — как изменение по противоречию, так и по противоположности. Пределом для изменений по противоречию будут утверждение и отрицание (например, для возникновения бытия и для уничтожения небытия), а для изменений по противоположности пределом будут сами противоположности, они ведь крайние точки изменения, а значит, и всякого качественного превращения (так как и качественное превращение исходит из противоположностей). То же самое относится к росту и убыванию, так как для роста предмета пределом будет достижение законченной величины, свойственной ему по природе, для убывания — отход от этой величины.

Раз движение не бесконечно, то и тело не будет проходить бесконечное расстояние, так как ему невозможно пройти его. Таким образом, ясно, что не существует бесконечного изменения в том смысле, чтобы оно не ограничивалось пределами.

                [Движимое и движущее]

Все движущееся необходимо приводится в движение чем-нибудь. Если оно в самом себе не имеет начала движения, то ясно, что оно приводится в движение другим (тогда движущим будет иное). А так как существует три рода движения: в отношении места, в отношении качества и в отношении количества, то необходимо должны существовать и три рода движущего, а именно перемещающее, вызывающее качественное изменение и обусловливающее рост и убыль.

Прежде всего мы скажем о перемещении, так как оно есть первое из движений. Все перемещающее движется или само собой или другим. Ясно, что во всех вещах, которые движутся сами собой, движимое и движущее находятся вместе; ведь им самим присуще непосредственно движущее, следовательно, в промежутке между движимым и движущим нет ничего. А в том, что приводится в движение другим, дело должно обстоять четверояким образом, так как существуют четыре вида перемещения, вызванного другим: притягивание, толкание, несение, вращение. К ним сводятся все движения в отношении места.

                [Движение вечно]

Возникло ли когда-нибудь движение, не будучи раньше, и исчезнет ли снова так, что ничто не будет двигаться? Или оно не возникло и не исчезнет, но всегда было и всегда будет, бессмертное и непрекращающееся, присущее всем существующим вещам, как некая жизнь для всего образовавшегося естественно?

Те, которые признают существование бесчисленных миров, одни из которых зарождаются, а другие гибнут, утверждают, что движение существует вечно (так как возникновения и уничтожения необходимо связаны с движением). Но и для тех, кто не разделяет их воззрения, это представление кажется убедительным. Покоиться в течение бесконечного времени, затем когда-нибудь начать двигаться, причем нельзя указать никакой разницы, почему это происходит именно теперь, а не раньше, а также не иметь какого-либо порядка — это не может быть делом природы. Природные процессы — происходят или безусловно, а не иногда так, иногда этак (например, огонь несется по природе кверху, а не иногда кверху, иногда нет), или, будучи непростыми, согласно определенному отношению. Поэтому лучше говорить, как Эмпедокл или кто другой, сказавший, что все попеременно покоится и движется, ибо в этом уже имеется какой-то порядок.

Итак, следует сказать, что не было никакого времени и не будет, когда не было и не будет движения. Трудность в данном случае сводится только к вопросу, почему не всегда одни предметы движутся, а другие покоятся.

                [О способности к движению]

Больше всего затруднений, как кажется, доставляет  вопрос — о возникновении в теле движения, которого в нем раньше не было: почему некоторые из существующих предметов иногда движутся, иногда же снова покоятся. И вот необходимо, чтобы или все предмет всегда покоились, или все всегда двигались, или одни из предметов двигались, другие покоились, и здесь опять-таки имеются следующие возможности: движущиеся предметы всегда движутся, а покоящиеся всегда покоятся, все они по природе способны двигаться и покоиться; и наконец, еще третье — возможно, что одни из существующих предметов неподвижны, другие всегда движутся, третьи попеременно причастны обоим этим состояниям. Это последнее предположение нам и следует утверждать, так как оно заключает в себе разрешение всех затруднений и дает завершение всему нашему исследованию.

Мы видим, что одни предметы иногда движутся, иногда покоятся. Таким образом, ясно, что в равной мере невозможно всем предметам покоиться или всем непрерывно двигаться, так же как одним всегда двигаться, другим всегда покоиться. Остается, следовательно, рассмотреть, все ли предметы таковы, что способны и двигаться и покоиться, или одни ведут себя таким образом, другие всегда покоятся, третьи всегда движутся; это именно и надо нам установить.

Из предметов движущих и движущихся одни движут и движутся по совпадению, другие сами по себе: по совпадению — те, которые связаны с движущими или движущимися предметами или движутся их частью; сами по себе — те, которые движут и движутся не потому, что они присущи движущим или движущимся предметам, и не потому, что какая-либо часть их движет и движется. Из предметов, которые движутся сами по себе, одни приводятся в движение сами собой, другие — чем-нибудь другим; одни движутся по природе, другие насильственно и против природы. Ведь то, что приводится в движение самим собою, движется согласно природе (например, каждое живое существо, так как живое существо движется само собой, а о всех тех предметах, начало движения которых лежит в них самих, мы говорим, что они движутся согласно своей природе; поэтому животное в целом движет само себя по природе, однако его тело может двигаться и по природе и против природы; различие заключается в том, каким движением оно будет приведено в движение и из какого элемента оно состоит). А из предметов, приводимых в движение чем-нибудь другим, одни движутся согласно природе, другие против нее; против природы, например, когда землистые тела движутся кверху, а огонь вниз. Кроме того, части животных движутся часто против природы, против их положения и обычных способов их движения; и в большинстве случаев движение, вызванное чем-нибудь другим, наглядно проявляется в телах, движущихся против природы, так как здесь ясно, что они движутся другим.

Способно двигаться по своей природе то, что в возможности представляет собой некоторое качество или количество или расположено в определенном месте, когда содержит начало движения в самом себе, а не по совпадению: ведь одно и то же может быть и качеством, и количеством, но так, что одно совпадает с другим и не присуще ему само по себе. Огонь же и земля приводятся в движение чем-либо насильственно, когда они движутся против природы, и согласно природе — когда, находясь в возможности, они переходят в свойственные им состояния деятельности.
Почему, собственно, легкие и тяжелые тела движутся в свои места? Причина этого заключается в том, что они по природе определены куда-нибудь, и в том именно и состоит различие легкого и тяжелого, что одно стремится вверх, а другое вниз. Легкое и тяжелое в возможности, как было сказано, может иметь различный смысл; когда есть вода, легкое некоторым образом уже имеется в возможности, и когда возникает воздух, он еще только в возможности легкий (так как допустимо, что в силу препятствия он еще не находится наверху), но, когда препятствие устраняется, он действует и все время подымается вверх. Подобным же образом проявляет свою деятельность, изменяясь, и качество: ведь человек ученый, если ему ничто не мешает, сейчас же приступает к занятиям наукой. И величина расширяется, если ничто не мешает. Тот же, кто убрал противодействующее и препятствующее, отчасти может считаться движущим, отчасти же нет, например кто вытащил подпирающий столб или снял камень с надутого меха, находившегося в воде, так как он приводит в движение предмет по совпадению, так же как отраженный от стены шар был приведен в движение не стеной, а тем, кто его бросил. Итак, что ни один из этих предметов не движет сам себя — это ясно, однако начало движения они в себе имеют, но не в смысле приведения в движение или действия, а в смысле способности испытывать воздействие.

Если же все движущиеся предметы движутся или по природе, или вопреки природе и насильственно и в последнем случае всегда приводятся в движение чем-то иным, а из предметов, движущихся по природе, те, которые движутся сами собой, опять-таки приводятся в движение чем-нибудь, так же как и те, которые сами собой не движутся, например тела легкие и тяжелые (ведь они приводятся в движение или тем, что их породило и сделало легким и тяжелым, или тем, что устранило помехи и препятствия), то в результате все движущиеся тела приводятся в движение чем-нибудь.

                [Перводвигатель]

Если необходимо, чтобы все движущееся приводилось в движение чем-нибудь — или тем, что приводится в движение другим, или тем, что не приводится, и если тем, что приводится в движение другим, то необходимо должен быть первый двигатель, который не движется другим, и если он первый, то в другом нет необходимости (невозможно ведь, чтобы движущее и движимое другим составляло бесконечный ряд, так как в бесконечном ряду нет первого).

А первичный двигатель, поскольку он не есть передатчик движения, неподвижен. Так как мы видим то последнее в этом ряду, что может двигаться, не имея, однако, в себе начала движения, и то, которое приводит в движение, движимое другим, а не самим собою, то вполне основательно, если не необходимо, предположить и третье — то, что приводит в движение, оставаясь неподвижным. Поэтому правильно говорит Анаксагор, утверждая, что Разум не подвержен воздействию и не смешан, после того как он сделал его началом движения, ибо только таким образом он может двигать, будучи неподвижным, и может владычествовать, будучи несмешанным.

Если движение вечно, будет вечен и первый двигатель, если он один; если же их много, будут вечными многие. Но скорее следует признавать одного, чем многих, и в ограниченном количестве, чем в безграничном. Ибо если результат получается один и тот же, всегда следует предпочитать ограниченное количество, так как природным вещам должно быть присуще скорое ограниченное и лучшее, если это возможно. Но достаточно и одного двигателя, который, будучи первым среди неподвижных и существуя вечно, будет началом движения для всего прочего.

Из последующего также станет ясно, что первому двигателю необходимо быть единым и вечным. Ведь мы доказали, что движение должно существовать всегда. Но если оно существует всегда, оно необходимо должно быть непрерывным, так как всегда существующее непрерывно, а следующее друг за другом не непрерывно. Но в таком случае, если оно непрерывно, оно едино. Единым же будет движение, производимое одним двигателем в одном движущемся предмете, ибо, если он будет двигать одни раз одно, другой раз другое, движение в целом не будет непрерывным, а последовательным.

Но если всегда существует нечто подобное, именно приводящее в движение и само неподвижное и вечное, необходимо, чтобы и первое, приводимое им в движение, было вечным. Это ясно из того, что иначе не может быть возникновения, уничтожения и изменения для всего прочего, если что-нибудь не будет двигать движущееся, так как неподвижное всегда будет двигать одним и тем же способом и единым движением вследствие того, что само нисколько не изменяется по отношению к движимому. А приводимое в движение тем, что само приводится в движение, но приводится в движение неподвижным двигателем, вследствие того, что его отношение к вещам будет все время меняться, но будет причиной одного и того же движения, но из-за того, что оно находится в противоположных местах или формах, сообщит каждому движущемуся предмету противоположное движение, а иногда движение, иногда покой.


                [О движении животных]

Мы видим воочию существа, которые движут сами себя, например те, которые принадлежат к роду одушевленных существ и животных. Это именно и внушило мнение, не может ли возникать движение, которого раньше совсем не было, так как нам пришлось видеть это в указанных существах; ведь будучи какое-то время неподвижными, они снова начинают двигаться, как кажется. Это, однако, надо понимать таким образом, что они движут себя только одним движением, и притом не в собственном смысле: ведь причина исходит не от самого животного, но в животных происходят другие природные движения, которыми они движутся не сами по себе, например рост, убыль, дыхание, которые производит каждое животное, находясь в покое и не двигаясь собственным движением. Причиной этому служит окружающая среда и многое из того, что входит внутрь, например для некоторых животных пища, так как при переваривании ее они спят, при распределении ее пробуждаются и приводят себя в движение, причем первое начало движения находится вовне. Поэтому они и не двигаются непрерывно сами собой, ибо есть иной двигатель, движимый сам и изменяющийся в отношении всего, что движет само себя.


                [Первый род движения]


А так как существуют три рода движений: движение в отношении величины, в отношении состояния и в отношении места, которое мы называем перемещением, то именно этому третьему движению необходимо быть первым. Ведь невозможно, чтобы рост происходил без наличия предшествующего качественного изменения, так как растущее иногда увеличивается за счет однородного, иногда же за счет неоднородного, так как пища считается противоположным присоединяющимся к противоположному, а все возникающее возникает, когда однородное присоединяется к однородному. Следовательно, необходимо, чтобы качественное изменение было переходом в противоположное. Но если происходит качественное изменение, должно существовать нечто изменяющее и делающее из теплого в возможности теплое в деятельности. Таким образом, очевидно, что движущее ведет себя не одинаково, но иногда находится ближе, иногда дальше от качественно изменяемого. А это не может произойти без перемещения. Следовательно, если движение должно существовать всегда, то необходимо, чтобы и перемещение всегда было первым из движений, и, если одно из перемещений первое, а другое последующее, чтобы существовало первое перемещение.

Далее, начало всех состояний есть сгущение и разрежение, так как тяжелое и легкое, мягкое и твердое, теплое и холодное представляются некоторого рода сгущениями и разрежениями. Сгущение же и разрежение есть соединение и разделение, в результате которых, как считают, происходит возникновение и гибель существ. А то, что соединяется и разделяется, необходимо изменяет место. Но и величина растущего и убывающего также изменяет место.

Далее, что перемещение есть первое движение, будет ясно, если рассматривать вопрос со следующей точки зрения. А именно, «первое» в применении к движению, как и ко всему прочему, употребляется в нескольких значениях. Так, первым называется то, без чего не будет остального; оно же без остального может существовать; затем, первым называется первое во времени и первое в отношении сущности. Следовательно, так как движение должно происходить безостановочно, а безостановочное движение будет или непрерывным или последовательным, но скорее непрерывным, и лучше ему быть непрерывным, чем последовательным, с другой же стороны, так как мы всегда предполагаем, что природе свойственно лучшее, поскольку оно возможно, а непрерывное движение возможно (это будет доказано дальше, а теперь примем это как допущение), и такое движение может быть только перемещением, то необходимо, чтобы перемещение было первым движением. Ведь перемещающемуся телу нет никакой необходимости расти или качественно изменяться, а также возникать и исчезать, а ни одно из этих изменений невозможно без существования непрерывного движения, которое производит первый двигатель.

Таким образом, если перемещение скорее присуще тем существам, которые в большей степени достигли своей природы, то и движение это будет первым по сущности среди других движений как по этой причине, так и потому, что движущееся в наименьшей степени лишается своей сущности в процессе перемещения: ведь только в одном этом движении оно не изменяется в своем бытии, как меняется в качественно изменяемом качество, в растущем и убывающем — количество.

Итак, из сказанного ясно, что перемещение есть первое из движений; теперь следует показать, какое перемещение будет первым. Вместе с тем в ходе этого исследования уяснится и наше теперешнее и прежнее, предположение о возможности некоего непрерывного и вечного движения. Что из всех прочих движений ни одно не может быть непрерывным, ясно из следующего. Все эти движения и изменения идут от противолежащего к противолежащему, например для возникновения и уничтожения границами будет сущее и не-сущее, для качественного изменения — противоположные состояния, а для роста и убыли — большая и малая величина или завершение величины и незавершенность; а противоположные движения — это те, которые идут к противоположным границам.

Единственно возможное бесконечное, единое и непрерывное движение есть движение по кругу. Ведь все перемешающееся движется или по кругу, или по прямой, или по смешанной линии, так что если одно из первых двух движений не непрерывно, то не будет непрерывным и движение, составленное из них обоих. Что тело, перемешающееся по прямой, и притом ограниченной, не может двигаться непрерывно — это очевидно, ибо оно поворачивает назад. А движение круговое в отличие от движения по прямой будет единым и непрерывным, так как отсюда не вытекает ничего невозможного, ибо движущееся из А одновременно движется к А одним и тем же движением (куда тело должно прибыть, туда оно и движется), но противоположными или противолежащими движениями оно будет двигаться не в одно и то же время. Таким образом, ничто не мешает двигаться по кругу непрерывно и не прекращаясь ни на какое время, ибо движение по кругу идет из любой точки в ту же самую точку.

                [О природе Перводвигателя]

Конечное не может двигать что-нибудь в бесконечное время — это ясно, а что вообще невозможно, чтобы в конечной величине была бесконечная сила, очевидно из следующего. Пусть большей силой будет такая, которая в меньшее время производит равное действие, например нагревает, делает сладким, бросает и вообще приводит в движение. Необходимо, следовательно, чтобы предмет, испытывающий воздействие от предмета конечного, но обладающего бесконечной силой, испытывал что-нибудь, и притом в большей степени, чем от другого, так как бесконечная сила больше конечной. А между тем никакого времени для этого быть не может. Ибо если А будет время, в течение которого бесконечная сила нагревала что-нибудь или толкала, а АВ — время, в течение которого это делала какая-нибудь конечная сила, то, беря вместо нее все большую конечную силу, я дойду когда-нибудь до того, что она совершит во время А то же движение, что и бесконечная сила, так как, прибавляя все время к конечной величине, я превзойду всякую данную величину и, отнимая таким же образом, уменьшу. Таким образом, конечная сила будет двигать что-нибудь в равное время с бесконечной силой, а это невозможно. Следовательно, ничто конечное не может обладать бесконечной силой.

Но сейчас мы имеем перед нашими глазами иное, а именно нечто единое, что непрерывно движется. Чем же оно приводит в движение? Ведь не самим собой. Таким будет движение внешнего круга (Вселенной?), там, следовательно, и находится двигатель.

Непрерывно только то движение, которое вызывает неподвижный двигатель, так как, будучи всегда в одинаковом состоянии, он будет одинаковым и непрерывным образом относиться к движимому. После того как это установлено, ясно, что первый двигатель, и притом неподвижный, не может иметь величины, ибо, если он имеет величину, ему необходимо быть или конечным, или бесконечным. Что бесконечное не может иметь величины, было доказано раньше, в первых книгах. «Физики»; а что конечное не может обладать бесконечной силой и что невозможно чему-либо приводиться в движение конечным в течение бесконечного времени, это доказано теперь. А первый двигатель движет вечным движением в течение бесконечного времени. Таким образом, ясно, что он неделим, не имеет ни частей, ни какой-либо величины.

Аристотель http://proza.ru/2010/08/25/222