Я вдруг заметил – стал старше своей памяти. И потерял контроль над ней.
День победы, праздничный концерт. Новая песня, незнакомый дуэт… вдруг напряглись лицевые мышцы, но вместо предательских слёз покатились картинки: выворачивает в кашле - плацкартный вагон - банка тушёнки - огромное поле за высоким кирпичным забором… Стремительное их мельканье остановилось вдруг в осеннем парке. Тихий, чистый, лишь местами припорошенный разноцветными листьями – так ясно он предстал, что я даже ощутил ароматы жареного мяса из окошка круглого небольшого здания в центре парка. А теперь – жареной рыбы, ну да – с одной стороны шашлыки, с другой – жареная рыба. Мы тогда выбрали мясо и красное сухое. Нет, это я выбрал вино, а друзья – пиво. До сих пор пива не пью. Не знаю – почему.
Лекции не было, вместо неё объявили олимпиаду. Нам там ничего не светило, вот мы по дороге и позволили себе слегка расслабиться. Потом всё равно побрели в огромную аудиторию, поиграли в морской бой, пока не надоело. Как назло, спать не хотелось. От скуки я взял задание. Все задачи на силы – так приложенные и этак, распределённые и сосредоточенные, в шарнирах и стыках. Про строительные материалы я не любил. А про силы – пожалуйста. За полчаса порешал свои задачи, потом взялся за Витькины, первейшего моего дружбана. А потом и старички наши (рабфаковцы Юрка и Коля) подсуетились – подсунули свои.
Через пару дней мы в том же парке отмечали успех – я занял первое место, друганы – следом за мной. Этого не ожидал никто. Я ловил на себе взгляды: удивлённые – сокурсников, восхищённые – младших студенточек. Упоение. Восторг. То, что мне нравилось делать, что получалось легко, оказалось оценённым. Я и так неплохо зарабатывал на контрольных для заочников и вечерников, а тут – заказы посыпались, особенно на сопромат. Как же я любил строить эпюры!
Только сейчас я понял, что именно победа на олимпиаде по строительной механике всё и закрутила. Зимние каникулы с практикой в стылых голых корпусах только подтвердили мою нелюбовь к строительству, словно собравшему всё ненавидимое мною – мат, обман, убогость. И я позвонил в Новосибирск, в приёмную комиссию. Оказалось, уровень математики в нашем Краснодарском политехе соответствует первому семестру тамошнего физфака. Физика – вообще нулевая. А на первый курс не переводят.
Физика и в школе была никакая. С ней предстояло повозиться.
Мучиться дальше я не желал и забрал в деканате документы, выслушав при этом такое… Даже сейчас накатили те эмоции. С математикой я дружил и сразу понял – в этом году к ранним (в июне) экзаменам в новосибирский универ не успею подготовиться по физике, а значит загребут в армию. Как раз осенью. Связей у меня не было, и армия накатывала неумолимо. Вопрос: зачем ждать осень, если можно сейчас, весною? Год экономится. И я отправился в военкомат. Там долго не могли понять – чего мне надо. Но сказали: “Ждите повестку”.
Гордый собой (кто бы так всё точно рассчитал!) я отправился домой – в посёлок на трассе Краснодар - Новороссийск. Да прихватил девчонку Лариску, с который познакомился у Витьки на дне рождения. Военкомат я посетил в конце апреля, а вернулся в Краснодар лишь после майских праздников, там ждала повестка (уже вторая, блин) – срочно прибыть. Я - в военкомат, а меня сразу на сборный пункт отправили. Как был в добротном костюме, да с полутора рублями в кармане, так и оказался посреди того самого огромного поля за высоким кирпичным ограждением. В середине поля – казарма человек на сто. Там же крохотный магазинчик. А нас на поле не меньше тысячи. Да жара кубанская вдруг в мае наступила.
В общем, пытался я прятаться от жары в заросшей густой травой канаве, да не думать о еде. Такого придурка как я, больше не приметил ни одного – все в старье, с набитыми едой рюкзаками, деньгами. Юродивого меня быстро приметили и взяли под опеку какие-то хуторяне. “Всё равно пропадёт”, - сказали. Я ещё подумал – это про меня или про еду? Решил неуверенно – про еду. И принял подаяния как само собой разумеющееся. Чем наверняка попортил свою карму. Мясные рулеты, колбасы… Много чего у них ещё было, но в памяти только рулеты и колбасы – домашние, ароматные, с чесночком. Такой вкусноты больше никогда не довелось отведать.
К концу вторых суток под жарой пошли мысли о вечном. Но о принятом решении не жалел. Легко быть упёртым, если балбес. Зато было время окончательно подготовиться к армейским будням. Один мой приятель только что дембельнулся и понарассказывал… О перенесённых унижениях он говорил с улыбкой, что я понять не мог. Тем более – принять. Я лежал в пыльной траве на дне сухой канавы и смотрел в небо. От жары синева поблекла, прямо в ухо орали цикады, вспомнились “Они сражались за Родину”. То летнее затишье и умиротворение несли смерть практически всем героям. Что ждёт меня? Неважно. Жёсткий отпор любым посягательствам! В крайнем случае загрызу хоть одного подлеца – так я решил и успокоился. В любой момент теперь я знал, что делать.
Овощи хуторяне при моей помощи подъёли, мясо до третьего утра не доживёт. Неужели придётся отлавливать и жрать цикад? Читал – есть очень жирные крупные виды. До середины ночи держалась духота, уснуть – никак. Тут из казармы послышались какие-то крики – значит приехали ещё за какой-то партией призывников. Поплёлся туда. Повезло – за мною. Про остальных не думалось. Выдали котомки с сухим пайком. Тяжёлой подлодкой всплыла мысль – наконец-то, наконец-то… И уже не уходила до посадки в вагон. Такого я не ожидал. И друг не предупредил. Вагон плацкартный, набит битком, боковых полок нет. Битком – мягко сказано, как селёдки в бочке. В купе я не попал, и к окну тоже.
Точно помню – быстро накатило отупление. Периодически сменялось дрёмой, но упасть не давали давившие в бока соседи. Ещё помню – несколько раз ели. Паёк в основном состоял из банок с мясной кашей. Плюс несколько – тушёнки. И ещё какая-то мелочь. Срок изготовления каш не догадался посмотреть, а скорее – было пофигу. Но её и ножами не могли как-то раскрошить. Я даже представил производство: пресс, с лязгом трамбующий пищевой концентрат, далее по конвейеру пласты подаются на другой пресс, выдавливающий из них цилиндрики, которые ещё дальше фасовались по банкам. А мы тут на изделие оборонной промышленности - с ножами перочинными. Смешно.
Вот тушёнка шла на ура. Никогда после такой вкусной не едал. То ли от обстановки, а может для армии изготавливали из спецсвиней: сала слой – узенький, а мясо – нежное. И почему-то мелькали пухленькие девичьи ручки, чистенькие такие, заботливо мясцо по баночкам раскладывающие.
Может тогда я ещё что-то соображал, делал. Надо же было в туалет как-то добираться, двое суток ехали всё-таки. Может быть и до полки удалось разок очередь отстоять. Не помню больше ничего. Только помню с высоты своего роста колышущиеся подсолнухами головы. Хотя никогда не видел так плотно растущих подсолнухов. Их вид укачивал до тошноты. А может это от духоты и всех наших ароматов… Да мерный стук колёс ещё, дробью по пяткам.
Последние часы я не присутствовал в этом мире. Меня вынесло всеми вместе на перрон и отпустило. На какое-то мгновение включился – подкосились колени, чуть не грохнулся. А потом опять провал памяти.
Следующее включение – построение перед пятиэтажкой. Это абсолютно гражданского вида здание никак не походило на казармы, что я увидел в боевой части через полгода. А пока – учебка. Город Котовск, чёрт знает где расположенный. Учебный полк. И сержант, который меня сразу невзлюбил. Нет, вру. Сначала были старшина, ласково принявший мой костюм, выдача обмундирования для бани и первое передвижение строем в баню. Стоя под горячими, такими гражданскими струями, я понял: вот теперь - наконец-то. Вроде повезло со всем – ракетчики (а не пехота), полгода учебки, где все равны, отличное помещение.
Первая непривычность – после бани хотелось есть и спать. Особенно последнего. Но спать можно было только после команды Отбой! И когда она всё же прозвучала в конце этого бесконечного дня, я сразу вырубился. Мне об этом Женька потом сказал, мой новый друг: “Глаза твои в момент захлопнулись, но руки сняли обмундирование, уложили, как учили, на табуретку у торца кровати, поставили аккуратно сапоги, набросили на них портянки… и шмыг в постель. Словно и не было никого”.
Остаток дня нас учили вставать по команде. Так что утром я сразу среагировал на команду: “Подъём!” Вскочил, мигом оделся и в строй. Доволен собой, жизнью. Даже спать расхотелось. Сержант небрежно так: “Для начала кросс небольшой пробежим. Не отставать. А то заблудитесь”.
И мы побежали. Выбежали за пределы военного городка, пробежали пару кварталов, свернули вниз. Вовремя, а то лёгкие мои уже разрывались. Ноги сами понесли, слегка отдышался. Но тут же вонь, визг – пробежали мимо свинарника, потом обогнули рощицу. Я уже был в хвосте, не останавливался только из страха – и впрямь потеряюсь, вот стыдоба будет… Сержант несколько раз пробегал рядом, почти касаясь меня плечом. Даже показалось – он хотел меня слегка поддержать.
Но всё в этом мире имеет конец. Об этом не думал я в конце забега, меня выворачивало в кашле, казалось, лёгкие начнут кусочками вылетать изо рта. Так плохо мне не было никогда. Но прокашлялся, продышался. А потом был завтрак. И новая жизнь.
В телевизоре очередной молодец пел военную песню, Бернеса. И подумалось про ту новую жизнь, армейскую – сколько же пришлось хлебнуть… Зато этим кусочком могу гордиться. Память, храни его. Вот, вспоминается вдруг. И уже пробивается сама служба, накатывает…
Может и её надо вспомнить вслух. Через неё лучше видно сегодня.
Только не отбрасывай то, что тебе кажется не нужным.