Верхотоемский след 3
И снова судьба вынуждает меня вернуться к первой части дилогии «От АбакУмова до АввАкума и …» (От Легенды к Истории). В частности, к главе «Верхотоемский след 2».
Буквально через два месяца после сдачи книги в издательство, благодаря стечению удивительных обстоятельств и знакомств, мне неожиданно помог ученый-историк Копытков Василий Викентьевич (уроженец Красноборского района Архангельской области) из Москвы. В апреле 2018 года, по моей просьбе, он прислал по электронной почте сотную с писцовых книг на Верхотоемскую волость. Она датируется 1625 годом! Теперь у меня появился второй уникальный документ XVII века по верхнему концу этой волости. Имея же информацию за 1625 и 1683 годы, можно многое понять и даже заглянуть в 1500-ые годы. К большому сожалению, отсутствует «средняя» переписная книга за 1646 год, поэтому за абсолютную, документальную, точность всего сказанного далее я ручаться не могу. Однако, и оставить без анализа эти новые сведения, которые однозначно могут опровергнуть или подтвердить некоторые мои предыдущие выводы, не считаю правильным.
Можно ли увязать их с моими предыдущими рассуждениями или они разрушат основание моей выстроенной конструкции древа. И, значит, я в очередной раз грубо ошибся? Удастся ли убедить читателя в правильности моих подходов к вновь появившимся данным? Решать не мне.
Назову следующие свои соображения «реконструкцией».
Для начала обозначу, сразу бросающиеся в глаза, предыдущие ошибочные тезисы, которые были затронуты этими новыми документами. Их немного, возможно, они могут оказаться даже не принципиальными, однако очень важными. Оценку такого влияния я постараюсь дать в конце своего «очерка».
В главе «Верхотоемский след 2» я логически предположил, что Афанасий («Верхотоемский) был сыном основателя починка Дертиченского, Мирона Новгородца, т.е. его потомком во втором колене. Здесь я явно поспешил. Сотные 1625 года показали, что это не так. Мне стоило задуматься о времени борьбы за эти северные земли между Новгородской республикой и князьями Ростова, Суздаля и Москвы. Верхняя Тойма и была границей владений разных самостоятельных княжеств. Прозвище Мирона об этом и говорит. В этом аспекте истории Руси я разбираюсь очень слабо, вернее, совсем его не знаю. Поэтому, я опускаю эту часть рассуждений и перехожу к более близкой мне теме.
Само наше родство с Мироном этим документом однозначно не опровергается, но, скорее всего, оно было более глубоким и уходит в конец XV или начало XVI века? А может и дальше.
На 1625 год в починке Дертиченском проживали три семьи в двух дворах. Ранее я предполагал, что только в одном, и это была семья Афанасия. Увы, но я заблуждался.
Первый двор, братья Федка да Митрошка Белоносовы. Считаю их за две семьи.
Второй двор, семья Михалко Нечаева.
Были ли они в какой-то степени родственниками теперь не установить. Поэтому, будем считать их, априори, абсолютно разными людьми. Какая семья из этих трех могла бы быть родной для Афанасия? Как ее определить?
На первый взгляд, у него вроде бы ничего общего ни с кем не прослеживается. И действительно ли он родился здесь, а не пришел откуда-то со стороны? Между 1625 и 1683 годами прошло 58 лет, а промежуточной переписи 1646 года, которая могла бы подтвердить или наоборот опровергнуть это положение, у меня нет. Косвенный, но убедительный для себя ответ я нашел быстро … и случайно. Его мне подсказало сравнение дворового тягла, указанного в обеих писцовых книгах, т.е. сведения о налоговой подати разных хозяйств. Я обратил внимание на то, что у Михалки Нечаева и Васки АввАкумова, практически один в один, совпадают описания этого тягла. Чтобы не быть голословным, приведу их полностью, цитатами из имеющихся архивных справок. Заодно, читатель может самостоятельно провести их сопоставление со всеми другими хозяйствами.
В 1625 году: «Двор Михалко Нечаев четь обжи пашни паханные середние земли шесть чети в поле а в дву потому ж сена пятнатцать копен за ними ж замерного сена пятнатцать же копен лесу пашенного шесть четей в живущем полобжи»
Для обзора, у соседнего двора на две семьи и в это же время, всего-то было «четь обжи»!
Сравниваем с 1683 годом.
«Двор Васка Аввакумов, …, тягла под ним полчети и полполчети обжи, пашни паханные середние земли шесть четей в поле, а в дву потому ж, сена в полях и позаполью и по речкам Большой и Малой Свашках и за Двиною рекою всего пятнатцать копен да за ними ж замерного сена пятнатцать копен, лесу пашенного шесть четей и с тем, что по речке Сваге в навинах в живущем пол обжи, …»
А что же у его младшего брата, Илюшки Аввакумова? Мизер. «…тягла под ним полчети обжи»
А у его старших братьев, Федки и Фомки Афанасьевых, на двоих? И у них не густо. «… тягла под ними полчети и полполчети обжи».
Других дворов в починке на то время не было.
Ну и как?
Второе, боле позднее, описание тягла просто подробнее фиксирует некоторые детали, это своего рода привязка к местности. Если же мы отбросим их, то совпадения поразительны. И не просто совпадения, а эти тягла самые большие из всех. Что однозначно может говорить о преемственности одного и того же дворового хозяйства, т.е. Михалко Нечаев и Васка АввАкумов могут быть только прямыми родственниками через какое-то третье лицо – им мог быть исключительно отец Васки – Афанасий. Причем, обратим внимание на то, что в сумме по всем дворам починка тягло за 58 прошедших лет не изменилось! Сами посчитайте. Вспомните известный фильм «Как царь Петр арапа женил», где царь задал арифметическую задачку мальцу о летящих гусях, половинках, четвертинках и осьмушках.
Имя самого Афанасия, предполагаемого сына Михалки и одновременно отца Васки, ни в том, ни в другом документе никак не значится. Возникает естественный вопрос о его существовании. Однако, ответ на это может быть очень простым, т.к. в сотной указывался только глава семьи без взрослых женатых детей и его «несовершеннолетние» сыновья, а в писцовой книге 1683 года Афанасий не был записан уже по причине его смерти к тому времени по старости. Возраст же самого Михалко Нечаева был такой, что малых детей и не женатых сыновей у него могло уже не быть, т.е. лет ему было под 40-45, а то и под 50.
Теперь, с учетом первой части книги и новых обстоятельств, необходимо поразмышлять о семье самого Афанасия более тщательно и внимательно, но только чуть-чуть с другой стороны, чем это было сделано ранее. Это поможет и должно прояснить всю сложившуюся ситуацию среди детей главы двора до и после деления семьи на отдельные хозяйства.
На 1625 год Афанасий Михайлов сын в писцовом документе не записан, значит, ему было уже не менее 20 лет, и он был самостоятельным человеком, хотя и продолжал проживать в семье отца. Его год рождения между 1600 и 1610. Скорее всего, к этому времени он мог быть женат, а вот были или нет у него дети (Федка и Фомка). Вопрос? И как это увязывается с рождением Васки в 1644 году и Илюшки где-то в том же периоде, промежуток-то приличный? Ранее, я посчитал Васку одним из двух младших сыновей Афанасия (второй Илюшка), что вроде бы никак не стыкуется с принципом передачи главенства в семье (и наследства) по старшинству детей, т.к. ими были, по моему мнению, Федка с Фомкой. А ведь оно у меня не изменилось и сейчас. Тогда я колебался только в выборе первенства между Ваской и Илюшкой. Теперь я нашел простое объяснение всем этим кажущимся противоречиям и нестыковкам.
Считаю, что такая ситуация вполне могла возникнуть в семье Афанасия, … но только в одном единственном случае, … если Федка с Фомкой и Васка с Илюшкой были сводными братьями по отцу! И Васка был однозначно старше Илюшки. Тогда все до мелочей сходится. Первая жена Афанасия умирает, возможно, при родах около 1640 года. И тот вынужденно женится вторично на более молодой девице, которая могла быть чуть старше первых детей. У нее рождаются два сына Васка и Илюшка. После смерти главы семьи наследство переходит к его старшему сыну, но только от второй жены. Первые сыновья ранее выделяются из семьи и ведут самостоятельно, но вместе, общее хозяйство. Оно у них небольшое. Этими двумя причинами можно объяснить и уход семей этих двух старших сыновей Афанасия от первой жены, Федки и Фомки, после 1683 года в новые земли (предположительно в район устья речки Ракулки, в нижнем конце соседней Черевковской волости). Там, они могли получить во время проведения первой ревизии населения 1719 года свои отличительные фамилии Афанасовых и Афанасьевых.
Отсюда, с большой степенью вероятности, следует, что Михалко Нечаев действительно мог быть дедом Васки АввАкумова, а это дает нам еще два промежуточных колена.
Есть еще один аргумент, подтверждающий такое родство, и тоже косвенный. Васка называет двух своих первенцев одинаковыми именами в честь деда: Михаил большой и Михаил малый, что было принято на Руси.
Если же продолжить анализ сотных верхнего конца Верхотоемской волости, а не замыкаться только на жителях Дертиченского починка, то мы обнаружим рядом еще один необычный, с точки зрения названия, починок – Нечаевской. Не мог ли тогда прадед Васки, какой-то Нечайко, заложить это поселение? Там тоже два двора, правда, имена живущих там глав хозяйств нам ни о чем не говорят. Объединяющих прозваний нет. А вот в соседней деревне Кирилловской в одном из трех дворов проживал некто Нечайко Дементьев(!) и опять же с самым большим тяглом. А это может говорить о его первенстве или о большом возрасте, т.к. малых детей у него опять же нет, и в будущем они не прослеживаются. Может быть, именно он и был прадедом Васки? На 1625 год одновременно вполне могли проживать три поколения в одной семье (хотя и в разных местах): отец Нечайко, его сын Михалко и внук Офонко.
Тогда, с некоторым допуском, может выстроиться следующая прямая нисходящая линия родства:
Мирон Ноугородец (?) – … – Дементко (ок.1530?) – Нечайко (ок.1560?) – Михалко (ок.1580?) – Офонко (ок.1600?) – Федко (ок.1625?), Фомка (ок.1630?), Васко АввАкумов (1644-1728), Илюшка АввАкумов (ок.1650?) – и так далее.
Другими словами, Мирон мог образовать первым свое поселение в этом месте не позже 1500-ых годов.
Можем ли мы каким-то другим способом как-то подтвердить такой ожидаемый вывод или, наоборот, опровергнуть его? Догадаться совсем не трудно.
Можем!
Давайте окинем взглядом все близлежащие деревни с нестандартной стороны. Для этого перечислим все поселения, но приведем их не по порядку записи в документах, а по их тождественным названиям, находившимся в верхнем конце Верхотоемской волости и зафиксированных в писцовых книгах на 1625 и 1683 годы, соответственно.
Починок Дертиченский Мирона Ноугородца (2 двора) Починок Дертиченский Мирона Новогородца (3 двора)
Починок Нечаевской (2 дв.) Починок Нечаевский (3 дв.)
Деревня Кирилловская (3 дв.) Деревня Кирилловская (5 дв.)
Деревня Кениска Дрюкова, Колотиловская тож (2 дв.) Деревня Дениска Дьяконова, Колотиловская тож (1 дв.)
Деревня Третьяковская (пуста) Деревня Третьяковская (2 дв.)
Починок Гончаров (1 дв.) Починок Гончаров (2 дв.)
Починок Стешков (1 дв.) Починок Стяшков (2 дв.)
Деревня Трофимовская (3 дв.) Деревня Трофимовская (4 дв.)
Починок Миткин (1 дв.) Починок Минкин (пуст)
Деревня Черепановская (3 дв.) Деревня Черепановская (3 дв.)
Деревня Корзово (1 дв.) Деревня Корзово (1 дв.)
Починок Гришки Онанина (2 дв.) Починок Гришки Ананьина (2 дв.)
Починок новораспашной отставка от Гришкина Онанина починка (1 дв.) Починок новораспашной отставка от Гришкина Ананьина починка (2 дв.)
- Починок Исаковской (2 дв.)
На что мы здесь должны обратить свое внимание? На количестве дворов в каждой деревне можно не замыкаться. Я привел их из чистого любопытства, для сравнения и оценки размеров поселений.
Только у одной деревни, первой, название коренным образом отличается от других и носит особый характер довольно длительное время. Его этимологию мы разобрали ранее. Остальные имеют производные названия от имен собственных, видимо, первых поселенцев!
Какой вывод из этого факта можно сделать?
Я продолжаю думать, что Мирон оказался в этой местности одним из самых первых жителей, поэтому он и назвал свое новое поседение по-своему разумению. Он, видимо, не обладал тщеславием, раз не стал сразу же дать ей собственное имя? А прозвище? Видимо, оно прилепилось к нему позже и со стороны. Мирон мог стать родоначальником для своих будущих прямых многочисленных потомков, которые осели здесь на постоянное место жительства. Некоторое количество производных названий выше перечисленных починков и деревень, стоящих в непосредственной близости друг от друга, могли быть именами его близкой родни: младших братьев ли, сыновей ли, внуков ли, а то и правнуков. К сожалению, отсутствие устоявшихся прозвищ и незнание полного состава семей, а также специфические цели проведения переписи в то время не дают возможности точно установить это родство.
В дальнейшем какие-то поселения объединялись и укрупнялись, какие-то исчезали, некоторые меняли названия. Я могу идентифицировать только несколько деревень, сохранившихся или объединившихся с соседними починками на 1859 год. Починок Дертиченский стал деревней Устьсважской, деревня Трофимовская сохранила свое название до наших дней, починок Гончаров – деревня Гончаровская, починок Стяшков стал деревней Старковской. Остальное привязать к ныне существующим поселениям, с другими названиями, я не стремился. Для этого надо иметь ревизские сказки по всей округе. А их у меня нет.
Впервые получив сотную с писцовых книг 1625 года и ознакомившись с ее данными, я немного растерялся из-за отсутствия в них прямых доказательств моих предыдущих выводов. Даже больше, я подумал о необходимости полного переосмысления концовки своей книги. А ведь она уже была в издательстве. Пришлось несколько раз перечитать документ, а затем отложить его в сторону, пока все само собой не уложилось в голове. Со временем, успокоившись, я разобрался в семейных хитросплетениях, произошедших в XVII веке, и пришел к мнению, что они не противоречат, а уточняют и дополняют, хоть и не до конца, мои первые рассуждения о роде Мирона Новгородца с Верхней Тоймы. Конечно же, было бы интересно увидеть еще более ранние сведения по нашей волости за XVI век. Есть ли они, как называются они и как выглядят они, я даже не представляю.
Соответственно расширяется и моя прямая поколенная роспись. По большому счету новый документ не изменил принципы появления и образования нашего прозвища-фамилии, изложенные в первой части дилогии. А вот глубина рода увеличилась минимум до 500 лет. Кем мог быть Мирон-Ноугородец по своему социальному статусу? Трудно сказать. Все же его потомки в будущем стали крестьянами.
Мой подход к изучению своих корней, может быть, не совсем научный и кому-то он может показаться наивным и неубедительным. Однако, я доволен достигнутым результатом. И если не как История, то, как Легенда, моя версия имеет свое право на существование. Кого из моих потомков не устраивают приведенные доводы, пусть сделают больше.
Ну и как вам моя «реконструкция»?
Чтобы не писать отдельный очерк, заодно, здесь же, я коснусь и более ранней главы «Верхнетоемский след», где мне пришлось проанализировать статью Марии Николаевны Аввакумовой из журнала Двина (г.Архангельск) о своей родовой фамилии.
В своем рассказе она упомянула о том, что в ««Писцовой книге на Верхотоемскую волость за 1620 год» нашей фамилии нет». Но это оказалось не совсем так. Видела ли она эту книгу или нет, не знаю.
Но, в начале очерка я упоминал, что мне прислали сотную с писцовых книг 1625 года на Верхотоемскую волость. Так вот, примерно первая треть ее, касающейся нижнего конца данной волости, отсутствует. Видимо, утеряна. А как раз там-то и мог находиться некто Аввакум!
Местный музей предоставил мне несколько страниц из переписной книги за 1683 год по деревне Кондратовской, вернее, из ландратной переписи 1678-1717г.г. Там упоминается имя Аввакум и даже дважды в одной семье. Возьму на себя смелость указать ориентировочные года рождений этих лиц.
Аввакум (ок.1600) – Григорий (ок.1630-ок.1680) – Аввакум (1661) с женой Евдокией Савельевой (1661), Иван (ок.1660-ых) и Михайло (ок.1660-ых). От второго Аввакума (1661) – Иван (1678) с женой Евдокией Юрьевой (1678) – Михайло (1716), дочери Гликерия (1707) и Татьяна (1712).
Сыновья Григория, Иван и Михайло, «высланы в работники в Санкт-Питер-Бурх и там все померли в давних летах», т.е. после 1703 года.
Могли ли кто-нибудь из этих лиц получить фамилию Аввакумовых? Все зависит от того, кто был главой этой семьи в 1719 году, во время первой переписи населения. В данном случае и в данном месте, им мог быть только 58-летний Аввакум Григорьев сын, или его 41-летний сын Иван. Проверить это можно по фамилии Михайло Иванова сына (1716) в переписях ревизских сказок 1719, 1745, 1762 и 1782 годов по деревне Кондратовской. Его возраст вполне позволяет это сделать.
И все-таки, эта семья никак не могла повлиять на прозвание младших детей Афанасия Михайлова сына с речки Сваги. Ни по именам, ни по годам рождений, ни по месту проживания. Расстояние между ними было около 60 верст по Северной Двине.
Пермогорский след 2
Вернуться к этой главе меня побудили два обстоятельства, которые возникли из ничего.
Первое. Совершенно случайно, через третьих лиц, я вышел на электронный адрес автора брошюры «Старообрядчество в верхнем течении Северной Двины» (2003), историка Щипина Владимира Игоревича. Именно его короткая и скупая информация из этой работы о представителях нашей фамилии в Пермогорской волости и послужила основой для моего обстоятельного разбирательства в вышеназванной главе. Из чистого любопытства, не более, по электронной почте, я задал ему вопрос об источнике сведений о «Пермогорской» «семье» «Матюшки Аввакумова з братьями», т.к. я не согласился с его «семейным» определением коллектива этих ребят. На чем я и построил основу своих доказательств. Он прочитал в интернете главу из моей книги, посвященную этому эпизоду, и принял мои доводы, чем я, конечно же, был внутренне удовлетворен.
Второе. Владимир Игоревич предоставил мне сведения об источнике первичной информации для своей работы, это «Акты Холмогорской и Устюжской епархий» (СПб, 1890), из серии «Русская историческая библиотека», том 12. В тот же вечер я нахожу в интернете нужный документ с названием: «1686, января 11. Челобитная и допросныя рЪчи поповъ Пермогорской волости о капитонской ереси въ ихъ приходахъ». Прочитал его и убедился в своей правоте. Пересказывать суть документа дело неблагодарное, поэтому приведу небольшую выдержку из него. При необходимости, отдельные моменты кратко прокомментирую.
Предыстория такова. Сначала на Пермогорских попов был состряпан корыстный донос (челобитная) на имя Архиепископа Великоустюжского и Тотемского, Александра от попа Пермогорской Воскресенской церкви, Кондрата. Его я пропущу. Пасквиль, он и есть пасквиль. Ничего существенного. Поэтому, перейду сразу к объяснительной части допроса, т.к. именно он касается сути моего исследования.
Разбирательству подверглись якобы противоправные действия (бездействия) двух попов, служивших в Пермогорской Рождественской церкви, отца и его сына, Ивана и Григория.
«… А в допросе они по священству сказали: в той же де Пермогорской волости крестьяне Матюшка Аввакумов (у Шипина В.И. вместо него было использовано другое слово, «семья», с которым я не согласился, А.А.) з братьями росколщики: к церкви Божии не ходят и на исповедь к ним попам никогда не бывали, а младенцев де у них Матюшки з братьями в церкви и в домах никого не крещывали, потому что у них Матюшки з братьями у них в волости младенцов не бывало (очень важная деталь для меня, которую я не знал, и которую мне пришлось вычислять и доказывать, А.А.). А преосвященному де архиепископу они попы на них Матюшку з братьями не извещали потому, что они Матюшка з братьями живут у них в Пермогорской волости недавне, а жили де они Матюшка з братьями неведомо где, и им де Матюшке з братьями они попы ни в чем не потакают, тем де он поп Кондрат их попов Ивана и Григорья клеплет и оглашает напрасно. …»
Здесь нет сведений о дальнейшей судьбе братьев Аввакумовых, но предугадать их поступки после такого разбирательства не составляет большого труда. Далее, необходимо обратить внимание на дату документа, 11 января 1686 года (на самом деле 7194), т.е. сами события должны были происходить значительно раньше допроса. Значит, время пребывания «Холмогорских» пришельцев-старообрядцев в Пермогорье ограничивается только 1685 годом (7193 – начало 7194).
Приведи автор дословно в своей работе выдержку из этого документа и его название, я мог бы с меньшими затратами времени идентифицировать этих ребят. И снова повторюсь, верить коротким интерпретациям первоисточников, даже ученых, не говоря уж о простых смертных, надо с большой осторожностью. Проверено на себе.
И все-таки, как приятно осознавать свою правоту.
Сольвычегодский след 2
Это будет коротким примечанием к одноименной главе. Надо же как-то его привязать.
В насыщенный событиями апрельский месяц 2018 года, я получил около 120 фотографий, довольно посредственных по качеству (на безрыбье и рак рыба), переписной книги за 1678 год по всей Пачеозерской волости Сольвычегодского уезда. Разобраться в рукописных «иероглифах» старорусского языка, кроме редких отдельных слов, я не смог. Пришлось искать специалиста.
Меня интересовали жители только двух деревень этой волости: Шешурово и Дальняя Кулига (или Малинин, Малинник) с прозвищем Обакумовы. По ревизии 1719 года они там были. Мне хотелось проверить свою версию о родстве «Сольвычегодских» и «Холмогорских» Обакумовых. Для этого необходимо было установить отчество отца Матфея Юдина сына Обакумова (1649). Оно должно было быть по моим предположениям Юда Обакумов сын. Так ли это? Или снова все остается в подвешенном состоянии?
В предпраздничную субботу 28 апреля 2018 года в Добролюбовской библиотеке я договорился встретиться с человеком, который профессионально занимается древней историей, причем морской! Она состоялась и оказалась плодотворной.
Изложу, для начала, прочтение интересующей меня части документа в пересказе, а не дословно. Мне удалось самому найти на фотографиях и выделить среди многочисленных поселений деревню Шешорово (очередная форма написания ее названия). Это позволило минимизировать время на работу специалиста и мои расходы.
Среди трех дворов жителей этой деревни нашелся главный искомый человек: половничествующий крестьянин Юдка Ермолин с детьми Матюшкой и Феткой пятнадцати лет. Жили они в чужом дворе, принадлежащем приказчику Фетке Тюсе! Это все. Вторую деревню, с названием Дальняя Кулига, я даже не стал искать, т.к. все действующие лица оказались найденными именно в первой деревне Шешорово.
Теперь давайте разбираться.
Почему я посчитал этих людей Обакумовыми? Прозвище то не указано.
Ранее, по ревизии 1719 года мне был известен один из двух глав семей Обакумовых, Матвей Юдин сын, 70 лет, который проживал в деревне Шешурово. Совпадение двух имен 100%, за исключением фамилии. Тогда же мне удалось вычислить, что у Матвея должен был быть родной брат, но его имя мне установить не удалось. Тот с детьми как раз и проживал во второй деревне, Дальняя Кулига, но ревизской сказки 1719 года по ней у меня нет. Теперь его имя проявилось: Федор, 15 лет (на 1719 год ему было бы 56 лет). А вот возраст Матюшки в документе 1678 года не указан. Ему же было на то время уже 29 лет, но он, видимо, не был еще женат и жил в семье отца, поэтому-то и попал в перепись того года.
Далее, мои первичные предположения об отчестве Юдки как Обакумова сына оказались не состоятельными. Его отцом оказался некий Ермолка. Мне пришлось поломать голову над возможными вариантами его родства с уже установленными лицами Обакумовых с «Холмогор». Сбивали с толку года рождений, самим же мною ориентировочно взятыми цифрами «с потолка», для первых предков Обакумовых. Пока я не пришел к пониманию того, что возможны колебания в весьма широких пределах произвольно принятых мною же их возрастов. Другими словами, Юдка должен был быть не сыном Абакши Назарова, а его внуком через его сына Ермолку. Некоторым читателям может показаться, что я притягиваю желаемое к действительному. Это их право. Документальных доказательств этому у меня нет.
В этом случае, где-то в середине XVII века или Ермолка с сыном Юдкой, или Юдка с сыном Матюшкой (1649) ушли с «Холмогор» вверх по Северной Двине в Пачеозерскую волость (стан) Сольвычегодского уезда. Правда, при такой ситуации возникает резонный вопрос о способе образования нашей фамилии. Вроде бы нарушается правило ее получения в 1719 году при проведении первой ревизии населении России. Это требует объяснения.
Приведу начальное древо «Холмогорских» Обакумовых и «Сольвычегодского» следа:
Шарандуха – Назар – Абакша - Ермолка Обакумов сын – Юдка Ермолин сын Обакумов – Матюшка Юдин сын Обакумов (1649), Федка Обакумов (1664) – и т.д. Думаю, что только благодаря «расколу» в русской православной церкви, месту и времени жизни, эта семья могла оставить себе прозвище созвучное имени протопопа АввАкума. В переписи 1678 года могли указать один из трех вариантов имени человека: имя, отчество и прозвище, либо имя и прозвище, либо имя и отчество. В 1719 году было обязательно уже только полное рекло: ФИО.
Вариант третьего по счету, совершенно самостоятельного, «Сольвычегодского» рода Абакумовых имеет право на существование, но я сильно сомневаюсь в этом. Для тех же исследователей, кто не согласится со мной, могу дать наводку: в РГАДА имеются сведения о писцовой книге 1626 года по Пачеозерскому стану и книги «для солдатского сбору» 1658 и 1668г.г. Ищите. Запрашивайте. Доказывайте.
Я же остаюсь при своем мнении.
Моржегоры 2
Проверяя первичный источник о «Пермогорских» (на самом деле «Холмогорских») братьях Аввакумовых, на предмет достоверности информации, по «Актам Холмогорской и Устюжской епархий», серия «Русская историческая библиотека», том 12, я наткнулся еще на три документа, касающихся Моржегорской пустыни. А раз первая часть моей книги уже издана, то придется, в виде небольшого очерка, рассказать здесь о новых открытиях, дополняющих с другой стороны мои прежние рассуждения.
Первый документ, от 13 июня 1667 года, для меня не представляет особого интереса, т.к. оная «Грамота царя Алексея Михайловича на Двину …» касается спора монастырской братии и местных крестьян о несении тягла. Ничего нового, с точки зрения получения объективной и заслуживающей внимания информации по моей теме, он не дал. Кроме упоминания имени строителя старца Аврамея, но он и до этого был мне известен из другого источника.
Второй, от 23 мая 1676 года, относится к другой категории. Документ очень важный и интересный.
Это: «Грамота царя Федора Алексеевича (1676-1682), на Двину, воеводе Ивану Андреевичу Хованскому, подтверждающая прежния жалованныя грамоты, данныя Усть-Моржевскому Никольскому монастырю» (далее «Грамота»). Она дана в ответ на челобитную старца Сергия.
Ранее, при цитировании мной сведений из книги «Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской Епархии», в одноименной главе о Моржегорской пустыни Николая Великорецкого Чудотворца, я не согласился с приведенным там утверждением о факте «устроенности» монастыря по «Грамоте» царя Федора Алексеевича. Мне пришлось кратко прокомментировать свою позицию. Наконец-то я получил объективные доказательства правильности своего понимания того «ошибочного» утверждения. Либо кто-то скажет о моем неправильном восприятии самой сути слова «устроенность». Попробуем разобраться сейчас.
В принципе, можно было бы больше ничего далее не обсуждать, если мы внимательно и дословно снова прочитаем название документа. В нем говорится о подтверждении прежних жалований монастырю. На это-то я и указывал в своих комментариях ранее.
В приведенной «Грамоте» от 7184 (1676) года есть ссылки на предыдущие жалованные «Грамоты» (!) от других царей Романовых: отца Федора Алексеевича – Алексея Михайловича (1645-1676) от 7155 (1648) года и его деда – Михаила Федоровича (1613-1645), от 7153 (1645) года. Там же, но чуть дальше, я нашел ссылку на то, что была еще одна, более ранняя, «Грамота» от 7103 (1595) года, от «блаженныя памяти великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Руси». А он царствовал с 1584 по 1598 год, сразу после Ивана Грозного! Упоминания «Грамоты» царя Ивана Васильевича в тексте нет. А жаль. Была ли она? Скорее всего, была какая-то разрешительная бумага от Новгородского митрополита или архиепископа на образование или строительство (организацию) пустыни.
О самих жалованиях, указанных монастырю в «Грамоте», нет смысла распространяться, т.к. это не является предметом моего рассказа. Хотя, следовало бы полностью привести здесь этот документ, но больно уж он большой (страницы с 82 по 90). Да и найти его в интернете теперь не представляет трудности.
Другими словами, подтверждается примерное время образования монастыря на Уст-Моржу – середина второй половины XVI века.
Теперь вернемся к слову «устроенность». Какой смысл мог быть вложен в него? Повседневная жизнь монастыря зависит в большой степени от его доходов и расходов, особенно от налогообложения. «Грамота», как своеобразный «налоговый кодекс», индивидуально, для конкретной пустыни расписывает или расставляет все по своим местам. Каждый царь может своим повелением изменить в ту или другую сторону это положение вещей. Поэтому, «устроенность» может трактоваться не как строительство или образование чего-либо, а как установление или организация существующего порядка финансовой жизни монастыря.
На этом можно и закончить эту тему.
Третий документ, от 3 марта 1694 года, любопытен тем, что касается самой монастырской Никольской церкви. Долгое время я не имел представления о том, как она могла выглядеть. В данном случае речь может идти о трех архитектурных видах храма. Первые два деревянные и третий каменный. Ни одной фотографии каменного здания церкви, существовавшего до начало 30-ых годов XX века не сохранилось. Да и были ли они?
Первичную подсказку о внешнем виде первой деревянной церкви мне дал документ от 1622-1624 года – писцовая книга Двинского уезда.
«На Усть Моржу монастырь Николы чудотворца, а в нем церковь Николы чудотворца древяна клецки с трапезою»
Другую, более детальную, подсказку дал документ, написанный 70 лет спустя. По нему можно уже предметнее представить себе облик этого храма.
Называется он: «Челобитная Холмогорскому архиепископу Афанасию (от) строителя Усть-Моржевской Николаевской пустыни Антония с братиею о хозяйственных делах пустыни».
Он большой. Выделю и изложу здесь только самую суть документа.
«Да буди тебе, государь, ведомо, что у нас церковный чес из лесу на монастырь вывожен: стренного лесу числом ста пол-четверта; мерою лес трапезной четырех сажень, а сажень трех аршин; а церковный лес четырех же сажень, а сажень пол-третья аршина; а инии церковные лесы половыи и подволочныи и кровельной тес и всякия церковныя припасы, то все готово к церковному строению. А прежней новой Николаевской церкви от прежних плотников осталося четыре креста да четыре маковицы наготово ополублены; а чешуи на всю церковь насечено и наколото, а половина наготово вытесана. И пожалуй, государь, насъ, благослови своею благословенною храмопоставленною грамотою и чертежемъ, каковЪ быти церквЪ и на коемъ мЪстЪ, …»
Скорее всего, предыдущая церковь, по некоторым непроверенным сведениям, сгорела или совсем обветшала, и братия заготовила лес для строительства новой в количестве 135 («ста пол-четверта») бревен разной длины. Отличались ли старая и новая церкви по архитектурному облику или нет, сейчас точно не установить. Но, думаю, что отличались, хотя и не намного. Об этом можно судить по просьбе братии. Они просят архиепископа прислать чертеж, причем в размерах имеющегося материала. Иначе бы в чертеже не было необходимости. По данным писцовых книг начала XVII века наша церковь была клетского типа, но проще в смысле зодчества, т.е. она представляла из себя постройку из трех бревенчатых клетей без окон. Две были бОльшие по размеру под единой крышей, а третья, под алтарь и престол, меньше. Обычно над такой церковью была одна маковка и один крест. Здесь же заготовлены четыре, и того и другого, что подразумевает более сложную постройку.
Интересно было бы представить, как могла бы выглядеть эта новая церковь, при этом надо учесть еще и звонницу или колокольню. Из всего озвученного я могу так увидеть это сооружение: все три клети должны быть разных размеров и высоты. Каждая под своей собственной двускатной крышей, над каждой из них по маковице с крестом. Маковки должны были быть индивидуальны и соразмерны предназначению. Средняя, церковная, клеть самая большая и высокая, в четыре сажени (сажень равна 3 аршинам, аршин 71 см., пол-третья сажени 2,5 аршина, значит примерно 7х7 метров). С западной стороны (ближе к деревне) примыкает трапезная клеть с папертью (широким крыльцом). Она пониже центральной, в три сажени (примерно 6х6 метров), а восточная, алтарная, самая маленькая должна быть в половину бревна (думаю, 3х3 метра), располагалась в сторону монастырского кладбища (погоста). Четвертая маковка с крестом предназначалась, видимо, для звонницы, но где она находилась, я не представляю. Клети покрыты тесом, на них вторым слоем выложены чешуи. Они обычно изготовлялись из осины.
Общее расположение церкви было тоже интересным. Чтобы представить его рекомендую найти карту в интернете. С восточной стороны деревни Монастырек находится небольшой холм с деревенским погостом. Он зарос вековыми елями и стоит в центре речного полуострова, который напоминает по виду кита. Его почти со всех сторон огибает речка Моржовка. Даже в весеннюю распутицу погост на холме не заливается водой. А между погостом и деревней, ближе к ней, на высоком берегу и стояла наша церковь.
Вот и все, что мне удалось обнаружить.