Когда ты маленький, земля ближе. И травы, и цветы пахнут ярче не только потому, что твоё обоняние ещё не истощено табаком и вонью города.
Ты с полуметровой высоты ближе видишь и чётче ощущаешь. А вокруг тебя великаны.
Твоя жизнь от них зависит, но об этом не думаешь. Если не беда, конечно.
Горе приходит, когда великаны злы или пропали куда-то свои, остались только чужие.
Расскажу историю о такси и театре. Ехал смотреть британскую пьесу «На струнах дождя» с Муравьёвой.
Вёз человек, сумевший вырастить четверых – отец сидел, мать покинула семью, когда старший стал почти мужчиной. Ему тогда лет семнадцать было.
Радио бубнило какие-то политические новости, мы зацепились за тему зрелости нынешнего юного поколения, и понеслось.
Кстати, в афишах о спектакле врут: «Романтическая комедия с элементами детектива, пронизанная легким юмором и обаянием лондонского дождя…» Это трагедия.
Разговор с таксистом был почти часовый. Довелось узнать, как старший брат смог выпустить в люди четверых младших. Только довелось добавить немного горечи в его ощущение правоты и в оптимизм тоже.
Он ведь знает хорошую версию своей истории. Надо признать, таксист дал понять, что так и не научился осуждать ни отца, ни мать. Ему, как он сказал, просто было не до самокопаний.
Надо было много работать и держать остаток семьи, детскую часть, на уровне во что бы то ни стало. Он справился.
А я рассказал об учениках начальной школы из бедных и распавшихся семей, которые теряли блеск в глазах и сдавались.
Их великаны, старшие их семей, не смогли вывести малышей во взрослые люди без потерь.
А я их обследовал, разбираясь в причинах неуспеваемости. И было это на руинах советской системы обучения и воспитания, на фоне капитуляции системы ведения маленьких во взрослые.
На фоне ожирения некоторых малочисленных и обнищания большинства. А государство? Ну, вы сами знаете.
Мы быстрее приехали, чем надо было, покурили возле театра. Тепло попрощались. Я в мою психиатрическую «бочку дёгтя» получил ложку реального «мёда».
Старший брат, спасший младших от фиаско, уезжал с моим рассказом о павших семьях, которым я, как казённый психиатр, был лишён шанса помочь из госзакромов – в этих закромах мышь повесилась.
А я ушёл в театр с историей о спасении судеб. Пьеса трагична. Не заметил там ни комедии, ни детектива.
Героиня Муравьёвой стрекозой пропрыгала всю жизнь, а когда силёнок и внешности на пляски не осталось, утешалась фантазиями о своих «успехах» в светских кругах и койках вельмож.
Роль крыловского муравья из басни исполнил её взрослый сын, явившийся поглядеть на маму, сдавшую его некогда в приют для грудничков. Оттуда его отец забрал и воспитал.
Когда в финале главное действующее лицо воет, утратив иллюзию правильности жизни, сложно не вспомнить басню «Стрекоза и муравей».
И это не конец истории – ни хороший, ни плохой.
А стоит ли поминать Крылова? Сын не упрекал мать. Просто как-то само собой выяснилось, что единственным человеком, до смерти любившим Беллу (имя героини), был отец её единственного ребёнка.
А без сына она в перспективе просто выживающая из ума старуха с придурью, но со средним уровнем достатка, великолепно показанная Муравьёвой.
К чему эти сравнения пьесы и судьбы таксиста? Твой будущий мир взрослых людей из паззлов собирают твои великаны. И у нас, и в Британии, и везде.
Сегодня постмодерн грозит оскотиниванием. Фигурально, конечно. Скот о своих детёнышах заботится. Не будем обижать животных.
А люди? Не все. Слава Богу, оскотинились не все.