Saved Game

Ян Ващук
Когда я думаю о том, как устроен мой день, как я организую свое рабочее время и борюсь с вездесущей прокрастинацией, у меня порой возникает стойкое ощущение, будто бы я живу в компьютерной игре. Как если бы мой родной город в Подмосковье, недавно переставший существовать и схлопнувшийся в одно целое с другим, более крупным соседним городом, был самым первым, подземным уровнем, который я упорно пытался пройти на протяжении 20 лет, постоянно то проваливаясь в пропасть у самого выхода, то попадая под клинок жирного стражника в военкомате, то не набирая нужных баллов для иммиграции по программе Skull Select, то банально отвлекаясь на льющуюся из зеленоватой бутылки струю портвейна «777» и теряя фокус на геймплее.

Однако, что бы в моей жизни ни происходило и как бы далеко я ни углублялся в дебри отношений, разборок и безделья, все равно рано или поздно что-то возвращало меня в холодный двухмерный лабиринт с его дрожащими плитами и тяжело бухающими дверями, где я больно падал коленями на мраморный пол пустого актового зала, жесткие маты боксерского клуба, покрытую инеем весеннюю землю района Ростокино возле гнутого турника и начинал все сначала с тремя бледными сердечками, горящими внизу экрана в разных разрешениях, освещениях и дизайнах, но всегда с одним и тем же смыслом: количество попыток, которое у тебя есть, пока не вспыхнет окошко «GAME OVER».

И вот, когда я достаточно набил руку в перепрыгивании канав с ядом, скакании по головам низколобых плюющихся желчью монстров и спасении хорошеньких заложниц, в карабкании по отвесным стенам осенне-зимней депрессии и прицельной стрельбе по выпрыгивающим из-за каждого угла моментальным уведомлениям, когда я наконец разгадал этот трюк на предпоследнем экране — ну, знаешь, когда ты стоишь на подоконнике пятнадцатого этажа, и, вроде как, дальше некуда и назад тоже тупо, но там надо, оказывается, подпрыгнуть вверх и нажать башкой невидимую секретную кнопку в потолке, после чего перед тобой появится висячий мост, по которому ты побежишь, шатаясь от внезапно свалившейся на тебя—

Я подхватил свой рюкзак, еле успев запихнуть в него ноутбук и двойной сникерс, и помчался по пустому шоссе в аэропорт «Внуково», по раскачивающемуся мостику в чрево большого «Боинга» вместе с сотней разноязыких пассажиров, часть из которых летела по путевке, часть по работе, а несколько — и я сразу узнал их по сосредоточенным и слегка как бы немного ошарашенным лицам — были такими же, как я, игроками. Они точно так же, как я, в этот самый момент совершали свой нечеловеческий разбег перед финальным прыжком с материка A на материк B, где, если ты все правильно рассчитал, твои руки и твои ноги и твои пальцы должны будут четко приземлиться на самый-самый скользкий краешек твоей пахнущей свежей краской, мусором и марихуаной, влажной, скользкой и покрытой многими слоями нечистот, но все же узнаваемой мечты: тяжелой металлической решетки, возле которой сто лет назад чьими-то трудолюбивыми руками была приколочена табличка: «Level 2» — что позже, после того, как я протер затуманенные шестнадцатичасовым перелетом глаза, оказалось «La Salle Ave», но сути это не меняло.

Все, кто играл в классические аркады, знают это чувство, которое ты испытываешь, когда наконец попадаешь на новый уровень, доселе виденный только из-за плеча более продвинутых игроков. Все иначе, все по-другому, вокруг тебя новые ландшафты и новые монстры, новые ловушки и новые преследователи, новое оружие и новые сокровища. Едва успев освоиться, я бежал по непривычным крутым холмам с раскачивающимися от океанического ветра незнакомыми деревьями, прежде встречавшимися мне только на фотографиях и в клипах, перепрыгивал с одной двигающейся платформы на другую двигающуюся платформу и переходил на красный вместе со всем испаноязычным комьюнити, лавировал между уходящими в бесконечность полками с миллиардом разновидностей арахисового масла, силясь найти простейший
ну скажем
рис
или
например
гречку
Я обменивал монетки на мощные пушки, вооружался новыми словечками
собирал выброшенные на песок ракушки
и валяющиеся на обочине шишки
и сам того не замечая
становился лучше
выше
сильнее
Однажды, блуждая взглядом по солнечной долине, выстланной одноэтажным слоем моего родного гетто, я вдруг опустил глаза в левый нижний угол экрана и с удивлением обнаружил что сердечек уже не три, а семь. What the— начал я и вдруг подпрыгнул — так высоко, как никогда раньше не получалось. Что за— продолжил я, и с ошеломлением понял, что мне стала доступна функция сохранения. С тех пор я отчаянно жал на эту кнопку на каждом углу, на каждой заправочной станции, каждый раз, когда мне улыбалась продавщица, а это случалось каждый, я нажимал «Сохранить», не жалея дискового пространства, в каждом солнечном до неправдоподобия моменте моего безоблачного студенчества я считал: «сто один, сто пятьдесят, two hundred», я сбрасывал счетчик, и начинал опять.

На набережной блестящей чистотой вилл
Под мостом в бомжовских палатках и в тесноте цветных нейборхудов
На каждой улице и в каждом окне обитали Супер Марио, командир Кин и Снейк Логан
Они смотрели на меня одобрительно и осторожно из-за пиксельных занавесок, попивая пиксельный кофе
Они все были давно женаты
Успешны в бизнесе
Некоторые на пенсии
Другие тяжело больны
Они словно говорили, chill, bro, расслабься, не спеши

И, как это часто бывает, в самом нелепом месте — там, где, знаешь, такая небольшая комнатушка, душно и звучит приглушенная как бы контуженная Леди Гага, за столом сидит мужик в пиджаке с широкой физиономией и бейджиком «иммиграционный адвокат», он говорит тебе по-русски: «Присаживайтесь», ты ставишь в угол свой pogo stick, он спрашивает: «Чем могу вам помочь?», ты что-то рассказываешь, на очень-очень быстрой перемотке, во время которой с твоего тела сходят десять кг, а у него немного съезжает челка, потом камера переключается на крупный план, и твои губы артикулируют: «…то есть, без шансов?», а его, поджатые в ниточку и слабо искривляющиеся, как бы показывая amount of fucks, повторяют: «Без шансов», после чего — другой план — его глаза смотрят на часы, которые отсчитывают время платной консультации, стрелки делают «Тик», ты встаешь со стула, берешь вспотевшими руками свою амуницию, делаешь прыжок, еще один, и у самой решетки выхода внезапно проваливаешься в бездонную пропасть.

Когда я приземлился во «Внуково» в январе 2018-го, в самую жесть и самую жопу и судорожь московской зимы, я думал, что это все. Несмотря на долгий перерыв, я сразу узнал это чувство — когда ты ударяешься коленками о бетонный пол, встаешь и отряхиваешь шаровары после болевого шока, и внизу экрана мерцает последнее сердечко. Я знал, что пройти первый уровень с одной жизнью — практически невыполнимая задача, и я слышал, как начали лязгать мечи моих стражников и механические ножи в миле от меня, стоило мне шагнуть за линию пограничного контроля. Это чувство, когда ты забыл сохраниться перед главным боссом, шутил мой ошпаренный мозг. Все будет хорошо, говорила мне моя отнявшаяся печенка. По багажной ленте ползли чужие чемоданы, среди которых я искал свой бластер и свой меч. Рядом маялись помятые пассажиры и вялые таксисты, к высокому потолку поднималась разреженная смесь слабых запахов и неопределенных эмоций, медленно растворяющаяся в инертном пространстве спящего терминала. Внезапно рядом со мной вспыхнула вывеска небольшого салона связи, я подумал, что у меня нет московской симки, и—

Последним, что я запомнил абсолютно отчетливо, были губы продавца-консультанта, как-то слишком артикулированно и немного неприязненно произносящие: «Мужчина, ваш чит-код: IDDQD IDKFA. Пожалуйста, запомните его и используйте для активации тарифа «Бессмерт—»

Дальше были высокие сосны замкадья, многоэтажки Северо-Востока, чудовищные развязки Ярославского шоссе, огни бизнес-центров, глубоко посаженные глаза трудовых мигрантов, мягко хлопающие двери тачек и тонкие чулки Юго-Запада, слова «invitation» и «job offer», раскатывающиеся чужеродным эхом по углам тускло освещенной коммуналки, салон автобуса, сюрреалистически растянутый резиновой трубой от метро до проходной посольства, переминающаяся с ноги на ногу очередь в утренних сумерках, жест «Следующий», мерцающая половина сердечка, примерзшие к самокату пальцы, длинный разбег по шатающимся плитам, зеленый коридор, знакомая предательская мысль: «Тщетно», толчок слабеющими ногами—

Loading Saved Game…