26. когорта. русский эпос казахстана

Вячеслав Киктенко
26.
***
После прикидочного обсуждения дальнейших планов, путей будущего, мы собрались снова, поспорили, поговорили уже серьёзней, и сошлись во мнении, что нашей Когорте сейчас лучше выходить за границы региона не поодиночке, а общим сборником. Для начала решили выйти к всесоюзному читателю коллективной книгой русских и русскоязычных поэтов Казахстана послевоенного поколения, желательно в одном из московских издательств.
Подготовку поэтического сборника поручили молодому литератору, филологу Виктору Медведеву. Он добросовестно отнеся к делу, без отлагательств принялся за трудоёмкую, кропотливую работу, подготовку объёмного коллективного сборника.
Время шло, мы его не торопили. Казалось, ничто  не может помешать составлению, а там и выходу книги. Каждый из нас занимался своим делом, а когда возник первый вариант рукописи, мы уже снова, как и при подготовке молодёжного номера журнала, собрались, предварительно обсудили сборник. Решили назвать: «Полудень в степи».
Когда, после нескольких доработок, я  принёс рукопись Олжасу Сулейменову с нашей общей просьбой дать напутственное слово и этому сборнику, подобно тому, как  уже напутствовал при выходе молодёжного номера журнала, первым делом он спросил – почему такое название? Я сказал, слегка пошутив, что средний возраст авторов перевалил за тридцать и, предположим, «Утро в степи» выглядело бы явным опозданием, а, к примеру, «Вечер» – опережением событий. Олжас улыбнулся, и всё же переспросил – а почему такое растянутое слово – «Полудень», почему не нормальный «Полдень»?
Я тоже с улыбкой, но довольно грустной, пояснил, что, похоже, наше становление  несколько растянулось во времени, и что если Маяковский мог с полным основанием заявить о себе:
«Мир огромив мощью голоса,
Иду красивый, двадцатидвухлетний…»,
что если и сам автор «Аргамаков», Олжас Сулейменов, громко заявивший о себе первой книгой, возрастно состоялся в поэтическом пространстве подобно Маяковскому, то мы, как правило, лет на десять попозже. Времена такие настали, или что-то ещё, неясное, разлилось в нашем воздухе, но факт остаётся фактом – мы сейчас переживаем  именно полудень. Свой полудень. И хорошо, если бы он действительно не превратился в «Вечер»…

***
Проблемы издания сборника только поначалу казались нам простыми, особенно после первого, воодушевившего успеха. А кроме того, просто и естественно верилось, что мы живём в стране, с которой после великой Победы в мировой войне уже ничего трагического никогда не может случиться…
На вопрос Олжаса, где мы предполагаем издавать сборник, я ответил оптимистически, что давний мой товарищ, известный поэт Пётр Кошель работает сейчас редактором в поэтическом отделе издательства «Советский писатель», и что я уже предварительно переговорил с ним. Более того, он поддержал наш замысел, с многими поэтами Казахстана был хорошо знаком, переводил их, и обещал сделать всё возможное для продвижения  сборника в план издания. Добавил ещё, что это во многом ему принадлежит идея получить напутствие Первого секретаря Союза писателей Казахстана Олжаса Сулейменова.
В разговоре выяснилось, что Сулейменов знает Кошеля не понаслышке, как человека, как интересного поэта, а что касается нашего сборника, готов дать к нему предисловие – тут он опять улыбнулся – коли уж так надеемся на его волшебную силу. «Действуйте!» – было предварительным одобрением и поддержкой.
Воодушевлённые добрым начинанием, не теряя времени (так нам казалось тогда) отослали сборник в «Советский писатель».
А времена на дворе стояли рыхлые, туманные времена. Пока рукопись зарегистрировали в издательстве, решали вопрос с рецензированием, в стране случилось то, что мы и не осознали сразу. Пребывали по-прежнему в самых радужных надеждах.
А дальше… дальше были весёлые переговоры с грустным Кошелем, который и вправду что-то пытался сделать… да какая уж тут поэтическая книга из далёкого теперь Казахстана, когда совсем близко, в самой Москве разгорались совсем иные страсти?
Не стало страны, не стало единого пространства, плановая экономика, а с ней понятия издательских темпланов уходили, и уже прямо на наших глазах ушли в прошлое. Мы опять опоздали. И – опять растянулись во времени….
Название так и не вышедшего сборника оказалось вещим. Зловещим не назову, но выступить единой когортой, стать всесоюзно значимым литературным фактом как цельное и отдельное явление, тогда было, вероятно, не суждено. Остаётся надежда – уже теперь, спустя десятилетия, пусть даже в журнальном, а не в том, издательском варианте, представить нашу, нисколько не растерявшую свежести сил Когорту. Хочется верить, что недаром писалась и эта повесть. Местами весёлая, временами не очень…
После краха единой страны, из двух вариантов дальнейшего нашего восхождения в литературе, от первого («в надежде славы и добра») варианта – идти под знаком единого поколения, единой Когорты, поневоле остался последний – входить поодиночке.
И многие вошли. Да ещё как!

***   
…и тогда там, на стихийной межредакционной вечеринке, я споткнулся о глаза. Родные и затаённые, доверчивые и распахнутые, они встали поперёк разогретой хмелем бестолковщины. Всё встало на свои места. Всё всегда встает на свои места, когда свет врывается в свет.
    Я не замечал ни музыки, ни бокалов, просто взял за плечи, и ты пошла. Мы топтались на месте, едва передвигая ноги, тесня магнитофон, мурлыкающий на полу. Компания радостно напивалась в противоположном углу, за слабо освещённым столом, не обращая внимания на парочку, отплывающую в никуда. Были официальные – на «Вы», отношения по работе. И вот, не понадобилось ни слова…
Вылетели незамеченные из галдящей квартиры, влетели ко мне. Кажется там, по маршруту полёта, мигали огни, ухал и подсвистывал снег, когда мы опускались на него, совсем редко опускались. Основные события проистекали на верхних эшелонах морозных потоков. Зависая в долгих поцелуях над землёй, город, тем не менее, просквозили мгновенно, и очнулись в постели. Путь был открыт…
Это был один из блаженнейших путей, пунктирно прорезавших судьбу. Он был выстлан лебяжьей негой, увлажнён слезами, осиян вспышками чистых огней в ночном окне, стонами всех светофоров – они посылали в тёмное окно свой разрешительный свет, открывали путь. Путь в самую короткую сказку...
Права сказка, лишь в одну-единственную ночь вспыхивают огни затаённого родства, неприкаянно блуждавшие меж двух потёмок.
Рано или поздно мутнеет, тает чистый снег, капля за каплей сбегает по водостоку и, наконец, переполненная бадья, стоящая под ним, опрокидывается, а талая вода, страстно шумя, затопляет округу. Она проливается вся, без остатка, перетекая из таинственной полночи в самый обыденный будничный день. То есть – будень...
Сказка? Иссякла сказка, луна. Где ночь? День где? Будень. Бу-день.
Значит, бу-дем? Или – не? Или бу?..