Джейн
Сегодня уже третий день подряд идёт дождь. Над нашей игрушечной столицей, и над всеми окружающими её джунглями повисла плотная завеса из облаков, под которую никак не заглянуть даже нашему экваториальному Солнышку.
Но это ничего. Это пройдёт.
Уже неделю, как мы не ходим в море. Совсем нет работы. Выходя на пирс только и остаётся , что созерцать наши скучающие катера, дремлющие борт к борту с задранными картерами своих подвесных двигателей. Тропический дождь щедрыми потоками пресной воды омывает поднятые из воды лопасти гребных винтов, крупные капли нещадно барабанят по палубам и солнечным тентам, и лишь одинокий баклан дремлет на носовом кнехте, засунув клюв, по самую голову, под собственное крыло.
Но это тоже пройдёт. Это временно.
На единственной на всю страну центральной улице почти нет людей. Не видно машин и мотороллеров, а на стоянке, сидя за рулём своего старенького Шевроле, курит уже третью пачку сигарет одинокий пожилой таксист, поджидая ну хоть одного-единственного на весь день пассажира. Никого нет даже в кафе и ресторанах. Опущены жалюзи в окнах почти всех небольших бунгало, спрятавшихся от непрекращающегося ливня под нависающими над черепицей крыш огромными листьями бананов и панданусов.
Но и это тоже не на всегда.
В общежитии, где всегда кто- то готовит себе свой нехитрый ужин, судачат промеж собой на кухне наши соседки, где всегда играет креольская музыка, тоже всё притихло. Никого не видно на нашей маленькой веранде, и даже вечно занятая, огромная и старая, американская стиральная машина, стоит не шелохнувшись, широко разинув свою О- образную пасть…
Но ничего. Всё в этом мире временно.
Но сегодня неожиданно уехала Джейн.
Навсегда.
Пустая, идеально прибранная комната за чуть приоткрытой дверью. Плетёная корзинка из под косметики на тумбочке. Какой- то цветной женский журнальчик. И окна, с оставленными на них причудливыми занавесками бледно- розового цвета.
У него в общежитии было семьдесят две филиппинские соседки. Половина из них официантки, половина - проститутки. Хотя на самом деле те, что официантки- тоже проститутки, но само название профессии позволяло особам, чуть более стеснительным, смотреться на себя в зеркало несколько иными глазами.
Это была единственная не проститутка из всех его соседок, не считая немногочисленных замужних матрон и хозяйки маленькой столовой на первом этаже.
Это было видно сразу.
Что не проститутка.
Миловидное скуластенькое личико со слегка раскосыми карими глазами. Аккуратная причёска из собранных в небольшой пучок каштановых волос. Удивительно стройные, красивые ноги с миниатюрными, почти игрушечными стопами. И её голос... Тихий какой-то, по-особому ласкающий слух голос. Говорила она немного, иногда, чуть слышно... Всегда с лёгкой, очень естественной, и приятной улыбкой на лице, а тагальский акцент только украшал её изумительный английский, превращая речь во что-то незаметно-неотразимое и очень притягательное…
Она не носила так у нас всеми любимые, миниатюрные шортики с рваными оборками, юбки, едва скрывающие под собой стринги и маечки с голым пупком. На ней всегда было совсем немного косметики, аккуратное платье или шёлковая блузка и джинсы. И ещё - так ему запомнившиеся шлёпки со смешными маленькими ромашками наверху.
На неё нельзя было не обратить внимание.
Как- то раз, сидя и болтая с ней о чём- то на веранде, он попытался пригласить её на ужин, не имея в виду никаких мыслей об обычном для всех таких ужинов продолжении. Ну или почти не имея. И она ему отказала. Взяв его за руку и посмотрев своим необыкновенно мягким взглядом в его глаза, она едва слышно произнесла…
«Ты же знаешь, что это должно закончиться в постели. У тебя, или у меня. В этот раз или в следующий. А мне нельзя. В Маниле остался мой парень, который меня очень любит. И я обещала не изменять ему. Я знаю, что это может быть странно, несовременно, что сейчас так никто не живёт, но мне кажется, ты поймёшь меня…»
«Вот это да…»- пулей, как-то само- собой, пронеслось у него в голове.
Но что- то всё- таки осталось. У них обоих.И они оба это почувствовали.
Такое всегда чувствуют.
Она жила в комнатушке напротив, и они довольно часто встречались. Здоровались. Она ему всегда улыбалась своей желанной улыбкой, и ему было приятно ответить ей тем же. Иногда она приглашала его на кофе. Настоящий кофе, ароматно дымящийся из изящных толстостенных чашечек. С маленькими американскими крекерами на блюдечке. Всегда очень целомудренно, оставив входную дверь чуть приоткрытой. А ему всегда доставляло неподдельное удовольствие помочь ей справиться с капризным дверным замком или ввернуть проржавевший и износившийся от нашей извечной влажности шуруп в петле на оконной раме.
Как-то раз, делая большую приборку в своей маленькой комнате, он сражался с кроватью, как вдруг, за спиной, раздался знакомый тихий голос...
«И чем мне можно помочь тебе?»
Вы не видели те, с позволения сказать, кровати, которыми нас снабжает наша хозяйственная служба. По-моему, их рубили огромными топорами из массива дуба специально для Ильи Муромца с Добрыней Никитичем и затем, по оплошности, отправили не в Муромские или Вятские леса, а к нам на острова… в Западную Океанию. Каждая такая кровать весит пудов на тридцать больше того, что может сдвинуть с места обычная филиппинская девчушка. Но провозившись и намаявшись, они всё-таки справились. Присев на край поверженной ими кровати и не много отдышавшись, она дунула с нижней губы себе под чёлку и весело засмеялась.
На этот раз, чуть громче, чем всегда.
И как- то, проходя мимо единственной на всю страну цветочной лавки, он купил для неё небольшую свежую розочку, и, не застав её у себя дома, засунул под петлю висячего замка на двери.
На утро они случайно встретились на выходе из душевой. Он - с завёрнутыми в полотенце бёдрами и с бритвенным прибором в руках, она - завёрнутая в полотенце почти целиком. С груди и по самые коленки. Вся такая свежая, с ещё мокрыми, распущенными волосами, капельками холодной воды на смуглых плечах. Их взгляды сами собой встретились, и она неожиданно поцеловала его в ещё небритую щёку.
Ничего не сказав, улыбнувшись и слегка смутившись, она торопливо зашлёпала шлёпками вниз по нашей деревянной лестнице.
Филиппинка... И вдруг- «смутившись»
Какое странное сочетание не сочетаемого.
А потом случилось чудо, и прилетела громадная русская группа из Москвы, и его отправили в море. Отправили не по-детски, а по- взрослому. На целую неделю. На сафари. И придя с моря домой, он обнаружил распахнутую дверь напротив и за ней- пустую знакомую комнату, в которой ещё сохранилась тень запахов её шампуня, духов, лака для волос, и ещё чего- то…
И тут он понял, что вот это- навсегда.
Не то, чтоб он вдруг почувствовал что- то жгущее и терзающее его душу и сердце, но почему- то сразу стало ясно, что это - навсегда…
Другой такой уже не будет. Ни здесь, ни где ещё на всём Земном шаре. Уже никогда не будут стоять перед дверью её тапочки, на которых можно было оставить вечером маленький невинный подарок. Апельсин, шоколадку или очищенный кокос, привезённый с какого-то дикого острова... Уже никогда нельзя будет услышать её тихий, неповторимый голос и нельзя будет хоть на секунду поймать её взгляд своим.
Утешало одно. Все рассказывали о том, как приехал её парень с Филиппин. Привёз ей в подарок обручальное кольцо и обратный билет в Манилу. И они в тот же день собрались и уехали.
Навсегда…
Когда читаю всё это, всякий раз думаю: « Как хорошо, что не со мной всё это случилось»
Я, наверное, так уже не смог бы...