Мамина молитва

Гульбану Кусаинова
После окончания школы и неудачной попытки поступить в ВУЗ я проработала год (1986-1987 учебный год) пионервожатой в средней школе. Но вот прозвенел последний звонок, у младших школьников начались каникулы, у старшеклассников – госы, а я уехала в свое село – готовиться к вступительным экзаменам.

«Обжегшись на молоке...» я решила не испытывать судьбу: забыть про любимую русскую филологию и взять направление с районо – бумагу, позволяющую поступить при любых положительных оценках, так как по окончанию ВУЗ-а, организация, направившая студента обязывалась принять на работу молодого специалиста. С районного отдела образования можно было получить направление только в пед.вуз. Из всех предложенных вариантов я выбрала матфак КазПИ. Математику я тоже очень уважала, даже была призером областных олимпиад и поэтому, не долго думая, собрала все задачники, учебники, которые можно было найти и начала готовиться.

«Математика очень сложная наука. То ли дело язык и литература – читаешь себе книжки вот и все! К тому же у тебя способности к филологии. Не надо на матфак!», – не скрывала своего недовольства бабушка. Моя бабушка Нагимаш – ладно скроенная, небольшого росточка, очень скромная женщина с королевской осанкой. Почти всю жизнь она проработала в больнице санитаркой в сельской больнице. Во время войны здесь работали эвакуированные из России, Беларуссии и Украины врачи. Им были непривычны казахские имена, поэтому они называли сотрудниц по-своему, по-русски. Так мою бабушку стали ласково называть тёть Наташей, а мою маму Нуракуль - Нюрой (она работала медсестрой).

Собралась в понедельник ехать в Алмату сдавать документы, но за день до этого во время инъекции случился анафилактический шок у бабушки: она уже долго болела и жила практически на уколах. Моя мама при первых же симптомах опасного состояния испуганно закричала мне: «Умирает!!! Беги! Беги быстрее в больницу, приведи дежурного врача!». Я со всех ног бросилась бежать. По дороге я дважды упала, запнувшись о камни, расшибла коленки в кровь, растеряла тапочки. Босая прибежала в больницу и стала тарабанить во все двери. Рыдая в голос, я кричала: «Моя мама умирает! Ей очень плохо! Помогите!» (я воспитывалась у бабушки и поэтому называла ее мамой, а маму – тате). Из кабинета главного врача выбежал Николай Адольфович. «Анафилактический шок, говоришь?! О-ё-ёй, Наташеньке плохо! И «скорой» нет! Ждать нельзя! Господи, спаси и сохрани!», - причитая и тяжело дыша, схватив чемоданчик первой медицинской помощи, уже бежал, насколько это было возможно для немолодого и грузного человека, за мной доктор.

Николай Адольфович – врач от бога. Он тогда спас мою маму: умело и своевременно провел соответствующую терапию. Но маму надо было срочно госпитализировать. Нас вдвоем поселили в отдельной палате. Я ухаживала за ней и в этой напряженной обстановке ожидания чего-то худшего, пыталась штудировать математику и физику. А моя мама, обессилевшая за месяцы и годы прогрессирующей болезни, бледная как полотно, уставившись в потолок, шептала слова молитвы, обращенные к всевышнему.

Я прислушалась: она просила не выздоровления себе, не успокоения... Она просила: «О, Всевышний, помоги моей доченьке поступить в КазГУ на филфак, сделай так, чтобы я увидела, как моя Гукатай станет студенткой!». Эту фразу она повторяла десятки и сотни раз! Потом ослабев, почти потеряв сознание, она проваливалась состояние между обмороком и сном. Через некоторое время, набравшись сил, она открывала глаза, и снова, уже в тысячный раз, молилась.

Сердце разрывалось! Острая боль вонзалась в мою грудь. Задыхаясь от слез, выбегаю в корридор и реву, реву, реву. Сестры в отделении, пациенты, подхватывали меня и всячески пытались успокоить. Говорили, мол, может еще поправится, может все еще будет хорошо. Но диагноз звучал как приговор – рак!

На следующий день мне надо было ехать в город сдавать документы в приемную комиссию, поэтому я вернулась домой. Опустошенная я стояла в темной комнате. Разодранные коленки были помазаны зеленкой, а все мои коротенькие платья и юбки не скрывали свежих ран. Вечером магазины были уже закрыты. Может сшить?

Прогнозы врачей были, мягко говоря, неутешительными. Учитывая времена тотального дефицита, ткань для савана была приготовлена уже давно. Мать торопливо отмерила два метра от большого мотка белой хлопчатобумажной ткани, припрятанного на антресолях шкафа, оторвала кусок, подала мне и ушла дежурить у больной бабушки.

За два-три часа я сшила себе длинную юбку и топик. Получился отличный летний костюмчик. Небольшие вставочки из синей ленты, слегка разбавили этот скорбный белый цвет. Уже далеко заполночь, закончив шить, примерила: из зеркала на меня смотрела, повзрослевшая за ночь, худенькая, бледная девушка. Беззаботное детство осталось где-то далеко позади...

Автобус подъезжал к нашему селу. Оставалось километра три, мотор взвыл, поднимаясь на Кара-котерме (Чёрный подъем). На самом верху этого холма открывался великолепный обзор: был виден весь наш Кара-Кастек. Густые заросли карагача у дороги, пестрые от полевых цветов холмы и величавые горы с белыми вершинами. Колючий ком подступил к горлу, слезы лились сами собой. Начиная со спуска с этого подъема и до самой больницы сердце гулко стучало у виска: жива ли еще? увижу ли?..

Мама встречала меня сидя на постели. Ей это стоило неимоверных усилий. «Я сдала документы на филфак КазГУ», – сообщила я, убирая подальше все книги по математике. Мама одобрительно заулыбалась. Мне было наплевать на конкурс в 20 человек на место. Если мне в первый раз не повезло, это не значит, что это априори невозможно. И этой ночью я приняла решение во что бы то ни стало поступить туда, куда так хочет моя мама – пусть исполнится ее желание!

На подготовку к экзаменам времени уже не было. Накануне первого вступительного экзамена моя тетя Файза и я приехали в Алмату и заночевали у ее знакомых. Экзамен начинался в девять, а регистрация с восьми часов утра – опаздывать нельзя. Я с собой взяла все свои школьные сочинения за 8-10-й класс. По совету своей школьной учительницы по русскому языку и литературе Натальи Владимировны Петренко я все свои сочинения записывала в одну большую тетрадь. Таких у меня было уже три. Я открыла серую толстую тетрадь и стала читать самое первое. Оно было написано по роману Ф.Достоевского «Преступление и наказание». Под оценкой «5/5» алой пастой, красивым учительским почерком было написано: «Спасибо за глубокий философский анализ и раскрытие образа Раскольникова!». Помню Наталья Владимировна изумлялась: «Это же готовая литературная статья!». Неспешно перечитав это сочинение, я закрыла тетрадь.

Тетя Файза, пожелала мне удачи у входа в корпус, помахала мне рукой и уехала – сегодня до вечера она заступала на дежурство у постели мамы. Большой лекционный зал химфака был набит абитуриентами до отказа. Я выбрала место, села и огляделась по сторонам. На сочинении всегда предлагалось выбрать одну из трех тем. Стараюсь успокоиться, не волноваться – уж по третьей-то теме – свободной – напишу что-нибудь! Через несколько минут двери закрылись, экзаменаторы заняли свои места и вынесли запечатанный конверт. Женщина разорвала его, и вынув оттуда белый листок бумаги стала читать предлагаемые темы сочинений: первая – что-то по творчеству Пушкина, а вторая... не верю ушам своим – «Образ Раскольникова»! Я разволновалась гораздо больше, чем если бы я не знала что писать. Нервным движением сняла часы с руки и поставила их перед собой. То ли от радости, то ли от волнения меня трясло. Я дала себе полчаса на то, чтобы успокоиться. Когда на электронном табло моих наручных часов высветилось 09.30, а гулкий стук в висках перешел в ровное сердцебиение, я начала писать. «Тварь ли я дражащая или право имею?..», – аккуратно вывела я первую строчку эпиграфа.

Экзамен закончился, я подала экзаменатору свою работу и вышла из душного помещения на улицу. Солнце светило ярко, начиналась летняя жара. Напротив корпуса химфака шумел оживленный Никольский базар. Прямо на входе продавали цветы. Мне тетя Файза дала три рубля на обед и обратный проезд. Есть не хотелось и я купила себе три алые гвоздики по пятьдесят копеек за штуку – пусть мне повезет!

Вечером, увидев меня с цветами, мать посетовала: «Еще неизвестно какую оценку ты получишь. Ты ведь ни одного дня не готовилась». А бабушка стала молиться пуще прежнего. «Сколько можно повторять одно и то же? Поступит – поступит, а нет – так нет. Зачем Вы себя так изматываете?!», – укоряла ее моя мать. «А что еще я могу, кроме как молиться?!», – обижалась бабушка и продолжала шептать заветные слова. Она умоляла врачей отпустить ее домой: «Не хочу, чтобы в такой ответственный момент моя Гуля жила вместе со мной в больнице». Врачи сжалились и выписали домой. Сидя ли за столом, лежа ли в постели мама неустанно шептала свою молитву, глубоко вздыхала, набиралась сил и повторяла вновь.

Прошло три дня после экзамена, надо ехать за результатом. Вот я стою у доски объявлений. Обычно вывешивались оценки двух категорий абитуриентов: поступивших с первого экзамена медалистов, сдавших первый экзамен на «отлично» и «двоечников», заваливших его. Ни тех, ни других списков не было. Иду в приемную комиссию, узнать в чем дело. За столом с табличкой «филфак» сидела девушка с большим родимым пятном на щеке. Она молча подала мне двухкопеечную тетрадь – своего рода сводную ведомость. Я перевернула тетрадь и стала листать с конца – в списках «двоечников» моей фамилии не оказалось. Перепроверила – точно нет! Тогда я начала смотреть списки с самого начала, среди «отличников» под цифрой 10 значилась моя фамилия. 19 абитуриентов-медалистов поступили с первого экзамена! Пожалуй это был единственный год (1987 – после декабрьских событий), когда поступали не по «блату».

Услышал Всевышний молитвы моей мамы! Исполнил он ее заветное желание! Мне казалось, что я не иду, а лечу. Вот снова знакомый Никольский базар. У уже знакомой торговки покупаю теперь пять алых гвоздик. Меня распирало от счастья, сердце клокотало где-то в горле. И в белом платье с алыми цветами в руках я стояла посреди шумного базара одна – мне даже не с кем было разделить мою радость.

Через полчаса я уже стояла у кассы автовокзала, собираюсь купить билет на автобус. Смотрю – идет мой двоюродный брат Диас. В прошлом году, когда я поступала в первый раз, он выбил мне комнату в своей общаге, всячески помогал мне. Но, увы, меня тогда постигла неудача. «Диас! Я поступила!», – кинулась я на шею к брату. Он подхватил меня на руки и закружил: «Молодец! Я в тебя верил!». Мы орали на весь зал, смеялись, счастье переполняло нас. Окружащие понимающе улыбались. «А давай поедем сначала к нам в Кокозек (соседний поселок, там жила моя прабабушка и родители Диаса), а потом на отцовской машине я отвезу тебя домой. Получи благословение от Кульжамал апа!», – предложил он. Решено!

Автобус нас примчал в маленький поселок. Нагашылар (родственники со стороны мамы) искренне радовались за меня, целовали, обнимали, совали мне в карманы деньги – «суйінші» за благую весть. Моя прабабка Кульжамал апа дала свое благословение.  Когда мы сели в машину я попросила своего брата: «Даукен ага и Файза тате, наверное, еще не знают. Давай заедем к ним в Джамбул (село музей Джамбула), они ведь тоже за меня переживают». «Конечно!» У дома нас ждала тетя Файза. Она сияла и издали уже кричала мне: «Гулечка! Молодец! Мы уже все знаем и так рады!». А Даукен Халыкович уже умчался с хорошей новостью к своим друзьям, получить «суйінші». Добрые вести не удержать, они оказались быстрей меня!

Все мои родные, а также все наши соседи, ждали моего возвращения столпившись у крыльца. Мою маму под руку вывели на улицу. Шатаясь, но изо всех сил силясь не показать никому чего ей это стоит, она держалась за перила. Я бежала к маме, размахивая цветами, счастливая. Мама то плакала, то смеялась – не было в тот момент счастливей ее никого на свете!

Мама, как и мечтала, увидела меня студенткой: я благополучно закончила первый курс, перешла на второй. 29 октября – в день рождения Комсомола (был такой праздник) намечался комсомольский субботник в университете. Обычно все выходные я уезжала домой: надо было сменять мать, которая ухаживала за больной бабушкой. Она уезжала в другое село к своему мужу – моему отчиму наготовить и постирать на неделю. Из-за обязательного участия в этом мероприятии, мне пришлось остаться в городе.

30-го октября рано утром поехала на автовокзал Сайран. Небо хмурилось. Тяжелые тучи нависли над моей головой. Чувствую что-то непонятное происходит со мной. Меня знобило всю дорогу до нашего райцентра. Я уже не могла сдержать дрожи и тряслась всем телом. На часах без пяти минут десять. С билетом на автобус Узун-Агач – Кара-Кастек стою на посадочной площадке автостанции. Вроде бы день не холодный, а меня вовсю колотило, да так, что окружающие стали недоуменно озираться на меня. Ровно в десять подали автобус, стиснув зубы, чтоб они так сильно не стучали, двигаюсь к нему.

И вдруг кто-то сзади резко хлопнул меня по плечу и громко крикнул: «Эй, Гуля!». Это было настолько неожиданно, что я закричала так громко, буд-то я падала в пропасть: «Ма-а-ма-а-а!». Все люди находившиеся в тот момент рядом испуганно шарахнулись от меня. На шумной и многолюдной посадочной площадке вдруг установилась гробовая тишина и эхо вторило мне: «Мама! Мама!». Я обернулась – за моей спиной стояла моя двоюродная сестра Жанна (старшая дочь тети Файзы, моя ровесница). Своим криком я не на шутку напугала ее, да и не только ее. На ней не было лица: «Что с тобой?! Ты что так трясешься?». «Не знаю, кажется заболела...». Мне было жутко неловко перед окружающими, краска прилила к лицу, внутри все горело. Оставив растерянную Жанну и всех остальных на автостанции, я села в автобус и уехала. Я еще не знала, что ровно в десять часов, когда из глубины моей души вырвался этот горестный крик «Мама!», самого дорогого для меня человека не стало...

Теперь я сама мама троих детей. И я знаю точно: она существует – эта невидимая нить связующая крепко мать и дитя! Есть нечто очень сильное и неистребимое, то, что непременно услышит Всевышний и исполнит, это – мамина молитва.

г. Алматы
октябрь, 2011 год