Нат Лав родился в Техасе на ранчо своего отца Джека, где провёл полвека изо-дня в день, ухаживая за лошадьми. Его мать рано умерла, и он её совсем не помнил. Нрав он унаследовал суровый, был нелюдим, с женой своей неласков и детей они не нажили совсем. Ранчо не приносило каких-то доходов, это был скорее всего образ жизни, чем бизнес, но тех денег, что приносило ранчо хватало на повседневные расходы и кое-что оставалось, но немного и лежало под проценты в местном банке. Жена ушла от Ната, когда ему было около сорока, с женщинами он встречался изредка и кратковременно, но так и не нашёл себе спутницу, чтобы скоротать остаток своих дней в заботе и уходе за собой. Так и жил, пока не произошло одно событие, изменившее всю его жизнь.
Нат страстно любил лошадей и его мечтой, как и любого ковбоя, была мечта – объездить дикую лошадь, мустанга. Он часами наблюдал за ними, ухаживая, кормя, смотря как они пасутся, о них он знал всё, почти всё. Как-то по осени к ним в городок приехал человек, интересующийся устройством ранчо, он искал человека, кто бы мог ему помочь организовать ранчо в Калифорнии. Тут на равнине основными лошадьми были лонгхорны, неприхотливые и спокойные лошадки, послушные и добрые. Как только петля лассо затягивалась на шее лонгхорна, пару раз брыкнув, тот тут же смирялся, с галопа переходил на шаг и становился членом большого стада семьи Лав.
Джошуа, так звали человека из Калифорнии, видя, как Нат ловко управлялся с лошадьми, улучив момент, подошёл к Нату и предложил:
- Привет, не хочешь выпить сегодня вечером в салуне?
- Да кто же не хочет, можно, а что хочешь от меня?
- Меня, кстати, зовут Джошуа, или Джош, я из Калифорнии, хочу открыть ранчо, но нет опыта, ищу напарника, вот увидел, как ты работаешь и решил поговорить с тобой.
- Нат, - коротко ответил он и протянул Дошу руку.
Вечером они встретились, проговорили до полуночи, а на следующий день Нат погасив счёт в банке утром, вечером сидел с Джошуа в одном купе жёсткого вагона в поезде, стучащим стальными колёсами до Лос-Анджелеса и болтали про лошадей.
Уже через год они с Джошем смогли поднять хозяйство в Рэд-Рок- Каньоне, что растянулся в горах Серра-Невада, в одном из красивейших мест на Земле. У них было стадо около двух сотен мустангов, которые паслись на альпийских лугах, забегая высоко в горы.
Горы. Нат влюбился в них, гоняясь за лошадьми, карауля их и наблюдая за их жизнью на свободе, что его поразило там, это когда, подъезжая к ним на том поезде он увидел их белые вершины, ослепительно сверкающие в лучах закатного солнца, когда золотой глянец очерчивал их гордые пики. Зимой он впервые увидел снег, когда, однажды проснувшись и выйдя утром во двор своего дома увидел белое, как молоко покрывало. Он взял его в обе руки поднёс к лицу и понюхал, ему показалось, что он пах океаном. Снега выпадало много, он покрывал все тропинки и пути к пастбищам и надо было каждый день по нескольку раз проезжать по ним, чтобы сохранить подъезды к хозяйственным объектам, которых было много.
Спешиваясь, там, где лошадь была бессильна, Нат использовал сплетённые из гибкой ивы снегоступы, которые делал очень искусно один ремесленник из соседней с ранчо деревни. Он обожал ходить по снегу. Однажды, он решил подняться выше зоны леса и очутился в горном цирке, где летом было красивое озеро, к которому примыкали альпийские луга с сочной травой и жёлтыми цветами, названия которых Нат не знал. Это место давно привлекало его, там он замети небольшое семейство диких мустангов, подойти к которым незаметно было невозможно. Рядом с озером, в низине, возвышался высокий камень, напоминающий собой выныривающего из океана кита. За этим камнем Нат решил затаиться, чтобы посмотреть поближе на этих гордых и неприступных животных и пришёл туда ночью, ближе к утру, расстелил шерстяное одеяло, накрылся другим и заснул. Когда только первые лучи утреннего солнца осветили долину цирка, он почувствовал дрожание земли, которое усиливалось с каждой секундой, Нат проснулся и стал наблюдать за животными.
Первым он увидел самца, это был очень мощный мустанг чёрного, как смоль окраса, с такой же длинной чёрной гривой, за ним неслись другие животные, очень похожие на вожака, но поменьше мастью. В середине табуна он заметил, её было невозможно не заметить, она выделялась ярким бежевым пятном на общем фоне табуна, её грациозные движения напоминали рейд касатки в волнах океана, то выныривая почти во весь рост, то полностью скрываясь в чёрном, клокочущем море лошадиных спин. Так он впервые увидел её.
Он приходил к камню каждый раз, когда выдавался случай. Табун появлялся в одно и тоже время, принося её, как бы оберегая со всех сторон, к водопою. Однажды она приблизилась настолько близко, что Нат мог разглядеть её более детально, он лежал неподвижно, наблюдая за красивой и ретивой лошадью, иногда меняя позу, что не могла не заметить дикая скакунья. Однажды она подошла на столько близко, что Нат смог разглядеть вены на её стройных ногах, белые копыта, а когда она наклонила голову, чтобы щипнуть травы, её цветя спелой пшеницы грива, растекшись по тонкой длинной шее на две равных части, почти касались земли. Низовой ветер колыхал эти волосы, они путались в её длинных ушах, закрывали глаза, колыхались нежно под дуновениями тёплого, влажного воздуха, доносящего до чутких ноздрей Ната терпкий запах её тела. Этот запах напомнил ему запах женщины, той далёкой женщины из его глубоких снов. Она была дикой и свободной, похожей внешне на индеанку, улыбка никогда не сходила с её красивого лица, она приходила молча, улыбаясь всматривалась в его душу, читая все его тайные мысли, утаить что-то от неё было невозможно и так же молча исчезала. Она приходила, когда хотела и Нат не мог знать точно, когда она появится вновь. Так и эта лошадь тоже подходила к Нату на безопасное расстояние, когда желала, она давно заметила его и тоже изучала.
Он назвал её Саммер, просто потому, что увидел её летом, сразу после бурного таяния снега у того самого озера, куда он приходил практически каждую ночь любоваться ею. Она заметила его первый раз, когда Нат спускался по траверсу справа от цирка к камню и не сводила с него глаз, пока он осторожно обходил каждый камень и бугорок, чтобы не привлекать к себе внимания этих чутких животных. Потом наблюдала за ним пока он лежал за камнем. Он знал, что приручить мустанга невозможно, можно только его пленить, набросив лассо на шею и даже пойманное животное долго не удается обуздать, настолько дикий и свободолюбивый нрав присущ мустангам.
Лассо со свистом пули и быстротой молнии вылетело из-за камня и опустилось на шею Саммер в тот момент, когда она решила поднять голову. Нат что есть силы дёрнул свободный конец крепкой верёвки лассо, затянув петлю, и быстро сделал несколько оборотов вокруг луки седла. Саммер, встав на задние ноги, сделал прыжок вверх, взбрыкнула, развернулась и потянула в сторону от Ната, но его опытный конь, упёршись всеми четырьмя ногами и почти присев брюхом к траве, выдержал натиск молодой лошади и осадил её попытки. Нат ещё немного подтянул лассо так, чтобы можно идти вместе в загон. Дикая кобыла всем своим существом противилась, брыкалась, кидалась в стороны, но две силы каменных от напряжения торсов удерживали порывы Саммер и она очутилась в неволе, за высоким деревянным забором на ранчо Ната и Джошуа, оно так и называлось: « N & J»
Все многочисленные попытки Ната объездить это дикое животное не имели успеха, она постоянно вырывалась и обессилив просто валилась наземь вместе с ним, и обездвиженная прямо смотрела Нату в глаза. Ему казалось, что с усмешкой и злорадством, это повторялось снова и снова, пока Нату не пришла в голову мысль, изменить тактику. Однажды он пришел в загон без кнута и верёвки, а с небольшой корзинкой свежих яблок. Саммер недовольно фырча смотрела ему прямо в глаза, ожидая насилия, но увидела, как к её морде начали подлетать, опускаясь прямо перед ней, маленькие кусочки яблок, аромат которых щекотал чуткие ноздри и их тонкие кромки вибрировали, втягивая запах сладких яблок. Саммер обожала сладости из всех своих лошадиных кормов, она предпочитала цветочные поля с густой сочной травой. Налитые нектаром полевые цветы, придавали травяной еде сладкий, медовый вкус.
Через недели две, она уже брала яблоки у него с рук, он приносил ей леденцы, а как-то угостил шоколадным кексом, который остался у Ната после завтрака, он их тоже любил есть, запивая густым кофе, гущу из которого он никогда не выкидывал, а использовал для чистки шкуры Саммер. Она любила, когда Нат натирал её бёдра этим чудным составом, запах которого так её возбуждал, что тело её начинало дрожать, но после нескольких прикосновений расслаблялось.
После этих процедур с телом Саммер, Нат переходил к самому своему любимому занятию, расчёсыванию её густой гривы. Грива Саммер удивительное создание природы, она была трёхцветной. Темные почти коричневые корни высотой не более дюйма, плавно переходили в рыжий волос к середине, а оттуда к самым кончикам, волос был окрашен в бежевый цвет и заканчивался почти бесцветными, прозрачными кончиками. Волосы были мягки, слегка влажны и источали запах моря и океана, это был запах морской соли, запах свободы и безграничного счастья. На бегу грива Саммер развевалась, сливаясь всем своим трёхцветием в единую цветовую гамму, её было видно за много миль. Нат обожал её бег и никогда не упускал Саммер из виду.
Он начинал это медленно, глядя ей в глаза. Её глаза, эта два удивительных океана, где водятся чудные обитатели, её глаза были похожи на два куска янтаря с прожилками из густых тёмно-коричневых лучей, исходящих из серого с темной точкой посередине зрачка, который расширялся как вселенная, меняя окрас глаз от янтарного до коричневого и даже красного, когда Саммер гневалась. А гневалась она часто, причины были разные, но в основном, когда Нат пытался на неё взобраться. Но становилось покорной и послушной, когда они просто ходили рядом. Нат рассказывал ей про свою жизнь в Техасе, она его всегда внимательно слушала. Пальцы Ната, самые кончики его грубых, крючковатых как грабли, пальцы, нежно касались ноздрей Саммер. Сделав несколько круговых движений вокруг её нежных и влажных ноздрей, он плавно переходил на нос, который был у ней очень симпатичным и не таким длинным как у остальных кобыл. Нат обожал опускаться пальцем в полукруглое углубление пред самым лбом Саммер, она это понимала и ждала. Это был важный момент для Ната, он закрывал свои глаза, и его пальцы касались глазных впадин и влажных ресниц любимой лошади. К Нату в этот момент являлась та индеанка из его снов, пристально вглядываясь в его душу. Он открывал глаза, и она исчезала. От глаз он переходил ко лбу, разглаживал шелковистую кожу Саммер с тонкими нежными белыми волосиками и после обе его кисти ныряли в гриву лошади, откуда волной цунами поднимался Океан и погружал его в свою пучину. Она всем телом содрогалась, её позвоночник прогибался, её гортань издавала такой нежный стон, который Нат не слышал за всю свою жизнь ни от одной женщины, с которой он занимался любовью. То, что он делал с Саммер было выше, нежнее и они любили друг друга, это была любовь двух разных существ, через прикосновения в самую душу и сердце. Руки Ната проплывали по всей гриве, изучая её каждый волосок, опускаясь с холки до предплечий и снова поднимаясь до границы волос и кожи. Нат нежно проходил кончиками пальцев по этой границе и попадал в ушные раковины, там его пальцы попадали в лабиринт нежных и прозрачных ушей, которые в лучах солнца светились красным, Нат исчезал там, время останавливалось и возобновляло свой ход тогда, когда Саммер своим языком касалась лица своего друга. Да, именно другом она его считала, самым нежным на всём её лошадином свете. Нат любил слушать учащённое дыхание лошади и чувствовать, как его пальцы погружаются в пасть с большими ровными передними зубами, а её язык проникает между его пальцев, облизывая каждый сустав, мозоли его натруженных, заботливых рук, которые она любила больше всего, их запах, их силу и нежность.
Они обожали ходить вдвоём по извилистым берегам горных речушек, когда утром их прохладные воды несут густой туман из снежных верховий в зелёные и лесные долины, где жужжат пчёлы, собирая нектар из любимых цветов, вкус которых так любила Саммер. Они заходили в оду из речушек, где из сошедшего много лет назад селя, образовалась купель такой глубины, что была не очень высокой: Саммер по холку, а Нату по грудь. Ей нравилась прохлада рек и горных озёр, она охлаждала её горячий нрав, смывала спесь, делала её мягкой, доброй и любящей. Потом они шли дальше в лес, где у Ната был лесной домик, он разводил костёр, делал себе завтрак, который обычно состоял из итальянских макарон и кофе. Саммер нравился запах кофе, но и как он мог ей не нравится, если она его чувствовала своей кожей почти каждый вечер. Так они и жили: Человек и Лошадь, ходя в горы, любуясь природой, найдя гармонию в звуках, в песнях птиц, криках животных, в дуновении ветра, в самой сути Земли, Воды, Воздуха и Пламени.
Нат Лав умер двадцать пять лет, как первый раз встретил Саммер, она пережила его на месяц, не вынеся разлуки с любимым Человеком. Похоронил Ната его друг Джошуа рядом с камнем у горного озера, там же похоронили и Саммер, согласно завещания, которое они составили вместе незадолго до его смерти.