(предыдущее http://www.proza.ru/2018/05/08/2142)
Некогда у нас был домик в деревне на Валдае. Не там, где Мста, разливаясь, заставляет жителей, спасаясь, вылезать на крыши, а подальше. В местах, где Бианки подслушивал птичьи разговоры, и на столбе у семи озёр вырезаны его слова: «Сим свидетельствую, что это есть место Див». Там располагалась усадьба Миклухо-Маклая, имение Суворова.
Но интересен тот край был другим. По причине земного разлома в нём несколько перепутались земля и небо. Я не шучу. Сам наблюдал осенью, как облака лежали на траве, а человек, поднимавшийся по дороге, вдруг исчезал, пропадая в небесах.
Кругом леса, а воздух… Когда я приезжал туда, то первый день лежал с головной болью из-за избытка кислорода. Хоть к выхлопной трубе подползай, чтобы оклематься! Зато вернувшись в Питер, ощущал, что то, чем приходится дышать, кто-то уже продышал и выдохнул.
В той деревеньке в колодцах была живая вода. Серьёзно. Несмотря на образ жизни местных, убивавших себя алкоголем и иными способами, они жили за восемьдесят.
Моя Слава там расцвела, вставая с солнышком, чтоб посмотреть: открыли ли глаза цветы, что с рассадой, с саженцами… Её не останавливало расстояние от нашей городской квартиры до участка – 355 км по спидометру. Тогда я зарабатывал хорошо. Она сдала на права, я купил ей «четвёрку», которую Слава набивала растениями так, что сзади было ничего не видно.
В одну из вылазок мне пришлось выкопать 70 ям под деревца и кусты.
Слава подружилась с парой соседок, живя там с маленьким собачусем и персидской кошкой черепахового окраса. Шло самое начало нулевых годов третьего тысячелетия от рождения того, кто призывал любить соседей и врагов, деревня была нищей, и в ней пенсионеры считались богатыми людьми. За пенсию убивали.
Я приезжал туда на выходные (на машине пять с половиной часов, на севастопольском скором поезде – четыре с половиной), каждый раз узнавая новости. Нас в селе считали чуть ли не олигархами, полагая, что такие деньжищи (для этой глуши, но смешные по городским меркам, как и цены у них на землю и дом) честным путём не получить. Поэтому каждый раз, когда я задерживался, шёл слух, что меня, наконец, повязали. Затем я появлялся и соседка, у которой сидели все сыновья, авторитетно заявляла: «Его освободили в зале суда!». Произнеся это, она многозначительно умолкала, давая понять без слов, что я, конечно, подмазал судью...
Деревня жила воровством. Незаконно рубили лес, продавая по дешёвке, а деньги пропивали. Воровали всё. Так у нас из бани украли всё металлическое, высосали из бензобака машины Славы бензин через трубку, и моя половинка, не зная этого, чуть не погибла. Она поехала, почти взобравшись на гору, и мотор заглох. Слава поставила на ручник, не понимая, что случилось, ведь вчера заправлялась. В этот момент на вершине появился «Камаз»…
Как он сумел затормозить, не знаю. Но дядька из него вылез весь белый и лёг на землю, приходя в себя. Он бы легко сравнял её «четвёрку» с землёй и поехал дальше. Я видел такой случай. У Лемболовской твердыни «камаз» занесло, и он превратил «жигуль» в гармошку вместе с находившимися в нём.
Моя любимая бывает безрассудной, поэтому случай с бензином её не охладил. Она лишь стала проверять перед выездом наличие горючего.
Потом у нас украли кошку. Местным пьянчугам, не видевших подобных существ, она казалась очень дорогой. На худой случай, нам бы её предложили, как найдёныша, за вознаграждение. Слава развесила везде объявления о пропаже. Но нам повезло. Кошка удрала от похитительницы (позже мы поняли кто это) и спряталась в доме местного… ветеринара. Знала же у кого просить убежища!
Потом её увидела читавшая объявление женщина и сообщила нам, где искать.
Несчастная, настрадавшаяся кошка, попав к нам, забралась под кровать, вылезая только поесть. Из неё потом выходили какие-то резинки и прочая дрянь, которой питалась в бегах.
И это моя Слава выдержала. Но регулярный соседский концерт напротив её доканывал.
Дело в том, что прямо через улицу жил мент с женой и маленькой дочкой. Мент был положительный, из соседней деревни. Не пил. Пока не связался с будущей супругой. Та любила гульнуть и сходить на сторону. У них была красивая девочка, которая начинала голосить во время выяснения пьяными родителями своих отношений. А это происходило всё чаще. Доброжелатели радостно сообщали ему про похождения жены в его отсутствие, он напивался с горя и гонял её по участку. На крики прибегала помощь, его связывали и запирали на холодной веранде, откуда он вырывался, разбив доской стёкла. Далее обычно следовало примирение и возвращение сей пары голубков в дом, где постель на время утихомиривала страсти.
Моя милая боялась, что однажды в состоянии озверина, ничего не разбирая, мент ворвётся на нашу территорию, круша всё, что попадётся на пути. Ведь я, в основном, был в городе, где работал.
Однако последней каплей, заставившей Славу продать дом, явился другой сосед. Он тоже был буен во хмелю, хотя когда трезвый, то добрый и хороший. Беда, что трезвым был весьма редко. Его звали, как меня, и Слава говорила, что потому его терпит.
В один отнюдь не прекрасный день этот Лёша повесился на дереве и был хорошо виден от нас.
От дома пришлось избавляться.
Учитывая этот опыт, Слава предложила строиться в коттеджном посёлке подальше от города. «Чем дальше, тем лучше люди, - рассудила она, - Цены ниже, не столь престижно и меньше напальцованных, как ты говоришь». Я мысленно согласился с ней.
Была лишь одна закавыка – денег у нас не было.
Зато была квартира, доставшаяся мне при разделе наследства. Не та, в которой мы со Славой жили. Поэтому первой мыслью было продать ту двушку, тоже на Петроградке.
Её и выставили на продажу.
Однако с той квартирой была своя история. Несколько лет назад, видимо, за взятки получив все согласования, впритык к дому, в котором она находится, началась стройка. Возводили не просто строение, а с подземным паркингом. От забивания свай и шевеления грунта совсем рядом наш дом поплыл. По нему пошли трещины. Возник хай и волнения в местном люде. Площадь стройки оказалась внушительной и от неё не меньше нашего пострадали ещё три дома. Дэпутат (помним, что это по-польски) отсюда оказался глава Законодательного собрания Питера, претендовавший в перспективе, как утверждали, на губернаторство. Он явился на назначенное у дома собрание жильцов со свитой, ТВ и виновником – гендиректором строительного треста. Кстати, последний иначе бы наплевал на нас, уйдя от ответственности, ибо его ООО, строя на миллиарды, имело капитал, которым отвечало, в сумме… десяти тысяч рублей! Как, впрочем, и большинство остальных строительных организаций.
Тресту пришлось приостановить работы, выкупить торцевую квартиру, расселив жильцов, залить бетоном фундамент, поставить маяки на доме, чтобы следить – не станут ли трещины расширяться и ползти дальше, разрушая дом, а также начать ремонты внутри пострадавших квартир.
История с этой стройкой получила огласку в городе, трещины снаружи на четырёх домах пока никуда не делись, маяки, дай бог, должны были снять к концу года, поэтому желающих приобрести в них недвижимость не появлялось.
«Нужно продавать эту… - вздохнула Слава, - Но куда деть наше имущество? Туда оно не войдёт, включая мою вышивальную технику, запасы ниток, рулоны материалов…»
Со всем этим богатством она думала переехать в коттедж.
Я не упомянул, что Слава у меня великая мастерица-рукодельница, не только, как говорится, широко известная в узких кругах, но и дипломированная, удостоенная наград. То, что она делала, включая дизайны своих вещей, в каждом случае являлось штучным товаром, удивительным произведением искусства. Иначе говоря, Dzie;o sztuki.
Наше жильё было ей изукрашено полностью. Всё было не перечислить. Свисающие с карнизов, набранные бисером или вышитые, лёгкие занавески, украшения на стёклах, на люстре, коврики, передники, платья, закладки, игрушки на ёлку (***нку по-польски), подарки, вышитые картины на стенах… Поистине, как шутят вышивальщицы, в этой квартире когда-то были обои.
На наши сложности риэлтерша бодро заявила: мол, ничего, квартиру можно продать, обременив условием, что пока строится дом – мы живём здесь и платим купившему наше жильё арендную плату.
Дальше моя половинка углубилась в поиски участка, типа и проекта дома, лучшего материала для него, дабы уложиться в стоимость продаваемого…
Мы наводили справки, шарили по тырнету, списывались, созванивались, искали отзывы, смотрели, встречались… И пришли к выводу:
свыше 90% исполнителей оказались не обязательно жуликами, но халтурщиками или мало что знающими и умеющими. Построенное ими приходилось перестраивать, если оно само не заваливалось и не протекало так, что сделать что-либо не представлялось возможным. Безо всякого желания кого-либо обидеть, выходило, что процветает «таджикстрой». И это хорошо, что есть возможность валить на горе-строителей – дешёвую рабочую силу фирм, забиравших себе львиную долю денег за это, потому что я ещё помнил по Прибалтике, как в советское время негодную халтуру в Эстонии называли «русской работой».
Наконец, была найдена фирма (на самом деле пара, но эта была лучше), строившая, как надо. Увы, в её расценки мы не укладывались. Нет, конечно, если взять кредит и влезть в долги, чтобы почти весь доход уходил на выплаты можно было… Но уж больно напряжно и, случись что, мы теряли всё. Под бравурные официальные заявления, что экономика растёт и ширится, она на самом деле пускала пузыри, почему моя работа тихо умирала, и я не мог решиться на заём.
Те редкие покупатели, что являлись на смотрины, имели на руках не живые деньги, а материнский капитал, заём или ипотеку, дорисовывая общую картину. Остальные вкладывались в новое строительство на ранней стадии, где было дешевле, правда, существовал риск стать обманутым дольщиком.
Моя любовь мечтала, как она облагородит территорию, что посадит, стала собирать коробки для вещей на переезд.
Но время шло, а квартира не продавалась.
А когда мы посмотрели: сколько продаётся жилья и как давно, то дружно вздохнули.
Ничего я так ни хотел, как того, чтобы сбылась её мечта. И что я мог для этого сделать? Нам было не уйти из проклятого двора.
Моя любимая, бывало, грустила в моё отсутствие, изредка я заставал её в слезах. Не из ностальгии, польские песни она слушала и при мне, не плача. У слёз была иная причина. Она говорила, что мечтает подарить мне сынишку и дочурку (синека и соречку), похожих на меня.
Не получилось.
Что ж, в каждой семье есть свои невидимые миру слёзы, свой скелет в шкафу.
Но на этот раз, увидев моё потерянное выражение лица, Слава улыбнулась и произнесла:
- Лешек! Как ты любишь говорить: «Ещё не вечор!»
И добавила чьи-то строчки:
- «А из проблем мы свяжем коврик и будем ноги вытирать…» Выше нос, мой герой!
Я подумал: «В самом деле, не умираем же. Не те проблемы».
И смотрел на неё, свою королевну, столь нескрываемо любуясь, что она даже засмущалась.
И тогда я поцеловал своё счастье.