как Гриша ехал ко мне, ехал, да не доехал

Гарри Цыганов
2 февраля 2004 – умер Гриша Чекотин.
 
На днях приезжал ко мне в мастерскую его приятель Олег Кукор, рассказал, что умер Гриша по пути, в электричке Москва – Зеленоград. Просто взял и умер. Олег привез из типографии издание только что вышедшего сборника стихов «Личные прилагательные». Привез в мастерскую как на перевалочный пункт. На следующий день увез. 500 экземпляров Гришиного творчества. Сам Гриша так его и не увидел…

И что теперь? Как тебя помянуть, братишка, что рассказать? О тебе самом и писать-то, право, неловко… о тебе писать, – только портить. Ты сам о себе всё написал.
Незадолго до смерти Гриша мне звонил. Возбужденно говорил что-то, кажется, читал стихи, а я ничего не мог разобрать. Я прокричал ему:
-Гриша, я ничего не понимаю! ЧТО ты говоришь?
Он бросил трубку…
Я подумал, совсем у парня крыша поехала. Однако ничего такого и не заподозрил, хотя мне всё время казалось, что я его чувствую.
Я ему не раз повторял: «Ты – это я в молодости».
Он только смеялся и говорил:
-Цыганов, я тебя люблю.

Гриша вёл свой сайт. Сайт-дневник. Стихи, сказки, детские мультики, рисунки, кулинарные рецепты. («Искусство приготовления борща» очень советую прочесть – я его опубликовал в разделе ККК). Он даже меня пригрел у своего широкого доброго сердца: сделал у себя сноску – «подСайт», на котором разместил мою живопись и пр.
Не имея тогда выхода в интернет, я не мог общаться с ним. Гриша скачивал для меня огромные куски своего эпистолярного творчества и давал почитать. Его живой язык, обаяние, юмор завораживали. Я звонил ему:
-Гриша, это классно! Мы с Серёгой читали, – умирали. Давай ещё!
Он давал. У меня скопилась приличная стопка его текстов. Этот рассказ – единственный, сохранившийся у меня в электронном виде. Рассказ о его путешествии в мою деревню.

Это было написано в 2002 году, за два года до смерти.

Теперь его знаменитый сайт отсутствует. Не знаю почему, но он закрыт. Поэтому хочу внести посильную лепту в память о Поэте – публикую всё, что у меня есть. А есть у меня до обидного мало: «Кулинарная Книга» и вот этот отрывок. И еще невероятно тонкие и смешные наблюдения, похожие на анекдоты  – «Как муж жил». Если кто-то случайно из его друзей, набредёт на эти тексты, то пусть свяжется со мной. Быть может, есть информация, куда переехал его сайт? Буду рад любой весточки о нём.



Рассказ про то, как Гриша ехал в мою деревню, ехал, да не доехал

6 мая 2002

Итак, проедемся по праздничкам. 1-го я ломанулся к Цыганову в деревню. Цыганов купил дом в деревне под Валдаем и отъехал туда еще неделю до 1-го. На “Ниве”. Меня звал подъезжать. Дорогу объяснил: “Через Тверь, Вышний Волочек, а там от Валдая до Любытино через Боборыщинск (нормальное название забыл, но звучит похоже) (нормальное название Боровичи. Ю.Ц.), а там до деревни Никандрово, ее еще Ерошата называют, а там спросишь, – любой покажет”.
Цыганов забыл, что это Никандрово, а не Москва. Это в Москве он известный художник, которого целых 5 человек знают (виноват, – 6! Я про Тамару Ивановну, его маму забыл), а в Никандрово он *** с горы.
Поэтому, когда я отпахал 600 км. до Никандрово, я обнаружил, что местные бабки – да, знают московского художника, да-да, Юра Цыганов. Поездил я по направлению бабкиных перстов, – живут там художники, как же, все как один, не Цыгановы…  Возвращался, бабки на меня с удивлением глядели: показали же тебе московского художника, неужто не Цыганов?! Неужто у вас там, в Москве два художника есть?!
А еще там ручьи везде и на каждом мужик сидит, червей жует:
-Язь идет, Цыганов твой, поди тоже рыбачит…
…Когда Цыганов объяснял мне дорогу, была там одна фраза, которая прошла мимо сознания, и которая всплыла навязчивой строчкой песни, – когда я колесил между Любытино и Никандрово. А фраза была такая: “Мы “Ниву”-то в Любытино оставим, а там мостик есть, и ты через него проедешь”…
Мы “Ниву”-то в Любытино оставим…
Мы “Ниву”-то в Любытино оставим…
Мы “Ниву”-то в Любытино оставим…
(На самом деле песня звучала так: “мы “Ниву”-то в Никандрово оставим”. Там и оставили, и стояла она посреди села. Ю.Ц.)
Отморозки хреновы (Цыганов с Серегой поехал)! “Нива”, значит, не пройдет, а моя викса пройдет…
Свернув с трассы Москва – Ленинград, я километров 150 топил по серпантину, типа крымского – вверх-вниз, за бугром поворот, вниз-вверх, снова поворот. Это было еще ничего, даже приятно гадать – впишусь в поворот или вылечу, или наклоню моц, или он подножкой чиркнет. Как вы понимаете, ехать по новогоднему серпантину очень убаюкивает, и поневоле начинаешь идти 100-120, а при такой скорости, либо наклонять до чирканья, либо вылетать с горы.
…От Любытино дорога пошла грунтовка, потом гравий, потом снова грунтовка. Во впадинах – грязь в наработанных “нивами”, “газонами” колеях. Объехать невозможно, – по обочинам ваще снег лежит.
Вот я ехал, по пояс в желтой корке грязи, и пел:
Мы “Ниву”-то в Любытино оставим…
Мы “Ниву”-то в Любытино оставим…
Мы “Ниву”-то в Любытино оставим…
…Когда проехал пресловутый пешеходный мостик, – я выехал на дорогу, покрытую травой. Не дорогу, – а пешеходные тропы между домами, – который каждый на своем холме стоит. Набежали бабки и дедки и начали посылать меня то туда, то сюда по “московским художникам”.

Тут я вспомнил свою мечту о кроссовом мотоцикле. Заднее колесо виксы, с обычным данлопом, буксовало и отказывалось цепляться за коровьи какашки. Особенный прикол был, когда я встал вот так на склоне очень красивой горки. Градусов тридцать уклон, заднее колесо пропахало канаву, руль – выворачивай, не выворачивай – все одно, моц тока может сползать вниз, а там в пяти метрах ручей с язями бежит, журчит весело. Так врастопырку и сидел минут десять, остывал… Потом как-то вывернулся…
Час я ездил по Никандрово, взмок сам, моц тоже вспотел, но ему хорошо, у него вентилятор, а у меня – солнце в лоб.

…В общем, Цыганова я не нашел. Бочонок “Балтики”, который я вез в сетке на заднем сидении, не выдержал крутых горок и на одной – со всхлипом улетел в сторону, где и взорвался. Красивый такой пенистый фонтан за 250 рэ.
На память Цыганову остался пакетик с краником и тремя ножками-прищепками. Вернется, – подарю.

Не сыскав Цыганова и чувствуя себя охуевшим после всей этой дороги, я отправился… Отдыхать?! Как бы не так! В обратный путь.
Купил в сельпо полкруг колбасы, банку “Фанты” и погнал.
Думаю потихоньку, на ветерке – приду в себя и докачу до Москвы.

Ага! Начался дождь. Неприятный, холодный. Пришлось надеть ментовскую куртку, – этаким разбухшим строчком-сморчком я и катил по “крымскому серпантину” обратно.
…Валдайская область изобилует “серыми бабками”, которые любят выскочить на дорогу и попробовать перебежать ее перед твоим носом. А что – вдруг получится – вот вам и адреналин на старости лет, развлечений-то мало, лавка магазинная не каждый день приезжает.
Бабок много – деревеньки или поселки идут вдоль дороги через каждые сто метров. Ты да я, да вон те соседи – уже и деревенька. Все как полагается – въездной знак, выездной, ограничение скорости.

Вообще страшно – черные бревенчатые косые и прямые избы. Словно идешь по лестницам обветшалого многоквартирного дома. Только горизонтального. Вон нога чья-то из-за порога торчит. И дует в щель покосившейся двери, – стекла-то в квартире выбиты, – сквозняк гуляет. Еще я гуляю.

…Сидит в травогрязи у обочины пацан, машинку ковыряет. И вид у него – словно он тут уже сто лет сидит, и сидеть будет вечно.
Я тормознул, покурил. Потом говорю ему: “До свиданья”.
Этот пятилетний старичок подумал, подумал, и вдруг улыбнулся нормальной застенчивой детской улыбкой.
Он вдруг увидел меня. Он привык, что тут пустое место и разве что ворона пролетит.
Интернета, разумеется, нету и не будет, а о том, какие тут библиотеки могут быть, – страшно подумать.

Ломоносов через эти места ломился, кажется?
Удивительный человек – затхлость столь тотальна, что удивительно – как ему в голову пришло, что есть места иные.

Местные не вымирают. Вымерли. Сейчас там живут московские художники и питерские коммерсанты. Душой отдыхают. На природе.
****ь. Я люблю природу. И на кладбище мне нравится. Когда оно обозначено. Но вся эта среднерусско-европейская низина-возвышенность настолько пропахла сошедшими в ее траву поколениями, после которых остались вот эти черные избы, что…
Я реально говорю: мне было не по себе. Идея – заночевать, отдохнуть, все-таки путь туда и обратно выходил великоват для первого среднебоя, – этой идеи я бежал. Буду ехать прочь – пусть даже ночью… С собой был фотоаппарат – ни одного снимка не сделал. Может быть, в следующий раз. Все равно больше ездить некуда…

…Там, где нормальные люди делают нормальный sightseeing (местными видами любуются, себя местным показывают), я начинаю вдруг жить, вживаться – причем более в прошлое и будущее места, чем в настоящее. Поэтому меня не пробрать евроремонтом, зато как меня пробирает в деревне Едно или на станции метро “Спортивная” – не позавидуешь. Перекати-поле, с одной стороны, с другой – словно я все время ищу место, – откуда родом. Не самое умиротворяющее занятие – бороться с выпадением генетической памяти… Один раз меня ужасно сильно пробрало – когда я увидел доживающего чью-то вечность ангела на стене полуразрушенной церкви в Калуге – что… Это другая история…
Хотя если выпить, – то вовсе даже и ничего. Романтично.

…Первый раз я ебнулся, когда распаренный солнцем ехал по Любытино и на повороте въехал в песок. Задний тормоз – занос, орошаю песочек бензином, освещаю лампой из разбитого поворотника. Руль погнуло – ручка газа под боком, типа как переключение передач в автомобиле. Поднялся, повыправлялся. Поковылял дальше.
Второй раз упал классически – уже за Тверью, решил кофе остановиться выпить, а то за спиною уже тыща км, а с утра не ел ничего. До колбасы так дело и не дошло. Привезу, думаю, детям – “от зайчика”. В детстве, когда отец приносил какую-нибудь еду назад из леса, это называлось “от зайчика”. По-моему, что-то подобное делал еще Пришвин или Бианки.
Свернул к кафе, остановился, ноги забыл снять с подножек. Привык “ехать”. Классика, блин, жанра, жопа вросла в сиденье, ноги – в подножки. Ну и навернулся. Лежу, орошаюсь бензином. Кушать, думаю все же надо, а то несешься, как Тимур с Женей попрощаться с папой-командиром…
Встал, поднял моц, опять поправил поворотник, выпил два стакана кофе, дал докурить сигарету шкету 12-летнему, поехал дальше.
Не упрекайте меня, – я бы ему целую дал сигарету, – но там взрослые были, – при них я сробел дать пацану целую сигарету.
А кто другое имел в виду: так с ним друг его был, который не матерился, выглядел не зачуханной мечтой Ломброзо и ваще себе на уме. Такой точно вырастет и мотоцикл себе купит. Точнее – машину.

У отворота на Бологое тормознули гаишники, превышение скорости, ниче – по****ели – поехал дальше. Они просто так по работе стояли.


А вот перед Зеленоградом, у Москвы московские гаишники уже стояли не по работе, а на заработках.
Дождь, еду за машиной, за мной другая – в группе, короче, скорость 110, меня тормозят.
Ну, я проехал метров еще двадцать, скользко сразу останавливаться, развернулся, приехал назад к автоментам – превышение более чем на 30 км разрешенной в населенном пункте скорости. Штраф 300 рэ. Через сберкассу или… И косят глазом.

Я не спешу, наслаждаюсь твердой землей, сигаретой, близостью к дому. Наблюдаю их за ихней выездной сессией. Тормозят только иномарки, только понтовые.
Тормознули джипок большой, – оттуда вылез коротышка в красно-белой рубахе и так положил гайца, что тот чуть ли не руками оттолкал джипок обратно на трассу.

А тот, который окучивал меня – толстенький, веселенький (не столько веселый, сколько скалящийся жизнерадостно), оказался сам мотоциклистом. Хонда у него. СВ 750. Он все трындел и трындел, и все ждал, когда я предложу ему бабки. Я ляпнул вначале, что типа, перцы, не суетитесь, – я типа книжку написал, – как вести себя с гайцами, когда они на дорогу на заработки выходят (Иванов с Рязановым скоро должны издать), что они напряглись и начали мне диктовать на память указы и пункты, которые я нарушил, и сколько я им должен. Изучая документы, спросил скалящийся: доверенность сам заполнял? Желание было понятно: пока я не показал зубки – попробовать пропустить меня по полной программе. Вот есть подозрение, что доверенность я заполнил сам – вызываем чела, от чьего имени выписана доверенность, сверяем почерки. Все это полузаконно – но мозги поебать можно. Если они у кого есть. А у меня после тыщи км их уже не было. Мне было в кайф стоять на твердой земле. После цыгановских-то покатушек!..
Радар, которым они меряли мою скорость, давно уже был переиспользован на замер других машин, свидетелей у них не было, но я не залупался. Этот скалящийся купил меня на то, на что покупаюсь только я.

Вы замечали в себе с гадливостью свойство: когда вы общаетесь с кем-то, от кого зависит ваша “ситуация” - мент, гаишник, тетка в домоуправлении, секретарша, водопроводчик, – вы начинаете ну, “уважительно” с ними разговаривать. Это что-то типа синдрома жертвы: важно разговорить насильника, важно показать ему, что вы человек, важно найти общую тему – тогда ему сложнее будет спустить курок.
Я все это прекрасно осознаю. Меня тянет блевать – когда я вхожу в кабинет, когда я выхожу из него. Но, войдя, – я против себя – начинаю разговаривать с насильником, как если бы – с человеком!
Которым я его, – по крайней мере, в эти минуты, когда он оправляет свою должность и отправляет ее мне на голову, – не считаю.

Также и с этим пидоразом-гаишником и “своим перцем” на СВ-750 я начал обсуждать, – когда и насколько можно пользоваться задним тормозом на “японце”.
Да пошел ты на ***!
Да убейся ты, просто садясь на мотоцикл!
Да тебе в глаза поглядеть – это как жабу в дождь за пазухой греть!
Вот это мои истинные мысли.

А вот мои реальные слова – как если бы два хороших человека беседуют.

Единственное, что я себе позволял – не кончать фраз, не говорить все время “да-да”, и вообще не проявлять заинтересованности в возврате мне документов.
Я был уставший.
Мне было похуй платить, не платить 300 рэ ни через сберкассу, ни не через сберкассу.

Он в это въехал наконец-то.
Он отдал мне документы.
Сказал:
-Так-то, надо договариваться. А то ехать тебе в сберкассу, платить триста рублей.
-Это ты загнул, – говорю. – Триста! Счас погляжу, чем выручу.
Выручил я его стольником.
-Заезжай еще, – говорит на прощание. – Когда деньги будут.
-Вот жо… – я проглотил окончание фразы.

…Если кто не останавливался на их махание палкой, – они по рации передавали на пост дальше, – там тормозили радикальнее.
Это был такой выездной пункт по сбору “детишкам на молочишко”.
Перед Москвой есть населенные пункты, в которых трасса все еще кажется трассой, а вовсе не дорогой через город, народ и не снижает скорость.
Вот и я пригрел жабу.

Домой приехал затемно.
На следующий день поспал до трех, погулял с детьми, позвонил Иванову, – когда Рязанов книгу издаст? Сто рублей я списал на Рязанова. Он меня подбил на это дело.

В этой стране, я вам скажу, ***во знать свои права. Все равно не добьешься, только обиднее станет.

А ведь эта жаба скинет форму, выкатит свою “Хонду” и прикатит в тусовку. И никому не скажет, что он жаба. И будет пользоваться уважением.

Не уважения жалко. И не обманутым быть обидно. Просто не люблю людей, которые с одной жопой на два праздника успевают. Постмодернист со звездочками.

А ваще мотоцикл – это нужное дело. Лучше, чем машина. Чаще можно тормозить и, стало быть, где-то быть. Пусть не надолго останавливаешься, – но по точкам остановки только и размеряешь свою жизнь. Тогда, когда уже ясно: из твоего движения ничего путного не вышло…