Дом зарос тростником -
за стеблями не видно небес.
Бьёт сорочьим крылом
на ветру
полотняный навес.
Там в сырой полутьме
кто угодно с тобой ночевал,
вам уснуть не давал
за окном воробьиный привал.
Там немало босых,
долгопалых мальчишеских ног
на крыльце отряхнуло
последних сомнений песок
и в заглохшем саду,
где от старых шелковиц черно,
пропускало сквозь пальцы
раздавленных ягод вино.
В круге жёлтого света
легко не жалеть ни о чём,
бьётся бархатный бражник,
что в лампе навек заточён,
и не важно,
что знаки порой
распознать тяжело -
это бражник
серебряной пылью
марает стекло.