Я бы мог пожалеть точно немцев.
Но я видел в огне города,
От бомбежек погибших младенцев,
От домов - только пепла черта.
Знаю я, как морили всех скопом
В «душегубках» несчастных людей.
Знаю я, как лишали наскоком
Жизни сотни невинных детей.
По доносу как ставили к стенке,
Как во рвы паковали тела,
Как давили в фашистских застенках,
Как блокада кошмаром легла.
Беларусь, Украину спалили.
«Соль земли русской» напрочь свели.
И бомбили, бомбили, бомбили.
До столицы почти что дошли.
Их, конечно же, там заставляли
Женщин вместе с детями под нож.
Их, конечно же, там принуждали
Вешать пленных, и прочь не попрешь.
Улыбаясь громить в селах хаты,
В животы пленных на спор колоть,
Восхвалять свой уклад супостатов,
Отдавать рейху душу и плоть.
Что ж теперь, нам живыми им сдаться,
Чтоб для опытов страшных служить?
Что ж теперь, перестать добиваться,
И позволить себя истребить?
Недовольны они. В Сталинграде
Слишком много немецких могил.
Но скажите ж тогда, Бога ради,
Кто тот город дотла развалил?
С лагерей не вернулись, бывает.
До сих пор там по ним слезы льют.
Кто советских людей посчитает,
Что вовеки домой не придут?
Пишет летчик лювтфафе, что плохо,
Мол, на фронте живется ему.
Он получше, наверное, знает,
Отчего так пришлось, почему...
После всех кровеносных увечий,
После смерти родных матерей,
Вместо пламенной, жалостной речи,
Сколько видишь ты, столько убей!
И другого посланья не будет.
Пусть пройдут еще многие дни.
Ведь там гибли, по сути, не люди.
Ведь фашистами были они.
Я бы мог пожалеть точно немцев.
В их войти положение дел.
Только кто бы тогда в сорок первом
Хоть немного бы нас пожалел...
(2018)