Подарок для Александра Глебовича Невзорова
- Ты, баушк, главное, не хазуй, - орудовал примкнутым в ассортимент Хазиным бородастый и страшный своей отчаянной решимостью Белковский, превзошедший неистовостью и опасностью самого Шендеровича, свиристя сквозь выбитый по случаю зуб возле носастой Миллы. Точнее, это он думал, что лежащая перед ним на полатях старушка - Милла, видимо, повлияло неадекватное восприятие размеров носа объекта манипуляций политтехнологичного бородача, ибо нос у старой был действительно того, не мал, так сказать, но неведомо было Белковскому, что у евреек лица тоже соответствуют славянской носастости, немного наотличку, конечно, но на первый взгляд разобрать сложно, а у лежащей навзничь и врастопырку Нины Ургант взгляд не просматривался, смежила свои многострадальные ветеранские очи старушка, утомленная кинофестивалем в Мытищах, где Паук Троицкий презентовал новый старый клип, Витухновская сбацала на ложках, а Потупчик призвала к скорейшей модернизации в соответствие с Указом от двадцать второго нашего величайшего президента Медведева всего и во все стороны, вот Нина и выросла, как Пушкин, вдвое и теперь не помещалась в консервной банке с трогательной надписью по периметру жестянки " Сайра, мойва, Двойра, Флуераш, Инкорпорейтед. Сделано руками, есть ротом ". Печать, разумеется, печатная, вензель Верховного и профиль его же, штрих - код и годы рождения и смерти, включая жизнедеятельность, маршала победы Жукова Абрам Мосеича, как недавно установил наш историцкий исследователь Мухин, опровергнув Карамзина и запретив поляков. - Я тебе в анус Хазина втычкну, а ты соответствуй.
- Вы чего тут ?
В дверь влетел косой и сумасшедший купец Лютов, в фуражке с кокардой набекрень. Заметался по тесной горенке, ломая руки и бросая пристальные взгляды на начавшую чуть покряхтывать Нину Ургант, вот она села, придавив Хазина, вцепилась в пропахшие порохом кудри и завыла величание, помня науку побеждать Клима Самгина, там ее еще Лютов заставлял приветствовать по - отечески, а мужик под столом ловил налима :
- Хасом звали карасин на Дону привольном люди,
Что ходили лошадем на плавни,
Там таился князь изгой Ростислав родимый Плятт.
Лествичным обычаем подвинут, модерново приобщен,
Высоко и глубоко зрит он на Редедю.
- Ой, бля, - охнул Белковский, грохаясь с полатей, - Редедю.
- Тот касог ходючий через гору, Гудермесом чемергес,
Приаргунный зауралец, затаежный тулумпас,
Он женьшень растил землею, он гитарой мерял нервы,
Поминая наш джихад.
- Ай, бля, - ахнул Белковский, отползая от полатей, - джихад.
- Выходи, кричал Редедя, принимай бюджетный свод,
Покажи нам силу мысли, докажи себе абцуг.
Ростислав, не умаляясь строго зырит в телефон,
Там как раз казали жор допингованной свиньи.
- Уй, бля, - уйкнул Белковский, выбегая из горенки. Может, еще чего сказал, но не слышно было, он уже удалился, поэтому Лютов решил вопрос кардинально, как и прописано было в недавно прочитанной им книжке некоего Каутского. Взял кочергу и прекратил на х...й культурный вечер, сел на краешек полатей, отодвинув хладный труп к стене, по которой вверх и вниз сновали, как бешеные, тараканы, закурил и запел. Никто не знает, что он пел и как долго, но только с тех самых пор пошел гулять по Руси жуткий слух, но вот только, о чем именно, никто так и не понял, потому, что его, слух, то есть, никто не слышал. По одной простой причине : недосуг было и есть. Первым делом : пианину, скот в сапогах, лентой перевитый, братаны и лесники, Якубович и Венедиктов, много всякой хероты, объединенной одним - непотребством, смастыренным маленьким пионером Сурковым из говна и говна, х...ни невообразимой и несъедобной, разве, какая свинья из - за океана примчит и откушает.