Рабожий. Глава 8. 2

Рубцов
Слова рассасывались в моей голове. Все казалось неубедительным и требующим разъяснения и ответа. Я даже подумал о том, что можно просто махнуть рукой и безмолвно уйти. Навсегда. Я опустил голову. Рассматривал шнурок. И подумал, быть может, это и правда театр. Там сбоку точно сидит зритель. Сейчас я закончу - и раздадутся аплодисменты.
Я решительно поднял голову. И именно в этот момент подле меня с липким хлопком приземлилась Марта. Она вцепилась мне в руку под локоть и несколько секунд виновато смотрела мне в плечо.
- Извини меня, Ру.
- За что извиняешься?
- За свою глупость.
- Что за глупость?
- Ты же все знаешь, зачем спрашиваешь?
- Возможно, мне важно убедиться в том, что я верно думаю. Но, скорее, для того, чтобы ты сама для себя сказала это вслух.
Иностранцы в этот момент нелепо кричали тост на русском. Один из них, курчавый, самый неприятный до сих пор поглядывал на Марту. Она некоторое время формулировала в голове речь, лицо ее стало серьезным, скулы сжались и она начала:
- Окей, Ру. Я скажу. Мне не впервой чувствовать себя дурочкой перед тобой. Окей, Ру. Я расскажу.- Марта громко иронично выдохнула. Глаза ее плавали, и, казалось, смотрят далеко за меня.- Когда ты стоял на улице с этой девицей в красном пуховике («девицей» она сильно выделила интонацией, видно было, что ей хотелось выразиться иначе), я увидела тебя в обличие огромного комара. С длинным хоботом. И я тебя возненавидела! Так сильно, как я никогда никого еще не ненавидела!- Марта громко крикнула, и сразу остановилась. Перевела глаза на меня.- Но ненависть моя длилась недолго. Нет. Минут двадцать. А потом все само собой прошло. И осталось лишь воспоминание об этом. Да, может я и глупо себя повела, но это само, понимаешь?- Марта закрыла глаза, бледный ночник возле столика делал ее профиль намного взрослее.- Я знаю, у тебя есть другие, как ты говоришь «фаворитки».- Она снова запнулась. Я посмотрел на стол, и мне подумалось, что она точно читает мой дневник. Ведь «Фаворитки» я употреблял только в блокноте. В районе солнечного сплетения сжалось капканом.- Ты огромный комар. Ты высасываешь из них то, что помогает тебе жить. Ты летаешь и высасываешь из них все. А они, то есть, конечно же, мы, ведь я одна из них, сами подставляем тебе кожу.
- Так и есть, Марта. Так и есть…
Она всхлипнула.
- Я чувствую себя полной дурой,- по щеке спустилась слеза.- Почему я даю себя использовать?
- Потому что ты хочешь, чтобы тебя использовали.
- Я хочу?
- А чего ты хочешь, Марта?
- Я хочу, чтобы меня не обманывали.
- Это все? Ты думаешь, это все, чего ты хочешь? Ведь ты знаешь, что я тебе хочу сказать каждый день. И ты только и желаешь, чтоб я тебя обманул. Ты всеми силами, хочешь, чтобы я каждый раз не решился и не сказал. Для того, чтобы продолжить вот этот спектакль.
Она долго молчала.
- Я открыт перед тобой. Да, я сплю с другими. Это не новость. И «беру из девушек то, что мне нужно» - это верно, не отрицаю. Ты и сама это знаешь, и боишься только того, что я сам тебе это скажу. Выходит, это не обман. Может даже некоторая забота.
- Зачем ты так жесток…
- Ты не задумывалась, Марта, что это движение не может быть односторонним. Что зачастую отдаю я намного больше, чем беру.
- Что ты отдаешь, Ру?
- А вот и вопрос к тебе, Марта, что я отдаю?
- Я не знаю…
- Неужели ты думаешь, что ты просто со мной бескорыстно проводишь время? Что тебе вовсе ничего не нужно от меня?
- Может я просто…- она захлебнулась.- Может просто…
- Вот видишь, и все это между нами висит. То, что ты просто. И я не даю тебе этого сказать. И то, что я просто. И ты мне не даешь этого сказать.
Некоторое время мы молчали. Море повернулся и корчил нам ужасные рожи.
- Я устала. Между нами заключен какой-то …ий контракт.
- Вот как?
- Который разрешает тебе хитрить со мной в рамках договоренности.
- Так и есть, Марта. Я очень рад, что ты это понимаешь. Вот видишь, я тебе это и отдаю. Ты понимаешь такие серьезные вещи. Когда я тебя встретил, ты не способна была понять их.
Она смотрела теми самыми огромными блестящими глазами. Ну вы понимаете. И склонила свою голову мне на плечо.
- Я так больше не могу…
- Ведь ты хочешь задать вопрос?
- Не знаю, наверное…
- Но боишься получить ответ, верно?
Она сильно  прижалась ко мне и начала судорожно целовать меня в грудь, шею, щеки, губы. Поцелуи ее набирали силу. В глазах вновь проявлялась какая-то дикость. Такая сильная, что меня внутри разгорячило.
- Неправильно все это,- прошептала она.
Я горько выдохнул и сильно прижал ее к себе. До боли. До треска. В голове продолжался диалог. Так мы сидели некоторое время, пока я не спросил:
-Что он тебе сказал?
- Кто он?
- Леня. Только что, перед уходом.
- Это неважно…
Я отодвинул ее от себя и посмотрел в глаза пытливо и долго.
- Он сказал, что ты не такой сильный, как кажешься. И… и чтобы я тебя берегла.
Она улыбнулась. И даже тихо хихикнула. Вытерла слезу. А после ее лицо словно поймала какую-то мысль. И принялась резко и коротко меня целовать в лицо и шею. Причем все эти невинные поцелуи, быстро набирали жадность. Марта становилась излишне публично нежной. Словно и забыла, с какими словами и настроением она подсела ко мне. Взгляд ее быстро менялся. Я был уже очень пьян, и мне было плевать на реакции людей по соседству. И приятно, что вечер заканчивается именно так. Ведь я так сильно устал от того, что все это нужно думать. Да и еще своей головой. Марта резко отлепилась от меня. И посмотрела с яростным безумством в глазах:
- Вторая кабинка. Три стука,- и резво пошла в сторону уборной.
Честно говоря, мне понравилась эта идея. В этом вся Марта. Как же прекрасно все заканчивается. Все эти обманы, игры, все эти размусоливания вмиг разбились об эту фразу. Я потянулся за пивом.
 Море уже не играл и не пел. Он просто оперся рукой о крышку, сильно качался. И лишь изредка делал удивленное лицо. Видимо, чтобы не заснуть.
Видя, как Марта вошла в уборную, я сразу двинулся за ней. Вторая кабинка. Три стука. Дверь открывается. И чтобы вам не соврать, но прямо как в американском кино, она затягивает меня внутрь, и мы отбиваемся от стенки к стенке. Раздеваем друг друга. Ощущения невероятные.
Чрез хмель чувствую, что движения Марты становятся нервными, судорожными. И уже наполовину голой (с расстёгнутой блузкой и спущенными штанами ниже колена) она начинает в исступлении сильно бить меня в грудь и захлебываться в слезах. Я просто стою. Со спущенными трусами.  Не двигаюсь и смотрю на нее. Она падет на пол и забивается в угол возле бачка. Громко всхлипывает. Плач душит ее. А у меня не хватает ни сил, ни понимания, чтобы хоть как-то пошевелиться. Она изредка вздрагивает. И с воплем кричит: «Нет-нет-нет!».  Через полминуты она становится тише. Я поднял трусы. Пытаюсь помочь ей встать. Она игнорирует меня и расслабляет все мышцы, чтобы я не смог поставить ее на ноги. Я бросил эту затею и просто молча смотрел на нее. Марта успокоилась. И сама встала. Поправила одежду. А после крепко обняла меня.
- Прости,- дрожащим голосом сказала она.- Это все глупости.
Марта посмотрела мне в глаза. Поцеловала меня. Я не двигался. Просто смотрел ей в глаза. Она начала целовать мне лицо. Тихо повторяя «Прости». И снова что-то горячее в ней открылось. Огромная обжигающая сила. Марта крепко-крепко поцеловала меня. И я почувствовал всю силу сущности ее. «Она очень сильная,- ощущалось мне.- Она лава. Она и есть вулкан». И она снова начала быстро снимать с меня штаны, а после с себя. Я, еще не отошедши после ее выходки, оставался недвижим. Марта скидывает блузку, срывает мне свитер. Поворачивается ко мне задом. А после ее начинает трясти. И она медленно опускается на колени и начинает тихо плакать. Я закрыл глаза, выдохнул. Вот именно тут вся моя игра с самообманом и начала проявляться уже на физическом уровне. Мне стало больно в груди. Очень. В тот момент я не мог еще сознать словами, от чего стало больно. Но суть уже пробиралась под ребра.  Не знаю, как долго все это продолжалось. Она, сидя на корточках, тихо плакала. А я со спущенными трусами и закрытыми глазами нависал, так сказать, над ней. Ну словом, античная фреска. Позже она поднялась. И медленно оправила одежду. Я следом за ней.
- Прости,- скривилась она, будто снова заплачет.
- Знаешь,- продолжила Марта после длинной паузы,- знаешь, у тебя могут быть сотни девушек. Ну и пусть. Это нормально,- глаза ее были широко открыты. Слезы начали вновь скатываться по ее щекам. Она прижала ладони к моим щекам и приблизила свое лицо, чтобы смотреть мне прямо в душу.- Ты можешь перетрахать весь этот город. Да-да, Ру, перетрахай. Это неважно! Это абсолютно неважно, Ру!- я наблюдал за ее мимикой, и мне нечего было говорить ей в ответ. Все внутри обездвижилось.- А, знаешь, почему неважно? Потому что, сколько бы у тебя их ни было, я всегда буду оставаться для тебя лучшей.  Первым номером. А ты для меня. Думаешь, все это просто так? Мы связаны до конца. Потому что ты мой. А я твоя.
Все это она говорила со звериными глазами, которых я никогда не видел. Марта уперлась лбом мне в грудь и медленно повторила:
- Потому что ты мой. А я твоя. Потому что ты мой. А я твоя.
Все зашло слишком далеко. Это невозможно. Ведь совсем недавно все было так просто. Мы смеялись. Ходили в бары. Ночевали. Ласкали друг друга. Читали вслух книги… И все это было еще вчера. Все надулось и лопнуло в один миг. Вы же все это давно знали, почему же вы не предуведомили нас? Она отняла голову, все тело ее дрожало. И она произнесла по слогам:
- Потому что я лю-блю… те-бя.
Я до сих пор не двигался. Но внутри разрывался вулкан. Магма разливалась по стенкам. И обжигала все, что во мне есть человеческого. Марта – это лава. Марта и есть вулкан. Думаю, упади я в тот момент, разбился бы как керамическая ваза.
Она снова потянулась ко мне и осторожно поцеловала в шею. Потом еще раз. Еще. Еще. Потом ее схватила судорога, и она сильно ударила несколько раз мне в грудь ладонью. Открыла дверь и вышла. Возле кабинки было человека три. Лица их были недовольны (один из них был тот курчавый иностранец). Все это время к нам постоянно стучались. Кричали нам. Но мы ничего не слышали. Я тоже поспешил из кабинки.
Не представляю, сколько мы отсутствовали на этом клочке в два-три квадратных метра. И мне сложно сказать, замедлилось время или наоборот пробежало слишком быстро. Времени не было вообще. И сравнить было не с чем.
Проходя возле фортепиано, видел, как два бармена поднимали Море со стула. Он спал прямо у них на руках. На заднице у него было темное мокрое пятно, а на стуле маленькое озерцо. «У всех сегодня денек не выдался,-  подумал я.- А ведь неплохо начинался».
На улице стояла, опершись о здание, Марта.
- Я пойду. Кажется, теперь пора,- сказал я с огромной пустотой и сам удивился звуку своего голоса.
- Вызови, пожалуйста, мне такси.
И я вызвал такси. Марта шаталась и резко, нервно вздрагивала. В груди вновь стало больно. И ко мне пришла осознанность, что все это сделал я. Все то, что с ней происходит. Ее встряски. Дикость. И ее ненависть. Все лопнуло и полилось по краям. Она попросила остаться, подождать вместе с ней. Я был пуст. И слаб. Но, знаете, я остался. Все это время она смотрела на меня. И мы молчали. Когда машина приехала, она сказала:
- Пожалуйста, доведи меня до квартиры. Боюсь, не смогу сама.- И она громко икнула.
Я долго молчал. Отрытая дверь такси. Водила, который выпячивается через переднее сидение, чтобы понять, почему мы не садимся. И этот незнакомый одичалый взгляд Марты. Мне не хотелось ничего. Ни ехать с ней, ни идти домой. Ни оставаться тут. Но, знаете, я сел.
Марта уже через квартал уснула на моем плече. А я совершенно не двигался. И мимика моя тоже не двигалась. Глаза сохли и смотрели вперед. Я ничего не думал. Просто ощущал свое существование, в груди колыхалось эхо от дрожи и ударов. А я смотрел на расплывающиеся фонари впереди.
У дома Марты. Я кое-как наскреб сто восемьдесят рублей. И вытащил полуспящую Марту. Она протирала ногами асфальт, а я немного приподнимал ее и перекидывал вперед.
В комнате она слегка очнулась. И попросила остаться у нее. Остаться у нее, значит, продлить этот спектакль. Этот ужас. И, знаете, я остался. Несколько раз повторилось нечто похоже на то, что происходило в туалете. Она попеременно нежно обнимала, целовала и лезла ко мне с кислым пьяным шепотом «ты мой». А я просто недвижимо, зачарованно смотрел на нее. И не мог поверить, что такое вообще возможно. А после она била меня. В последний раз она старалась меня задушить. Я отдернул ее и стал собираться. Марта вцепилась в ногу и сильно прижалась. «Не уходи. Не уходи. Я больше не буду. Это глупости. Глупости». И, вы прекрасно знаете, что я остался. Она уснула. А я сел в кресло и смотрел, как она спит.
Сон ее был беспокойный. Она вздрагивала, хмурилась и вертела головой.
С утра я собрался. Уйти по-английски не удалось, пришлось ее разбудить, чтобы она захлопнула за мной дверь. Взгляд ее был нормален. Она корчилась от боли и спрашивала, что было вчера, и как мы попали домой. Оказалось, что она ничего не помнит с того момента, когда подсела ко мне от иностранцев. Я в три мазка обрисовал картину и поспешил, будто бы на работу. Она остолбенела от услышанного. Я вышел. И больше мы, кажется, никогда не виделись.