Монолог кадета

Александр Душко
               

                Действующие лица и исполнители :
   
     Кадет - в прошлом ботан и задрот, ныне капитан.
     Его отец - собирательный образ, в природе не существовал.
     Мама кадета - Ираида Б., музыкант, получила грант и играет на бандуре  для   
     канадских   украинцев.
     Тетя Оля - сгинула в перестроечные времена.
     О.Тарас - ныне известный питерский парапсихолог, проживает под псевдонимом.
     Дядя Родион и дядя Кисляк - существующие однокурсники моего несуществующего   
     папы.   
     Капитан Шпеньков - существующий  персонаж, давно умер.
     Мельникова А.А. -богиня неправильных глаголов и преподаватель английского.
     Виктор Плющ  в роли преподавателя навигации, Виктора Плюща.
     Кляус –замечательный преподаватель мор. дела, классный руководитель.
     Виталий - случайная опечатка в рассказе.
     Рядовой и командный состав судов, где я работал.   


                "Мой отчим хотел сделать из меня офицера, а моя мать - образованного человека..."
Так бы я начал свой рассказ, если бы не прочитал эту фразу у моего кумира - капитана Лухманова...
 Я начал осознавать себя и помнил свое детство примерно с 4х лет. В то время мы жили с моей мамой, Ираидой Брониславовной и тетей Олей в небольшом подвальном помещении в центре Херсона. Тетя Оля была и нянькой, и моей второй мамой. Культ отца витал в нашей маленькой квартире. Со слов мамы, он, закончив НАШУ(это слово произносилось с особым ударением и смыслом) мореходку, переучился  на штурмана-летчика, и погиб, направив свой подбитый бомбардировщик на колонну моджахедов в Афганистане.
             Я гордился своим отцом. Однако мама, иногда уставшая после тяжелого дня, утверждала, что папа погиб, спасая моряков из горящего танкера. В любом случае, я считал папу героем. В те годы, пока я был совсем мал, мама подрабатывала, давая уроки игры на бандуре. В основном это происходило вечером, и иногда приезжие ученики оставались на ночь. Частенько мама, жарко шепча, объясняла ученикам, как сильно она любила моего отца, и при этом стонала и вскрикивала, жалуясь на жизнь....
    
           У мамы была, как я узнал позже, ретроградная амнезия. Однажды она заявила, что моего папу переехал поезд, когда он разгружал ночью вагоны на железнодорожной станции... Беременной маме были нужны витамины, и папа погиб, спасая мою жизнь... Он ее очень любил и выколол на запястье "Ира". 
           Я повзрослел, и в пятилетнем возрасте частенько бегал с друзьями в порт. Херсон - морской гавань, и мы с завистью наблюдали, как с огромных океанских судов сходили на берег красиво одетые моряки... Их ждали жены, девушки и невесты, иногда, к нашему удивлению, каждый раз это были одни и те же женщины... Мы все мечтали стать моряками.
В детсад я не ходил. Злые люди говорили неприятные вещи обо мне и моей маме. Тетя Оля помогала маме в моем воспитании. Оля работала в овощном магазине, и слыла, по мнению соседей, виртуозом весов и кассы...
            Я с нетерпением ждал, когда настанет время идти в первый класс. В тот же год мама устроила меня в школу юнг, где я стал несравненным лидером в части плетения матов и строевой подготовки...
           Прошли годы, и к нам стали заходить в гости однокурсники моего отца. Иногда они помогали маме, и приносили мне подарки. Больше всего мне запомнился дядя Кисляк, неизменно угощавший меня пирожками. Он плохо разговаривал на любом из известных нам  языков, и мама с тетей Олей смеялись над ним, говоря, что его рановато выпустили из зоопарка.... Дядя Родион, наоборот, был очень серьезен, и рассказывал мне об отце. На вопрос, почему папа не воспользовался запасным парашютом, дядя Родя, отвернувшись, пробурчал:"Лучше бы он воспользовался запасным презервативом".
       В шестом классе я начал готовиться к поступлению в НАШУ мореходку, к тому времени, уже академию. С друзьями мы прилипали носами к окнам валютного магазина, запоминая названия сигарет, из кустов наблюдали за строевыми занятиями курсантов и висли на прутьях танцплощадки, по-детски обсуждая девушек...
         
                Много раз я спрашивал маму о бабушках и дедушках. Оказалось, что мамины родители не желали меня признавать, а мой папа был подкидышем. Он провел детство в приюте и детдоме, откуда и поступил  в мореходку...
Прошли годы. Однажды осенью, после купания в Гидропарке, я возвратился  домой абсолютно продрогший.Тетя Оля немедленно раздела меня и принялась растирать. Вскоре я согрелся и почувствовал жар во всем теле.
"Я тебя еще погрею, иначе простынешь и... прощай, мореходка!" Тетя Оля залезла ко мне под одеяло.   
          Мой сон нарушили мамины маты. Такого я от нее еще не слыхал. 
Вскоре ругань стала затихать, и, как и ранее, из маминой кровати послышались стоны и вздохи.
Но я уже понимал, что это не реквием моему папе, а чувства мамы к тете  Оле...
Вскоре наступила пора поступать в академию. Я был принят почти "автоматом" - наступили новые времена, независимость, национальная гордость.... Как сын героя, я исполнил гимн, приложив руку к сердцу, и был принят.
Учился я играючи- многие из преподавателей еще помнили моего прославленного отца, некоторые из моих наставников были папиными однокурсниками.
            
           Особенно мне запомнился наш преподаватель  закона божьего отец Тарас. Невысокий рыжий священнослужитель с окладистой бородой был нашим защитником и покровителем. В прошлом моряк, О.Тарас, как мог, сглаживал наши проступки и отпускал грехи. О нем ходили легенды: например, будучи в молодости известным кинорежиссером, он по ошибке озвучил речь нашего лидера голосом Гоблина. Когда за ним пришло КГБ, О.Тарас (в миру у него было другое имя), выпрыгнул в окно в пришвартованную у дома байдарку и греб, пока не оказался в Финляндии. Получив визу и сменив фамилию, О.Тарас вернулся на родину и заочно закончил духовную академию. Из-за интриг его назначили лишь звонарем в Херсоне, но и тут он проявил себя  несомненно талантливым человеком. Его звон в сопровождении гитары называли малиновым. Злые языки утверждали, что слово "малиновый" относилось лишь к цвету его лица по понедельникам. Как бы то ни было, грянула революция и вот О.Тарас стал преподавателем.
          Мы все помним, как однажды к нему в училище пришли родители девушки, соблазненной одним из курсантов.
"Дети мои, если бы вы пришли ко мне до встречи вашей отроковицы  с воспитанником Н., я бы сказал, что   он грешник, недостойный ее!"-Отец Тарас осенил родителей знамением.
"Но я уже отпустил грехи недостойному отроку, и он отработал наложенную на него епитимью - пять нарядов вне очереди!
Идите с миром и бог вам в помощь!" -эта история передавалась из уст в уста. Мы гордились своим попом.
   
             Наступило время  первой практики. К этому времени нашему паруснику "Товарищ" было возвращено его изначальное имя "Горьх Фокк", и он стал на вечный прикол в Киле. Наш курс направили на парусник "Дружба". Честно говоря, мне не понравилось. Те же аудиторные занятия, уборка, покраска....Мы предвкушали индивидуальную практику после третьего курса...
             И вот она наступила. Это была школа мужества. Наш "Янус" - судно типа"река-море" -работал на коротком плече между портами Черного и Средиземного морей. В четырехместной каюте, больше напоминавшее купе спального вагона, всегда было тесно, и большую часть времени я проводил на палубе или мостике. Экипаж был маленький, почти все херсонцы. Капитана Шпенькова я почти не видел - до обеда он общался со старпомом и "дедом", а после обеда - с бутылкой. На судне были неограниченные запасы спиртного - боцман, будучи родственником кэпа, (как говорили, сестро....м), имел полный карт-бланш на производство самогона.
          Капитан Витя, как мы его называли, был женат на дочери какого-то большого босса, и его никто не трогал. Впрочем, это его и сгубило. Спустя годы он умер от перепоя прямо в рейсе. Ну а я на своем "Янусе" быстро втянулся в  судовую жизнь. Навигацией я занимался первый месяц, потом мне стали неинтересны повторяющиеся маршруты, проливы и порты...Астрономию я оставил на потом, да и секстан был в ужасном состоянии. Полдня я работал на палубе или нес вахту, после обеда загорал или крутился на мостике.
           Вскоре меня "припахали" на ловлю рыбы. Дело в том, что рацион питания был нищенский, в дополнению к этой беде капитан с поваром экономили на продуктах, и вырученную сумму распределяли между членами экипажа. Не уверен, что всю. Получалась прибавка в 30-40 долларов в месяц. А ели мы очень плохо. Так вот, когда мы проходили Днепро-Бугским лиманом, я вытравливал кормовыми шпилями за борт небольшой трал, примерно метр на два, состоящий из стального обруча и металлической сетки. Спустя пару часов из трала доставали до десяти килограмм рыбы.
В итальянских портах желающие уходили на волноломы или дальние причалы за добычей мидий.          
                Так мы и существовали - на первое уха, на второе отварная рыба из этой же ухи.
Вскоре старпом вызвал меня и назначил официантом - штатная девушка внезапно ушла в отпуск. Я обрадовался - как-никак деньги...Работа была несложной, тем более, что мы стали работать в каботаже на линии Запорожье - Измаил, и часть экипажа была в неофициальном отпуске. Когда мы проходили Херсон, свой базовый порт, то обязательно останавливались - то для бункеровки, то для получения снабжения. Тут же происходила "рокировка» экипажа. Валюту мы перестали получать, и народец стал разбегаться.
               В один из прекрасных дней повар, направленный за покупкой продуктов в Запорожье, вернулся пьяным, без денег и с пустыми руками. Старпом с боцманом вытолкали алкаша на причал и следом выбросили его пожитки. Вечером я был назначен временным поваром. У меня закружилась голова от бешенной карьеры. Когда я пришел в себя, то поставил варится борщ. Ну как борщ - я бросил два кило костей в кипяток и почистил картошку. Капусты почти не оставалось. На инвентаризацию содержимого провизионной кладовой  мне хватило десяти минут. Найдя старую заявку на продукты и приложив к ней акт инвентаризации, я решил пойти к начальству. Что бы хоть как-то прикрыть свой з.д, я зашел в каюту к самому болтливому матросу и ненадолго забыл там бумаги. Капитан спросил у меня - это что мол, годичная заявка? Я пошел крошить капусту в борщ. Томатной пасты не было, и я назвал блюдо "Щами по-запорожски".В дальнейшем я часто называл блюда по месту пребывания судна. Когда через пару дней я подавал в кают-компанию второе блюдо- макароны по-флотски (на серьезные блюда мяса не хватало),я торжественно объявлял.: "Спагетти по-дунайски", т.к. судно шло по Дунаю, подходя к Измаилу.

 Да, так вот, вскоре после моего визита к кэпу, на камбуз прискакал разъяренный старпом.
"Мы! К тебе как к родному! Чтобы! Как лучше! А ты!" - я понял, что слегка отвел от себя возможный гнев народа на отсутствие продуктов. Пусть теперь начальство думает. Мои коллеги перестали со мной здороваться и отводили глаза при встрече. А виновата уха, а не Витя -кэп.
         Всем известно что повар, он же кок - фигура ключевая на судне, потому что от него во многом зависит настроение экипажа. Если он приготовит какое-нибудь дерьмо, то у людей весь день плохое настроение, а если приготовит  хорошо, то все весь день веселые и бодрые. Во время очередной стоянки в Херсоне наш старпом с ног сбился в поисках кока. Буквально за день до выхода в море он прибегает из отдела кадров, и кричит: "Нашел! Прекрасный кок, вы меня за него благодарить будете! Я с ним раньше работал!"               
                Вечером пришел новый повар и буфетчица. Мы получили продукты, и жизнь стала налаживаться. А я был с позором изгнан из камбуза с повешением на меня всех собак.
Кок был парнем лет тридцати, на вид приличным. Он сказал, что готовить умеет все и делает это профессионально. Ну так вот, вышли мы в рейс Первые дни все было хорошо, утром мы приходили в кают-компанию - а там уже столы накрыты, и все так красиво и аппетитно нарезано и подано, что только радуйся! На обед он готовил нам разные вкусности. Щегольски одет в белый китель и полосатые брюки, вежлив, приветлив... как такой профессионал высокого класса попал на наш несчастный "жабодав"?
         Все наши ребята  нарадоваться не могли на такого кока и только и делали, что его хвалили, и старпому капитан уже  вынес благодарность. Такая лафа продолжалась примерно неделю, а потом мы стали замечать, что наш кок частенько навеселе, и выхлоп от него соответствующий. У нас же на судне все как пауки в банке, один за другим сечет, и все друг про друга знают каждую подробность, даже кто сколько раз в гальюн сходил, и кто в какое время с порно журнальчиками балуется. Ну и про этого кока все тоже сразу заметили, что он, как мы в рейс вышли, начал квасить потихоньку. То, что он с собой взял солидный запас бухла, никого особо не взволновало - у нас все так делали, кроме меня, конечно. А так все на судне выпивали, иначе никак нельзя, и многие из-за этого всегда были в хорошем настроении и веселые. Как, например, наш боцман - у него всегда в банке из-под "Колы" был налит самогон. Ну а кок - не знаю, способствовала ли выпивка подъему его творческой энергии, или просто он не мог обходиться без спиртного, но во всяком случае у него начался классический запой. Готовить он стал все хуже и хуже, к тому же часто опаздывал, и когда мы приходили на обед или там на завтрак, он, пошатываясь, еще продолжал возиться на камбузе, а буфетчица накрывала на стол и про себя тихо материлась. И вот однажды на ужин нам подали только чай и какие-то черствые бутерброды с засохшим сыром. Все стали орать, и требовать кока, а буфетчица вышла и с такой ухмылочкой сообщает, что он отдыхает у себя в каюте и не может встать. Боцман объявил, что это он виноват - угостил новичка самогоном. Капитан конфисковал все спиртное -читай, самогон,-"во избежание, знаете ли", и опечатал запасы браги. 
           Ну поорали и разошлись - кто на вахту, кто порнуху по видику смотреть, а кто просто спать. Но эта ночь выдалась беспокойной и выспаться нам не пришлось, потому что примерно часа в два ночи кок, как привидение, вышел из своей обители и пошел по коридору, он заходил в каждую каюту, а далеко не все на ночь закрывались на ключ, многие двери были открыты, и он просто поворачивал ручку и заходил. Затем он тихими шагами подходил к шкафчику над умывальником и начинал шарить там в надежде найти спиртное, и все, что находил, забирал себе, включая и одеколон. И вот с богатой добычей парфюма  направился к себе в каюту, и до утра пировал в полном одиночестве. А наутро все, естественно, в предвкушении завтрака, спустились в кают-компанию, но не нашли там ничего. Тут народ пришел в ярость и стали крыть кока матом, да к тому же еще многие обнаружили пропажу одеколона, а кто-то видел, как кок в тельнике и в трусах заходил в каюту старпома, и сперва об этом прилюдно не сказал, потому что решил - мало ли что, может они друг друга любят, но когда старпом сообщил, что у него пропал дорогой одеколон, то ему тут же доложили, что видели, как кок ночью открывал дверь его каюты. Очень возмущался старпом - его французский парфюм стоил двадцать долларов.
"Как подорожал "Шипр",-пробормотал боцман.
         Сразу же отправились в каюту кока, но он лежал на койке в бессознательном состоянии, а на полу валялись пустые склянки из-под одеколона, а на тумбочке возле кровати стоял наполовину опорожненный флакон одеколона с пульверизатором.
Я так понял, что он его не выпил, потому что уж очень долго было прыскать себе в рот этот одеколон, а может, он по вкусу оказался хуже, чем другие. Старпом, конечно, забрал эти остатки, потому что это была его бутылка, он страшно матерился, ведь одеколон был дорогим.
                Кока тут же решили протрезвить, обед-то кто-то должен готовить. Взяли его за руки, за ноги, стащили с койки и прямо в одежде перенесли под холодный душ, потом дали ему нашатыря, и он весь мокрый, вращая безумными глазами, пришел в себя. Напоили бедолагу  крепким кофе, ну в общем, возились, как с младенцем. И через час он уже стоял у себя в камбузе, и что-то там шустрил, все у него кипело, пар валил чуть ли не из ушей, он чувствовал свою вину и стремился ее загладить. Было анонсировано фантастическое меню -борщ с пампушками, люля и торт на сгущенке. По такому случаю даже капитан был при памяти, и даже угостил нас, через боцмана, литром самогона. Мы, возбужденные, радостно переговаривались в курилке о политических проблемах и о значении повара в нашей жизни....
              И когда мы пришли на обед, то снова почувствовали подъем настроения - все столы были накрыты идеально, в тарелках налит ароматный борщ со сметаной. Только мы уселись за стол и взяли ложки, как вдруг прибегает буфетчица и кричит дурным голосом: "Ребята, не ешьте это!" Все, ничего не понимая, уставились на нее и сразу: "В чем дело? Почему? Что случилось?" А она опять: "Не ешьте, ни в коем случае! Я только что его трусы из борща достала!" Ну конечно, аппетит у всех сразу пропал, все жутко разозлились, и повели кока на корму для физического  воспитания, т.е. морду бить. Тут примчался капитан Шпеньков, и демонстративно разорвал паспорт моряка кока, желая прекратить самосуд, и показать, что негодяй наказан.
По-моему, так морду бить нужно было старпому, потому что это благодаря ему у нас появился такой замечательный кок. Но на старпома наезжать боялись, и в основном все тянули на кока.
            Тут же начали параллельно допрос с пристрастием  буфетчицы, так как она, во-первых, ранее работала с нашим старпомом и коком, а во-вторых, не могла не догадываться о надругательствах над нашим всенародно любимым борщом.
И эта женщина рассказала все! И что кок не раз над нашей пищей издевался, и что сметана в борще вовсе не была сметаной, и что повар со старпомом состояли в романтических отношениях еще с прошлых пароходов....
                Я метнулся на мостик, что бы первым донести последние новости, со  своими, безусловно, комментариями. К сожалению, это была вахта старпома, и мне пришлось вывести 3-го штурмана и матроса на крыло для изложения событий. Внезапно матросу Виталию стало плохо -оказывается, он успел поужинать! Мы с третьим начали дико ржать - возникла новая тема для подначек нашего друга. Я серьезно спросил бедолагу, не потому ли от него плохо попахивает, а третий начал меня ругать- как бы ты, мол, себя почувствовал, если бы поварскими трусами подавился! Насмеявшись вволю , я снова спустился в низ. Народ радостно обсуждал событие и рассказывал анекдоты о нетрадиционных отношениях. Тут появилась прощенная буфетчица, и радостно изложила байку о том, как наш кок покрылся голубым налетом.
          "Значит, у нас на танкере "Дебальцево" с этим делом было не все хорошо. Вроде первый помощник  склонял курсантов к нетрадиционным отношениям. Но это так, к слову. Однажды возле камбуза забился туалет, его закрыли и свет отключили, что бы никто не совался. Вантуз, как сказал потом боцман, остался торчать в унитазе. Мой босс (т.е. наш повар) открыл туалет своим "вездеходом", и в темноте с размаху плюхнулся на полуметровый держак вантуза. В коридоре были случайные прохожие, услышавшие сначала крик ужаса, переходящий в вопли восторга....Вот так...Ну, потом с комиссаром все подтвердилось. А когда в порту палубная команда подкрашивала бак, то из названия судна таинственным образом исчезла первая буква"Д".
             Мы наградили буфетчицу аплодисментами за талантливое изложение мелких человеческих слабостей, а боцман предложил выписать пожилой женщине сеанс чувственного наслаждения. Правда, он употребил другие, более доступные для нашего понимания слова.
 Вернувшись в Херсон, мы встали на рейде в ожидании очередного рейсового задания. Я помчался в отдел практики мореходки, где упал на колени, умоляя перевести на другое судно. Начальник отдела остановил нас.
"Знаю, знаю... Ваш экипаж будет расформирован за полное моральное разложение.. Но это только цветочки...
Радостно потирая руки, он пафосно произнес:" Нет больше с нами обкома партии! Разогнали!"
Мы переглянулись - все понятно, у начальника  отдела была куча выговоров по партийной линии за аморалку и партию он не любил.
"Женщины сами мне на шею вешаются!", - оправдывался он.
И не только на шею, говорили злые языки.
Когда мы возвращались на судно за вещами, еще издалека заметили, что первая буква в названии нашего судна -"Янус" - была слегка подкрашена и больше походила на "А".
          Капитана и старпома уволили, даже не вызвав для разборок в контору. Очевидно, тут повлияло падения Витиного тестя -большого партийного босса.
         Я побыл пару дней дома, и затем поехал вместе с курсантом Виталием на танкер в Ильичевск...
После погрузки патоки мы снялись на Европу. Я стоял вахту и заканчивал свой отчет о практике. Задачи по астрономии я решал, не выходя на крыло мостика -  вычислял высоты и азимуты звезд, и затем, незначительно изменив, переводил их в измеренные.А Виталий писал раздел на английском. Впоследствии, наш преподаватель английского языка Баба Шура(Мельникова А.А.), с удивлением  спрашивала, как это один из нас разгружался, а другой одновременно загружался...
         Сходив пару раз на Континент, мы приготовились к списанию в Роттердаме. По слухам, судно продавалось, и экипаж менялся полностью. После выгрузки судно встало на рейде, и я с третьим штурманом стал готовить мостик к передаче.  Вскоре мой коллега пришел ко мне в каюту и внимательно посмотрел на меня.
"Ты вылитая копия нового мастера! Вы не родственники?"-он заглянул мне в глаза.
"Мой отец погиб, ты ведь знаешь!"-но что-то я почувствовал...         
               Экипаж менялся двумя партиями, и получилось так, что я улетал со второй группой. Судорожно закончив отчет, я помчался к капитану на подпись. Старый мастер уже уехал, и в капитанской каюте за столом сидел новый кэп. Я протянул ему общую тетрадь с отчетом  и справку о плавании для подписи. Когда кэп подписывал мне документы, я увидел на его кисти татуировку "Ира"! Капитан, увидев мой пристальный взгляд, одернул обшлаг.
"Тебе куда добираться? Вещи собрал?" - он еще раз взглянул на мою фамилию в справке и встал из-за стола .
"Я тоже в Херсоне учился"- он отвернулся.
"Иди, катер за вами на подходе"
Я помчался в каюту и вынес вещи на палубу. Катера еще не было. Я вернулся в каюту и присел на диван. Голова была пуста.
           Вдруг дверь распахнулась и в каюту вошел капитан.
"А ты...А кто твой отец?" -капитан смотрел в сторону.
Я отчеканил : "У меня! Нет! Отца!", и выскочил на палубу. Я не желал разыгрывать сцену из "Судьбы человека"....
На горизонте показался катер. Я раздумывал ровно минуту и снова помчался в капитанскую каюту. Распахнув дверь, я увидел незнакомого мне маленького лысого человека в кресле капитана.
"Джень добры ! Щченcлuвой подружы!"- он махнул мне рукой на дверь.
Я выскочил из каюты и метнулся к старпому. Он уже был одет, и тоже ждал катера.
"А где.. где капитан..?" - я задыхался.
"В каюте, поляк утром приехал!" - старпом попросил меня спустить его вещи к трапу.
        В самолете я рассказал произошедшее Виталию.
"Такое бывает. Вот я с девушкой встречался, а как познакомился - не помню."
"Так вот подпись и фамилия..." - я показал отчет и справку.
"Я выпью твое пиво, тебе нельзя"- мой друг замолчал.
      Дома меня с любовью встретили мама и тетя Оля. После моих рассказов и умеренного распития вина обе женщины вышли покурить. Вскоре тетя Оля вернулась.
"Ты уже вырос и должен все знать. Твой отец жив. Он очень любил меня, без ума! А я любила твою маму.."- тетя Оля выдохнула.
"А моя мама любила музыку!" - я рассмеялся.
"Нет...у мамы была тайная любовь....папин руководитель в училище ....Кляус Виталий..."- она распрямилась, как будто сбросила с себя тяжесть.
Вошла мама. Она подслушивала.
"И ты должен извиниться перед отцом!"- мама произнесла это как-то неуверенно.
"За что? За то, что я приносил вам втихаря хлеб из бурсы в голодные годы? За то, что во время каникул ходил обедать в училищную столовую и ходил "по гражданке" в школьной одежде? За то, что он не вспоминал обо мне двадцать лет?"- я вскочил и забегал вокруг стола.
                А папу я вскоре  увидел. В "камуфляже" он сидел на инвалидной дощечке с роликами входа в железнодорожный вокзал и собирал милостыню. Я понял, что ему оторвало ноги. Когда стемнело, отец взял тележку подмышку и пошел к своему джипу на автостоянку.
Больше я его не видел.