На следующий день Дедушка не пришёл. И через день тоже. Адик не находил себе места, но упорно не звал Дедушку, ожидая, когда тот появится сам.
На третий день ему надоело маяться ожиданиями, и он отправился к побережью, позвав с собой Кусаку. Толку от неё, как от пастушьей собаки, всё равно было мало, а Беляк с Загоняем могли прекрасно управиться со стадом и вдвоём.
Сначала Адик планировал сплавиться до дельты на плоту, затем под парусом пройти вдоль берега к Дырчатым скалам, изобилующим пещерами и гротами, и окаймлявшим Межгорье с востока, но потом раздумал и пошёл пешком. Хотелось бежать по мягкой траве, распугивая ящериц и кротов, кричать во всё горло, радоваться жизни и ни о чём не думать. К тому же неплохо было бы наладить отношения с Кусакой, которая последнее время стала сама на себя не похожа.
Адик подозревал, что Кусака не захочет идти с ним, но, вопреки ожиданиям, та охотно откликнулась на зов и жизнерадостно потрусила рядом. Она даже дала погладить себя по спине и потрепать за ушами, однако, когда Адик, хлопая по ляжкам, пригласил её побороться, псина деликатно отказалась, не возражая, впрочем, пробежаться немного наперегонки.
Высокая трава скрывала истинное положение дел, но Адик всё равно видел, что живот у Кусаки отвис чуть ли не до самой земли и слегка болтается из стороны в сторону, как гамак с отдыхающим в нём Дедушкой. Адика это немного тревожило, но беспокоился он, скорее всего, напрасно. Собака с прежним дружелюбием поглядывала на мальчика и чувствовала себя, по всей видимости, неплохо: гонялась за бабочками и пыталась схватить зубами кузнечиков и собственный хвост.
За спиной у Адика, слегка оттягивая лямками плечи, болтался холщовый мешок, в котором лежала краюха свежего хлеба, баночка с солью, коробок спичек, фонарик и термос с холодным молоком. Эту ночь он провёл в домике на дереве, но с утра заглянул в хижину и взял всё необходимое, с расчётом, что вернётся назад только к вечеру.
Путь к побережью лежал через Каньон, в обход Дымного кряжа, по самому краю Круглой Равнины и был полон неожиданностей и открытий. Всякий раз, отправляясь этой дорогой, Адик не знал наверняка, с чем столкнётся и что увидит в пути.
Впрочем, то же самое происходило в Межгорье повсеместно: области вокруг постоянно изменялись. На месте извержения гейзеров вдруг возникало горячее озеро, болото с лягушками - становилось цветочным лугом, а плешивые холмы - зарастали густым лесом. Но наиболее заметные перемены случались там, где Адик бывал редко или мимоходом. Мест же, где он обитал постоянно и куда регулярно наведывался, изменения почти не касались.
Причиной всему являлись дедушкины эксперименты с трансформацией ландшафта, и это служило ещё одним поводом, почему Адику нужно было побывать у Дырчатых скал: он непременно должен был посмотреть, не превратились ли они во что-то другое. Ему нравилось это место и очень хотелось бы показать его своему новому другу. В том, что друг у него рано или поздно появится, Адик почти не сомневался.
С очередного пригорка открылся вид на Красные горы, и первый сюрприз не заставил себя ждать. Прилегавшая ко входу в Каньон каменистая степь со скудной растительностью, теперь вся была покрыта сочной зеленью, вблизи оказавшейся яблоневой рощей.
Задрав голову, Адик ступил под сень невысоких раскидистых деревьев, по которым, наверное, так приятно было бы полазить. Между стволами разливался головокружительный аромат спелых фруктов, ветви деревьев сгибались под тяжестью крупных бело-розовых плодов, в прогретом воздухе сонно жужжали осы.
Подобрав с травы свежий паданец, Адик потёр его о штанину, хрустко надкусил и аж зажмурился от удовольствия. Медвяный сок потёк по подбородку и закапал на грудь. Ему показалось, что никогда прежде он не пробовал ничего вкуснее. Но схрумкав ещё пару штук, он понял, что неплохо бы проглотить и чего-нибудь посущественней.
Идея отправиться к морю захватила Адика, едва он разлепил глаза, так что с утра ему было не до завтрака. Он уселся под деревом, прислонившись спиной к шершавому стволу, и распустил горловину мешка. Кусака крутилась рядом, жадно принюхиваясь. Уж она-то точно не забыла побывать у автоматической кормушки и получить свою порцию собачьего корма, но, конечно, была не прочь перекусить ещё разок. Адик отломил ей половину краюхи и налил в крышку от термоса немного молока, а сам принялся за свою порцию.
Мигом выхлебав молоко, Кусака долго обнюхивала хлеб, словно ожидая, что тот сейчас превратится в кусок мяса, но чуда не произошло. Она укоризненно посмотрела на мальчика и улеглась в траву, положив голову на лапы. Адик поднял хлеб и сунул его обратно в мешок, отправив туда же несколько яблок, которые в изобилии валялись повсюду.
Заморив червячка и посидев немного в тени, они ступили в Каньон. Было прохладно и сумрачно, на красных камнях лежали синие тени, под ногами шныряли прыткие ящерицы.
Здесь тоже произошли изменения: Каньон стал заметно шире, а по сухому, прежде, дну теперь струился звонкий извилистый ручеёк, из которого Кусака тут же принялась шумно лакать. Адик допил остатки молока и, ополоснув термос, набрал в него чистой воды.
Когда они вышли из Каньона, солнце ещё не достигло зенита. Далеко впереди искрилась морская гладь, справа раскинулась Круглая Равнина, а слева, загораживая почти половину горизонта, похожий на перевёрнутое ведро, высился Дымный кряж.
Сегодня он вёл себя неспокойно: из трещин в склонах вырывались клубы белёсого пара, в воздухе пахло гарью, земля под ногами мелко подрагивала. На левом запястье завибрировал браслет жизнеобеспечения, предупреждая о близкой опасности, но Адику, который рассчитывал сократить путь, пройдя у самого основания кряжа, и так было ясно, что придётся обходить его по широкой дуге. Будь он один, наверняка пренебрёг бы предупреждением браслета и пошёл коротким маршрутом, но сейчас приходилось думать о Кусаке, которая могла обжечь себе лапы о горячий грунт у подножия вулкана.
Равнина встретила их необозримым простором и пряным ароматом трав.
Дедушка использовал её как перевалочный пункт для различных животных, где те бродили целыми табунами, сменяя друг друга. Он приводил их из Внешнего Мира, и Равнина на какое-то время становилась им домом, а потом возвращал обратно, когда условия для их обитания снаружи становились приемлемыми.
Только овцы никогда не покидали Межгорья: их Дедушка держал для собственного удовольствия. Он любил, сидя в тени под деревом, сучить пряжу из овечьей шерсти, которую собственноручно остригал внушительными ножницами – такими тугими, что Адику требовалось значительное усилие, чтобы разжать их. Это занятие приводило Дедушку в хорошее расположение духа, и Адик часто помогал ему, сидя рядом и сматывая толстую пахучую нить в большие лохматые клубки.
Сейчас видимая часть Круглой Равнины была пустынна. Лишь в отдалении мирно пощипывало травку стадо некрупных полосатых лошадок. Адик про себя назвал их «зебрами», и решил на обратном пути рассмотреть вблизи.
Он любил давать имена: животным, предметам, местам или природным явлениям. И не сказать, даже, чтобы он сам их придумывал - скорее, имена эти возникали у него в голове непроизвольно. Когда доводилось встречать что-то новое, с чем никогда прежде не сталкивался – вдруг сразу становилось ясно, как это называется. Но Адику нравилось думать, будто это он сам их сочиняет. У некоторых вещей могло быть сразу несколько имён, у других же – лишь одно на двоих.
До побережья они добрались заполдень, в самую жару. Адик лоснился от пота, а Кусака тяжело дышала, вывалив розовый язык. Всю воду из термоса они давно выпили, но до Дырчатых скал было уже рукой подать, а там имелся пресноводный источник. Наскоро окунувшись, Адик поспешил к неровному частоколу скал, ломаными отрогами, уходящему в море. Кусака резвилась в полосе прибоя, лаяла на волны и гонялась за крабами.
Первым делом они вволю напились из родника, бившего прямо из скалы и стекавшего в море. Адик отыскал за приметным камнем свою подводную маску и надолго погрузился в изучение морского дна. Потом он вдоволь нанырялся с шершавого валуна, торчащего из воды в десятке метров от берега, и всласть позагорал на горячих камнях. Ему было так хорошо, что он почти позабыл и про Дедушку, и про обещанного друга.
Кусака, которая всё это время продрыхла в тени у скалы, проснулась и стала проявлять признаки голода. Адик и сам чувствовал, что давно пора обедать.
Раньше они с Дедушкой частенько выбирались сюда на пикники – варили крабов, уху, тушили мидии со съедобными водорослями. С тех пор, в гроте неподалёку, осталась кое-какая утварь: старый дедушкин плед, большая плетёная корзина, походный котелок и пара деревянных ложек.
Адик скоренько наловил в котелок два десятка крабов, натаскал деревянных обломков, в изобилии валявшихся на берегу и развёл костерок. Крабы скреблись о железные стенки котелка, но выбраться не могли. Адик залил их морской водой и подвесил над огнём.
Когда крабы приготовились, Кусака, питавшаяся, в основном, собачьими консервами, с жадностью набросилась на свою порцию. Она азартно хрустела крабовыми панцирями, проглатывая их вместе с мясом. Адик ел не спеша, вспоминая, как они бывали здесь с Дедушкой и, представляя, что возможно скоро он сможет привести сюда друга.
После еды мальчика слегка разморило, и он решил немного вздремнуть, прежде чем выдвигаться в обратную дорогу.
Когда Адик проснулся, солнце ещё высоко стояло над горизонтом, с моря, нагоняя облака, тянуло прохладным бризом. Закинув свой мешок за спину, он уже совсем собрался идти, но вдруг выяснилось, что пропала Кусака.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/05/08/1865