Красные стёклышки вчера валялись тут, за гаражами. Надя шла, уткнувшись носом в землю, рассеянно скользя взглядом по асфальту. Ранец с оторванной лямкой она держала за спиной двумя руками за ручку.
Лямку оторвал Суворов. Точнее, лямка оторвалась, когда Надя догнала Суворова и с размаху треснула по голове ранцем.
Этот Суворов только фамилию имел благородную, а на деле был самым настоящим разбойником. Вчера, например, он отобрал у Нади красное стёклышко. Надя их нашла несколько, раздарила подружкам те, что поменьше, а самое большое и красивое, немного похожее на угловатое сердечко, оставила себе. А потом противный Суворов попросил посмотреть и сказал «Было ваше, стало наше!» И никто за Надю не заступился.
По дороге из школы она догнала его и от отчаяния треснула ранцем по голове. Суворов обернулся и дал ей пинка. В итоге Надя со всех сторон оказалась в убытке: стёклышка нет, ранец порван, пальто испачкано суворовским ботинком. Значит, ещё и от мамы попадёт. Вот если бы сейчас найти ещё одну стекляшку, жить бы стало хоть чуть веселее.
Зелёные, белые, коричневые – этих было много, а красные как корова языком слизнула. Конечно, не корова и не языком, а такие же ребята вроде Нади. Собрали всё до крошечки.
Домой идти не хотелось. Надя потопталась у подъезда, потеребила ключ, висящий на шнурке на шее. Если она придёт домой на десять минут позже, ничего не случится. Никто даже не узнает. Мама всё равно с работы звонит в три часа.
Надя забросила несчастный ранец на крышу гаража и влезла следом по раскидистой яблоне.
Устроилась на краю, со вздохом посмотрела вниз и принялась болтать ногами. На ноги можно смотреть и ни о чём не думать. Просто наблюдать, как летают шнурки за ботинками, как сами ботинки по очереди ныряют под козырёк гаража.
Вдруг Надя заметила, что рядом появилась вторая пара ног, причём, босых. Надя удивилась невозможно. Она медленно подняла глаза – от босых пальцев по белому платью из непонятной ткани до милого детского личика, окружённого соломенными волосами до плеч, подхваченными светлой лентой. А за спиной странного ребёнка мелькнули белые крылья с большими перьями, как у гусей в деревне. Только перья были белее, от их яркости даже зажмуриться хотелось, как от солнца.
Надя быстро отвернулась и уставилась на свои ботинки. С одной стороны, она на прошлой неделе стала октябрёнком и точно знала, что никаких ангелов в природе не существует. Но при этом она оставалась маленькой девочкой, которая пока ещё легко поверит во что угодно. В конце концов, если ангелов никто не видел, это же не значит, что их нет?
Надя ещё раз медленно повернула голову в сторону ангела. Тот сидел так же, как она, болтал ногами и смотрел на них. И смешно шевелил пальцами.
И весь облик ангела говорил о том, что у него тоже что-то произошло вроде украденного стёклышка.
Минуты три они оба болтали ногами, а потом Надя тихонько спросила:
- Грустишь?
Ангел кивнул совсем по-детски, сказал:
- Ага… И ты тоже.
- И я.
- А что у тебя?
- У меня Суворов отнял стёклышко, - Надя начала рассказывать, постепенно забралась на крышу с ногами, встала на колени и развернулась к ангелу всем телом. Размахивала руками, поправляла сползающую на глаза шапочку. Когда она закончила свой рассказ и перевела дух, ангел вдруг достал из-за спины конфетку и протянул Наде:
- Да, проблема…
- Ты понимаешь меня, - вздохнула Надя благодарно и взяла конфетку. Конфета оказалась леденцом «Театральная», Надя их очень любила. Она хотела было сразу сунуть янтарный кирпичик за щёку, но передумала: лучше после обеда.
- А ты почему грустишь? – спросила Надя.
Ангел вздохнул.
- Ты знаешь, очень долго рассказывать.
- А я никуда не спешу, - Надя в подтверждение своих слов устроила ранец поудобнее и уселась на него. Всё-таки железная крыша гаража поздней осенью не самое тёплое посадочное место.
- Меня придумал один писатель. Он написал большую и толстую рукопись, и там был я. Ты знаешь, что все герои книг, когда автор их придумывает и начинает писать, сразу становятся живыми?
- Что, правда? И где они?
- Они живут в таких специальных мирах. Этих миров очень много, у каждой книги свой. Или у серии книг, если они об одних и тех же местах и существах. Герои ходят, общаются, живут своей жизнью. Писатель создаёт обстоятельства, а герои обладают свободной волей и делают, что хотят. А ещё он своей книжкой открывает окошко, чтобы читатели могли в этот мир заглянуть.
- А что такое свободной волей?
- Делают, что хотят, - повторил ангел.
- А как же ты оказался здесь? – не поняла Надя.
- В этом-то всё и дело, - вздохнул ангел. – Писатель почему-то выгнал меня из своей книги… И я теперь не понимаю, где я, зачем я, и что мне делать.
- А что ты делал в своей книге?
- О, это было здорово! Я дружил с человеком. Это был взрослый мужчина по имени Станислав. Я должен был быть невидимым, но что-то случилось, и я материализовался. Меня стало видно, в общем. И Станиславу пришлось придумать легенду, что я - его племянник. Он прятал мои крылья под одеждой и рюкзаком. А я знал о мире больше, чем он, я же ангел. И давал ему полезные советы. И его жизнь резко изменилась в лучшую сторону, когда он стал меня слушать.
- А за что же писатель тебя выгнал?
- Я не знаю, - грустно ответил ангел. – Кажется, ему велели.
- Ага, - кивнула Надя. – Я знаю. Мой папа тоже писатель, и ему часто велят что-то в книгах переписывать. У него есть противный редактор, который всегда всё портит, и папа потом расстраивается. Вот бы этому редактору показать, что бывает, когда героя выгоняют из книги! – Надя даже сжала кулаки и потрясла ими.
Ангел вздохнул:
- Не положено. Нельзя нас видеть.
- А я почему тебя вижу?
- Потому что ты ребёнок; дети часто проникают туда, куда взрослые не могут, и видят то, чего, по мнению взрослых, не существует.
- Я так и знала, - кивнула Надя и снова поправила шапочку.
Папа оказался дома. Он сидел за своим столом и работал, его было видно в зеркале прихожей.
- Пап, привет! – крикнула Надя, одной рукой стаскивая шапочку, а другой расстёгивая пальто.
- Привет, - глухо отозвался папа и махнул рукой.
Надя знала, что папу отвлекать нельзя, когда он пишет. Она тихонечко повесила пальто рядом с папиной шляпой, разулась и прошла в кухню. Суп находился в холодильнике, и его надо было греть. Надя вздохнула. Она ужасно боялась зажигать газ, но поесть было надо. Не то чтобы ей очень хотелось, но конфета «театральная» манила, да и мама будет ругаться, если супа не убавится.
Мама, конечно, и так будет ругаться. И за ранец, и за пальто, и за грязные на коленях колготки, но хотя бы за то, что не поела – не будет.
Надя открыла холодильник, выволокла оттуда алюминиевую пятилитровую кастрюлю, и, высунув от натуги язык, дотащила её до табуретки.
Греть суп полагалось в ковшике. Надя посомневалась, но решила побыть настоящей хозяйкой и налила в ковшик пять половников супа: два для себя и три для папы.
Тихонько подошла к папе и позвала шёпотом, как будто шёпотом она его меньше отвлечёт.
- Папа, ты приходи кушать, я суп разогреваю.
- А? Да, да, хорошо. Спасибо, Надюш, сейчас приду.
- Пап, - спросила Надя, болтая ложкой в супе. – А твои люди живые? Про которых ты пишешь.
- Конечно, - папа улыбнулся. – Для меня они живые и настоящие, а то как бы я о них писал?
Надя уже набрала было в лёгкие воздуха, чтобы рассказать про ангела, но папа её опередил:
- Надя, смотри же, у тебя рукав в супе!
Надя сразу же передумала рассказывать, и побыстрее отправила в рот подряд две ложки супа, чтобы не сболтнуть.
- Пап, а можешь мне лямку к портфелю пришить, пока мама не заметила, а? – попросила Надя. – Пожа-алуйста! Пока ты всё равно от книжки отвлёкся.
- Оторвала?
- Она сама оторвалась, - Надя не стала объяснять все обстоятельства.
Главное было перехватить папу по пути от обеденного стола к письменному, и сунуть ему ранец, пока папа снова не превратился в писателя.
Надя любила папу всегда. И когда он был рассеянным папой в цветастом фартуке, послушно шинкующим капусту для засолки, и когда становился весёлым папой, катающим её на шее. И папу – писателя Павла Мартова, а не Маркова, как на самом деле, тоже любила. Когда он надевал пальто, шляпу, брал свой потрёпанный писательский портфель и говорил:
- Викуся, я в издательство!
А мама выходила из кухни его поцеловать.
Мама почти всегда была уставшая и раздражённая, и Надя вечно не знала, чего от неё ждать. Чаще всего мама ругалась, а иногда просила дать ей отдохнуть. Поэтому Наде совершенно не хотелось злить маму ещё и портфелем.
Операция по спасению ранца удалась. Папа пришил лямку, перекусил толстую чёрную нитку, воткнул иглу с хвостиком в обои за зеркалом, и снова углубился в свою книгу.
Вечером мама неожиданно не ругалась: на работе ей дали премию, а по пути домой удалось купить не только кусок скучной говядины, но и целую связку бананов.
Перед сном, уже лёжа в кровати, Надя улыбалась в пространство и думала об ангеле. Как он там? Так и сидит на крыше гаража или уже ушёл куда-нибудь? То есть, улетел, конечно, иначе зачем ему крылья?
В соседней комнате фоном бубнил диктор из программы «Время», и родители тоже о чём-то говорили вполголоса. Надя не вслушивалась в их разговор, пока вдруг не прозвучало слово «ангел». Надя аж приподнялась в постели.
- …А я ему говорю: «Так весь смысл же в нём! Весь сюжет на этом построен!» А он мне: «Значит, перестрой сюжет! Но никаких ангелов, ты что, с ума сошёл?» Я пытался его убедить, что повесть сказочная, там хоть ангел может быть, хоть конь с крыльями, хоть чёрт с рогами, а он мне: «Павел Валерьевич, это религиозная пропаганда, и это не обсуждается».
- И что же теперь делать? – растерянно спросила мама. – Ты так долго писал…
- Я, Викусь, придумал вариант. Пусть тогда вместо ангела будет настоящий племянник, эдакий вундеркинд. Сегодня начал переписывать. Мальчишка тоже неплохой получается.
- А мне ангела всё равно жалко, - ответила мама.
Надя слушала ни жива, ни мертва! Выходит, тот самый писатель, выгнавший ангела на улицу – её родной папа?!
Сначала она хотела побежать в комнату и всё-всё рассказать. Но потом ей в голову пришла мысль получше.
Если ангел в книжке давал хорошие советы, и это тот же самый ангел, то надо, пожалуй, спросить совета у него. Только где его искать завтра, особенно, если он улетит?
Утром, тёмным ноябрьским утром, по дороге в школу Надя его увидела. Ангел стоял под фонарём и смотрел на лампочку.
- Ангел, привет! Хорошо, что ты мне встретился!
- Здравствуй! Ты чем-то взволнована?
- Да! Я сейчас спешу, но самую минутку могу с тобой постоять. Оказывается, тебя сочинил мой папа! И я думаю, что его надо уговорить, чтобы он тебя обратно написал.
- Думаю, ничего не выйдет, - ангел покачал головой. – Он же не по своей воле это сделал.
- А вдруг? Я всё-таки попробую с ним поговорить.
- Если хочешь, попробуй.
- Ты как думаешь, как лучше сделать? Ты же ангел, ты можешь давать советы.
- Я же не настоящий ангел, а придуманный. Я знаю тот мир, придуманный твоим папой, а этот не знаю.
- Эх, вот жалость какая! Ладно, побегу в школу, а то опоздаю, Анна Максимовна будет ругаться. Ты вечером жди меня, ага? Я выйду погулять и расскажу всё.
- Папа, слушай-ка. А ты же писал про ангела?
- Откуда ты знаешь? – удивился папа. Он лежал на диване под пледом, рядом на табуретке стояли лекарства: папа заболел. Надя принесла ему чай в синей чашке, и присела рядом.
- Я вчера слышала, как ты маме рассказывал. А расскажи мне, про что книжка?
- Да книжка взрослая, Надюш, тебе не интересно будет.
- А тебе велели, чтобы ангела не было, да?
- Дааа, - протянул папа, усаживаясь повыше и беря у неё чашку. – Спасибо, доченька. Такие дела. Нельзя нам писать про ангелов.
- А почему?
- Это я тебе совсем не объясню сейчас, политика партии такая.
- Какой партии, коммунистической?
- Ну а какой же ещё? Всё, всё, малыш, давай не будем обсуждать партию, её политику и ангелов, хорошо? И в школе никому не говори об этом, хорошо?
- Хорошо, пусть это будет наш секрет, да?
- Да, это будет наш очень-очень страшный секрет.
- А мальчик какой, который вместо ангела?
Папа сделал пару глотков чая, поставил чашку на табуретку.
- А мальчик хороший, Надюш. Даже веселее может получиться. Потому что ангел со всех сторон правильный, а мальчики всегда немножко хулиганы, правда?
- Иногда и не немножко, - буркнула Надя, вспомнив Суворова.
- Ну, наш мальчик немножко.
- А ещё он какой? – Надя даже нетерпеливо подпрыгнула.
- Какой… Худенький, загорелый. Любит мороженое в вафельных стаканчиках и мечтает стать лётчиком.
- А как его зовут?
- Его зовут Костик.
Надя кивнула удовлетворённо. Мальчик ей тоже понравился.
Надя быстро, насколько могла, прописала положенные буквы и слова. Совсем быстро не получалось, пальцы ещё не слушались, буквы получались корявые.
Надя изо всех сил высовывала язык, и это, кажется, почти помогало.
Наконец, положенные строчки были написаны, Надя быстро переоделась из домашнего халатика в прогулочные штаны и связанную мамой кофту. Заглянула к папе, тот спал. Написала печатными буквами записку: «Я гуляю во дворе». Обулась, натянула пальто, шапку, и побежала на улицу.
Ангел чем-то кормил бродячую кошку у подъезда.
- Привет, я вышла, - сказала Надя.
- Привет! Я тебя тут жду. Ну, как?
Они не спеша пошли в сторону гаражей. Надя посмотрела по сторонам, поблизости никого не было.
- Папа сказал, что про тебя никак нельзя писать, потому что коммунистическая партия. А про мальчика можно. Его зовут Костик, он любит мороженое в вафельных стаканчиках и мечтает стать лётчиком. Я подумала, может, попросить папу эту книжку не переписывать, но и не печатать? И никому не показывать. Ты ведь тогда в ней останешься, да?
- Мне кажется, это не очень удачная идея. Во-первых, для папы важно, чтобы книга вышла. Её ведь, наверное, ждут. А во-вторых, мальчик ведь тоже уже есть… Если меня вернуть на место, а Костика выгнать, то он будет бродить здесь.
- Вот беда! – Надя всплеснула руками. – Это что, получается, нет никакого выхода?
Ангел пожал плечами и вздохнул.
Наде под ноги попался какой-то камушек, и она сосредоточенно его пинала, стараясь не потерять. Ангел шёл босыми ногами по ноябрьской грязи и склизким опавшим листьям, но его это, похоже, не беспокоило. Начал накрапывать дождь.
- Я придумала! – Надя вдруг остановилась, как вкопанная.
Ангел тоже остановился и повернулся к ней с готовностью слушать.
- Я же сама могу написать книжку про тебя! И ты будешь жить в ней.
- Ух ты! - обрадовался ангел. – Думаю, так можно!
- Правда, я никогда не писала книжек, и не знаю, как это делается.
- А ты пиши, что пишется. Представляй, что я делаю, и записывай. А я буду тебе помогать.
- А ты сможешь из книги помогать?
- Конечно! Даже лучше, чем отсюда! Только знаешь что? Как только ты начнёшь писать, мы тут уже не увидимся, потому что я переселюсь в твою книжку. Так что, давай перед этим ещё раз встретимся. А ты пока придумывай сюжет.
- Хорошо, - Надя как дочка писателя хорошо знала, что такое сюжет.
Надя весь остаток вечера, и за завтраком честно придумывала, о чём будет её книжка, весь остаток вечера, и за завтраком. И так же честно пыталась не думать об этом во время уроков. Она решила написать почти то же, что у папы, только вместо скучного дяденьки пусть лучше будет девочка. Обязательно с косичками. Надя мечтала отрастить косички, но мама отмахивалась, что заплетать будет некогда, и волосы стригли чуть ниже ушей. Так что, пусть хотя бы книжная девочка порадуется. А ещё пусть в книжке будет зима. И новый год. Этой ночью как раз выпал первый снег, и настроение сразу стало новогодним.
С ангелом они встретились после школы.
- Я всё придумала, - сказала Надя.
- Как хорошо, - улыбнулся ангел. – Спасибо тебе! Теперь ты начнёшь писать, и не будешь меня видеть. Но я всегда буду с тобой, в твоей сказке, или что там у тебя будет.
- У меня тоже будет повесть, как у папы!
- Только я тебя прошу, допиши её, пожалуйста. Обязательно допиши!
- Да, обещаю!
Они обнялись.
- И вот ещё, - сказал ангел и достал из какого-то своего невидимого кармана красное стёклышко в виде угловатого сердечка. – Вот.
Надя ахнула:
- Ангелочек, откуда оно у тебя? Это же то самое!
- А это твой разбойник потерял. Я сразу понял, что это твоё стёклышко. Ведь да?
- Да, моё. Спасибо тебе! – Надя ещё раз бросилась ангелу на шею.
- Мама, можно мне чистую тетрадь?
- Зачем тебе?
- Книгу писать.
- Возьми этот старый блокнот, нечего тетради переводить, они для школы.
Писать было трудно. Письменные буквы Надя знала ещё не все, да и писались они очень медленно. Хотя печатными было бы ещё медленнее. Надя мечтала пробраться как-нибудь к папиной печатной машинке.
Однажды вечером она долго писала, потом думала, глядя в окно, и легла спать, забыв спрятать блокнот в стол.
В комнату заглянула мама, заметила блокнот. Взяла его в руки, случайно смахнув на пол какую-то корявую стекляшку, и вышла в прихожую, где было светлее. Там столкнулась с папой, вышедшим из ванной.
- Смотри, - сказала мама, подсовывая папе блокнот. – «Жила-была одна девАчка. Однажды она шла по улице и увидела очень красивого ангела…» Вот она, дурная наследственность, - мама со смехом толкнула папу плечом.
- Почему это дурная? – обиделся папа.
- Диссидентская, - поправилась мама. – Тоже на ангелов потянуло.
- Ничего, - успокоил её папа. – Ребёнку можно.
Он осторожно вытянул блокнот из маминых рук:
- Дай-ка мне, верну на место. Пусть пишет. А мы почитаем потом, когда всё будет готово.
- Спрячет ведь, не даст, - усомнилась мама.
- Даст, - улыбнулся папа. – Мы хорошо попросим, и даст.
10.01.18