(рассказ)
Июльским поздним вечером, когда Светило последним лучом чиркнуло по уставшему дню и на луга начала плотно ложиться хрустальная роса, деревня затихла на недолгий отдых. В старину говаривали, покосная пора не ведает сна. Крестьянская истина - что ни говори.
Минувший день вновь заставил деревню содрогнуться. Плач, рыдания сразу в обоих концах её - почтальонка Маня опять принесла недобрые вести: муж и сын Максимихи... полегли под Ленинградом, отец пятерых малышей Анны Ваняшиной погиб, храбро сражаясь...
Слёзы у всех, но первой навзрыд плакала Маня, хотя и была бездетная, немужняя,
хромая от рождения, но женщина непомерной доброты. А люди её... и боялись, и ждали в надежде на заветный треугольничек с родным почерком мужа, отца, сына.
Война - исчадие бед: похоронки нескончаемы... Горю - что безбрежному
морю, нет конца. Только работа чуть отвлекала женщин от тяжёлых мыслей о фронте, о детях, о немощных стариках, поставивших колхоз на ноги. А теперь вот всё на них, женщинах: и пахать, и сеять, и косить,и грузить мешки с зерном... Жили тихой надеждой - выдержать.
"Ничего, бабоньки, выстоим, выстоят и там, на войне, наши защитники.
Вернутся - будут нами гордиться, а мы им воспоём славушку", - видя слёзы женщин,
сказала как-то горячая до работы Марфа (ей от мужа, Осипа, за год - ни одного треугольничка, а её шестилетние двойняшки каждый день встречают почтальонку и просят письмо от тятьки-солдата...).
Утро предвещало день погожий, безветренный. До первых солнечных лучей у женщин спешные хлопоты по дому ( истопить печку, поставить в загнетку какое-никакое варево, проводить в стадо коровку). И - в луга, что тянутся вдоль речки,
в полверсте от дворов.
Предстояло вчерашние копны сена сметать в скирду на скотном дворе. Женщины будут накладывать сено на волокуши - подростки, сидя верхом на лошади, свозить его к скирде.
Максимиха, любившая сказать первое слово, громогласно изрекла "Начнём, бабоньки" и воткнула деревянные вилы в копну. Копна взвыла, зашевелилась - из неё, как раненый зверь, выскочил человек и кинулся наутёк через речку, в лес.
Максимиха успела уловить, кто это... и, мгновенно повернув вилы на Марфу, закричала что есть мочи: "Значится, наши на войне гибнут, а ты с Осипом милуисси. Воспой славушку своему дезертиру! Треклять! Нет тебе места средь нас! Вон из деревни!Позор неслыханный!"
Марфа грохнулась на землю, сквозь её рыдания с трудом можно было понять:
не был он дом-ма не вид-дел-ла уж го-дд не вин-но-ватая...
Работа не начиналась. Женщины окружили их, молча вытирали слёзы, сочувствуя и Максимихе. и Марфе, каждая себе...
К Марфе подошла Ефросинья, вдова фронтовика, и тихо сказала: "Вставай,
Марфа. Горе бывает разным, твоё ещё и стыдное. Но мы тебе верим. Пойдём работать".
Работали молча, будто потрясение всех разом лишило речи. И только свист
подростков, прискакавших за сеном, оживил луга. Среди них был и пятнадцатилетний
сын Марфы, Семён, рослый, как мать, работящий, заменивший отца в доме. Подал матери бутылку с молоком и - к лошади.
Солнце закатилось - пора заканчивать работу. Молча разошлись по дворам. Через день в деревню прискакал из военкомата верховой. О чём говорил с Марфой, неведомо. Но через несколько дней по деревне прошла глухая молва: беглеца взяли.
Марфа осунулась, замкнулась, казалось. сама себе чужая. Говорят , за человеком одна беда не ходит - караулит следующая... Так вот это про Марфу.
По округе стали забирать подростков в город, на заводы, чтоб оружие ковать, фронт остро нуждался в нём, оружии. Пришла разнарядка и на Семёна. А его в деревне нет. Исчез, сбежал, стало быть. Мать в ночь поседела. С ней, кроме Ефросиньи. никто не имел слова: то ли из-за боязни"закона военного времени", то ли, чтоб не разрыдаться...
Шли недели, месяцы. Через полгода в деревню прискакал тот же верховой из военкомата и на колхозном собрании зачитал "Фронтовой листок". "Самый юный разведчик Семён награждён...любимец полка... благодарность матери...гордись..." -
слушала Марфа. еле сдерживая рыдания.
Радость за сына, тревога за него наполняли теперь её жизнь. "Спаси и сохрани", - слёзно просила мать силы небесные за сына до самого конца треклятой войны. И сын-разведчик вернулся, жив-здоров, подумаешь, чуть прихрамывает... подумаешь, руки нет... Но ведь жив сынок! Жив!
Счастью матери конца-краю не было. Говорят, оно, счастье, даруется за что-то. Видимо, так оно и есть. Марфе - есть за что.
07.05.2018 г.